Как уже вскользь заметил в холле, многие, вне зависимости от пола, были роскошно разодеты по последней моде (к ним относилась девушка, которая открыла мне дверь), в то время как одежда других мало чем отличалась от лохмотьев. На многих женщинах были шелковые платья с богатой кружевной отделкой, кое-кто из мужчин щеголял в бархатных фраках и атласных жилетах, но остальные, как последняя беднота, были одеты в самого унылого цвета вельвет. Уже одно это было непонятно, однако еще больше поражало удивительное несоответствие между роскошью нарядов и мебели, с одной стороны, и недостроенным зданием – с другой.
Окна, как я уже заметил с улицы, были забиты досками, поэтому даже днем комнату освещали многочисленные масляные лампы. Стены состояли из голого кирпича, без штукатурки и панелей, но заметить это можно было лишь местами, так как большая часть поверхности была задрапирована изысканной узорчатой тканью. На полу в небрежном изобилии валялись ковры и коврики, один поверх другого или сложенные вдвое, чтобы соорудить импровизированную постель.
Разумеется, эту смесь роскоши и убожества я разглядел не сразу. Когда я вошел, от резкого запаха ламп и парфюмерии у меня закружилась голова; Барни подтолкнул меня к софе, и я на нее рухнул. На другом ее конце сидела молодая женщина – не та, которая открыла мне дверь, а высокая, светловолосая и тоже нарядно одетая (она говорила в холле о Джеке) – и яростно спорила с некоторыми из своих компаньонов. Ее вечернее платье оставляло на виду плечи, не прикрытые ничем, кроме драгоценностей – на мой взгляд, настоящих. Увидев нас с Барни, компания замолкла.
– Позаботься о нем, Салли, – сказал Барни, кивая в мою сторону.
Нахмурившись, она поднесла к моим губам стакан, из которого пила.
– От этого вреда не будет. Это вино.
Я отхлебнул немного, и внутри у меня разлилось тепло. Женщина отвернулась и затеяла разговор с одним из мужчин. В ее красивых чертах таились скука и апатия, которые, как мне показалось, она умела при случае изображать себе на пользу. Пока я осматривался, спящие вокруг нас начали пробуждаться и подходить поближе; к ним присоединялся кое-кто из тех, кого я видел в холле.
– На черта ты привел этого парнишку, Барни? – спросил один из мужчин.
– Гони его прочь, – крикнул Сэм, человек с бородой и косичкой. Противореча собственным словам, он удивительно дружелюбно мне улыбнулся, показывая золотые зубы.
– Что нам, своих заморочек мало? – спросил человек с худым уродливым лицом; красивый атласный фрак и множество колечек и печаток в кармашке для часов придавали ему нелепый вид. – Только приятелей Кошачьего Корма нам тут не хватало.
– Правильно, Уилл, – кивнул Сэм. – Проку нам теперь от этого мальчишки как от козла молока.
– Можно приспособить его, чтобы пролезал в щели, – предложило мужеподобное существо женского пола, в мужской шляпе и промасленной и просмоленной моряцкой куртке; лицо у нее было рябое, зубы совершенно черные. Под шляпой я разглядел ярко-рыжие волосы.
– Нет, Полл, он слишком большой, – покачал головой Уилл.
– Он приманка? – спросила девушка, открывшая дверь.
– Малец остается, Сэм, – объявил Барни. И обернулся к девушке, открывшей дверь: – Нет, Нэн.
– На тебя что, чувствительный стих нашел? – ухмыльнулась она.
– Ты рехнулся, – проговорил человек с драгоценностями. – Он будет нам мешать. – Он всмотрелся в меня глазами, похожими на два набухавших синяка, и вдруг больно ударил по лицу. – Нечего на меня глазеть.
– Отцепись от него, – крикнула Нэн.
Барни зыркнул на Уилла:
– Недоволен, можешь отваливать.
– Ладно, послушаем, что скажет Джек, когда вернется, – непокорно буркнул Уилл.
– Плевать, что скажет Джек, – огрызнулся Барни. – Старший я, а не он, пусть кое-кто рад бы об этом забыть. Я говорю, мальчонка остается.
Никто не открывал рта, только Уилл и еще один или двое проворчали что-то себе под нос. Но Барни продолжал:
– И мы возьмемся за дело, а если кому хочется перейти к Кошачьему Корму, то и черт с ним.
