Местность была окрашена в сочные золотисто-зеленые тона, как бывает в погожие дни к концу дождливого лета. Когда солнце начало садиться за горизонт, на низменные заливные луга (каких много в краю дамб, где мы проезжали) пала бледная дымка. Туман вился по ногам коров, беспечно пасшихся у самого края воды; казалось, они ступают вброд по глубине, наклоняя головы за золотой пылью, которая завихряется вокруг их копыт.
Я снова задремал, склонив голову на матушкино плечо, а немного позже, в полусне, почувствовал тяжесть ее головы, покоившейся на моей.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
МОМПЕССОНЫ
КНИГА I
НЕУДАВШИЕСЯ ЗАМЫСЛЫ
Глава 26
Вдоль улицы с высокими невыразительными домами (на ее углу мы стоим) перемещается фонарщик; подув на озябшие пальцы, он подхватывает лестницу и несет ее к следующему фонарю. Цепочка огоньков постепенно удлиняется, вспыхивает еще один, пламя мигает раз-другой и выравнивается. А вот тащится по тротуару немногочисленное, лишенное отца семейство оборванцев – изгнанники с Эрина, печального братского острова, нищие и несчастные. Холодные, голодные, страдающие представители рода человеческого! В двух шагах от мест, где свили себе гнездо Праздность и Беспутство. Но пусть благородная Бедность следует мимо, поскольку наш интерес вновь направлен на Богатство, Надменность и Могущество.
Мы снова находимся у Момпессон-Хауса. В этот раз он сияет огнями, поскольку наступило время одного из «пятничных вечеров» леди Момпессон. Вам известно, конечно, что бывает в таких случаях: Вайпертов оркестр играет кадрили, лакеи облачены в парадные ливреи, добавочные слуги, нанятые в агентстве, пытаются делать вид, будто они свои и знают, где что лежит, но то и дело натыкаются друг на друга и забредают не в ту комнату. В слепящих взор парадных залах плавает сладковатый запах лучших восковых свечей. Короче говоря, налицо все то, что бесстыдное Довольство может выложить пред очи Старинной Порочности, и…
Однако довольно, поскольку данный случай как будто изысканного стиля не требует. Отлично. Ограничимся обычной правдой, без каких-либо отступлений.
Когда стрелки часов подбирались к десяти, приехавший – всего-то! – в наемном экипаже мистер Барбеллион (Могущество) взошел на крыльцо и, в посрамление факельщикам и лакеям, был узнан дворецким и допущен в дом. Он взбирается по лестнице и через большую гостиную, переполненную джентльменами в придворном платье и их дамами в шелках и драгоценностях, устремляется к леди Момпессон (Надменность), в чьих глазах, насколько это дозволяется хорошим тоном, сквозит любопытство.
– Мистер Барбеллион, какой приятный сюрприз, – бросает она холодно.
Он явственно краснеет; вполне можно предположить, что от обиды. Но о мотивах не будем! Таково правило. Как бы то ни было, ответ его звучит примерно так:
– Миледи, я бы не подумал вторгаться сюда, если бы не крайне срочное дело. Мой агент только-только прибыл из Мелторпа. Миссис Мелламфи – как она себя называет – бежала.
– Бежала? И куда?
– В Лондон, но куда далее – не знаю.
– Не знаете, мистер Барбеллион? – повторяет она ледяным тоном. Тут на ее лице появляется приветливая улыбка, и она, глядя в дальний конец комнаты, наклоном головы приветствует джентльмена в форме имперского посла.
Мистер Барбеллион вздрагивает.
– Боюсь, леди Момпессон, мой агент ее упустил.
– Не должен бы. Его труды хорошо оплачиваются.
– Леди Момпессон, безусловно, права. – Мистер Барбеллион сопровождает свои слова легким поклоном.
– Как же он допустил такую нерадивость?
– Сегодня, в самые ранние утренние часы, его разбудили в гостинице «Роза и Краб» сообщением от его осведомителя: миссис Мелламфи только что отбыла в Лондон. Разумеется, он сразу же пустился в погоню за ночным дилижансом, но когда его настиг, обнаружил, что ее с сыном там нет. Предположив, что они ехали на почтовых, он тоже добрался до Лондона, наводя справки во всех попутных гостиницах. Но не обнаружил ни единого следа.
