Теперь, однако, дома гнили, стены были покрыты зеленью и едва не рушились: они простояли уже сорок или пятьдесят лет. Я удивился, заметив в одном из домиков тусклый свет; мы видели, как туда входят и оттуда выходят люди.
Чем ближе мы подходили к домику, тем приметнее сникала матушка; когда она уцепилась за мою руку, я почувствовал, что она дрожит.
– А где был домик дяди Марти? – спросил я. – Не помнишь? Может, он до сих пор стоит?
– Я не хочу его видеть! – воскликнула матушка. – Ох, Джонни, все так ужасно, я не могу это вынести!
Мы ускорили шаги и, минуя в сумерках улицу за улицей, добрались до Грина. Там мы спросили дорогу и с немалыми трудностями нашли Парламент-стрит, которая представляла собой кучку крохотных домиков, жавшихся, как заговорщики, вокруг маленькой мрачной площади. Как у большей части жилищ, возведенных в последние годы, крыши их поднимались над парапетами, подобно высоким шляпам, а чересчур большие окна глядели с фасадов как выпученные глаза. Мы без труда нашли нужный дом, потому что перед восьмым номером стояла повозка с надписью: «Джереми Избистер: перевозки для всех».
На наш стук дверь открыл плотный небритый мужчина лет сорока. Между маленькими, налитыми кровью глазками торчал большой, но сломанный нос, платок на шее не блистал чистотой. Враждебно смотревшие на нас гляделки походили на черные глазки, глубоко засевшие в белой очищенной картофелине. Тщательно выбритый череп тоже был похож на шишковатую картошку. Большая голова была втянута в плечи, как головка черепахи, готовой при малейшей опасности спрятать ее под панцирем.
– Кто вы? – спросил он.
– Мы знакомые Дигвидов, – ответил я.
– Дигвид! – испугался мужчина. – Это он вас послал?
– Нет. И мы знакомы не с ним, а с миссис Дигвид.
Он всмотрелся в нас:
– Никогда о такой не слышал. Что вам от нее нужно? И кто вас сюда послал?
– Если вы мистер Избистер, то нам сказали, что вы знаете человека по имени Барни, а он приходится миссис Дигвид родственником.
Мне показалось, что его крохотные глазки расширились, но со словами: «Не знаю никакого Барни. Это все, что вам нужно?» он начал закрывать дверь.
Матушка вскрикнула и качнулась в мою сторону, мне пришлось подставить ей плечо.
Мужчина поглядел на нее с любопытством:
– Она как будто едва держится на ногах. Вам что, некуда идти?
Я покачал головой.
– В карманах, небось, пустовато?
Я снова качнул головой:
– Мы надеялись приютиться у миссис Дигвид.
Во взгляде здоровяка выразилось одобрение:
– А вы сообразительный парнишка. Пари держу – умеете читать?
– Да.
– По-печатному или по-писаному – как угодно?
– Да.
– И писать красивым почерком, как пишут джентльмены?
– Тоже, – кивнул я.
Он приоткрыл рот и всмотрелся в меня, но ничего не добавил, и я отвернулся, по мере сил поддерживая матушку. Мы прошли несколько шагов, и он нас окликнул:
– Погодите! Вам нужно где-то переночевать?
Я обернулся, но не решился ответить.
– У меня есть свободная комната, – продолжал он, – обычно я ее сдаю. Последние жильцы уехали дня два назад. За десять пенсов она в вашем распоряжении.
– Думаю, мама, нам нужно идти, – прошептал я.
– О Джонни, давай останемся. Я так устала.
Мистер Избистер тревожно прислушивался к нашему разговору.
– Можно ее посмотреть? – спросил я.
Он шагнул в дом, прокричав на ходу:
– Молли!
Обернувшись, он нетерпеливым кивком пригласил нас войти. За порогом, в темном коридоре, мне в ноздри ударил странный непонятный запах; это был не капустно-карто-фельный запах бедности, ставший мне уже привычным, а нечто более грубое. Пока мы теснились в узком коридоре, из задней комнаты появилась крупная неряшливая женщина.
