Когда невдалеке показались волки, а потом снова скрылись на своих
холмах, он подумал, что они могли сожрать ее, возвращающуюся из восточной
Пенсильвании. Но если так и было, где же кожаная сумка? Ее лица не было в
сознании часовых Хоумвуда, а ведь если бы она была там, хоть один из них
видел бы ее. Так где же она? И, что гораздо важнее, где стеклянное кольцо?
Ему было неприятно знать, что оно где-то есть. Он не знал, что это,
или зачем оно появилось, но чтобы это ни было, он хотел уничтожить его,
растоптать своими ботинками. Хотел разбить его на крошечные кусочки и
растереть их о лицо женщины.
Сестра, подумал он, и презрительно улыбнулся. Пальцы его вцепились в
руль. Стеклянное кольцо должно быть найдено. Должно. Сейчас - его время
его веселья, его вечеринка, и такие вещи недопустимы. Ему не нравилось,
как женщина смотрела на это, и ему не нравилось, как она боролась за это.
Оно давало ей фальшивую надежду. Это действительно вредная вещь, надо
найти стеклянное кольцо и разбить его вдребезги, заставить ее есть
осколки. Иначе кто знает, как много других она может заразить, если ее не
остановить.
Возможно, она уже мертва. Возможно, один из его любимцев уже убил ее
и украл ее сумку. Возможно, возможно, возможно... Слишком много этих
"возможно". Но не важно, у кого оно или где оно, он должен найти это
стеклянное кольцо, потому что такие вещи не должны существовать, и когда
оно потемнеет и похолодеет в его руках, лишь тогда он будет уверен, что
оно испустило дух.
- Это моя вечеринка! - крикнул он и переехал мертвого мужчину,
лежащего на его дороге.
Но существует так много мест для поиска, так много различных шоссе
для проезда. Она, должно быть, свернула с М-80 прежде, чем достигла
Хоумвуда. Но почему? Он вспомнил ее слова: "Мы идем на запад". И она будет
идти по пути наименьшего сопротивления, не так ли? Не могла ли она найти
приют в одной из маленьких деревушек между Джерси Сити и Хоумвудом? Если
это так, то, значит, она позади него, а не впереди.
Но все и вся мертвы восточнее Хоумвуда и этой чертовой станции
Красного Креста, верно?
Он замедлил темп, проехав мимо свалившегося знака: "Новая Крепость -
следующий поворот налево". Он собирался съехать с дороги и найти
где-нибудь карту, возможно, перенести свой маршрут на другое шоссе.
Возможно, она отправилась южнее и оставила Хоумвуд далеко в стороне.
Возможно, она и прямо сейчас все еще была на какой-нибудь сельской дороге,
жавшаяся к огню и играющая с этой проклятой стекляшкой. Возможно,
возможно, возможно...
Это большая страна. Но у него есть время, успокаивал он себя,
сворачивая с М-80 на дорогу в Новую Крепость. У него есть "завтра", и
"послезавтра", и "после-послезавтра". Сейчас его вечеринка, и он
устанавливает правила.
Он найдет ее. О, да! Найдет ее и засунет это стеклянное кольцо ей
прямо в...
Он осознал, что ветер утихает. Он дул уже не так сильно, как всего
лишь несколько часов раньше. Именно из-за него он не мог искать ее как
следует. У него были затруднения с поиском, когда ветер был слишком
резким, но ветер все же был его другом, придавая его вечеринке
дополнительную очаровательность.
Он лизнул палец по-кошачьи шершавым языком и поднял его вверх. Да,
ветер определенно ослабел, хотя блуждающие порывы еще дули ему в лицо и
приносили запах горелого мяса. Пора - наконец-то - начинать.
Его рот приоткрылся. Затем раскрылся шире, и еще шире, в то время как
большие черные глаза смотрели с его красивого лица.
Муха выползла на его нижнюю губу. Это была блестящая, уродливо
зеленая муха, такая, каких можно согнать с ноздрей распухшего трупа. Она
ждала, ее радужные крылышки подергивались.
