– Не знаю, позволено нам это или нет, – проговорила Сьюки.
– Послушайте, юная особа, взгляните-ка вот на что. – Джентльмен еще что-то вынул из кармана. – Найдется и для вас полсоверена, если будете вести себя разумно.
Он вытянул раскрытую ладонь, на которой блестела в свете фонаря монета.
– Нет, не возьму, – мотнула головой Сьюки. – Не стану я брать деньги у привидения.
– Не будь дурочкой, Сьюки. Это не призрак твоего отца, а живой джентльмен.
– А может, призрак он такой и есть: думаешь, что видишь призрака, даже если это не призрак.
Она несла сущую бессмыслицу, и мне было стыдно перед таким солидным джентльменом за ее глупость.
– Не обращайте на нее внимания, – сказал я. – Я покажу вам дорогу.
Он меня поблагодарил, и мы отправились в путь. Однако когда мы покинули кладбище и молча двинулись по Хай-стрит, мне показалось странным, что незнакомец словно бы вел нас за собой, тогда как дорогу знали мы, а не он.
В честь гостя я направился к парадной двери, Сьюки же свернула за угол, чтобы войти через заднюю. Я стукнул дверным молотком, и на пороге появилась Биссетт с негодующим выражением лица, которое при виде незнакомца сменилось удивленным.
– Добрый день, уважаемая, – произнес джентльмен. – Рад с вами познакомиться.
Я поразился, наблюдая, как Биссетт неловко присела, приподняв свой передник, и с глупой ухмылкой пробормотала:
– Почитаю за честь, сэр.
Она посторонилась, джентльмен вошел, снял шляпу и отдал ей вместе с тростью, снял и отдал редингот, под которым обнаружились черный сюртук, штаны до колен и длинный жилет с красивым батистовым платком вокруг шеи. Кроме того, мне бросились в глаза золотые часы с крышкой на цепочке, с которой свисала также богатая коллекция кармашков и брелоков. Помимо священника, это был первый джентльмен, которого я видел вблизи, и по одежде и манерам он мог дать священнику сто очков вперед; лицо его, правда, не отличалось кротостью; нависшие брови щетинились, краснота кожи словно бы предвещала близкую вспышку гнева.
– У меня есть дело к вашей хозяйке, – продолжал джентльмен, а потом небрежным жестом указал на Сьюки, которая тем временем вошла в холл и принялась снимать с меня башмаки: – Вашей сослуживице я, видимо, показался очень подозрительным; она никак не желала меня сюда проводить.
– Не лезь в то, что тебя не касается, – рявкнула Биссетт. – Как ты смеешь грубить джентльмену, пришедшему к твоей хозяйке? Ступай прочь. – Сьюки отступила в заднюю комнату, а Биссетт вновь обратилась к незнакомцу: – Простите, ваша честь, за неподобающее обращение. Эта глупая деревенская девка не умеет держать себя в приличном обществе.
– Вижу, – заметил визитер, – что имею дело с особой, знакомой со светским обращением.
Биссетт зарделась от удовольствия и вновь присела.
– А теперь не будете ли вы так добры доложить вашей хозяйке, что ее хочет видеть джентльмен из Лондона? Представлюсь я самостоятельно, потому что моя фамилия ничего ей не скажет.
– Да, сэр.
– Я сам, – крикнул я и стремглав кинулся в общую комнату. Влетев внутрь, я завопил: – К тебе пришел джентльмен из Лондона! Он знаком с дядей Мартином!
Матушка тревожно подняла взгляд. Я наскоро рассказал о нашей встрече, но ответить она не успела, потому что Дверь, торопливо постучавшись, распахнула Биссетт.
– Мэм, вас желает видеть один джентльмен.
Когда незнакомец бесцеремонно шагнул в комнату, мать испуганно поднялась с софы.
– Кто вы, сэр?
– Я адвокат, фамилия моя Барбеллион. Здравствуйте, миссис… – Чуть помедлив, он произнес с расстановкой: – Миссис Мелламфи.
Матушка вспыхнула.
– Чего вы от меня хотите?
– Кодицилл, – мягко проговорил незнакомец.
Она побледнела и тут же протянула ладонь к продолговатому футляру, который носила на поясе. Мистер Барбеллион, как я заметил, проследил это движение, и матушка с еще большей тревогой перехватила его взгляд. Делая жалкую попытку взять себя в руки, она отозвалась:
– Не понимаю, о чем вы говорите. Вы, должно быть, явились не по адресу.
