– Может, придет такой день, когда мастеру Джону достанется вся земля Мампси. Для того ему и понадобилась копия документа.
– Что? – Резко повернувшись, Гарри всмотрелся мне в лицо. – Как такое возможно?
Поколебавшись, я наконец сказал:
– Как будто бы на эти владения претендовал отец моей матери – их у него отняли обманом.
Глядя на меня, Гарри тихонько присвистнул:
– Ну-ну. Если этот документ, – он взял бумагу, – может принести целое состояние, то, по мне, вам полагается поделиться им со Сьюки и со мной.
– Обещаю заплатить вам в сто раз больше, чем вы мне ссудили, чтобы заплатить за него.
– В сто раз! Вы должны нам долю имения. Скажем, четверть.
– Это нечестно, Гарри, – запротестовала Сьюки.
– Ну да. Мы отдаем ему больше четверти всех денег, какие имеем, так что это честно – получить в уплату четверть его имения. – С хитрой улыбкой он обратился ко мне: – Этоведь спекуляция, а каждый спекулянт получает за вложенные денежки соразмерную долю, так ведь??
– Но ты ставишь условия, когда сделка уже состоя лась! – возразил я.
– Вы бы их приняли, даже если бы я был здесь раньше и сказал бы то же самое, – упорно настаивал он.
Подумав о том, что, во всяком случае, Гарри станет теперь хранить документ как зеницу ока, а мог бы его и уничтожить, я согласился на его условия.
– Пишите на обратной стороне документа, – потребовал Гарри.
Когда я возразил, что у меня нет ни пера, ни чернил, Гарри соскреб со стены немного ламповой копоти, смешал ее с водой и нашел острую веточку. Этим инструментом я начертал под каллиграфической записью мистера Эдваусона: «Я, Джон Мелламфи, обещаю отдать Гарри Поджеру и Сьюки Поджер четверть имения Хаффам, если стану когда-либо его владельцем, чему призываю в свидетели Господа» – и поставил подпись. Сьюки положила сверточек на место, и вскоре Гарри ушел.
На следующее утро я еще до возвращения Гарри попрощался со Сьюки. Путешествовал я тем же способом, что и раньше, но теперь я набрался сил, а кроме того, знал, что нужно спешить.
Через несколько дней, проходя через Хартфорд, поздним вечером у гостиницы «Голубой дракон» (где останавливалась наша карета два года назад, когда мы с матушкой ехали из Мелторпа) я прочитал на вывеске противоположной лавки: «Генри Мелламфи, поставщик провианта» – и кое о чем, предположительно, догадался. В моей памяти всплыл рассказ матушки о том, как она наудачу присвоила себе фамилию, взятую с вывески, а пока я искал какой-нибудь сарай, чтобы устроиться на ночь, мне вспомнилось, как расстроена она была, когда узнала, что мы добрались до Хартфорда. Не отсюда ли происходила наша фамилия?
На следующий день, поднявшись с рассветом, я заметил темноту на южном небосклоне. Погода стояла ясная, и целый день, устало продвигаясь вперед, я наблюдал за дальним горизонтом, где подобием горы разрасталось облако дыма – темное внизу и в центре, оно светлело и голубело по краям, сливаясь с бескрайним ясным небом. С наступлением сумерек контур отдаленных холмов зажегся неземным сиянием – по всему горизонту простерся гигантский Вавилон, залитый газовым светом. На следующий день погода стала портиться. К концу дня я добрался до вершины холма Хайгейт и увидел внизу темный океан тумана с проблесками огней. Где-то на этом обширном пространстве находилась моя матушка. Но как отыскать ее среди этого густо населенного простора?
Я прошел под Аркой, а через час, незадолго до полуночи одиннадцатого ноября, с одиннадцатью с половиной пенсами в кармане, миновал заставу на Нью-роуд.
Понадеявшись, что матушка все еще находится у миссис Фортисквинс, я решил сначала отправиться туда, но тайком от хозяйки: ни она, ни мистер Степлайт (он же, как я догадался, мистер Сансью) не должны были знать, что я прибыл в Лондон. За пенни я приобрел у торговца канцелярскими принадлежностями лист бумаги, перо и чернила. По пути я уже сочинил в уме письмо, так что теперь быстро перенес его на бумагу:
«Миссис Мелламфи.