Другая муха выползла из его рта. Потом третья, четвертая и пятая. Еще
шесть выбрались и прицепились к его нижней губе. Еще десяток вытек наружу
как зеленый поток. Еще через несколько секунд вокруг его рта было
пятьдесят или больше мух, зеленая пена, которая жужжала и дергалась в
предвкушении.
- Прочь, - прошептал он, и движение его губ отправило новую группу
мух с его губ в воздух, их крылья завибрировали против ветра, пока они не
установили равновесие. Остальные тоже взлетели, по девять или десять за
раз, и группами разлетелись во все стороны света. Они были частью его,
жили в сыром погребе его души, где росли подобные вещи, и после того, как
они проделывали бесшумные круги радиусом две или три мили, они
возвращались к нему, как будто он был центром вселенной. И когда они
прилетали обратно, он видел все то, что видели их глаза - горящее пламя,
зажигающее стеклянное кольцо, или ее лицо, спящее в комнате, где она
думала, что находится в безопасности. Если они не нашли ее сегодня, всегда
есть "завтра". И следующий день. Рано или поздно, они все же найдут щель в
стене, которая приведет его к ней, и тогда он все же станцует "ватуси" на
ее костях.
Его лицо было неподвижным, глаза - черные дыры в лице, которое
вспугнуло бы луну. Последние два создания, имевшие внешнее сходство с
мухами, расширяющие возможности его глаз и ушей, оттолкнулись от его губ и
поднялись в воздух, разворачиваясь к юго-востоку.
Двуцветные ботинки жали на педали, велосипедные шины пели, а мертвые
были в земле, там, где им и место.


ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ. ЖАБА С ЗОЛОТЫМИ КРЫЛЬЯМИ

48. ПОСЛЕДНЯЯ ЯБЛОНЯ
Снег сыпался с угрюмого неба, заметая узкую сельскую дорогу там, где
за семь лет до этого был штат Миссури.
Пегая лошадь - старая и с провисшей спиной, но еще с сильным сердцем
и способная работать - тащила маленький, неумело построенный фургон,
покрытый залатанным темно-зеленым брезентовым верхом. Он представлял собой
странную смесь различных трейлеров. Каркас фургона был сделан из дерева,
но у него имелись железные оси и резиновые шины. Брезентовый верх был
двуместной палаткой, рассчитанной на любую погоду, натянутой на вырезанные
из дерева ребра. На каждой стороне брезента была надпись "Путешествующее
шоу", сделанная белым, а под ней меньшие буквы объявляли: "Магия! Музыка!"
и "Победите Мефистофеля в маске!"
Пара тонких досок служила сиденьем и подставкой для ног водителю
фургона, который сидел, закутавшись в старое шерстяное пальто, начинающее
расползаться по швам. Он носил ковбойскую шляпу, поля которой отяжелели от
инея и снега, а на ногах были разбитые старые ковбойские сапоги. По
перчаткам на руках ощутимо бил жгучий ветер, и шерстяной шотландский шарф
был обмотан снизу вокруг лица; только его глаза - цвета между ореховым и
топазовым - и участок шершавой морщинистой кожи были открыты стихиям.
Фургон медленно двигался через покрытую снегом местность, минуя
черные, густые леса, оставшиеся голыми, без листвы. Изредка то с одной, то
с другой стороны дороги попадались сарай или ферма, обвалившиеся под
грузом снега семилетней зимы, и единственными признаками жизни были черные
вороны, судорожно долбящие клювами мерзлую землю.
В нескольких ярдах позади фургона устало тащилась большая фигура в
длинном, развевающемся сером пальто, хрустя сапогами по снегу. Человек
держал руки, засунув их в карманы коричневых вельветовых брюк, а его
голова вся целиком была закрыта черной лыжной маской, глаза и рот были в
красных кругах. Его плечи согнулись под ударами ветра, а ноги болели от
холода. Примерно в десяти футах за ним бежал терьер, шкура которого
побелела от снега.