Она, видно, что-то пекла и теперь вытирала о передник испачканные в муке руки, но при этом мне чудилась в ней какая-то неуловимая нечистота. С мучнисто-белого рыхлого лица (похожего на непропеченные хлеб и булочки, которые она, как мне предстояло узнать, беспрерывно стряпала) глядели глубоко посаженные черные глазки. То и дело вытирать руки о грязный передник было ее привычкой; мне все казалось, что она готовится пустить в ход кулаки.
– Чего вам надо? – раздраженно спросила она.
Мужчина кивнул в нашу сторону:
– Им нужна комната на ночь.
Женщина окинула нас презрительным взглядом.
– А деньги у вас есть?
– Сначала мы бы хотели посмотреть комнату.
– Задняя комната на втором этаже, – отозвалась женщина.
– За два шиллинга и шесть пенсов можете снять ее на неделю, – внезапно предложил мужчина.
– Ну вот еще! – зло бросила женщина.
Муж взял ее под руку и начал что-то говорить вполголоса, а мы с матушкой пошли наверх. Комнатка была маленькая и темная, с одним заросшим копотью окошком, которое глядело в грязный задний двор. Там имелись старинная кровать на колесиках, без матраса, и соломенный тюфяк на полу. Мы обменялись тревожными взглядами.
За одну ночь это слишком дорого, – заметил я, морща нос от запаха сырости и еще чего-то неприятного, которым был пропитан дом. – Мне не понравились эти люди. Думаю, нам не стоит здесь оставаться.
– Но уже поздно, и я валюсь с ног. Я не могу, Джонни. Не могу снова тащиться по этим улицам. Да и куда нам идти?
– Хорошо. Но только на одну ночь.
Когда мы спустились, мистер Избистер стоял в темном коридоре и улыбался.
– Не окажете ли мне и моей жене честь опрокинуть вместе по стаканчику лучшего девятипенсового, мэм?
Мать кивнула и шагнула к гостиной, но мистер Избистер вытянутой рукой придержал дверь.
– Нет-нет, гостиная не для этого случая.
Он повел нас в кухню, где каждый получил по большому стакану джина и был провозглашен тост за здоровье. Я к джину не прикоснулся.
– Ну, мои дорогие, – произнесла миссис Избистер с ухмылкой, которая насторожила меня еще больше, чем прежняя ее враждебность, – как вам понравилась комната?
– Мы хотели бы снять ее на одну ночь, – отозвался я.
– Вижу-вижу, кто у вас главный! Но ведь он, благослови его Бог, совсем еще дитя?
– Да, – подтвердила матушка. – Иногда он меня просто запугивает. – Она посмотрела на меня с упреком.
– Ничего подобного.
– Я люблю детей. – С ужасом я увидел, как большая сдобная пятерня миссис Избистер протянулась, чтобы погладить меня по макушке. – Мы похоронили троих. Мы с мистером Избистером, – добавила она печально.
Мистер Избистер тяжело вздохнул и спросил:
– Еще стаканчик, мэм?
Матушка пододвинула стакан, он его наполнил, все снова чокнулись.
– Платить сейчас? – спросила матушка, открывая ридикюль.
– Успеется. Мы поверим вам в долг.
– Нужно же кому-нибудь доверять в этом мире? – вмешалась миссис Избистер. – Мы с мистером Избистером все время это твердим.
Матушка кивнула и улыбнулась мне, словно предлагая разделить ее хорошее мнение о наших новых квартирных хозяевах.
– Комната очень милая, – сказал мистер Избистер. – Спать будете как сурки.
Избистеры снабдили нас рваными простынями и одеялами, для меня был приготовлен соломенный тюфяк. Матушка заснула быстро, а я бодрствовал около часа; когда, совсем уже поздно, я услышал, как, поднимаясь в свою спальню, спорили о чем-то пьяные Избистеры, мне стало еще страшнее.
Глава 33
На следующее утро я проснулся первым в доме, и это меня удивило, поскольку я думал, что перевозчики принимаются за работу ни свет ни заря. К половине восьмого Избистеры все еще не давали о себе знать, но снизу мне почудился какой-то шум. Я поднялся на ноги и оделся; матушка все еще спала, хотя и неспокойно, ворочаясь с боку на бок. Спускаясь по лестнице, я различал храп, доносившийся из комнаты Избистеров. Внизу слышался скрежет каминной решетки, и в кухне я обнаружил девочку лет четырнадцати, которая, стоя на коленях, прочищала каминную решетку и яростно выгребала золу.
