– Это верно, мама. Мистер Пентекост и мистер Силверлайт объяснили мне закон. Поскольку существует кодицилл мы с тобой являемся последними представителями линии владельцев заповедного имущества, обладающими безусловным правом на собственность, в то время как Момпессонам принадлежит лишь условное право. Если мы умрем, не оставив наследника, право на собственность перейдет к лицу, указанному как последующий наследник, то есть к Сайласу Клоудиру.
Матушка содрогнулась, а адвокат изумленно уставился на меня. Потом он улыбнулся:
– Просто удивительно. Вы абсолютно правы, молодой человек. – Он обернулся к матушке: – Ну вот, теперь вы видите, не правда ли, при каких условиях сэру Персевалу будет обеспечено спокойствие: ваш сын должен жить, дорасти до соответствующего возраста, жениться и породить будущих наследников заповедного имущества.
– Да, – кивнула она. – Наверное, так.
Я повернулся к мистеру Степлайту:
– Но вы должны уплатить моей матушке деньги, которые ей причитаются.
– Но до чего же умно вы ведете дело, юный сэр. – Он одарил меня благосклонной улыбкой. И опять обратился к матушке: – Я непременно вручу вам восемьсот фунтов прямо на месте, чтобы вы расквитались с долгом, и остаток тогда, когда ваш сын сядет в карету. Если вы принимаете эти условия, деньги при мне.
Мы были разочарованы новыми проволочками, однако условие представлялось разумным, и мы согласились. Адвокат вытащил пачку банкнот, сосчитал и отдал матушке. Теперь, полагаю, вам нужно послать за бейлифом.
Так мы и сделали, и я порадовался тому, как он был удивлен и разочарован, узнав, что матушка способна заплатить долг.
– Сколько времени понадобится на формальную отмену судебного решения и отзыв приказа об аресте? – спросил его мистер Степлайт.
– Если бы не воскресенье, я управился бы в тот же день. Но так придется ждать самое малое до завтрашнего полудня.
– Хорошо. Возьмите деньги и дайте леди расписку. Добавьте плату за ваши услуги и чаевые по этот срок. И не испытывайте на мне ваши обычные бейлифские штучки, дружище. Меня на мякине не проведешь.
– А как же, сэр, вижу, – бойко заверил бейлиф. – Не такой я дурак.
Дело было в два счета улажено, и, когда бейлиф вышел, мистер Степлайт проговорил:
– Завтра в полдень – это меня устраивает. Я вернусь с двумя билетами на трехчасовой экипаж – для мастера Мелламфи и меня самого.
– Так скоро! – воскликнула матушка.
– Чем скорее он уедет из Лондона, тем целее будет, – отозвался мистер Степлайт.
– Но у него ничего нет: ни белья, ни перемены платья, ни книг, ни даже сундука.
– Тогда он получит все необходимое на месте. Можете быть уверены, миссис Мелламфи.
– Вы поедете со мной? – спросил я.
– Да. Сэр Персевал оказал мне честь, заверив, что такое ответственное задание он может поручить только такому надежному человеку, как я. Именно так он и выразился. По этим словам вы можете судить, насколько серьезно он относится к благополучию вашего сына, миссис Мелламфи.
– Я поеду тоже! – воскликнула она.
Мне почудилось, что в глазах доверенного представителя мелькнул злой огонек.
– Было бы прелестно, дорогая леди, путешествовать в вашем обществе, – завел он, – поездка ожидается долгая и утомительная. А также дорогостоящая. Сэр Персевал оплатит дорогу для вашего сына, но он не брался приобрести билет для вас.
– Не езжай, мама, – сказал я. – Ты еще нездорова, а кроме того, нужно беречь каждый оставшийся пенни.
– Я решила: отправляюсь.
– Очень хорошо, – внезапно улыбнулся мистер Степлайт. – Договорились, я закажу в почтовой конторе три места.
Вскоре он попрощался, нас отвели обратно в нашу комнату и заперли на замок. Насколько легче нам было перенести это в тот раз, чем всего лишь час назад! И все же, подозревая, что внезапные перемены в судьбе плохо сказываются на здоровье матушки, я весь вечер с тревогой к ней присматривался. Обсуждая будущее, она проявила бесшабашное легкомыслие, прежде ей не свойственное.
