– Глупости! Зачем ты это говоришь? Мистер Ассиндер сказал мне: сэра Персевала и его жену сейчас не заботит наша судьба. Им не нужно, чтобы мы были живы. – Из глубины ее груди вырвался жуткий кашель. – Ты тоже считаешь меня дурочкой? – с трудом выдохнула она. – Зачем все вокруг лгут мне?
– Мама, я тебя не понимаю. Это я, Джонни. Я тебе не лгал.
– Я знаю, кто ты. – Она смотрела на меня все так же напряженно. – Ты всегда меня презирал, для тебя я дурочка.
– Нет! – выкрикнул я.
Она жестоко закашлялась, почти до рвоты, закрыла рот руками, и я с ужасом заметил на ее ладонях пятна крови.
Я схватил ее за руку, и моя рука почти сомкнулась на ее запястье, такое оно было тонкое.
– Оставь меня! – воскликнула она, стряхивая мою руку.
Ее голубые глаза дико блуждали, я заглянул в зрачки – они были пусты. В эту ужасную минуту мне вспомнилось, как я следил в Мелторпе за мальчишками, которые швыряли камнями в пойманную кошку. По подбородку матушки стекала кровь, губы посинели.
– Мне так страшно! – выдохнула она. – Помоги мне! – И, к моему ужасу, позвала: – Мама!
Словно бы откликнувшись на зов, к нам подошла старуха и не без волнения заметила кровь:
– Ох. Этого я и боялась. Это белая чума. – Заметив мой недоумевающий взгляд, она пояснила: – Чахотка.
– Позовите лекаря! – крикнул я.
– Ну да, – невесело хмыкнула она, – явится сюда лекарь, как же. Да и слишком далеко зашло дело.
Матушка судорожно ловила воздух, и старая женщина внезапно склонилась, взяла ее за голову, потянула вперед, а потом принялась хлопать по спине.
– Перестаньте! – крикнул я.
Но она не слушала, пока я не схватил ее и силой не оторвал от матушки; тогда она, ругаясь сквозь зубы, отступила. Матушка откинулась назад и лежала спокойно.
– Я прав, мама, – немного погодя заговорил я, желая ее подбодрить. – Увидишь. Мы получим немного денег от сэра Персевала и тогда, как тебе хотелось, сможем снять домик в Солсбери.
Голова ее была повернута слегка в сторону, и я не знал, слышала ли она меня. Я продолжал вполголоса, на случай, если она заснула:
– Я пойду в школу, через несколько лет поступлю на работу подручным, тогда я смогу нас обоих содержать. – Мой голос прерывался. – Увидишь. Все у нас будет как раньше.
Я склонился над матушкой, голова ее по-прежнему была отвернута. Глаза как будто были открыты, и я не знал, спит она или все же нет.
– Мама, – прошептал я.
На меня упала тень, и я поднял глаза. Рядом стояла ирландка, которая прежде дала мне хлеба; выражение ее лица было мне непонятно. Она склонилась и взялась за край рваного одеяла. Она натягивала его все выше, и, поняв, что она делает, я крикнул: «Нет!» Она посмотрела на меня и, когда я отвел руку, продолжила натягивать одеяло, пока оно не скрыло матушкино лицо.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
КЛОУДИРЫ
КНИГА I
НАСЛЕДСТВА
Глава 51
Теперь я приглашаю вас вернуться со мной в дом 27 на Голден-Сквер, где в уже знакомой нам элегантной комнате мы находим миссис Фортисквинс, ожесточенно спорящую с посетителем.
– Понятия не имею, как она умудрилась, – говорит миссис Фортисквинс.
– Как умудрилась, не важно. Важно только то, что теперь мы ничего не получим за нее от старика.
– Я не виновата, что она сбежала.
– Вот как?
– Конечно. Я думала, у нее нет в Лондоне друзей, кроме меня. Она так говорила много раз.
– Врала, – с горечью заключает мистер Сансью. – А вы купились на ее показную искренность.
– Нехорошо с вашей стороны упрекать меня. Вы всем обязаны моему великодушию. Когда миссис Клоудир пришла с сыном ко мне, разве не явилась я прямиком к вам, чтобы откровенно с вами поделиться?
Поделились, мэм, не буду спорить, но получили за это вознаграждение. Что до откровенности, то о ней мне судить затруднительно. Почему вы так беспокоитесь, чтобы старый Клоудир не узнал о вашей роли?