Я в Лондоне. Если сумеешь, как можно скорее приходи сама или пошли кого-нибудь на кладбище, где мы отдыхали, когда ушли с Орчард-стрит. Сьюки передает тебе наилучшие пожелания».
Не поставив подписи, я сложил записку и подсунул ее под парадную дверь дома миссис Фортисквинс на Голден-Сквер. Потом пошел на маленькое кладбище, ждать под холодным дождем матушку. Там я дежурил весь вечер, ночь и следующий день и наконец убедился, что матушка письма не получила. Затем очень осторожно (опасаясь засады) я посетил все квартиры, где мы останавливались после прибытия в Лондон. Миссис Марраблес с домочадцами ничего не слышала о моей матери, у миссис Филлибер и в нашей прежней квартире на Мэддокс-стрит я тоже не получил никаких сведений. Все более пугаясь, я вернулся в Вестминстер и в комнате, которую мы делили с мисс Квиллиам на Орчард-стрит, обнаружил чужое семейство, которое о нас не имело и понятия. В отчаянии я почти бегом пересек центр столицы; когда я постучал в кухонную дверь дома миссис Малатратт, появившаяся на пороге маленькая служанка, узнав меня, отпрянула. Но на вопрос о мисс Квиллиам она ответила, что та не появлялась здесь больше с тех самых пор, как оставила для меня письмо.
– Нет, – добавила служанка, – она забрала свои платья, и больше я ее не видала.
– В ее сундуках были платья? – спросил я.
– Да, – вздохнула служанка. – Шелковые, и уж такие красивые, просто загляденье.
Откуда могли ей достаться такие вещи, спрашивал я себя, уходя прочь.
Почти все возможности были исчерпаны, оставалась одна, за которую очень не хотелось браться. Тем не менее я направил стопы на Гаф-Сквер, 5, – адрес, к счастью, удержался у меня в памяти.
Я постучал в заднюю дверь, и ее открыла молоденькая служанка.
– Я ищу одну леди, – начал я.
– Что вам от нее нужно?
– Это моя мать. Я вернулся в Лондон из деревни совершенно неожиданно, она не знает, что я здесь.
Девушка смерила меня любопытным взглядом:
– Она из парадного состава?
Я ее не понял и ответил:
– Она, наверное, живет в этом доме. Ее зовут миссис Мелламфи.
– Фамилии ни о чем не говорят. И все они здесь «мисс» Однако в доме нет никого под такой фамилией. Лучше опишите ее.
Я описал матушку, и служанка покачала головой: Среди тех, кто по возрасту годится вам в матери, таких нет. Немного похоже на мисс Квиллиам, но она слишком молодая.
– Мисс Квиллиам? Она здесь?
Девушка взглянула на меня с сомнением.
– Вы ее действительно знаете? Если это неправда, мне страшно попадет.
– Знаю. А она, наверное, знает, где находится моя мать. Пожалуйста, позвольте мне с нею повидаться.
– Откуда мне знать, что вы действительно с нею знакомы?
– Ее зовут Хелен, так ведь?
Девушка кивнула.
– Не знаю. Ну ладно, я вам верю. И все же наверх вам нельзя.
– Тогда, пожалуйста, попросите ее спуститься. Она согласится непременно, скажите только, что Джону Мелламфи очень нужно с нею переговорить.
– Им нельзя сюда спускаться, миссис Первиенс этого не любит, – покачала головой служанка. – Если узнает, я потеряю место. Но рискну. Обещаете, что ничего не возьмете, пока меня не будет?
Я дал слово, и девушка, бросив напоследок взгляд через плечо, стала подниматься по лестнице. Храбростью, а также великодушием она превосходила многих военных.
Ждать пришлось долго, но наконец служанка спустилась, а за нею – мисс Квиллиам; при виде меня она застыла у подножия лестницы и сказала служанке:
– Бетси, ты была очень добра. А теперь не могла бы ты оставить нас одних?
Бетси удалилась в буфетную и загремела там горшками и сковородками.
Даже полумрак кухни не помешал мне разглядеть, что обстоятельства мисс Квиллиам совершенно переменились. Она была наряжена в красивое шелковое платье с кружевной отделкой, и, едва я его увидел, все тут же встало на свои места, я понял страшную истину и содрогнулся. Собственно, я догадывался о ней и раньше, но теперь не мог уже скрывать от себя, что она мне известна.