На следующее утро мы проснулись ни свет ни заря, и потянулось долгое ожидание бейлифа с приказом об освобождении. Жена бейлифа согласилась послать одну из служанок, чтобы та купила вещи, необходимые нам в путешествии, и кое-что из того, что, по мнению матушки, должно было пригодиться мне в школе, и матушка все это упаковала в узел. Уже был подан в приемную наш скудный ланч, и через час должен был явиться мистер Степлайт, но бейлифа все еще не было. Мы без особого аппетита заканчивали еду, и тут только постучался и вошел бейлиф. Было сразу видно, что он принес дурные новости.
– Приказ у вас? – спросила матушка.
– Нет, мэм. Когда началось расследование, чтобы восстановить вас в правах, то есть составить акт об освобождении, обнаружилось, что по вашему поводу имеется еще один судебный приказ.
– Еще? – Матушка пошатнулась.
Бейлиф стал изучать бумагу у себя в руках.
– Речь идет о векселе на пятьсот фунтов, выписанном вами несколько лет назад и неоплаченном.
Это был тот самый вексель, который матушка подписала, сдавшись на уговоры мистера Сансью, чтобы увеличить свои вложения в компанию!
– Тот вексель! – воскликнула матушка. – Но как же он всплыл сейчас? Кто им владеет?
Бейлиф прищурился и вгляделся в бумагу.
– Кто-то его купил, но фамилию мне не разобрать. – Он протянул вексель матушке.
Она взглянула, слабо вскрикнула и упала бы на пол, если бы я не подхватил ее и не усадил на стул.
Забрав бумагу, бейлиф ушел.
Чтобы привести матушку в чувство, я стал растирать ей руки.
– Что там за фамилия? – спросил я, но матушка только помотала головой. Я умолял ее назвать фамилию, но она лишь повторяла:
– Я погибла, я погибла.
Матушка решила отложить мой отъезд на север, но я догадывался, что мистер Степлайт будет настаивать, чтобы было выполнено прежнее соглашение. Я был прав: узнав о новостях и о просьбе матушки, он проявил непреклонность.
– Не может быть и речи, миссис Мелламфи. Я должен вернуться в город утром в четверг, а для этого выехать нужно не позднее, чем сегодня днем. Меня уполномочили уплатить вам остаток только после того, как ваш сын под моим присмотром сядет в карету.
Немного поспорив и убедившись, что это бесполезно, матушка сдалась.
– Пожалуйста, дайте моей матери адрес школы, чтобы она могла мне написать, – попросил я.
Мистер Степлайт нацарапал адрес на клочке бумаги, и матушка аккуратно спрятала его.
Мистер Степлайт вытащил часы с репетиром.
– Мы должны выйти через десять минут, чтобы наверняка не опоздать на карету.
Он тактично удалился, чтобы подождать меня в наемном экипаже.
Я взял узел, в котором были собраны все мои скудные пожитки, и нам осталось только поцеловаться на прощание.
– Я к тебе приеду, как только смогу, – сказала матушка.
– Нет, мама, не будь глупенькой. Когда ты заплатишь по этому векселю, у тебя совсем не останется денег.
– Нет, дорогой. – Матушка погладила меня по щеке.
– Ты слушаешь, мама? Обо мне теперь позаботятся, но что будет с тобой?
– Не знаю. – Внезапная перемена судьбы, казалось, оглушила ее; она только глядела на меня сиявшими неестественным блеском глазами. – Важно одно, что ты будешь теперь в безопасности.
– Нет, ты должна меня выслушать, – настаивал я. – Найди дешевое жилье или живи у миссис Фортисквинс, если она предложит. Наверное, мы были к ней несправедливы. Но не скажу, что убежден в этом до конца. Будь очень осторожна, ладно? Ты меня слушаешь, мама?
– Да, сыночек.
– Пока расходуй остатки денег от сэра Персевала, но постарайся найти работу. Денег будет мало.
Я отдал ей карту, и она бережно положила ее в записную книжку.
– Храни ее. Она мне еще понадобится.
Я считал, что карта поможет ей в большом городе и послужит чем-то вроде талисмана.