– Это вас не касается.
– Ладно, но теперь он все узнает, потому что я не хочу один брать на себя вину.
Пристально глядя на него, миссис Фортисквинс произносит вполголоса:
– Если вы ему расскажете, то, обещаю, горько об этом пожалеете.
Адвокат покусывает губы, потом говорит:
– Ладно, думаю, ему ни к чему об этом знать. Возьму уж удар на себя. Пусть утешается тем, что благодаря нам, по крайней мере, мальчишка содержится в надежном месте. – После ее кивка он добавляет: – А скоро попадет в еще более надежное.
Миссис Фортисквинс, однако, спрашивает резко:
– Вы, надеюсь, не хотите сказать, что…
Она не договаривает фразу.
Мистер Сансью удивленно поднимает брови:
– Но мы же договорились!
– Ничего подобного. Речь шла о том, чтобы он находился в надежном месте.
– Я думал, вы понимаете это выражение так, как обычно его понимают.
– Что вы понимаете под этим выражением, мне неизвестно. А я подразумевала то же, что и все: что в случае надобности до него можно будет добраться. Он должен быть цел и невредим. Пока.
– Ваша забота о мальчике делает вам честь, – ухмыляется мистер Сансью.
– Обещаю, если с ним что-нибудь случится, я обращусь к властям.
– Не думаю, миссис Фортисквинс, потому что в таком случае добрейший Квигг может поведать больше, чем нам бы желалось.
Они смотрят друг на друга, губы вдовы медленно раздвигаются в улыбке:
– Глупо нам ссориться, это обоим выйдет боком.
– Прямо в точку, мэм. Мы добьемся куда большего, если будем дружить.
Миссис Фортисквинс звонит в колокольчик и распоряжается, чтобы Чек ленд подала чай; через десять минут мы застаем обоих как ни в чем не бывало сидящими рядом на оттоманке.
Задумчиво поглядев на гостя, вдова начинает:
– Мне уже давно хочется вас кое о чем спросить, мистер Сансью. Как вам, вероятно, известно, я унаследовала от мужа некоторую земельную собственность и ценные бумаги.
Адвокат серьезно кивает.
– Когда он был жив, он, разумеется, сам управлял имуществом, но после его смерти дела перешли в руки юриста, назначенного душеприказчиком. Неудобно признаться, но я не вполне довольна его действиями. В особенности теперь, когда процент по государственному займу упал, мне кажется, я лучше могла бы позаботиться о своих делах, чем он.
– Вы более чем правы, мэм! – восклицает адвокат. – С учетным рынком вы знакомились?
– Нет. Он ведь не очень надежен?
– Ничего подобного. Надежен, как Английский банк, – и это нужно понимать буквально, потому что Английский банк гарантирует долговые обязательства, выписанные на банкирские дома. А выплаты золотом он в последний раз приостанавливал в девяносто седьмом году, то есть еще до вашего рождения. – Этот комплимент вызывает у дамы улыбку. – Я сам втянулся по уши. Вначале колебался, но теперь радуюсь, что позволил себя уговорить, потому что рынок за это время взлетел до небес, жалею только, что не включился раньше. По правде, я вложил все, что имею. Никогда рынок так не расцветал. Вкладывайтесь сейчас, и, уверен, к Рождеству вы будете меня благодарить.
Задумчиво созерцая собеседника, миссис Фортисквинс подносит к губам чашку.
Глава 52
То, что происходило потом, я вспоминаю смутно. Помню, как кричал на пожилую женщину и, наверное, пытался ее ударить, потому что молодой ирландец меня от нее оттащил. Потом меня вдруг затошнило, и, решив, что заболеваю, я схватился за живот – в памяти всплывает лицо ирландца, когда он отпустил меня и отпрянул в сторону. Потом я бросился на пол рядом с матушкой и в безграничной ярости стал стучать кулаком по гнилым доскам, сжимая ладонь так, что ногти до крови поранили кожу. Вспоминаю еще и то, что я не плакал.
Отказываясь понимать признаки, явственно обозначившиеся на лице матушки еще несколько часов назад, на ступеньках дома миссис Первиенс, я как бы отвергал то, что произошло впоследствии. Я приготовился обороняться от случившегося, и, пока безжалостная правда надвигалась с неотвратимостью прилива, чувствовал, что крепость внутри меня рушится, как песочный замок, построенный ребенком. Ибо мне никогда не приходило в голову, что матушка может умереть. И теперь, перебирая мысленно те случаи, когда я ей дерзил, раздражался, посмеивался над ее непонятливостью или настойчиво требовал открыть то, что она хотела сохранить в тайне, я сгорал от угрызений совести.
