– Да, несколько раз она брала меня в дом своей матери.
– Как я и говорила, мэм, – пробормотала Биссетт.
– А не видел ли ты, чтобы она давала домашним еду, взятую отсюда?
– Ну, – заколебался я, – однажды, но это были объедки.
– Все равно это кража, – ввернула Биссетт. – Она может питаться здесь, это часть ее жалованья. Но, думается мне, из кладовой исчезали не только объедки.
– Что из этого правда, Сьюзен? – спросила матушка.
Сьюки расплакалась.
– Я брала еду домой, мэм, но только из своей порции. Мне было позволено оставлять себе спитой чай, овсянку, кофейную гущу и золу.
– Кто это позволил? – спросила Биссетт.
– Миссис Белфлауэр всегда позволяла.
– На нее уже поздно кивать.
– И часто я не доедала свою порцию, чтобы забрать домой остатки.
– Хорошо, Сьюзен, но ты должна была спросить меня, ты ведь знаешь? В любом случае это очень плохо – брать то, что тебе не принадлежит.
– Хафем, мэм, – шепнула, к моему ужасу, Биссетт.
Сьюки внезапно зарделась.
Матушка обратилась ко мне:
– А теперь, сыночек, водила ли тебя Сьюки в другие места, где тебе не положено бывать?
Я заколебался, но, видя на лице Биссетт торжество и напряженное ожидание, признался:
– Однажды мы ходили в Хафем.
– Я говорила вам, мэм! – воскликнула Биссетт.
– Теперь, Джонни, пусть это было давным-давно и ты был очень маленьким, но, пожалуйста, припомни, случалось ли тебе там с кем-нибудь разговаривать.
Сьюки смотрела испуганно, и я подумал, что произойдет с ее семьей, если она потеряет работу. В конце концов, в том, что я беседовал с Генриеттой, не было ее вины.
– Нет, не помню.
Говоря, я скосил глаза на Биссетт, и меня поразил ее взгляд: удивленный, подозрительный, полный подавленного возмущения и не знаю чего еще. Она как будто знала, что я лгу. Но откуда?
– Не помнишь? – настаивала матушка.
– Помню, что не разговаривал, – ответил я.
Матушка, судя по всему, испытала облегчение.
– Так вот, Сьюки… – начала она.
– Твердость, мэм, – вполголоса подсказала Биссетт.
– Знаешь, Сьюзен, ты обманула мое доверие, а поскольку мне только что пришли плохие новости о деньгах, боюсь, мне придется тебя рассчитать.
– Но они живут только тем, что она приносит, – возроптал я.
– Видите, мэм? – подхватила Биссетт. – Вы кормили из своих запасов всю семью. Не удивительно, что мы с трудом сводили концы с концами и только и делали, что спрашивали друг друга, куда деваются деньги!
– Вы были очень добры ко мне, мэм, – всхлипнула Сьюки. – я не должна была так поступать, это было нехорошо.
– Поди собери вещи, – распорядилась Биссетт. – И, прежде чем ты уйдешь, я проверю все, что ты возьмешь с собой.
– Не думаю, что в этом есть нужда, – пробормотала матушка, но Биссетт смерила ее строгим взглядом, и она смолкла.
Сьюки накинула на лицо фартук и выбежала из комнаты.
– Но, Биссетт, – продолжила матушка, очевидно расстроенная предыдущей сценой, – даже за вычетом жалованья Сьюки, у меня теперь не остается денег, чтобы оплачивать ваши услуги.
– Не заботьтесь о моем жалованье. Так или иначе, я от вас никуда не уйду. Даже если вы сможете платить мне не больше, чем платили Сьюки.
Меня удивил ответ Биссетт, в особенности же то, что она таким образом поставила себя на одну доску с презираемой прислугой.
Матушка крепко ее обняла.
– О Биссетт, вы настоящий друг!
– Я знаю свой долг, – строго заключила Биссетт, стоя как камень и не отвечая на объятие матушки.
Ее глаза встретились с моими над плечом матушки.
– Как вы все прознали о Сьюки? – спросил я. – Прошли уже годы, с тех пор как мы ходили в Хафем.
Она слегка нахмурилась и, немного помолчав, отозвалась:
– Услышала в деревне.
Я злобно на нее посмотрел, и в голове моей завертелось множество подозрений.