– Понятно. – Пальцы леди Момпессон барабанят по вееру. – А почему вы говорите, что она отправилась именно сюда?
– Об этом она сообщила моему осведомителю.
– Разве вам не пришло в голову, что она может лгать? По мне, так она очень ловкая лицемерка.
– Не думаю, леди Момпессон. Более вероятно, что мой агент, без промедления извещенный о ее отъезде, умудрился опередить ее в пути.
– Опередить? Ну и ну. Но если она здесь, ее необходимо найти. Пока этот кодицилл у нее… – Она делает паузу, мистер Барбеллион кивает. – Вы правильно поступили, что пришли со своим сообщением ко мне, мистер Барбеллион. Сэр Персевал, в отличие от меня, не видит всей деликатности этого дела.
– Прямота сэра Персевала согласуется со старыми добрыми традициями английского джентльменского сословия, однако данный случай требует большей осмотрительности.
– Полностью с вами согласна. Как по-вашему, мистер Барбеллион, почему она решила бежать? Поняла, что ваш агент за нею наблюдает? Он ведь, кажется, действовал на редкость топорно.
– Думаю, причина в том, что в тот самый день, когда я у нее был, кто-то пытался похитить мальчишку. Она прямо обвинила в этом меня. Что за глупость! Неужели бы я ввязался в подобную опасную авантюру.
– Думаю, мне понятно, почему она вас так боится, мистер Барбеллион. Судя по словам, которые она обронила два месяца назад, во время беседы в Момпессон-Парке, она вообразила, будто вы связаны с другой стороной.
– Вот оно что! – восклицает мистер Барбеллион. – Теперь мне многое стало понятно.
– Как бы то ни было, я очень встревожена тем, что другая сторона ее отыскала и попыталась завладеть ребенком.
– Действительно. Собственно, я подозреваю, что противник получил эти сведения от ее собственного адвоката.
– Однако вы уверяли нас с сэром Персевалом, что этому человеку… Как его фамилия, Самптью?
– Сансью, – поправляет мистер Барбеллион.
– Да-да. Что этому человеку если не полностью, то до известной степени можно доверять.
Мистер Барбеллион краснеет. Он, конечно же, ощутил… Впрочем, не будем строить догадки.
Он бормочет:
– Боюсь, я ошибался, леди Момпессон. Он позволил себе какими-то путями дознаться, где прячется миссис Мелламфи, и, догадываясь, конечно, о ценности этих сведений, продать их противной стороне.
Тут баронет, полулежащий на софе рядом с дверью в соседнюю комнату, замечает адвоката и делает ему знак.
– Это меня тревожит, – говорит леди Момпессон. – Но, вижу, вас заметил сэр Персевал. Пока вы еще здесь, хочу вам кое-что сказать. Нам удивительно не везет с учителями и гувернантками.
– То же я слышал от Ассиндера. Мистер Дейвид Момпессон, надеюсь, поправился?
Леди Момпессон поджимает губы.
– Да, но я не об этом прискорбном случае. Я имела в виду гувернера Тома, который тоже покинул службу, только при обстоятельствах далеко не столь скандальных. Произошли некоторые неприятности – из-за мальчишеских проказ, как считает сэр Персевал. Так или иначе, нам нужен другой гувернер. Не подыщете ли кандидатуру, на этот раз молодого человека более крепкого склада?
– Я займусь этим, леди Момпессон. И, пока я не ушел, важные новости из Хафема. Теперь, когда собрана осенняя рента, Ассиндер сообщает мне, что доходы опять снизились и цифры столь низки, что это заставляет тревожиться. Виной в основном прежнее затруднение: невозможно найти арендаторов, согласных взять ферму, где налог в пользу бедных почти равен арендной плате.
– Я думала, мистер Ассиндер улаживает вопрос с бедняками, приписанными к приходу?
– По его словам, он продвигает это дело со всей возможной поспешностью, леди Момпессон. Но в то же время я должен вновь вас предостеречь…
Он умолкает, задумчиво глядя на собеседницу.
