Но ее глаза метнулись
назад, на Робина, который подошел поближе к перилам крыльца.
Ее сердце зазвучало как литавры, и она снова посмотрела вдаль.
Уголком глаза она увидела, как он приближается, затем останавливается и
притворяется, будто рассматривает что-то интересное в земле под носком
своего ботинка.
Пора возвращаться, сказала она сама себе. Пора снова проверить
Сестру. Но ноги отказывались идти. Робин приближался все ближе, затем
снова остановился и повернулся к огню, как будто что-то опять
заинтересовало его внимание. Он держал руки в карманах пальто и казалось
пытался решить, вернуться ли к теплу костра или нет. Свон не знала, хочет
ли она, чтобы он подошел поближе или ушел, и она чувствовала себя
неспокойно, как кузнечик на раскаленной сковородке...
Затем он сделал еще один шаг вперед, как бы принимая решение. Но
нервы Свон не выдержали и она решила развернуться и войти внутрь. Мул
принял этот порыв как призыв к игре и игриво прикусил зубами пальцы Свон,
держа ее заложницей несколько секунд, и этого хватило Робину, чтобы дойти
до нее.
- Я думаю, что твоя лошадь голодна, - сказал он.
Свон высвободила пальцы. Она собралась идти назад, ее сердце билось
так сильно, что она была уверена, что он, должно быть, слышит это, как
дальнюю грозу над горизонтом.
- Не уходи, - смягчился голос Робина, - пожалуйста.
Свон остановилась. Она подумала, что он совсем не похож на кинозвезд
из журналов, которые бывало почитывала ее мать, потому что никого из
голливудских красавцах нельзя было сравнить с ним; он не выглядел, как
хорошо вычищенный тинэйджер из мыльных опер, которые часто смотрела Дарлен
Прескотт. Его лицо, со всеми его тяжелыми линиями и углами, было молодым,
но глаза взрослыми. Они были цвета пепла, но в свете огня выглядели
привлекательными. Она встретила его взгляд, увидев, что он потерял оттенок
жесткости. Его глаза были ласковыми, скорее даже нежными, когда он
посмотрел на нее.
- Эй, - крикнула Анна Мак-Клей. - Шел бы ты по своим делам. У Свон
нет для тебя времени.
Его жесткая маска появилась снова.
- Кто сделал вас ее хранительницей?
- Не хранительницей, а наставницей. Протектором. А теперь, почему бы
тебе не быть хорошим мальчиком и не пойти прочь?
- Нет, - прервала Свон, - мне не нужна надзирательница или протектор.
Спасибо за то, что вы обо мне заботитесь, Анна, но я могу позаботиться о
себе сама.
- О, извини. Я только подумала, что он снова беспокоит тебя.
- Он не беспокоит меня. Все в порядке. Правда.
- Ты уверена? Я, бывало, видела таких типов, прогуливавшихся по
дороге и искавших кошельки, чтобы прикарманить.
- Я уверена, - ответила Свон. Анна бросила на Робина еще один
подозрительный взгляд, после чего вернулась к разговору с мистером
Половски.
- Она все равно не поверит, - сказал Робин, благодарно улыбаясь, - и
скоро двинет меня прикладом.
- Нет, тебе может не нравиться Анна, и, я уверена, ты ей тоже не
нравишься, но она делает то, что ей кажется лучше для меня, и я ее за это
уважаю. Если ты будешь меня тревожить, я ей скажу, чтобы она тебя
прогнала.
Улыбка Робина исчезла.
- Значит, ты думаешь, что ты лучше, чем все остальные?
- Нет, я не вкладываю в свои слова такой смысл, - Свон чувствовала
себя неспокойно и нервозно, и ее язык путался между ее мыслями и словами,
- я только имела в виду... Анна права, что так осторожна.
- Угу. Значит я беспокою тебя тем, что дружески настроен?
- Ты был не слишком любезен, когда зашел в дом и... и разбудил меня
таким образом, - сказала она надломлено. Она чувствовала, как краснеет ее
лицо, и она хотела вернуться назад, а не начинать разговор заново, но это
было уже невозможно. И Свон была наполовину напугана, наполовину зла.