В темноте мне было не определить, покрывает щеки мисс Квиллиам легкий слой румян или краска стыда.
Оба мы не решались заговорить.
Наконец мисс Квиллиам произнесла с достоинством:
– Надеюсь, ты не станешь упрекать меня за то, что я вас предала, когда ты и твоя матушка послали меня к сэру Персевалу. В этом, по крайней мере, я совершенно неповинна.
– Знаю.
Она удивилась.
– Недавно я кое-что узнал, – ответил я, – и теперь смотрю на это происшествие совершенно иначе. Скоро я объяснюсь, но прежде всего, пожалуйста, скажите, что вам известно о моей матушке. Я ее потерял.
Она заговорила не сразу.
– Боюсь, новости тебя не обрадуют.
– Вы хотите сказать?…
– О нет. Она жива и здорова. То есть не больна. Давай, я расскажу, как все было. Я отправилась к сэру Персевалу и переговорила с ним и леди Момпессон. Ответ был такой, какого ждала твоя матушка. Их управляющий делами, мистер Барбеллион, был послан сопровождать меня с большой суммой денег в банкнотах – заплатить за документ. Когда обнаружилось, что вы бежали – вспомни, я и понятия не имела почему, – мистер Барбеллион, впустую потративший время, очень разозлился. Не лишним будет сказать, что я от него, конечно, ничего не получала. Я осталась с пустыми руками. Скудный скарб пришлось продать. Кое-что принадлежало твоей матушке, вам полагается доля выручки, но отдать долг я не могу: кроме пышных платьев, у меня ничего нет. Наконец я решилась искать приюта здесь, у миссис Первиенс.
Мне показалось, что плечи ее дрогнули. – Другая возможность еще хуже. Тут я, по крайней мет ре, под защитой.
– А что с моей матушкой?
– Две недели назад я мельком с ней виделась.
– Где?
Ее глаза смотрели печально и серьезно.
– В этом доме.
Я, вздрогнув, отвернулся.
– Не осуждай ее, – продолжала мисс Квиллиам. – Она явилась к миссис Первиенс просить о помощи. Мы встретились в холле, и она упрекнула меня за предательство. Я удивилась, но решила, что лучше будет не пытаться обелить себя. Думаю, она искренне рассчитывала, что миссис Первиенс из чистой благотворительности предоставит ей кров и еду. Миссис Первиенс мне рассказывала, что люди, которых Мэри считала друзьями, обманули ее и обобрали.
– Где она теперь?
– Миссис Первиенс владеет еще одним домом, поблизости. Насколько мне известно, твоя матушка до сих пор там.
– Пожалуйста, скажите мне адрес.
– Ист-Хардинг-стрит, двенадцать.
Видя, что мне не терпится уйти, мисс Квиллиам добавила на прощание:
– Я рада, теперь твоя матушка узнает, что я ее не предавала. Мне бы очень хотелось отдать вам долг. Но у меня нет денег. Я сыта, и это все. Будь у меня хоть что-то, я бы здесь не осталась, и миссис Первиенс прекрасно это понимает.
– Можно будет еще к вам зайти? – спросил я.
– Я помогу тебе и твоей матушке, насколько это в моих силах. Но, боюсь, скоро у меня не останется такой возможности. Миссис Первиенс хочет отправить меня в Париж. Я теперь целиком в ее власти.
Мы обменялись рукопожатием, и я ушел. Поспешно отыскав дом 12 на Ист-Хардинг-стрит, я занял позицию напротив. Через некоторое время из дома вышла хорошо одетая, похожая на леди молодая женщина, которую сопровождала служанка. По пути служанка все больше отставала, и, когда они огибали угол, было совсем незаметно, что они имеют друг к другу какое-то отношение. Миновало еще полчаса, и к дому приблизилась вторая молодая женщина в компании с джентльменом. Они позвонили в колокольчик, и их тут же впустили. Дверь оставалась открытой, пока туда не проскользнул человек, по всей видимости их сопровождавший, – он походил на слугу, хоть и без ливреи.
Я ждал и наблюдал, начало темнеть, вдоль улицы неспешно двинулся фонарщик, усердно переносивший свою лестницу от одного столба к другому. Появилась третья молодая женщина, тоже с джентльменом; вместо слуги за ними следовала какая-то старуха. Джентльмен, сопровождавший вторую женщину, вышел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
– Что? – Резко повернувшись, Гарри всмотрелся мне в лицо. – Как такое возможно?