– Я готова признать, что вы правы насчет мистера Ассиндера, – кивает она. – Но имейте в виду: сэр Персевал по-прежнему не желает слышать о нем ничего плохого.
Сэр Персевал повторяет свой жест, причем в этот раз нетерпеливо трясет головой; адвокат отвечает поклоном на холодную прощальную улыбку леди Момпессон и спешит в другой конец комнаты.
Глава 27
За ночь мы дважды поменяли лошадей, хотя у меня остались только расплывчатые воспоминания о том, как меня, полусонного, переносили из темного нутра кареты в ярко освещенную столовую. Проснувшись, я обнаружил, что моя голова лежит на плече все еще спящей матушки. С другой стороны от меня сидел пожилой джентльмен, также крепко спавший; я не мог оторвать взгляд от его рта, который то приоткрывался, то захлопывался. Утро было сумрачное, вчерашняя хорошая погода улетучилась – или, быть может, осталась на севере, у нас за спиной. Небо было затянуто низкими облаками, откуда время от времени сыпался мелкий дождичек, словно золотой конец лета разом сменился серым началом осени. Мы путешествовали весь долгий день и всю следующую ночь, и мой первоначальный восторг быстро сменился скукой от заключения в тряской карете.
На самом рассвете карета прогромыхала под аркой, въезжая в гостиничный двор. Не вполне проснувшаяся матушка выглянула из окошка:
– Что это за город?
Пожилой джентльмен, всхрапнув, пробудился и ответил:
– Хартфорд. «Синий дракон».
Матушка вздрогнула, и сон слетел с нее окончательно.
Кондуктор громогласно объявил, что у нас есть пять минут, и мы в большой спешке ринулись в зал для пассажиров. (Пока мы ели, я с изумлением заметил, как в дальнем углу брили какого-то джентльмена.)
– Мы почти приехали, – сказала матушка за кофе.
– Мама, кого ты знаешь в Лондоне? – спросил я.
– Никого, кроме мистера Сансью. Я сразу отправлюсь к нему и спрошу совета, как нам прожить на наши гроши.
Тут я решился затронуть вслух предмет, о котором уже некоторое время размышлял втайне:
– Мама, тебе не приходило в голову, что мистер Сансью поступил с нами не совсем хорошо?
Она призналась, что эта мысль посещала и ее; поставив наконец перед собой этот вопрос, мы откровенно обсудили, был ли мистер Сансью честен, когда давал нам столь пагубные советы. Матушка упирала на то, что у него не было причин нас обманывать, я же сослался на историю миссис Дигвид о том, как ее муж потерял деньги в строительной спекуляции; по моему предположению, затея, к участию в которой нас подтолкнул мистер Сансью, могла быть обманом с самого начала. И еще, продолжал я, мне подозрителен его интерес к тому, есть ли у нас что-нибудь на продажу; не мог ли он, спросил я матушку, прознать о кодицилле, о его ценности для некоторых людей.
Она долго молчала, потом произнесла:
– Да, вероятно, ты прав. Может, он-то и выдал нас нашему врагу, хотя не понимаю, как он нашел к нему дорожку. Но верно, он всегда знал мою настоящую фамилию и мог извлечь из этого пользу.
Как я ее ни уговаривал, матушка не назвала мне «настоящую» нашу фамилию; оставалось только предполагать, что это была та самая, начинавшаяся с «К», которая попалась мне на глаза уже давно, когда я толком не умел читать.
Наконец я спросил:
– Мама, а какой фамилией мы назовемся сейчас?
Она удивленно подняла брови.
– Ты о чем?
– Я думаю, раз кто-то нас разыскивает, нам нужно взять другую фамилию.
– Другую фамилию? Как странно было бы здесь… – начала она тихонько и замолкла.
Она не пояснила свои слова (я понял их лишь много позже), но согласилась с тем, что новую фамилию выбрать необходимо. Нам вспомнилась деревушка Оффланд вблизи Мелторпа, куда мы часто ходили, и на этом названии мы и остановились. Странная штука эти фамилии, думал я, повторяя про себя: «Джон Оффланд».
– Идти нам не к кому, – сказал я. – Разве что к вдове дяди Мартина?