– Ну-ну, не будем зря терять время. Мы с вашим сыном уже подружились, и он рассказал мне о мистере Сансью и о своем дяде Марти – то есть мистере Мартине Фортисквинсе.
Сокрушенная этими разоблачениями, матушка снова села на софу и закрыла лицо руками. Затем опустила руки и устало, с глубоким упреком взглянула на меня.
– Джонни! Ты не должен был с ним разговаривать. Ты ведь знаешь, тебе нельзя разговаривать с чужими людьми.
– Но я думал, он тебя знает. Я всего-то и сказал…
– Хватит, Джонни, помолчи. Мистер Барбеллион, я ждала чего-то подобного уже долгое время. Я догадывалась, что мой враг меня нашел, но скажите – как?
Я ужаснулся, поймав на себе его взгляд – взгляд тайного сообщника, как мне показалось. Экономка в Хафеме! Только бы он промолчал!
– Это неважно. Но не нужно драматизировать обстановку, называя моего клиента врагом. Я не хочу ничего дурного, мне поручено предложить вам за документ тысячу пятьсот фунтов.
– Я не собираюсь его продавать. Мне известно, зачем он понадобился вашему клиенту и как это отразится на моем сыне и на мне.
– Вы ошибаетесь. Моему нанимателю небезразличны ваши интересы и интересы ребенка. В самом деле, у него есть к вам еще одно предложение: он желает взять у вас ребенка и за свой счет дать ему образование.
– Нет, – вскричала матушка, хватая меня за руку, – этого-то я всегда и боялась. Немедленно покиньте мой дом.
Посетитель нахмурился.
– Мадам, я не привык к такому обращению.
Нарядное белье, цепочки и брелоки взывали, на мой взгляд, к большему уважению.
– Мама, нельзя быть такой невежливой.;
– Помолчи, Джонни. Ты не понимаешь.
Мистер Барбеллион встал и направился к двери. На пороге он сказал:
– Думаю, вам придется горько пожалеть о вашем нынешнем поведении.
– Видишь, Джонни? Он мне угрожает!
Мистер Барбеллион пожал плечами и презрительно фыркнул. Тут же появилась Биссетт (она, видно, топталась в коридоре) с его шляпой, тростью и рединготом.
С мимолетным поклоном он проговорил:
– Всего хорошего. Ваша замечательная служанка меня проводит.
Дверь за ним закрылась, мы с матушкой испуганно уставились друг на друга.
Немного помолчав, она воскликнула: Значит, теперь ему известно, где я!
– Кому?
Словно только что меня заметив, она спросила:
Мистер Барбеллион еще не ушел? – Ясно было, что Нет: из холла доносились голоса. – Пока он не уйдет, я не почувствую себя в безопасности. Безопасность! О безопасности нам теперь придется забыть. Как же мне не пришло в голову сказать, что я его уничтожила, ведь я уже думала так поступить!
– Мама, – отчаянно взмолился я, – пожалуйста, скажи, что это все значит.
– Что он там внушает Биссетт? Слушай!..
Тут со стуком захлопнулась парадная дверь. Я подошел к окну и выглянул…
– Спускается по ступеням, – доложил я.
– Слава богу!
– Расскажи. Что за опасность нам грозит?
– Ничто нам не грозит, Джонни. – Взгляд ее растерянно блуждал.
– Ты говорила ему, что мы в опасности! – Матушка отвернулась, словно бы терзаемая мукой, я почувствовал себя так, будто вонзил в нее клинок, но ранил при этом и себя самого. – И что-то не так с нашей фамилией, правда? Что?
Она мотнула головой.
– Ты должна мне признаться.
– Ничего я не скажу. Тебе нельзя доверять.
– Это неправда!
– Правда. Ты рассказал ему, что мы знаем дядю Марти. Если бы не ты, я могла бы это отрицать.
Сознание, что ей известны не все мои провинности, заставило меня тем больше обидеться:
– Это нечестно! Ненавижу тебя!
– Не смей так со мной разговаривать!
– Ненавижу тебя, не хочу, чтобы ты была моей матерью!
Я вылетел из комнаты. Ослепленный слезами, едва разбирая дорогу, я добрался до своей постели, рухнул в нее и зарыдал. Я молотил кулаком подушку, а перед глазами у меня стояло лицо матери. Так оно и было, я действительно ее ненавидел. Ненавидел за то, что она так испугалась мистера Барбеллиона, что была такой несчастной. Не спущусь к чаю, пусть знает: я не шутил!
