Он
все еще жив, не веря себе подумал Джош, но затем: "Нет, нет! Он был мертв,
когда я коснулся его! Он был мертв!"
Труп начал сгибаться. Медленно, руки все еще по бокам, мертвый стал
садиться. Голова его, дюйм за дюймом, словно какой-то механизм, стала
поворачиваться к Джошу Хатчинсу, пустые глазницы уставились на свет.
Сожженное лицо сморщилось, рот напрягся, чтобы открыться, и Джош подумал,
что если эти мертвые губы раскроются, то он растеряет все те шарики в
голове, какие у него еще остались.
С шипящим звуком рот Поу-Поу раскрылся.
Из него вышел звук, похожий на шелест ветра или сухих тростников.
Сначала это были почти неслышимые звуки, слабые и далекие, потом они стали
усиливаться и послышалось:
- Со... хра... ните...
Глазницы глядели на свет фонаря, как будто в них еще были глаза.
- Сохраните, - повторил страшный голос.
Рот из серых губ, казалось, напрягался, чтобы образовать слова. Джош
отпрянул, и тут рот проскрипел:
- Со... хра... ните... ди... тя...
Потом воздух вытек с тихим звуком "у-у-ш". Глазницы трупа
воспламенились. Джош застыл завороженный и услышал, как Свон издала
изумленное "о-о-х". Голова трупа превратилась в огненный шар, и пламя
распространилось, охватив все тело колеблющимся красновато-голубым
коконом. Волна плотного жара полыхнула в лицо Джоша, и он закрыл лицо
руками; когда он открыл лицо, то увидел, как труп растворяется в этом
огненном саване. Тело сидело прямо, уже не двигаясь, каждый дюйм его
полыхал.
Горение продолжалось может еще секунд тридцать, потом огонь стал
сникать, превращаясь в слабое мерцание, и последними догорели подошвы
ботинок Поу-Поу.
Самой последней затухла белая зола, сохранявшая форму сидящего
человека.
Огонь погас. Форма из пепла рассыпалась; не осталось ничего кроме
пепла, даже кости превратились в пепел. Она обвалилась на пол, и то, что
было когда-то Поу-Поу, теперь уместилось бы на лопате.
Джош остолбенело смотрел. Пепел медленно опадал в луче света. Я
кажется тронулся, подумал он. Все эти звуки меня доконали!
Сзади него Свон, прикусив губу, сдерживала от испуга слезы. Я не
заплачу, твердила она себе. Никогда. Желание расплакаться исчезло, и ее
напуганные глаза сами нашли черного гиганта.
Сохраните дитя. Так послышалось Джошу. Но Поу-Поу был уже мертв,
рассудил он. Сохраните дитя. Сью Ванду. Свон. Что бы ни заставило губы
мертвеца произнести эти слова, теперь оно исчезло; остались только они
одни, Джош и Свон.
Он верил в чудеса, но в чудеса библейские: что можно было разделить
Красного моря, превратить воду в вино, накормить одним хлебом тысячи
людей; но до настоящего момента он считал, что время чудес ушло в прошлое.
Но, может быть, маленькое чудо было уже в том, что он попал в эту
бакалейную лавочку, раздумывал он. Настоящим чудом было то, что они все
еще были живы, а труп, который садился бы и говорил, тоже увидишь не
каждый день.
Позади него в земле копошился суслик. Джош решил, что он чувствует
запах остатков пищи в банках. Может, эта нора суслика - тоже маленькое
чудо. Он не мог отвести застывшего взгляда от кучки пепла, а голос,
шелестевший как тростник, запомнится ему на всю оставшуюся жизнь, сколько
бы жить ни осталось.
- Как ты? - спросил он Свон.
- В порядке, - едва слышно ответила она.
Джош кивнул. Если что-то вне его понимания хотело, чтобы он сохранил
дитя, подумал он, то он сохранит дитя, чего бы, черт побери, это ему не
стоило. Немного погодя, когда члены его расслабились, он пополз за
лопатой, выключив фонарик для экономии. В темноте он засыпал пепел Поу-Поу
Бриггса полевой землей.

25. ПРОГУЛКА ВО СНЕ
- Сигарету?