– Ох, Джонни, это невозможно. Я едва с ней знакома. Она была молодой женщиной, а я – девочкой.
– Но ведь она твоя родственница?
– По-моему, да. Наши семьи были связаны, но не очень тесно: мой отец не был знаком с ее отцом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Я снова задремал, склонив голову на матушкино плечо, а немного позже, в полусне, почувствовал тяжесть ее головы, покоившейся на моей.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
МОМПЕССОНЫ
КНИГА I
НЕУДАВШИЕСЯ ЗАМЫСЛЫ
Глава 26
Вдоль улицы с высокими невыразительными домами (на ее углу мы стоим) перемещается фонарщик; подув на озябшие пальцы, он подхватывает лестницу и несет ее к следующему фонарю. Цепочка огоньков постепенно удлиняется, вспыхивает еще один, пламя мигает раз-другой и выравнивается. А вот тащится по тротуару немногочисленное, лишенное отца семейство оборванцев – изгнанники с Эрина, печального братского острова, нищие и несчастные. Холодные, голодные, страдающие представители рода человеческого! В двух шагах от мест, где свили себе гнездо Праздность и Беспутство. Но пусть благородная Бедность следует мимо, поскольку наш интерес вновь направлен на Богатство, Надменность и Могущество.
Мы снова находимся у Момпессон-Хауса. В этот раз он сияет огнями, поскольку наступило время одного из «пятничных вечеров» леди Момпессон. Вам известно, конечно, что бывает в таких случаях: Вайпертов оркестр играет кадрили, лакеи облачены в парадные ливреи, добавочные слуги, нанятые в агентстве, пытаются делать вид, будто они свои и знают, где что лежит, но то и дело натыкаются друг на друга и забредают не в ту комнату. В слепящих взор парадных залах плавает сладковатый запах лучших восковых свечей. Короче говоря, налицо все то, что бесстыдное Довольство может выложить пред очи Старинной Порочности, и…
Однако довольно, поскольку данный случай как будто изысканного стиля не требует. Отлично. Ограничимся обычной правдой, без каких-либо отступлений.
Когда стрелки часов подбирались к десяти, приехавший – всего-то! – в наемном экипаже мистер Барбеллион (Могущество) взошел на крыльцо и, в посрамление факельщикам и лакеям, был узнан дворецким и допущен в дом. Он взбирается по лестнице и через большую гостиную, переполненную джентльменами в придворном платье и их дамами в шелках и драгоценностях, устремляется к леди Момпессон (Надменность), в чьих глазах, насколько это дозволяется хорошим тоном, сквозит любопытство.
– Мистер Барбеллион, какой приятный сюрприз, – бросает она холодно.
Он явственно краснеет; вполне можно предположить, что от обиды. Но о мотивах не будем! Таково правило. Как бы то ни было, ответ его звучит примерно так:
– Миледи, я бы не подумал вторгаться сюда, если бы не крайне срочное дело. Мой агент только-только прибыл из Мелторпа. Миссис Мелламфи – как она себя называет – бежала.
– Бежала? И куда?
– В Лондон, но куда далее – не знаю.
– Не знаете, мистер Барбеллион? – повторяет она ледяным тоном. Тут на ее лице появляется приветливая улыбка, и она, глядя в дальний конец комнаты, наклоном головы приветствует джентльмена в форме имперского посла.
Мистер Барбеллион вздрагивает.
– Боюсь, леди Момпессон, мой агент ее упустил.
– Не должен бы. Его труды хорошо оплачиваются.
– Леди Момпессон, безусловно, права. – Мистер Барбеллион сопровождает свои слова легким поклоном.
– Как же он допустил такую нерадивость?
– Сегодня, в самые ранние утренние часы, его разбудили в гостинице «Роза и Краб» сообщением от его осведомителя: миссис Мелламфи только что отбыла в Лондон. Разумеется, он сразу же пустился в погоню за ночным дилижансом, но когда его настиг, обнаружил, что ее с сыном там нет. Предположив, что они ехали на почтовых, он тоже добрался до Лондона, наводя справки во всех попутных гостиницах. Но не обнаружил ни единого следа.
– Понятно. – Пальцы леди Момпессон барабанят по вееру. – А почему вы говорите, что она отправилась именно сюда?