- И я не тебе тогда давала то яблоко, вот так!
- О, но зато я получил его! Ладно, я крепко стою на ногах, хотя и не
на пьедестале, как другие люди. И, может быть, я не мог удержаться, чтобы
не поцеловать тебя, когда увидел, стоящую с яблоком в руке. Твои глаза
были такие большие и глубокие, что я не смог сдержаться и не взять его.
Когда я впервые увидел тебя, я подумал, что ты будешь что надо, но я не
знал, что ты высокомерная принцесса.
- Нет!
- Нет? Ладно, тогда ты разыгрываешь из себя такую. Послушай, я
побывал везде! Я видел много девчонок! Я могу узнать среди них
высокомерных, когда вижу их!
- А я... - стоп! - подумала она. Остановись сейчас же! Но она не
могла, потому что она была внутренне испугана и не могла позволить ему
делать то, что он хочет. - А я знаю грубых, крикливых... идиотов, и могу
отличить их от других, когда их вижу!
- Да, я идиот, хорошо! - он качнул головой и рассмеялся не весело. -
Я и сам знаю, что я идиот, потому что подумал, что могу понять ледяную
принцессу лучше, хм?
Он пошел прочь прежде, чем она смогла ответить.
Все, что она могла придумать, чтобы сказать, это было "не касайся
меня снова!"
Инстинктивно она почувствовала сильную боль, которая резанула ее с
головы до ног. Она сжала зубы, чтобы не окликнуть его. Если он собирается
вести себя, как дурак, значит он и есть дурак! Он - ребенок с плохим
характером, и она больше не хочет иметь с ним дела.
Но она также знала, что доброе слово может вернуть его назад. Одно
доброе слово. Это было все. И было ли это так трудно? Он неправильно понял
ее, и, может быть, она тоже неправильно его поняла. Она заметила, что Анна
и мистер Половски наблюдают за ней, и она почувствовала, что Анна "надела"
слабую, всезнающую улыбку. Мул подошел и выдохнул воздух в лицо Свон.
Свон спрятала свою оскорбленную гордость и решила окликнуть Робина,
но как только она открыла рот, дверь лачуги открылась и Пол Торсон сказал
возбужденно:
- Свон! Это происходит!
Она видела, как Робин идет по направлению к костру. И затем она
последовала за Полом в дом.

Робин стоял у края огня. Медленно сжимая кулаки, он бил себя по лбу:
- Идиот! Идиот! Идиот! - говорил он себе, ударяя по голове. Он все
еще не мог понять, что случилось; он только знал, что лучше бы умер, и что
он никогда еще не разговаривал с кем-нибудь прекраснее, чем Свон. Он хотел
произвести на нее впечатление, но сейчас он чувствовал себя, словно он
прошел босиком по коровьей лепешке.
- Идиот, идиот, идиот! - продолжал повторять он. Конечно, он не так
уж много встречал девушек; фактически он вовсе не встречал никаких
девушек. Он даже не знал, как с ними надо обращаться. Они были для него
как пришельцы с других планет. Как с ними разговаривать без... да, без
того, чтобы становиться крикливым идиотом - это было именно то, кем он
себя ощущал.
Ладно, сказал он себе, все, я уверен, что возьму себя в руки! Он все
еще испытывал дрожь внутри и чувствовал боль в желудке. А когда он
закрывал глаза, то видел Свон, стоящую перед ним, такую же лучезарную, как
самая прекрасная мечта, которую он когда-либо знал. С первого дня, когда
он увидел ее, спящую на кровати, он уже не мог выбросить ее из головы.
Я люблю ее, подумал он. Он слышал о любви, но он не слышал о том, что
любовь заставляет тебя чувствовать себя сильным и беззащитным
одновременно. Я люблю ее.
Он не знал кричать или плакать, и стоял, уставившись на огонь, и не
видел ничего, кроме лица Свон.

73. ШТУРМ КРЕПОСТИ
Человек с лицом-веслом остановился перед "джипом" и поднял
электромегафон. Его острые зубы торчали, и он кричал:
- Убить их! Убить! УБИТЬ!