Пачка "Винстона" была протянута к ней. Сестра взяла одну сигарету.
Дойл Хэлланд щелкнул золотой газовой зажигалкой, на боку которой стояли
инициалы РБР. Когда сигарета задымилась, Сестра глубоко вдохнула дым в
легкие - теперь не было смысла бояться рака - и выпустила его через
ноздри.
Огонь полыхал в камине маленького деревянного пригородного домика, в
котором они решили приютиться на ночь. Все окна были выбиты, но им удалось
сохранить немного тепла в гостиной благодаря тому, что нашлись одеяла,
молоток и гвозди. Они прибили гвоздями одеяла на самые большие окна и
столпились у камина. В холодильнике нашлась банка шоколадного соуса,
немного лимонада в пластиковом кувшине, головка салата. В чуланчике была
полупустая коробка изюма и несколько банок и фляг с какими-то остатками.
Тем не менее это все было съедобно, и Сестра сложила банки и фляги в
сумку, которая раздулась от всего того, что она насобирала. Скоро пора
будет подумать о том, чтобы найти еще одну сумку.
В течение дня они прошли чуть больше пяти миль через погруженные в
молчание пригороды западной части Джерси, направляясь на запад по
Межштатному шоссе номер 280 через автостоянку Гарден-Стейта. Колючий холод
пронизывал до костей, а солнце было всего лишь серым пятном на низком,
цвета коричневой грязи, небе, пронзаемом красными сполохами. Но Сестра
заметила, что чем дальше они уходили от Манхэттена, тем больше было
неповрежденных зданий, хотя почти в каждом из них окна были выбиты и они
заваливались, как будто их фундаменты вытряхнуты из земли. Они добрались
до местности, где были двухэтажные, тесно прижавшиеся друг к другу домики,
тысячи таких, скопившихся и разбитых, как готические особнячки, на
крошечных лужайках, обгоревшие до цвета опавшей листвы. Сестра заметила,
что ни на одном дереве или кусте не осталось ни одного плода. Ничего
больше не зеленело, все было окрашено в мышиные, серые и черные цвета
смерти.
Они все-таки увидели первые автомобили, не изуродованные до состояния
лома. Брошенные автомобили, краска которых облезала, а лобовые стекла были
выбиты, стояли тут и там по улицам, но только в одном был ключ, но и он
был сломан и заклинивающе торчал в зажигании. Они продолжали идти, дрожа
от холода, а серый кружок солнца перемещался по небу.
Смеющаяся женщина в легком голубом халатике, лицо распухшее и
изодранное, сидела на крылечке и насмехалась над ними.
- Опоздали, - орала она, - все уже ушли. А вы слишком опоздали.
На коленях у нее лежал пистолет, и они пошли дальше. Возле другого
угла этого же дома мертвый мужчина с багровым лицом, голова страшно
изуродована, прислонился к указателю автобусной остановки и ухмылялся в
небо, руками обнимая "дипломат". Это в его кармане пальто Дэйв Хэннен
нашел пачку "Винстона" и газовую зажигалку.
И действительно, все ушли. Несколько трупов лежали в палисадниках или
на мостовых, или на ступенях, но те, кто были живы и не совсем сошли с
ума, покинули зону катастрофы. Сидя перед огнем и куря сигарету умершего,
Сестра представила себе исход жителей пригородов, в панике истерично
набивавших наволочки и мешки едой и всем, что можно было унести, в то
время как Манхэттен исчезал за палисадами. Они забрали с собой детей и
бросили животных, убегая от черного дождя, как армия бродяг и
старьевщиков. Но они не брали с собой одеяла, потому что была середина
июля. Никто не ожидал, что будет холодно. Они хотели только убежать от
огня. Куда они бежали, где могли спрятаться? Холод наверняка подобрался к
ним, и многие из них уже заснули в его объятиях глубоким сном.
Позади нее остальные скорчились на полу, на диванах, накрывшись
коврами. Сестра опять затянулась сигаретой и потом глянула на резкий
профиль Дойла Хэлланда. Он глядел в огонь, с "Винстоном" в губах, одной
рукой с длинными пальцами на ощупь массируя ногу, в которой застрял
металл. Человек чертовски сильный, подумала Сестра; он сегодня ни разу не
попросил остановиться и дать отдых ноге, хотя от боли лицо его стало
белым, как мел.