Поколебавшись, я наконец сказал:
– Как будто бы на эти владения претендовал отец моей матери – их у него отняли обманом.
Глядя на меня, Гарри тихонько присвистнул:
– Ну-ну. Если этот документ, – он взял бумагу, – может принести целое состояние, то, по мне, вам полагается поделиться им со Сьюки и со мной.
– Обещаю заплатить вам в сто раз больше, чем вы мне ссудили, чтобы заплатить за него.
– В сто раз! Вы должны нам долю имения. Скажем, четверть.
– Это нечестно, Гарри, – запротестовала Сьюки.
– Ну да. Мы отдаем ему больше четверти всех денег, какие имеем, так что это честно – получить в уплату четверть его имения. – С хитрой улыбкой он обратился ко мне: – Этоведь спекуляция, а каждый спекулянт получает за вложенные денежки соразмерную долю, так ведь??
– Но ты ставишь условия, когда сделка уже состоя лась! – возразил я.
– Вы бы их приняли, даже если бы я был здесь раньше и сказал бы то же самое, – упорно настаивал он.
Подумав о том, что, во всяком случае, Гарри станет теперь хранить документ как зеницу ока, а мог бы его и уничтожить, я согласился на его условия.
– Пишите на обратной стороне документа, – потребовал Гарри.
Когда я возразил, что у меня нет ни пера, ни чернил, Гарри соскреб со стены немного ламповой копоти, смешал ее с водой и нашел острую веточку. Этим инструментом я начертал под каллиграфической записью мистера Эдваусона: «Я, Джон Мелламфи, обещаю отдать Гарри Поджеру и Сьюки Поджер четверть имения Хаффам, если стану когда-либо его владельцем, чему призываю в свидетели Господа» – и поставил подпись. Сьюки положила сверточек на место, и вскоре Гарри ушел.
На следующее утро я еще до возвращения Гарри попрощался со Сьюки. Путешествовал я тем же способом, что и раньше, но теперь я набрался сил, а кроме того, знал, что нужно спешить.
Через несколько дней, проходя через Хартфорд, поздним вечером у гостиницы «Голубой дракон» (где останавливалась наша карета два года назад, когда мы с матушкой ехали из Мелторпа) я прочитал на вывеске противоположной лавки: «Генри Мелламфи, поставщик провианта» – и кое о чем, предположительно, догадался. В моей памяти всплыл рассказ матушки о том, как она наудачу присвоила себе фамилию, взятую с вывески, а пока я искал какой-нибудь сарай, чтобы устроиться на ночь, мне вспомнилось, как расстроена она была, когда узнала, что мы добрались до Хартфорда. Не отсюда ли происходила наша фамилия?
На следующий день, поднявшись с рассветом, я заметил темноту на южном небосклоне. Погода стояла ясная, и целый день, устало продвигаясь вперед, я наблюдал за дальним горизонтом, где подобием горы разрасталось облако дыма – темное внизу и в центре, оно светлело и голубело по краям, сливаясь с бескрайним ясным небом. С наступлением сумерек контур отдаленных холмов зажегся неземным сиянием – по всему горизонту простерся гигантский Вавилон, залитый газовым светом. На следующий день погода стала портиться. К концу дня я добрался до вершины холма Хайгейт и увидел внизу темный океан тумана с проблесками огней. Где-то на этом обширном пространстве находилась моя матушка. Но как отыскать ее среди этого густо населенного простора?
Я прошел под Аркой, а через час, незадолго до полуночи одиннадцатого ноября, с одиннадцатью с половиной пенсами в кармане, миновал заставу на Нью-роуд.
Понадеявшись, что матушка все еще находится у миссис Фортисквинс, я решил сначала отправиться туда, но тайком от хозяйки: ни она, ни мистер Степлайт (он же, как я догадался, мистер Сансью) не должны были знать, что я прибыл в Лондон. За пенни я приобрел у торговца канцелярскими принадлежностями лист бумаги, перо и чернила. По пути я уже сочинил в уме письмо, так что теперь быстро перенес его на бумагу:
«Миссис Мелламфи.