Мы обнялись, я взял узелок, и мы пошли в холл сказать бейлифу, что все готово к моему отправлению. Он позволил матушке выйти в дверной проем и помахать мне вслед (настоял, правда, на том, чтобы держать ее за руку). Когда я вскарабкался в карету и уселся рядом с мистером Степлайтом, он протянул матушке через окно кареты остаток денег. Когда экипаж тронулся с места, я выглянул в окно и увидел на лице матушки такое тоскливое выражение, что не выдержал и отвернулся, а когда снова на нее посмотрел, увидел, что она очень обиделась. Что-то с нею будет, думал я. И когда мы снова свидимся?
Глава 44
Когда экипаж отъехал, улыбка мистера Степлайта поблекла, он замолчал, уставившись в окно. Когда мы добрались до гостиницы «Голден-Кросс», он схватил меня за руку и не отпускал, пока мы не сели в карету, отправлявшуюся на север. Меня удивило, что она заполнена пассажирами, но, предположив, что кто-то успел в последнюю минуту занять место, зарезервированное для моей матушки, я промолчал.
Пока карета с грохотом катилась по улицам, я не стал интересоваться видом из окна, а откинулся на спинку сиденья и задумался о том, что стояло за последней отсрочкой освобождения моей матушки. Придавать ли значение тому, что меня не задержали? Мы с мистером Степлайтом составляли примечательную пару товарищей по путешествию: на первом этапе пути он не только не сказал мне ни слова, но даже не посмотрел в мою сторону, словно я был посылкой, засунутой на соседнее с ним сиденье.
К северу от Лондона мы попали в холодный вязкий туман, лежавший в низинах тонким газовым покрывалом, сквозь которое солнце смотрело как большая бледная луна; грянул холод, и, несмотря на июль, я поеживался в своей тонкой курточке. Мы ехали день и вечер, потом сделали короткую остановку для позднего ужина, перед тем как пересесть в ночную карету.
Следующий день тоже прошел в пути, и поздно вечером я заметил в темноте вспышки света и заслышал странный шум. Я спросил своего спутника, что это значит, но он только пожал плечами, и вот три или четыре часа я удивленно наблюдал призрачные огни, вспыхивавшие то с одной, то с другой стороны. В ноздри хлынул гадкий запах, знакомый мне по газовому заводу в Вестминстере, но еще более едкий, а когда мы остановились для смены лошадей в грязной дыре, называвшейся постоялым двором, я высунулся из окошка и спросил одного из конюхов:
– Простите, что это за запах?
Тот, казалось, удивился, но наконец ответил с иностранным акцентом примерно следующее:
– Эта пудит магистрал, маладой каспадин.
Я не извлек ничего полезного из его слов, но путешествие продолжалось, я засыпал, просыпался и засыпал снова, справа на нас медленно наползал рассвет, тяжелый запах и огни остались позади, и бледное, окутанное облаками солнце явило наконец пейзаж, состоявший из холмов и деревень.
Около пяти часов утра мы позавтракали в следующем большом городе, а потом пересели на карету, направлявшуюся по боковой ветке. Чем дальше мы забирались на север, тем суровей становилась местность: поросшая вереском возвышенность с торчавшими тут и там утесами и обнажениями камня. Обращение со мной мистера Степлайта все больше меня пугало, а кроме того, было непонятно, что за школа может располагаться в таком пустынном краю, и я попытался расспросить своего спутника об этом учебном заведении. Тут он в первый и последний раз за всю поездку улыбнулся, повернул голову в мою сторону и произнес: «Crastinus enim dies solicitus erit sibi ipsi. Sufficit diei malitia sua». To есть «довлеет дневи злоба его». Слова показались мне знакомыми, но я очень не скоро вспомнил, где слышал их в последний раз.
У мрачной гостиницы, которая торчала на пустынном перекрестке, открытом всем ветрам, мы вышли из почтовой кареты, и мистер Степлайт нанял фаэтон. Далее наш путь лежал к западу, через волнистую вересковую пустошь, где попадались немногие фермерские домики, слепые с восточной стороны; когда я оглядывался, низенькие окошки в западной стене казались мне глазами, щурившимися нам в спину.
Вновь и вновь я обдумывал историю с кодициллом, чувствуя, что есть в ней какая-то странность, но она от меня ускользала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99