- И что вы собирались делать? - спросила его Сестра. - Навсегда
остаться у той церкви?
Прежде чем ответить, он на минуту задумался.
- Нет, - сказал он, - не навсегда. Только до тех пор... Я не знаю...
До тех пор, пока не придет тот, кто куда-то идет.
- Почему вы не ушли с другими?
- Я остался, чтобы исполнить последний обряд для стольких, скольких
мог. За шесть часов после взрыва я исполнил этот обряд для стольких, что
потерял голос. Я не мог говорить, а там было все больше умиравших людей.
Они умоляли меня спасти их души. Умоляли меня взять их на небеса.
Он быстро взглянул на нее и отвел взгляд. Глаза у него были серые, в
зеленых точках.
- Умоляли меня, - мягко повторил он, - а я не мог даже говорить,
поэтому я давал им крест... и целовал их. Я целовал, чтобы они спали, и
все мне верили.
Он затянулся сигаретой, выдохнул дым и смотрел, как он втягивается в
камин.
- Церковь Святого Матфея была моей церковью больше двенадцати лет. Я
возвращался к ней и ходил по ее развалинам, пытаясь понять, что произошло.
У нас было несколько прекрасных статуй и цветные стеклянные витражи.
Двенадцать лет, - он медленно покачал головой.
- Извините, - подала голос Сестра.
- А вам-то что? Вы к этому не имеете никакого отношения. Это
просто... Что-то, вышедшее из-под контроля. Вполне возможно, что
воспрепятствовать этому никто не мог.
Он опять взглянул на нее, но на этот раз его взгляд задержался на
запекшейся ранке в углублении на шее.
- От чего это? - спросил он ее. - Выглядит похожим на распятие.
Она дотронулась до нее:
- Я раньше носила цепочку с крестом.
- Что случилось?
- Кто-то, - она запнулась. Как она могла описать это? Сейчас, пока ее
сознание избегало этого воспоминания, даже думать об этом было
небезопасно. - Кто-то сорвал его у меня, - продолжила она.
Он задумчиво кивнул и пустил струйку дыма уголком рта. Сквозь
голубоватое марево его глаза смотрели в ее.
- Вы верите в Бога?
- Да, верю.
- Почему? - спокойно спросил он.
- Я верю потому, что однажды Иисус придет и возьмет всех, кто
заслужил, в Царст...
Нет, сказала она себе. Нет. Это Сестра Ужас бормотала о том, о чем
болтали другие старьевщицы. Она остановилась, чтобы привести в порядок
мысли, и потом сказала:
- Я верю в Бога потому, что осталась в живых, и не думаю, чтобы через
все, что я прошла, я могла пройти сама по себе. Я верю в Бога, потому что
верю, что доживу до других дней.
- Вы верите, потому что верите, - сказал он. - Это ничего не дает для
логики, не правда ли?
- Не хотите ли вы сказать, что не верите?
Дойл Хэлланд отсутствующе улыбнулся. Улыбка медленно сползла с его
лица.
- Вы действительно верите в то, что Бог видит все, леди? Вы думаете,
что ему действительно интересно, проживете вы на один день больше или нет?
Что отличает вас от тех мертвых, что мы видели сегодня? Разве Бог не
заботился о них?
Он взял зажигалку с инициалами.
- Как насчет мистера РБР? Он недостаточно посещал церковь? Он не был
хорошим парнем?
- Я не знаю, смотрит ли Бог на меня или нет, - ответила Сестра Ужас,
- но я надеюсь, что смотрит. Я надеюсь, что достаточно значительна, что
все мы достаточно значительны. А что до мертвых... Может, им повезло. Я не
знаю.
- Может, и повезло, - согласился он. Он вернул зажигалку в карман. -
Я просто не знаю, что еще такого осталось, ради чего следовало бы жить?
Куда мы идем? Почему мы идем куда попало? Я имею в виду... Ведь ни одно
место не хуже другого, чтобы умереть, не так ли?
- Я не собираюсь скоро умирать. Я полагаю, что Арти хочется вернуться
в Детройт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150