Я в Лондоне. Если сумеешь, как можно скорее приходи сама или пошли кого-нибудь на кладбище, где мы отдыхали, когда ушли с Орчард-стрит. Сьюки передает тебе наилучшие пожелания».
Не поставив подписи, я сложил записку и подсунул ее под парадную дверь дома миссис Фортисквинс на Голден-Сквер. Потом пошел на маленькое кладбище, ждать под холодным дождем матушку. Там я дежурил весь вечер, ночь и следующий день и наконец убедился, что матушка письма не получила. Затем очень осторожно (опасаясь засады) я посетил все квартиры, где мы останавливались после прибытия в Лондон. Миссис Марраблес с домочадцами ничего не слышала о моей матери, у миссис Филлибер и в нашей прежней квартире на Мэддокс-стрит я тоже не получил никаких сведений. Все более пугаясь, я вернулся в Вестминстер и в комнате, которую мы делили с мисс Квиллиам на Орчард-стрит, обнаружил чужое семейство, которое о нас не имело и понятия. В отчаянии я почти бегом пересек центр столицы; когда я постучал в кухонную дверь дома миссис Малатратт, появившаяся на пороге маленькая служанка, узнав меня, отпрянула. Но на вопрос о мисс Квиллиам она ответила, что та не появлялась здесь больше с тех самых пор, как оставила для меня письмо.
– Нет, – добавила служанка, – она забрала свои платья, и больше я ее не видала.
– В ее сундуках были платья? – спросил я.
– Да, – вздохнула служанка. – Шелковые, и уж такие красивые, просто загляденье.
Откуда могли ей достаться такие вещи, спрашивал я себя, уходя прочь.
Почти все возможности были исчерпаны, оставалась одна, за которую очень не хотелось браться. Тем не менее я направил стопы на Гаф-Сквер, 5, – адрес, к счастью, удержался у меня в памяти.
Я постучал в заднюю дверь, и ее открыла молоденькая служанка.
– Я ищу одну леди, – начал я.
– Что вам от нее нужно?
– Это моя мать. Я вернулся в Лондон из деревни совершенно неожиданно, она не знает, что я здесь.
Девушка смерила меня любопытным взглядом:
– Она из парадного состава?
Я ее не понял и ответил:
– Она, наверное, живет в этом доме. Ее зовут миссис Мелламфи.
– Фамилии ни о чем не говорят. И все они здесь «мисс» Однако в доме нет никого под такой фамилией. Лучше опишите ее.
Я описал матушку, и служанка покачала головой: Среди тех, кто по возрасту годится вам в матери, таких нет. Немного похоже на мисс Квиллиам, но она слишком молодая.
– Мисс Квиллиам? Она здесь?
Девушка взглянула на меня с сомнением.
– Вы ее действительно знаете? Если это неправда, мне страшно попадет.
– Знаю. А она, наверное, знает, где находится моя мать. Пожалуйста, позвольте мне с нею повидаться.
– Откуда мне знать, что вы действительно с нею знакомы?
– Ее зовут Хелен, так ведь?
Девушка кивнула.
– Не знаю. Ну ладно, я вам верю. И все же наверх вам нельзя.
– Тогда, пожалуйста, попросите ее спуститься. Она согласится непременно, скажите только, что Джону Мелламфи очень нужно с нею переговорить.
– Им нельзя сюда спускаться, миссис Первиенс этого не любит, – покачала головой служанка. – Если узнает, я потеряю место. Но рискну. Обещаете, что ничего не возьмете, пока меня не будет?
Я дал слово, и девушка, бросив напоследок взгляд через плечо, стала подниматься по лестнице. Храбростью, а также великодушием она превосходила многих военных.
Ждать пришлось долго, но наконец служанка спустилась, а за нею – мисс Квиллиам; при виде меня она застыла у подножия лестницы и сказала служанке:
– Бетси, ты была очень добра. А теперь не могла бы ты оставить нас одних?
Бетси удалилась в буфетную и загремела там горшками и сковородками.
Даже полумрак кухни не помешал мне разглядеть, что обстоятельства мисс Квиллиам совершенно переменились. Она была наряжена в красивое шелковое платье с кружевной отделкой, и, едва я его увидел, все тут же встало на свои места, я понял страшную истину и содрогнулся. Собственно, я догадывался о ней и раньше, но теперь не мог уже скрывать от себя, что она мне известна.