– Об этом она сообщила моему осведомителю.
– Разве вам не пришло в голову, что она может лгать? По мне, так она очень ловкая лицемерка.
– Не думаю, леди Момпессон. Более вероятно, что мой агент, без промедления извещенный о ее отъезде, умудрился опередить ее в пути.
– Опередить? Ну и ну. Но если она здесь, ее необходимо найти. Пока этот кодицилл у нее… – Она делает паузу, мистер Барбеллион кивает. – Вы правильно поступили, что пришли со своим сообщением ко мне, мистер Барбеллион. Сэр Персевал, в отличие от меня, не видит всей деликатности этого дела.
– Прямота сэра Персевала согласуется со старыми добрыми традициями английского джентльменского сословия, однако данный случай требует большей осмотрительности.
– Полностью с вами согласна. Как по-вашему, мистер Барбеллион, почему она решила бежать? Поняла, что ваш агент за нею наблюдает? Он ведь, кажется, действовал на редкость топорно.
– Думаю, причина в том, что в тот самый день, когда я у нее был, кто-то пытался похитить мальчишку. Она прямо обвинила в этом меня. Что за глупость! Неужели бы я ввязался в подобную опасную авантюру.
– Думаю, мне понятно, почему она вас так боится, мистер Барбеллион. Судя по словам, которые она обронила два месяца назад, во время беседы в Момпессон-Парке, она вообразила, будто вы связаны с другой стороной.
– Вот оно что! – восклицает мистер Барбеллион. – Теперь мне многое стало понятно.
– Как бы то ни было, я очень встревожена тем, что другая сторона ее отыскала и попыталась завладеть ребенком.
– Действительно. Собственно, я подозреваю, что противник получил эти сведения от ее собственного адвоката.
– Однако вы уверяли нас с сэром Персевалом, что этому человеку… Как его фамилия, Самптью?
– Сансью, – поправляет мистер Барбеллион.
– Да-да. Что этому человеку если не полностью, то до известной степени можно доверять.
Мистер Барбеллион краснеет. Он, конечно же, ощутил… Впрочем, не будем строить догадки.
Он бормочет:
– Боюсь, я ошибался, леди Момпессон. Он позволил себе какими-то путями дознаться, где прячется миссис Мелламфи, и, догадываясь, конечно, о ценности этих сведений, продать их противной стороне.
Тут баронет, полулежащий на софе рядом с дверью в соседнюю комнату, замечает адвоката и делает ему знак.
– Это меня тревожит, – говорит леди Момпессон. – Но, вижу, вас заметил сэр Персевал. Пока вы еще здесь, хочу вам кое-что сказать. Нам удивительно не везет с учителями и гувернантками.
– То же я слышал от Ассиндера. Мистер Дейвид Момпессон, надеюсь, поправился?
Леди Момпессон поджимает губы.
– Да, но я не об этом прискорбном случае. Я имела в виду гувернера Тома, который тоже покинул службу, только при обстоятельствах далеко не столь скандальных. Произошли некоторые неприятности – из-за мальчишеских проказ, как считает сэр Персевал. Так или иначе, нам нужен другой гувернер. Не подыщете ли кандидатуру, на этот раз молодого человека более крепкого склада?
– Я займусь этим, леди Момпессон. И, пока я не ушел, важные новости из Хафема. Теперь, когда собрана осенняя рента, Ассиндер сообщает мне, что доходы опять снизились и цифры столь низки, что это заставляет тревожиться. Виной в основном прежнее затруднение: невозможно найти арендаторов, согласных взять ферму, где налог в пользу бедных почти равен арендной плате.
– Я думала, мистер Ассиндер улаживает вопрос с бедняками, приписанными к приходу?
– По его словам, он продвигает это дело со всей возможной поспешностью, леди Момпессон. Но в то же время я должен вновь вас предостеречь…
Он умолкает, задумчиво глядя на собеседницу.
– Я готова признать, что вы правы насчет мистера Ассиндера, – кивает она. – Но имейте в виду: сэр Персевал по-прежнему не желает слышать о нем ничего плохого.