Часы шли. Должно быть, я спал, но точно не скажу, потому что и наяву, и в кошмарных снах меня преследовала одна и та же чудовищная, неотменимая истина: матушка мертва. Постепенно я заметил, что через законопаченные тряпками, заросшие сажей окна проникает тусклый свет, и что вокруг меня двигаются люди. Глядя на безмолвную фигуру, с лицом, укрытым одеялом, я не мог поверить, что она не откинет покров, не улыбнется и не скажет, что все это было понарошку. До меня доносились грубые голоса: детский плач, пьяные выкрики, ругательства, и на их фоне громко произнесенная фраза: «А ну замолкни, что тебе сказано». Я не обернулся, чтобы посмотреть, не ко мне ли это обращено, но позднее заметил рядом Лиззи: она сидела скрестив ноги, расчесывала пятерней свои непослушные седые лохмы и глядела на меня.
– Не убивайся так, – говорила она. – Все забудется.
Эта мысль меня ужаснула: я не хотел быть тем человеком, каким стану, если забуду.
– Тебе ведь и хоронить ее не на что, да? – продолжала старая карга.
Я потряс головой.
– Нужно обратиться в приход. Там о ней позаботятся.
Я не обращал внимания, и она потянула меня за рукав:
– Ты должен устроить ей достойные похороны.
– Куда мне идти? – спросил я, только чтобы отвязаться, так как не считал важным, что будет с телом.
Она рассказала, как найти дом на Лезер-лейн, где ведет дела приходской клерк, и, слушая ее, я внезапно понял, что на самом деле это важно. Очень важно. Когда я встал, чтобы уйти, у меня в голове всплыла мысль или, скорее, воспоминание.
– Вы с ней посидите? – спросил я.
– Да-да. Не беспокойся.
Все так же, в полутьме, я спустился ощупью по коварной лестнице и вышел в затопленный двор. Гроза отбушевала, ветер улегся, но небо по-прежнему хмурилось и дождь шел с тем же злобным упорством.
Следуя указаниям, я отыскал нужный дом и постучался в кухонную дверь; молоденькая служанка с некоторым сомнением допустила меня в чулан для мытья посуды. Здесь мне пришлось ждать почти час, пока мистер Лимпенни (фамилию я узнал от девушки) закончит завтракать – я не подумал о том, что час еще слишком ранний. Наконец служанка провела меня в «гостиную для завтрака», пред очи хозяина, который за чайником и остатками еды читал «Морнинг пост».
– Что вам нужно? – спросил он коротко, лишь немного опустив газету.
Я пытался заговорить, но слова не шли с языка.
– Давайте, юноша, выкладывайте. Не отнимайте время, – раздраженно буркнул клерк.
– Это по поводу моей матери.
– Извольте обращаться с должной почтительностью, – прервал он меня.
– Прошу прощения, сэр. – Я попытался продолжить: – Моя мать… моя мать только что умерла, и у меня нет денег, чтобы ее похоронить.
– Вам повезло, – откликнулся клерк.
Я вытаращил глаза, а он, брезгливо вытерев руки салфеткой, продолжил:
– Мы хороним нищих раз в неделю, и, на счастье, завтра как раз похоронный день.
Не глядя на меня, он встал и вышел.
Не зная, чего он от меня ждет, я последовал за ним по коридору и очутился в маленькой комнатушке, служившей, очевидно, кабинетом, если судить по пачкам бумаг, перевязанных розовыми лентами, старым сундукам и жестяным коробкам для документов (все это было нагромождено по углам и полкам).
– Необходимо уладить некоторые формальности. – Клерк уселся за небольшой письменный стол. Он вытащил ящик, убрал со стола печатный листок, очинил перо и взглянул на меня. – Как звали нищую?
– Миссис Мэри Мелламфи, сэр. – Мне внезапно не захотелось открывать настоящее имя.
– Мелламфи, пол женский. Ирландка, надо полагать, – устало проговорил клерк. – К какому округу приписан супруг вашей матери? – Он с ухмылкой поправил себя:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99