В темноте мне было не определить, покрывает щеки мисс Квиллиам легкий слой румян или краска стыда.
Оба мы не решались заговорить.
Наконец мисс Квиллиам произнесла с достоинством:
– Надеюсь, ты не станешь упрекать меня за то, что я вас предала, когда ты и твоя матушка послали меня к сэру Персевалу. В этом, по крайней мере, я совершенно неповинна.
– Знаю.
Она удивилась.
– Недавно я кое-что узнал, – ответил я, – и теперь смотрю на это происшествие совершенно иначе. Скоро я объяснюсь, но прежде всего, пожалуйста, скажите, что вам известно о моей матушке. Я ее потерял.
Она заговорила не сразу.
– Боюсь, новости тебя не обрадуют.
– Вы хотите сказать?…
– О нет. Она жива и здорова. То есть не больна. Давай, я расскажу, как все было. Я отправилась к сэру Персевалу и переговорила с ним и леди Момпессон. Ответ был такой, какого ждала твоя матушка. Их управляющий делами, мистер Барбеллион, был послан сопровождать меня с большой суммой денег в банкнотах – заплатить за документ. Когда обнаружилось, что вы бежали – вспомни, я и понятия не имела почему, – мистер Барбеллион, впустую потративший время, очень разозлился. Не лишним будет сказать, что я от него, конечно, ничего не получала. Я осталась с пустыми руками. Скудный скарб пришлось продать. Кое-что принадлежало твоей матушке, вам полагается доля выручки, но отдать долг я не могу: кроме пышных платьев, у меня ничего нет. Наконец я решилась искать приюта здесь, у миссис Первиенс.
Мне показалось, что плечи ее дрогнули. – Другая возможность еще хуже. Тут я, по крайней мет ре, под защитой.
– А что с моей матушкой?
– Две недели назад я мельком с ней виделась.
– Где?
Ее глаза смотрели печально и серьезно.
– В этом доме.
Я, вздрогнув, отвернулся.
– Не осуждай ее, – продолжала мисс Квиллиам. – Она явилась к миссис Первиенс просить о помощи. Мы встретились в холле, и она упрекнула меня за предательство. Я удивилась, но решила, что лучше будет не пытаться обелить себя. Думаю, она искренне рассчитывала, что миссис Первиенс из чистой благотворительности предоставит ей кров и еду. Миссис Первиенс мне рассказывала, что люди, которых Мэри считала друзьями, обманули ее и обобрали.
– Где она теперь?
– Миссис Первиенс владеет еще одним домом, поблизости. Насколько мне известно, твоя матушка до сих пор там.
– Пожалуйста, скажите мне адрес.
– Ист-Хардинг-стрит, двенадцать.
Видя, что мне не терпится уйти, мисс Квиллиам добавила на прощание:
– Я рада, теперь твоя матушка узнает, что я ее не предавала. Мне бы очень хотелось отдать вам долг. Но у меня нет денег. Я сыта, и это все. Будь у меня хоть что-то, я бы здесь не осталась, и миссис Первиенс прекрасно это понимает.
– Можно будет еще к вам зайти? – спросил я.
– Я помогу тебе и твоей матушке, насколько это в моих силах. Но, боюсь, скоро у меня не останется такой возможности. Миссис Первиенс хочет отправить меня в Париж. Я теперь целиком в ее власти.
Мы обменялись рукопожатием, и я ушел. Поспешно отыскав дом 12 на Ист-Хардинг-стрит, я занял позицию напротив. Через некоторое время из дома вышла хорошо одетая, похожая на леди молодая женщина, которую сопровождала служанка. По пути служанка все больше отставала, и, когда они огибали угол, было совсем незаметно, что они имеют друг к другу какое-то отношение. Миновало еще полчаса, и к дому приблизилась вторая молодая женщина в компании с джентльменом. Они позвонили в колокольчик, и их тут же впустили. Дверь оставалась открытой, пока туда не проскользнул человек, по всей видимости их сопровождавший, – он походил на слугу, хоть и без ливреи.
Я ждал и наблюдал, начало темнеть, вдоль улицы неспешно двинулся фонарщик, усердно переносивший свою лестницу от одного столба к другому. Появилась третья молодая женщина, тоже с джентльменом; вместо слуги за ними следовала какая-то старуха. Джентльмен, сопровождавший вторую женщину, вышел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99