Тут поднялся хор злобных, протестующих голосов, не смолкавших, пока этот гвалт не перекричал Сэм:
– Нельзя ничего решать за спиной у Джека.
Слушая одобрительные возгласы окружающих, Барни вспыхнул от ярости, а увидев торжествующую улыбку Салли, крикнул:
– Я велел тебе присмотреть за мальчишкой!
Она недовольно надулась:
– Нашел няньку!
– Нэн, присмотри за ним ты.
– А что это за афера? – потихоньку спросил я Нэн. – Та, что в канун Рождества, – пояснил я в ответ на ее непонимающий взгляд.
– Это вечеринка, – отозвалась она, улыбнулась Барни и налила мне стакан вина.
– Верно, – сказал он мне. – И когда мы тебя подкормим, то пошлем Салли с тобой в Вест-Энд, купить одежду получше, чтобы ты мог пойти с нами. Согласен?
Я кивнул. Хоть я по-прежнему ему не доверял, еда и тепло были слишком большим соблазном.
– Ладно, если он остается, пусть расскажет о себе, – потребовал Уилл.
– Ну, малый, не молчи как пень. Выкладывай, кто ты есть, – проговорил Сэм.
Бросив боязливый взгляд на Барни, я увидел, как он предостерегающе поджал губы. Очень осторожно, избегая называть имена, я поведал свою историю в самых общих чертах: как мы с матушкой потеряли все, что имели, в необдуманной спекуляции, в которую нас втянул нечестный адвокат, и прибыли в Лондон, как дела наши пошли плохо и несколько дней назад она умерла. Я ни словом не упомянул ни Момпессонов, ни миссис Фортисквинс, ни Избистеров. Барни слушал внимательно, однако вопросов не задавал, другие потребовали каких-то разъяснений, но я сумел вывернуться и не сказать ничего лишнего.
Нэн как будто слушала с сочувствием, особенно когда речь пошла о смерти матушки, но, когда я закончил, сказала:
– До чего же жуткая история, в жизни таких не слышала. Похоже, этот законник изрядно надул вас с маменькой.
– А как его кличут? – спросил Сэм.
Барни, у него за спиной, нахмурился. Но мне не пришлось назвать фамилию Сансью, так как тут раздался шум.
В комнату ввалилась группа людей, самый высокий из них (он шел впереди) еще с порога заговорил громко и взволнованно:
– С нами ничего не случилось. Оказывается, они не за нами охотились, Пег, вот кто им был нужен. – Раздались радостные возгласы, все присутствующие – даже те, кто спал, ел или пил, – побросали свои дела и столпились вокруг него, смеялись, шутили, хлопали его по спине, засыпали вопросами. Салли, едва он вошел, тут же вскочила с софы, и он обнял ее за талию и поцеловал. Пока она смотрела на него, прежнее недовольное выражение ее лица уступило место интересу и оживленности. Не разжимая объятия, вновь пришедший продолжал рассказ: – Слушайте, вы такого в жизни не слыхивали. Мы с Бобом только-только из Хэкни, видели этого старого…
– Посмотри на Мег! – крикнула Салли, и все обернулись к невысокой черноволосой девушке с зелеными глазами, из которых лились слезы. – Она была когда-то невестой Пега.
Мег ответила злобным взглядом.
Молодой человек засмеялся и, не выпуская Салли, продолжил рассказ о том, как Пег (странное имя для мужчины!) попался на краже со взломом в Олд-Форде, но я почти ничего не слышал, поскольку в основном рассматривал рассказчика. Помимо того что он был молод и высок ростом, у него было удивительно красивое лицо, честное, открытое, с ясными голубыми глазами. Наряд, самый щегольской, включал в себя черный цилиндр, тонкий голубой жилет, черные высокие сапоги с отворотами; правда, широкий зеленый фрак придавал ему вид элегантного шалопая. Все толпились вокруг него; только двое, как я заметил, оставались в отдалении. Один из них был Барни, который сидел на софе рядом со мной и глядел на молодого человека с выражением, мне непонятным. Другим был Сэм – он вначале держался поодаль, но теперь вышел вперед, улыбаясь, как и все остальные. Впрочем, все это я заметил не сразу, потому что, удивленный, не мог отвести глаз от вновь пришедшего: я узнал его, это был высокий человек, которого я видел с Палвертафтом на кладбище в Саутуорке.