Рев Маклина был перекрыт криком и быстрой стрельбой, а под конец
дополнен грохотом машин, так как более шестисот армейских машин,
грузовиков, джипов и фургонов начали двигаться по оккупированной земле по
направлению к крепости Спасителя. Серый низкий свет был заглушен и
заполнен дымом, и огни разгорались на оккупированной земле, пожирая около
двухсот фургонов, которые были разломаны и раскиданы во время первых двух
волн штурма. Искалеченные тела мертвых или умирающих солдат АСВ лежали на
растрескавшемся бетоне, а вскоре начался новый приступ агонии, когда
колеса третьей волны покатились по раненым.
- Убить их! Убить их всех! - продолжал кричать Маклин в
громкоговоритель, указывая на машины-чудовища правой рукой в черной
перчатке. Когти-гвозди торчали из его ладоней, указывая на огонь
разрушений.
Сотни солдат, вооруженных ружьями, пистолетами и "коктейлями
Молотова" двигались пешком перед идущими фургонами.
И в фокусе этого полукруга три отлично вооруженных ряда грузовиков,
машин и фургонов "Американской Верности" ожидали жуткой атаки так, как они
ожидали и предчувствовали две предыдущие. Но кучи мертвых "Верных"
покрывали участок земли так же, как и множество их фургонов, горящих и все
еще взрывающихся от текущего по земле танкового топлива.
Огонь и едкий дым расползался, наполняя воздух. Но Маклин смотрел по
направлению крепости Спасителя и ухмылялся, потому что он знал, что
"Верные" не смогут противостоять силе Армии Совершенных Воинов. Они падут
- если не во время третьей атаке, тогда четвертой или пятой, или шестой,
или седьмой. Сражение было до победного конца, и Маклин знал это. Сегодня
у него будет победа, и он заставит Спасителя стать на колени и целовать
его ботинки, прежде чем разобьет ему лицо.
- Ближе! - кричал Маклин своему шоферу, и Джад Лаури поехал. Лаури не
мог выносить смотреть в лицо Маклину, и по мере того как они подъезжали на
"джипе" ближе к линии машин, он не знал, кого боится больше: кричащее и
злобно смотрящее нечто, которым стал полковник Маклин, или стрелков
"Американской Верности".
- Вперед! Вперед! Продолжать наступление! - командовал Маклин
солдатам, его глаза испускали искры, когда он замечал хотя бы одно
поползновение к колебанию.
- Они вот-вот сломятся! - кричал он. - Вперед! Продолжайте движение!
Маклин услышал звук рожка и, оглянувшись, увидел ярко-красный
переделанный "Кадиллак" с бронированным ветровым стеклом, рвущийся
напрямую сквозь другие машины к фронту. У водителя были длинные вьющиеся
светлые волосы, а карлик припал к отверстию в крыше "Кадиллака", откуда
высовывалось дуло пулемета.
- Ближе, лейтенант! - приказал Маклин. - Нужно занять место в первом
ряду!
О, Боже! - подумал Лаури. Под мышками у него вспотело. Одно дело
атаковать компанию фермеров, вооруженных мотыгами и лопатами, и совсем
другое - штурмовать кирпичную крепость, где у этих гадов была тяжелая
артиллерия!
Но Американская Верность продолжала вести огонь, в то время как АСВ
катила вперед свои грузовики и фургоны.
Маклин знал, что все его офицеры на своих местах и ведут свои
батальоны. Роланд Кронингер был где-то справа, в своем собственном
командном "джипе", подгоняя на битву две сотни человек и более пятидесяти
бронированных машин. Капитаны Карр, Уилсон, Сэттерли, лейтенанты Тэтчер,
Бэннинг и Бьюфорд - все его доверенные офицеры были на своих местах и все
они были нацелены на победу.
Маклин пришел к выводу, что прорыв сквозь оборону Спасителя был
просто вопросом дисциплины и управления. Неважно, сколько погибнет солдат
АСВ или сколько взорвется и сгорит машин - это проверка его дисциплины и
управления. И он поклялся скорее драться до последнего солдата, чем
позволит Спасителю победить его.
Он знал, что его ум несколько повредился, когда треснула эта штука и
он, взяв фонарь, взглянул на себя в зеркало, но сейчас он был в полном
порядке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150