Когда она вышла, чтобы проследить за уходом Сьюки, матушка сказала:
– До чего же нам предана Биссетт. Я теперь стыжусь, что мне временами казалось, будто она слишком уж корыстна. Она нас любит, это ясно. Знаешь, в прошлый раз, когда я сказала, что не могу больше платить ей сколько прежде и придется ее уволить, она согласилась работать за меньшее жалованье.
В тот же вечер Сьюки отправилась домой, и как там встретили эту новость, я боялся и подумать. Поскольку выше мне неоднократно приходилось признаваться в мыслях и поступках, не делающих мне чести, то позволю себе упомянуть, что уговорил ее принять в подарок два шиллинга и несколько пенсов, которые сэкономил из своих карманных денег. Прощаясь с нею под бдительным оком Биссетт, матушка тоже плакала, но, как я заметил, ухитрилась сунуть ей в руку несколько монет.

КНИГА V
РОДНЯ
Глава 21
Поздний вечер холодного сырого дня, ставни конторы внизу на реке закрыты и заперты. Во внутреннем кабинете мистер Клоудир с мистером Сансью склоняются над разбросанными на столе бумагами. Перед очагом, где едва теплится огонь, стоит пара стульев и стол, на нем два стакана. Как и бутылка вина (она медленно подогревается, прислоненная к железной подставке для дров в камине), они ожидают, пока джентльмены покончат с делами.
– Что же, мистер Клоудир, – улыбается адвокат, – теперь, когда «Вест-Лондон-Билдинг-Компани», ни гроша не заплатив за аренду, ликвидируется, «Консолидейтид-Мет-рополитан-Билдинг-Компани» не способна заплатить ренту владельцу земли. А посему не вижу другого выхода, кроме как объявить о неплатежеспособности и начать процедуру банкротства.
– Именно так, дорогой сэр, – искрится весельем старый джентльмен. – Я разорен. Разорен до нитки. Полностью и окончательно.
– Вы на редкость хорошо держитесь, сэр.
– Да, пожалуй, – хихикает старый джентльмен и качает головой.
– С истинно христианской стойкостью, – добавляет адвокат.
Старый джентльмен окидывает его пристальным взглядом и улыбается.
– Не знаю, что скажут Квинтард и Мимприсс, – задумчиво произносит адвокат, – когда ваша компания откажется платить по закладной и они обнаружат, что стоимость аренды далеко не покрывает их ссуду.
Старый джентльмен отвечает беспокойной улыбкой.
– Они поступили опрометчиво, согласившись на этот залог, – продолжает размышлять мистер Сансью. И бросает внезапно: – Вам нужен друг в суде.
Мистер Клоудир глядит подозрительно, потом бормочет:
– Глупости, ерунда. Цена была и есть неплохая. Но поздравляю вас, мистер Сансью. Этот ваш человек очень даже не дурак. Этот столяр. Втянул в игру кучу простаков.
– Ему было хорошо заплачено. Но вы мне напомнили, я должен передать его просьбу: не разрешите ли вы ему использовать один из участков?
– Ими теперь распоряжается землевладелец! – смеется старый джентльмен.
– Значит, мне попросить Валльями? – милейшим тоном осведомляется мистер Сансью.
– От кого вы дознались? – изумленно выдыхает мистер Клоудир.
– От кого же, как не от него самого?
– Еще немного, мистер Сансью, и я начну вас бояться, – признается старый джентльмен. – От вас ничто не укроется. Да, если хотите, Валльями – номинальный землевладелец. – Он встает и делает шаг к камину. – А теперь, дорогой сэр, не окажете ли мне честь выпить вместе по стакану вина?
Польщен приглашением, мистер Клоудир. Джентльмены усаживаются перед камином, и гость разливает вино. Мистер Сансью удобно откидывается на спинку стула.
– Вы говорите, что удивлены тем, как много я знаю, мистер Клоудир. Не позволите ли рассказать вам одну историю?
– Пожалуйста, дорогой сэр, – несколько нервозно отзывается старый джентльмен.
– Думаю, вам она будет небезынтересна. Позвольте подчеркнуть, что это не более чем история. – Собеседник кивает. – Очень хорошо. Предположим, выполняя свои профессиональные обязанности, я столкнулся с тем, что мой клиент очень старается не быть обнаруженным. Предположим, я узнал, от кого прячется клиент, узнал и о двух сторонах, что ищут его – а вернее ее, поскольку это леди – так же усердно, как она скрывается. И обе эти стороны жаждут друг друга опередить.