– Привет, – поздоровался я. – Я Джон. А ты кто?
К моему удивлению, она даже не подняла глаз. Вдобавок к недружелюбному и даже невежливому поведению, девочка и выглядела очень непривлекательно: с головы до ног в черной пыли, лицо бледное и костлявое, руки красные, в волдырях. Я оглядел комнату. Вдоль стены был выстроен ряд корзин, накрытых тряпкой, но это не мешало разглядеть, что они как будто набиты одеждой.
Я пошел искать булочную и молочную, чтобы приобрести на завтрак булочек на пенни и немного молока, вернулся с покупками наверх и в ожидании матушки съел свою долю. В начале девятого матушка приоткрыла глаза, и я стал ее торопить, чтобы уйти из дома немедленно.
– Похоже, я не смогу.
Я с тревогой заметил на ее бледном лице признаки лихорадки.
– А если постараться?
– Нет, а, кроме того, куда мы пойдем? Было ясно, что она заболела, поэтому я обещал поговорить с хозяевами, когда они встанут, и она снова заснула.
Ждать мне пришлось долго. Наконец, ближе к полудню, я услышал, что они встают и спускаются по лестнице. Чуть выждав, я тоже стал спускаться и на лестнице услышал громогласный оклик мистера Избистера:
– Я в кухне!
Войдя, я увидел, что они завтракают хлебом с сыром и запивают еду портером, который им подносила девочка.
– Безрукая растяпа, – говорила миссис Избистер девочке, когда я вошел, но при виде меня с усилием растянула губы в улыбке.
Когда я рассказал о болезни матушки, они зацокали языками и принялись уговаривать меня, чтобы мы оставались, пока она не выздоровеет.
Мистер Избистер почесал себе затылок:
– Что ж, думаю, у меня найдется на ближайшие дни работа для сметливого паренька: бегать с поручениями и держать лошадь. Конечно, это только чтобы вам помочь. Скажем, я не возьму с вас квартирную плату и мы будем в расчете. Идет?
Я кивнул.
– Мой муж добряк, каких мало, – проговорила его жена. – Как-то раз он весь день помогал своему брату, сам ничего на этом не заработал. А знаете, у меня тоже, наверное, найдется для вас работенка. Вы можете доставлять заказы, а то эта лентяйка ползает как черепаха. – Проворно обернувшись, она крикнула: – Как, Полли, камин еще не готов? – Она нацелилась влепить девочке затрещину, но та ловко увернулась.
Сообщив матери о достигнутом соглашении, я вернулся в кухню, чтобы быть готовым, если понадобится, выехать с повозкой. Девочка чистила камин, ее наниматели завершали завтрак несколькими стаканами джина, я у дверей ожидал приказаний.
– Что вы мне поручите, мистер Избистер? – спросил я наконец.
– Пока ничего. – Он откинулся на спинку стула и ослабил ремень. – Но скоро ты мне понадобишься: я должен отвезти из Лаймхауса в Хэкни пол-анкера голландского джина. Впрочем, спросите ее.
Он ткнул пальцем себе за плечо, стоявшая сзади жена кивком указала на одну из корзин:
– Отнеси это миссис О'Херлихи в Смартс-Гарденз. Скажи, пусть идет сюда с тем, что уже сделала.
Я отправился с корзиной, нести которую было тяжело и неловко даже пустую. Наконец-то у меня есть работа! Сразу за небольшой площадью располагался мусорный двор, где слонялись старухи с кожаными мешками, разрывая палками кучи золы; у одной из них я спросил дорогу к Смартс-Гарденз. На пути попадались лужи черной жидкости, которые запруживали узкие улочки и даже площади, так что приходилось ступать прямо по ним. На площадях высились холмы из отходов; страшно было подумать, что творится тут в жару.
Улицы по преимуществу попадались новые, но они были возведены быстро и небрежно на месте увеселительных садов и огибали как попало россыпи камней и глины. Фонарей не было, тротуаров тоже, отсутствовала нередко и мостовая, которую заменяла глина. Дворы и садики, с остатками изгородей и старой посудой вместо растительности, часто ничем не отличались от общедоступных проходов; границы обозначал в лучшем случае гнилой штакетник; повсюду грудами лежали каменные обломки, старые бочки из-под селедки, битое стекло, виднелись заросли сорняков, и на каждом шагу чумазые ребятишки рылись в грязи или играли в монетки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Чем ближе мы подходили к домику, тем приметнее сникала матушка; когда она уцепилась за мою руку, я почувствовал, что она дрожит.