Я чувствую запах дыма, подумал Расти и сузил глаза, чтобы всмотреться
в белую завесу перед ним. Потом ветер переменил направление, терзая его с
другой стороны, и запах горящего дерева, если это действительно был он,
исчез. Но спустя еще несколько минут он подумал, что они, должно быть,
находятся рядом с цивилизацией; справа на широком стволе дуба без листвы,
наспех, красной краской было написано: "Хороните своих мертвецов".
Такие надписи попадались им везде, обычно оповещая, что они прибыли в
заселенную местность. Впереди могла бы быть или деревня, или призрак
города, полный скелетов, - в зависимости от последствий радиации.
Ветер снова изменил направление, и Расти уловил тот аромат дыма. Они
поднимались на некрутой подъем. Мул старался изо всех сил, но не спешил.
Расти не подгонял его. Что толку? Если бы они нашли приют на ночь, это
было бы прекрасно; если нет, то они что-нибудь предпримут еще. За семь
долгих лет они научились тому, как можно быстро устроиться на ночлег и
использовать все, что им удалось найти, с наилучшей выгодой для себя.
Выбор был прост: выжить или умереть, и много раз Расти Витерсу казалось,
что он бросит все и упадет, но Джош или Свон заставляли его продолжать
идти, подбадривая шутками или колкостями - точно так же, как он заставлял
их продолжать жить все эти годы. Они были командой, включающей в себя
также Мула и Убийцу, и в самые холодные ночи, когда им приходилось спать
почти не имея никакого крова над головой, тепло двух животных спасало
Расти, Джоша и Свон от смерти, от мороза.
К тому же, думал Расти со слабой, мрачной улыбкой под шотландским
шарфом, представление должно продолжаться при любых обстоятельствах!
Когда они одолели подъем и стали спускаться на извилистую дорогу,
Расти заметил справа желтый огонек сквозь падающий снег. Свет на минуту
загородили мертвые деревья, но потом он появился снова, и Расти был
уверен, что это свет от фонаря или огня. Он знал, что звать Джоша
бесполезно из-за ветра и еще из-за того, что Джош не слишком хорошо
слышит. Он придержал Мула и нажал ногой на деревянный рычаг, стопорящий
переднюю ось. Потом он спрыгнул с сиденья и пошел назад, чтобы показать
Джошу свет и сказать ему, что он собирается следовать туда.
Джош кивнул. Только один глаз смотрел через черную лыжную маску.
Другой был загорожен серым, струпообразным наростом мяса.
Расти взобрался обратно на сиденье фургона, высвободил тормоз и мягко
стегнул лошадь по крупу. Мул пошел без раздумий, и Расти понял, что он
чувствует запах дыма и знает, что убежище должно быть близко. Другая
дорога, теперь не мощеная, огибала справа покрытые снегом поля. Отблеск
света стал сильнее, и вскоре Расти смог различить впереди ферму, свет
пробивался через ее окно. Возле дома находились другие строения, включая
маленький сарай. Расти заметил, что деревья вырублены вокруг дома во всех
направлениях, и сотни пней торчат из-под снега. Только одно мертвое
дерево, маленькое и тонкое, стояло в тридцати ярдах перед домом. Он
почувствовал аромат горящего дерева и решил, что деревья были
израсходованы в чьем-то камине. Но горящее дерево теперь пахло не так, как
до 17 июля, радиация просочилась в леса; у дыма был химический запах, как
у горящего пластика. Расти вспомнил сладкий аромат чистых бревен в камине
и осознал, что тот особый запах потерян навсегда, так же как и вкус чистой
воды. Теперь вся вода отдавала скунсом и оставляла пленку во рту; выпитая
вода из талого снега, который являлся по существу единственным оставшимся
источником воды для земли, приносила головные и желудочные боли и
нарушения зрения, если ее употребляли в слишком больших дозах. Свежая
вода, такая как родниковая или в бутылках из оставшихся запасов, была
теперь так же ценна, как французское вино в том прежнем мире.
Расти остановил Мула перед домом и затормозил фургон. Сердце его
забилось сильнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150