Приняв решение, я немного успокоился и попытался свести воедино все мне известное. Матушка как будто думала, что взломщик, побывавший у нас несколько лет назад, и мистер Барбеллион были посланы одним и тем же врагом. Но ведь могло быть и иначе: мистер Барбеллион обнаружил наше убежище из-за неосторожных слов, несколько месяцев назад сказанных мною Генриетте и ее спутнице? И что такое он намекал по поводу нашей фамилии? А если «Мелламфи» – не наша настоящая фамилия? Да разве такое возможно? Как дом это дом, так я это Джон Мелламфи. Может ли у меня быть «настоящая» фамилия, которой я даже не знаю? И что же, ее носит настоящий «я», тоже мне не известный? Эта мысль не укладывалась в голове.
Было уже поздно, но матушка не шла. Я прислушивался, ловя ее тихие шаги в коридоре. Ждал долго, но тщетно. И вот наконец дождался. Но бес противоречия заставил меня закрыть глаза и притвориться спящим. Я слышал, как матушка шагнула в дверь, немного постояла и тихо удалилась. Когда она ушла, я пожалел, что не окликнул ее, но было уже поздно.
Глава 10
На следующее утро, сойдя к завтраку, я хотел помириться с матушкой, но решил не делать первый шаг. Однако матушка поздоровалась со мной холодно, словно обижаясь на то, что я накануне не дождался ее и уснул.
– Я в самом деле очень сержусь из-за твоего вчерашнего поведения, Джонни, – сказала она. – Ты должен извиниться за свои слова.
Я собрался было возмутиться, но тут вошла испуганная Сьюки:
– Вот это только-только принесла письмоносица, мэм.
Она протянула матушке письмо, обведенное, как я заметил, черной каймой.
– Мартин! – вскричала матушка, хватая листок. Пока Она быстро читала письмо, я следил за ее лицом. Она закусила нижнюю губу, потом подняла на меня печальный взгляд. – Да, он умер. Два дня назад.
– Ух! – выдохнула Сьюки. – Выходит, это не о моем папаше!
– Займись своей работой, Сьюки. – Сьюки вышла, а матушка через стол потянулась к моей руке. – Никого у нас теперь нет, Джонни, только мы двое.
– Ты очень горюешь?
Она тихо покачала головой.
– Смерть стала для него избавлением. Но нашу жизнь это осложнит. Видишь ли, это его дом.
– Его дом! – Прежде я не сомневался, что это дом моей матери.
– Да, он много лет принадлежал его семье. Его отец служил управляющим в соседнем имении, и дядя Мартин в детстве жил здесь со своей матерью. Он сдавал нам дом, можно сказать, задаром, но вдова в письме говорит, что ей придется назначить настоящую плату: сорок фунтов в год!
– Вот противная! Она, должно быть, жуткая старуха.
– Нет, ты попал пальцем в небо. Она всего на несколько лет старше меня.
– А она будет так же получать письма от мистера Сансью и переправлять тебе?
– Какой же ты премудрый, Джонни! – взволновалась мать. – Откуда ты об этом узнал?
– А правда, что «Мелламфи» – не наша настоящая фамилия?
Она схватилась за голову:
– Пожалуйста, только не начинай все сначала, Джонни. Хотя нет, ты должен знать. Не настоящая.
– А какая настоящая?
– Нет, не скажу. Пока не скажу. Когда-нибудь ты обо всем узнаешь.
– Тогда скажи хотя бы, откуда взялась фамилия «Мелламфи»?
– Я ее выбрала случайно. Увидела на вывеске.
От этой мысли голова моя пошла кругом. Если такое важное, такое содержательное, казалось бы, название, как фамилия человека, может оказаться бессодержательной игрою случая, то, вероятно, и все названия вообще – или даже все слова, ибо что они такое, как не названия? – столь же случайны и лишены глубинной связи с понятиями, ими обозначаемыми? Тут я содрогнулся.
– Пожалуйста, объясни почему, – взмолился я.
– Не сейчас, сыночек. Но обещаю, что бы ни случилось, придет день, когда ты обо всем узнаешь. Я уже начала об этом заботиться.
Это была новая тайна, и я стал гадать, не связана ли она с письмом из лаковой шкатулки, где лежал медальон, но матушка больше не захотела об этом говорить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99