– А где был домик дяди Марти? – спросил я. – Не помнишь? Может, он до сих пор стоит?
– Я не хочу его видеть! – воскликнула матушка. – Ох, Джонни, все так ужасно, я не могу это вынести!
Мы ускорили шаги и, минуя в сумерках улицу за улицей, добрались до Грина. Там мы спросили дорогу и с немалыми трудностями нашли Парламент-стрит, которая представляла собой кучку крохотных домиков, жавшихся, как заговорщики, вокруг маленькой мрачной площади. Как у большей части жилищ, возведенных в последние годы, крыши их поднимались над парапетами, подобно высоким шляпам, а чересчур большие окна глядели с фасадов как выпученные глаза. Мы без труда нашли нужный дом, потому что перед восьмым номером стояла повозка с надписью: «Джереми Избистер: перевозки для всех».
На наш стук дверь открыл плотный небритый мужчина лет сорока. Между маленькими, налитыми кровью глазками торчал большой, но сломанный нос, платок на шее не блистал чистотой. Враждебно смотревшие на нас гляделки походили на черные глазки, глубоко засевшие в белой очищенной картофелине. Тщательно выбритый череп тоже был похож на шишковатую картошку. Большая голова была втянута в плечи, как головка черепахи, готовой при малейшей опасности спрятать ее под панцирем.
– Кто вы? – спросил он.
– Мы знакомые Дигвидов, – ответил я.
– Дигвид! – испугался мужчина. – Это он вас послал?
– Нет. И мы знакомы не с ним, а с миссис Дигвид.
Он всмотрелся в нас:
– Никогда о такой не слышал. Что вам от нее нужно? И кто вас сюда послал?
– Если вы мистер Избистер, то нам сказали, что вы знаете человека по имени Барни, а он приходится миссис Дигвид родственником.
Мне показалось, что его крохотные глазки расширились, но со словами: «Не знаю никакого Барни. Это все, что вам нужно?» он начал закрывать дверь.
Матушка вскрикнула и качнулась в мою сторону, мне пришлось подставить ей плечо.
Мужчина поглядел на нее с любопытством:
– Она как будто едва держится на ногах. Вам что, некуда идти?
Я покачал головой.
– В карманах, небось, пустовато?
Я снова качнул головой:
– Мы надеялись приютиться у миссис Дигвид.
Во взгляде здоровяка выразилось одобрение:
– А вы сообразительный парнишка. Пари держу – умеете читать?
– Да.
– По-печатному или по-писаному – как угодно?
– Да.
– И писать красивым почерком, как пишут джентльмены?
– Тоже, – кивнул я.
Он приоткрыл рот и всмотрелся в меня, но ничего не добавил, и я отвернулся, по мере сил поддерживая матушку. Мы прошли несколько шагов, и он нас окликнул:
– Погодите! Вам нужно где-то переночевать?
Я обернулся, но не решился ответить.
– У меня есть свободная комната, – продолжал он, – обычно я ее сдаю. Последние жильцы уехали дня два назад. За десять пенсов она в вашем распоряжении.
– Думаю, мама, нам нужно идти, – прошептал я.
– О Джонни, давай останемся. Я так устала.
Мистер Избистер тревожно прислушивался к нашему разговору.
– Можно ее посмотреть? – спросил я.
Он шагнул в дом, прокричав на ходу:
– Молли!
Обернувшись, он нетерпеливым кивком пригласил нас войти. За порогом, в темном коридоре, мне в ноздри ударил странный непонятный запах; это был не капустно-карто-фельный запах бедности, ставший мне уже привычным, а нечто более грубое. Пока мы теснились в узком коридоре, из задней комнаты появилась крупная неряшливая женщина.
Она, видно, что-то пекла и теперь вытирала о передник испачканные в муке руки, но при этом мне чудилась в ней какая-то неуловимая нечистота. С мучнисто-белого рыхлого лица (похожего на непропеченные хлеб и булочки, которые она, как мне предстояло узнать, беспрерывно стряпала) глядели глубоко посаженные черные глазки. То и дело вытирать руки о грязный передник было ее привычкой; мне все казалось, что она готовится пустить в ход кулаки.