Пока я пытался понять, что бы это значило, Барни вдруг вскочил и прервал сцену радости выкриком:
– Придержи свой паршивый язык, Джек! Мальчику наши семейные дела без надобности.
Джек замолк и обернулся к Барни; на лице его выразилась в первое мгновение глубокая враждебность, но он быстро стер ее.
Улыбнувшись, Барни жестом указал на меня:
– Я еще не познакомил тебя с нашим гостем. Не будем забывать о хороших манерах. Ему вовсе не хочется выслушивать твои самые занимательные и поучительные рассказы, пока не состоялось взаимное представление, так? В особенности потому, что он их не поймет и не оценит. Или не так оценит, как тебе бы хотелось.
Раздались смешки, Джек улыбнулся мне и протянул руку:
– Рад знакомству, молодой человек.
Это было сделано так естественно, что, видя к тому же его открытое, веселое лицо, я немедленно проникся бы к Джеку симпатией, если бы кое-что о нем не знал. Как могло случиться, что всего лишь полтора года тому назад Джек был сообщником Палвертафта, то есть, по всей видимости, врага людей, которые меня теперь окружали? Он перешел в другой лагерь? Мне вспомнились слова старого Сэма о том, что Барни и Палвертафт прежде были союзниками и работали вместе с Избистером. А что, если Джек до сих пор союзник Палвертафта, но только тайный? Кошачий Корм говорил, что, если я забуду передать его слова, он об этом узнает, – не имел ли он в виду, что узнает от Джека? Ладно, стану помалкивать и все запоминать, иначе не вышло бы беды.
Я пожал Джеку руку, и он вопросительно взглянул на Барни.
– Это Джон. Он принес послание от Кошачьего Корма.
На лице Джека не выразилось ничего, кроме злости и удивления. В этом я был уверен.
– Что? – выдохнул он.
– Повтори ему послание, Джон, – распорядился Барни, и я повторил.
Лицо Джека потемнело.
– Черт возьми! Кто-то нас выдал! – Он оглядел остальных, те не сводили глаз с него и Барни.
– Похоже на то, – согласился Сэм.
– Когда я до него доберусь, уж они у меня поплачут. Пожалеют, что на свет родились.
– Так, по-твоему, не возьмем его на дело? – спросил Сэм.
– Возьмем на дело? – возмутился Джек. – Скорее уж возьмем за грудки!
Слушатели приняли эту шутку на ура.
– Вот он каков, мой Джек, – громко произнес кто-то.
– Но если мы откажемся, он может все нам испортить, – возразил Сэм.
– Пусть попробует, – крикнул Джек.
– Я согласен с Джеком. – Слова Барни были встречены смешками. Он добавил: – В этот раз.
– Но у нас у всех есть право голоса, – запротестовал Сэм.
– Только что в нем проку, если они оба так хотят, – проговорила Нэн.
– Ты, похоже, спишь и видишь, как бы сдаться, – зло бросил Джек Сэму.
Я только удивлялся, почему их так волнует, знает Палвертафт об их вечеринке или нет. И почему его не пригласить? Иначе будет невежливо.
– Ты это о чем? – взвился Сэм.
– О том, кто же это проболтался.
– Не я. – Вид у Сэма был растерянный и виноватый. – Я говорю только, что, раз уж он дознался, нужно или взять его в дело, или ничего не затевать.
Я терялся в догадках. Почему нужно отменять собрание, пусть даже Палвертафт о нем дознался?
– Ну да, – упорствовал Джек. – Афера может пойти, как задумано, а если он что-нибудь затеет, мы будем готовы.
– Бред собачий. Он может устроить ловушку и стереть нас в порошок. А раз у него есть шпион, он будет знать, что мы собираемся делать.
Послышался шепот одобрения; многие приметно заколебались. Даже Джек ничего не возразил и перевел взгляд на Барни.
Тот собирался заговорить, но заметил меня.
– Опять мы позабыли о юном Джонни, а ему все это ни капли не интересно. Вот что, иди-ка ты с Нэн, она отыщет тебе что-нибудь поесть и покажет, где устроиться на ночлег. Согласен?
Следом за Нэн я направился в комнату по другую сторону холла, с такой же обстановкой, как в первой. Единственная разница состояла в том, что ковры здесь были в пятнах, главным образом, насколько я мог судить, от пролитого вина:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99