Мистер Клоудир успел выпрямиться и внимательно смотрит на гостя. Он собирается заговорить, но мистер Сансью жестом его останавливает.
– Будьте добры, потерпите, дорогой сэр. Предположим, я уговорил клиентку вложить весь ее незначительный капитал…
Мистер Клоудир судорожно втягивает в себя воздух. Адвокат продолжает:
– …в, скажем, многообещающее предприятие, которое, ввиду неожиданных обстоятельств, к несчастью провалилось. Я добился, чтобы она, пытаясь выпутаться из затруднений, подписала вексель на пятьсот фунтов. Предположим далее: мне стало известно, что некий весьма респектабельный и состоятельный джентльмен – близкое подобие вас самого – принадлежит к тем, кто ее разыскивает. Предположим, я узнал, что она владеет неким документом, и угадал, что этот джентльмен желает его заполучить. И еще: я узнал, что этот джентльмен вовлечен в судебный процесс, в котором поставлена на карту обширная земельная собственность, и документ имеет отношение к этому процессу. Итак, если предположить, что все это правда, не желаете ли вы, мистер Клоудир, что-нибудь мне сказать?
– Есть у нее ребенок? – выдавливает из себя старый джентльмен.
– Изумлен тем, что в первую очередь вы задали именно этот вопрос. Ваши чувства делают вам честь, дорогой сэр. Да, есть.
Вскрикнув, старый джентльмен поднимается на ноги; стакан падает у него из рук.
Глава 22
Уход Сьюки неизбежно привел к тому, что, когда матушка не могла меня сопровождать, меня отпускали на прогулки одного. Однажды в начале июля, направляясь к деревне, я заметил незнакомца, который стоял, привалившись к дереву у «Розы и Краба». «Пришельцы» посещали Мелторп нечасто, поэтому я особенно им заинтересовался. Это был человек средних лет, в широкополой фетровой шляпе, красивом зеленом сюртуке и высоких сапогах непривычного мне фасона. Судя по платью, я принял бы его за джентльмена, но расслабленная, ленивая поза свидетельствовала о другом. Незнакомец не обратил на меня внимания, и я прошел мимо.
Все утро лил дождь, и, хотя выходил я из дома уже в ясную погоду, под ногами расплывалась грязь. Проходя по Шестнадцати Акрам Фермера Лаббенема, между Рвом и Лугами, я услышал шум трещоток и увидел мальчугана, пугавшего ворон. Латаный сюртучок и голубая шапка на нем были мокры после утреннего дождя; время от времени он потрясал тремя тяжелыми деревянными брусками на веревках (к среднему была приделана ручка). Мысль о том, что можно провести весь день одному в полях, показалась мне заманчивой. Завидуя, я махнул мальчику рукой, но он как будто меня не заметил.
Я пошел дальше, обозревая зеленые ряды молодой пшеницы и луга, уже скошенные или нетронутые, роскошно благоухающие. Поднялся на верхушку Висельного холма и повернул обратно, сделав круг по границе Лугов. Когда я вновь приблизился к Шестнадцати Акрам, мальчик стоял у живой изгороди и я разглядел, что это Гарри, брат Сьюки.
Я поздоровался; ясные голубые глаза Гарри смотрели немного угрюмо.
– Что это за малый тащился за тобой хвостом, когда ты тут проходил? – спросил он.
– Не знаю, о ком это ты.
– Вот снова он, – бросил Гарри, бешено затряс трещоткой и пошел прочь.
Удивленный, я оглянулся: сзади, в большом отдалении, показался прежний незнакомец, ковылявший беспечной походкой. Я пошел дальше, он следовал за мной по всей Хай-стрит.
Тут мне пришло в голову, что, если я зайду на почту-вкупе-с-лавкой, этим будет обозначена моя все более возрастающая роль в нашем домашнем хозяйстве. Почтмейстер, мистер Пассант, вначале заартачился, но потом согласился и, как ни странно, протянул мне, кроме письма к матушке, еще одно, адресованное Биссетт. Матушкино было надписано рукою миссис Фортисквинс и, как я предположил, заключало в себе послание от мистера Сансью. Письмо Биссетт было скреплено печатью (конверты тогда, разумеется, еще не были в ходу), рисунок которой я не смог разобрать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99