– Чего вам надо? – раздраженно спросила она.
Мужчина кивнул в нашу сторону:
– Им нужна комната на ночь.
Женщина окинула нас презрительным взглядом.
– А деньги у вас есть?
– Сначала мы бы хотели посмотреть комнату.
– Задняя комната на втором этаже, – отозвалась женщина.
– За два шиллинга и шесть пенсов можете снять ее на неделю, – внезапно предложил мужчина.
– Ну вот еще! – зло бросила женщина.
Муж взял ее под руку и начал что-то говорить вполголоса, а мы с матушкой пошли наверх. Комнатка была маленькая и темная, с одним заросшим копотью окошком, которое глядело в грязный задний двор. Там имелись старинная кровать на колесиках, без матраса, и соломенный тюфяк на полу. Мы обменялись тревожными взглядами.
За одну ночь это слишком дорого, – заметил я, морща нос от запаха сырости и еще чего-то неприятного, которым был пропитан дом. – Мне не понравились эти люди. Думаю, нам не стоит здесь оставаться.
– Но уже поздно, и я валюсь с ног. Я не могу, Джонни. Не могу снова тащиться по этим улицам. Да и куда нам идти?
– Хорошо. Но только на одну ночь.
Когда мы спустились, мистер Избистер стоял в темном коридоре и улыбался.
– Не окажете ли мне и моей жене честь опрокинуть вместе по стаканчику лучшего девятипенсового, мэм?
Мать кивнула и шагнула к гостиной, но мистер Избистер вытянутой рукой придержал дверь.
– Нет-нет, гостиная не для этого случая.
Он повел нас в кухню, где каждый получил по большому стакану джина и был провозглашен тост за здоровье. Я к джину не прикоснулся.
– Ну, мои дорогие, – произнесла миссис Избистер с ухмылкой, которая насторожила меня еще больше, чем прежняя ее враждебность, – как вам понравилась комната?
– Мы хотели бы снять ее на одну ночь, – отозвался я.
– Вижу-вижу, кто у вас главный! Но ведь он, благослови его Бог, совсем еще дитя?
– Да, – подтвердила матушка. – Иногда он меня просто запугивает. – Она посмотрела на меня с упреком.
– Ничего подобного.
– Я люблю детей. – С ужасом я увидел, как большая сдобная пятерня миссис Избистер протянулась, чтобы погладить меня по макушке. – Мы похоронили троих. Мы с мистером Избистером, – добавила она печально.
Мистер Избистер тяжело вздохнул и спросил:
– Еще стаканчик, мэм?
Матушка пододвинула стакан, он его наполнил, все снова чокнулись.
– Платить сейчас? – спросила матушка, открывая ридикюль.
– Успеется. Мы поверим вам в долг.
– Нужно же кому-нибудь доверять в этом мире? – вмешалась миссис Избистер. – Мы с мистером Избистером все время это твердим.
Матушка кивнула и улыбнулась мне, словно предлагая разделить ее хорошее мнение о наших новых квартирных хозяевах.
– Комната очень милая, – сказал мистер Избистер. – Спать будете как сурки.
Избистеры снабдили нас рваными простынями и одеялами, для меня был приготовлен соломенный тюфяк. Матушка заснула быстро, а я бодрствовал около часа; когда, совсем уже поздно, я услышал, как, поднимаясь в свою спальню, спорили о чем-то пьяные Избистеры, мне стало еще страшнее.
Глава 33
На следующее утро я проснулся первым в доме, и это меня удивило, поскольку я думал, что перевозчики принимаются за работу ни свет ни заря. К половине восьмого Избистеры все еще не давали о себе знать, но снизу мне почудился какой-то шум. Я поднялся на ноги и оделся; матушка все еще спала, хотя и неспокойно, ворочаясь с боку на бок. Спускаясь по лестнице, я различал храп, доносившийся из комнаты Избистеров. Внизу слышался скрежет каминной решетки, и в кухне я обнаружил девочку лет четырнадцати, которая, стоя на коленях, прочищала каминную решетку и яростно выгребала золу.
– Привет, – поздоровался я. – Я Джон. А ты кто?