Сэр Персевал повторяет свой жест, причем в этот раз нетерпеливо трясет головой; адвокат отвечает поклоном на холодную прощальную улыбку леди Момпессон и спешит в другой конец комнаты.
Глава 27
За ночь мы дважды поменяли лошадей, хотя у меня остались только расплывчатые воспоминания о том, как меня, полусонного, переносили из темного нутра кареты в ярко освещенную столовую. Проснувшись, я обнаружил, что моя голова лежит на плече все еще спящей матушки. С другой стороны от меня сидел пожилой джентльмен, также крепко спавший; я не мог оторвать взгляд от его рта, который то приоткрывался, то захлопывался. Утро было сумрачное, вчерашняя хорошая погода улетучилась – или, быть может, осталась на севере, у нас за спиной. Небо было затянуто низкими облаками, откуда время от времени сыпался мелкий дождичек, словно золотой конец лета разом сменился серым началом осени. Мы путешествовали весь долгий день и всю следующую ночь, и мой первоначальный восторг быстро сменился скукой от заключения в тряской карете.
На самом рассвете карета прогромыхала под аркой, въезжая в гостиничный двор. Не вполне проснувшаяся матушка выглянула из окошка:
– Что это за город?
Пожилой джентльмен, всхрапнув, пробудился и ответил:
– Хартфорд. «Синий дракон».
Матушка вздрогнула, и сон слетел с нее окончательно.
Кондуктор громогласно объявил, что у нас есть пять минут, и мы в большой спешке ринулись в зал для пассажиров. (Пока мы ели, я с изумлением заметил, как в дальнем углу брили какого-то джентльмена.)
– Мы почти приехали, – сказала матушка за кофе.
– Мама, кого ты знаешь в Лондоне? – спросил я.
– Никого, кроме мистера Сансью. Я сразу отправлюсь к нему и спрошу совета, как нам прожить на наши гроши.
Тут я решился затронуть вслух предмет, о котором уже некоторое время размышлял втайне:
– Мама, тебе не приходило в голову, что мистер Сансью поступил с нами не совсем хорошо?
Она призналась, что эта мысль посещала и ее; поставив наконец перед собой этот вопрос, мы откровенно обсудили, был ли мистер Сансью честен, когда давал нам столь пагубные советы. Матушка упирала на то, что у него не было причин нас обманывать, я же сослался на историю миссис Дигвид о том, как ее муж потерял деньги в строительной спекуляции; по моему предположению, затея, к участию в которой нас подтолкнул мистер Сансью, могла быть обманом с самого начала. И еще, продолжал я, мне подозрителен его интерес к тому, есть ли у нас что-нибудь на продажу; не мог ли он, спросил я матушку, прознать о кодицилле, о его ценности для некоторых людей.
Она долго молчала, потом произнесла:
– Да, вероятно, ты прав. Может, он-то и выдал нас нашему врагу, хотя не понимаю, как он нашел к нему дорожку. Но верно, он всегда знал мою настоящую фамилию и мог извлечь из этого пользу.
Как я ее ни уговаривал, матушка не назвала мне «настоящую» нашу фамилию; оставалось только предполагать, что это была та самая, начинавшаяся с «К», которая попалась мне на глаза уже давно, когда я толком не умел читать.
Наконец я спросил:
– Мама, а какой фамилией мы назовемся сейчас?
Она удивленно подняла брови.
– Ты о чем?
– Я думаю, раз кто-то нас разыскивает, нам нужно взять другую фамилию.
– Другую фамилию? Как странно было бы здесь… – начала она тихонько и замолкла.
Она не пояснила свои слова (я понял их лишь много позже), но согласилась с тем, что новую фамилию выбрать необходимо. Нам вспомнилась деревушка Оффланд вблизи Мелторпа, куда мы часто ходили, и на этом названии мы и остановились. Странная штука эти фамилии, думал я, повторяя про себя: «Джон Оффланд».
– Идти нам не к кому, – сказал я. – Разве что к вдове дяди Мартина?
– Ох, Джонни, это невозможно. Я едва с ней знакома. Она была молодой женщиной, а я – девочкой.
– Но ведь она твоя родственница?
– По-моему, да. Наши семьи были связаны, но не очень тесно: мой отец не был знаком с ее отцом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99