К моему удивлению, она даже не подняла глаз. Вдобавок к недружелюбному и даже невежливому поведению, девочка и выглядела очень непривлекательно: с головы до ног в черной пыли, лицо бледное и костлявое, руки красные, в волдырях. Я оглядел комнату. Вдоль стены был выстроен ряд корзин, накрытых тряпкой, но это не мешало разглядеть, что они как будто набиты одеждой.
Я пошел искать булочную и молочную, чтобы приобрести на завтрак булочек на пенни и немного молока, вернулся с покупками наверх и в ожидании матушки съел свою долю. В начале девятого матушка приоткрыла глаза, и я стал ее торопить, чтобы уйти из дома немедленно.
– Похоже, я не смогу.
Я с тревогой заметил на ее бледном лице признаки лихорадки.
– А если постараться?
– Нет, а, кроме того, куда мы пойдем? Было ясно, что она заболела, поэтому я обещал поговорить с хозяевами, когда они встанут, и она снова заснула.
Ждать мне пришлось долго. Наконец, ближе к полудню, я услышал, что они встают и спускаются по лестнице. Чуть выждав, я тоже стал спускаться и на лестнице услышал громогласный оклик мистера Избистера:
– Я в кухне!
Войдя, я увидел, что они завтракают хлебом с сыром и запивают еду портером, который им подносила девочка.
– Безрукая растяпа, – говорила миссис Избистер девочке, когда я вошел, но при виде меня с усилием растянула губы в улыбке.
Когда я рассказал о болезни матушки, они зацокали языками и принялись уговаривать меня, чтобы мы оставались, пока она не выздоровеет.
Мистер Избистер почесал себе затылок:
– Что ж, думаю, у меня найдется на ближайшие дни работа для сметливого паренька: бегать с поручениями и держать лошадь. Конечно, это только чтобы вам помочь. Скажем, я не возьму с вас квартирную плату и мы будем в расчете. Идет?
Я кивнул.
– Мой муж добряк, каких мало, – проговорила его жена. – Как-то раз он весь день помогал своему брату, сам ничего на этом не заработал. А знаете, у меня тоже, наверное, найдется для вас работенка. Вы можете доставлять заказы, а то эта лентяйка ползает как черепаха. – Проворно обернувшись, она крикнула: – Как, Полли, камин еще не готов? – Она нацелилась влепить девочке затрещину, но та ловко увернулась.
Сообщив матери о достигнутом соглашении, я вернулся в кухню, чтобы быть готовым, если понадобится, выехать с повозкой. Девочка чистила камин, ее наниматели завершали завтрак несколькими стаканами джина, я у дверей ожидал приказаний.
– Что вы мне поручите, мистер Избистер? – спросил я наконец.
– Пока ничего. – Он откинулся на спинку стула и ослабил ремень. – Но скоро ты мне понадобишься: я должен отвезти из Лаймхауса в Хэкни пол-анкера голландского джина. Впрочем, спросите ее.
Он ткнул пальцем себе за плечо, стоявшая сзади жена кивком указала на одну из корзин:
– Отнеси это миссис О'Херлихи в Смартс-Гарденз. Скажи, пусть идет сюда с тем, что уже сделала.
Я отправился с корзиной, нести которую было тяжело и неловко даже пустую. Наконец-то у меня есть работа! Сразу за небольшой площадью располагался мусорный двор, где слонялись старухи с кожаными мешками, разрывая палками кучи золы; у одной из них я спросил дорогу к Смартс-Гарденз. На пути попадались лужи черной жидкости, которые запруживали узкие улочки и даже площади, так что приходилось ступать прямо по ним. На площадях высились холмы из отходов; страшно было подумать, что творится тут в жару.
Улицы по преимуществу попадались новые, но они были возведены быстро и небрежно на месте увеселительных садов и огибали как попало россыпи камней и глины. Фонарей не было, тротуаров тоже, отсутствовала нередко и мостовая, которую заменяла глина. Дворы и садики, с остатками изгородей и старой посудой вместо растительности, часто ничем не отличались от общедоступных проходов; границы обозначал в лучшем случае гнилой штакетник; повсюду грудами лежали каменные обломки, старые бочки из-под селедки, битое стекло, виднелись заросли сорняков, и на каждом шагу чумазые ребятишки рылись в грязи или играли в монетки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99