по-видимому, он был тяжело ранен и потерял много крови. И, хотя
этот человек умолял отправить его в госпиталь, Вайс безжалостно доставил
его на явочную квартиру. Здесь раненый сказал, что обстоятельства вынудили
его уничтожить шифровки, и просил Вайса выслушать его. Он боялся, что
умрет раньше, чем сюда явится человек, которому он должен передать
информацию.
Как ни соблазнительно было выслушать раненого, Вайс категорически
отказался и ушел. Когда Густав сам примчался на мотоцикле к оставленному в
одиночестве умирающему человеку, тот уже скончался.
Густав пришел в ярость, назвал Вайса безмозглой тупицей, разразился
угрозами. Однако он быстро справился с собой, и хоть и не извинился, но
вынужден был признать, что Вайс поступил так, как полагалось по
инструкции.
На следующий день, очевидно после доклада о поведении Вайса кому-то
из вышестоящих лиц, Густав сказал:
- Вы, Петер, заслужили доверие своей дисциплинированностью. И, исходя
из этого, в определенных исключительных случаях вам разрешается принимать
пакеты или получать изустную информацию. Но повторяю - только в
чрезвычайных случаях, подобных этому печальному инциденту.
В блажайшее же воскресенье Генрих вынудил Вайса посетить семейство
Румпфов.
Иоганну очень не хотелось подвергать себя новому испытанию. И все же
он уступил Генриху, в надежде, что вскоре найдет повод покинуть общество,
если пребывание в нем покажется ему бессмысленным.
Семейство Румпфов встретило молодых людей так радушно, будто оба они
уже были сегодня здесь, а потом вышли погулять и сейчас вернулись.
По всему чувствовалось, что Генриха тут любят, считают как бы членом
семьи.
И Вайсу сразу же пришлось сбросить с себя чопорную неприступность,
как только Шарлотта Румпф, высокая, статная девушка в простеньком ситцевом
платье, подавая ему руку, сказала сердечно:
- Можете не называть себя. Вы Иоганн! Я вас почти таким и
представляла.
Темно-серые пытливые глаза девушки были странно лишены блеска, и
поэтому, даже когда она улыбалась, ее усталое лицо со строгими чертами
сохраняло чуть печальное выражение.
Не дав Иоганну ответить, Шарлотта попросила:
- Только, пожалуйста, не притворяйтесь, что вы удивлены. Генрих
рассказывал мне о вас.
Генрих счел нужным вмешаться, пояснил:
- Только то, что необходимо знать девушке о незнакомом ей интересном
молодом человеке.
- Генрих, не надо, - смутился Иоганн.
Тут в комнату стремительно вошла смуглая брюнетка в чем-то
ярко-оранжевом, и от этого пронзительного цвета все вокруг померкло.
Сверкнув черными глазами, она небрежно сказала Иоганну:
- Каролина фон Вирт. - Ласково положила руку на плечо Генриха,
внимательно посмотрела на него. - Про вас сплетничают, будто вы все свои
силы стали отдавать службе. И теперь я могу это подтвердить.
- Какие у вас для этого основания?
- Ну как же! Вы наконец-то захотели увидеться со мной.
- Только по велению сердца.
- Но в прошлый раз вы так интересовались моей работой на
Беркаерштрассе, что я не могла не подумать: больше всего я вас интересую
как ваша сослуживица.
Генрих смутился и, стараясь избегать взгляда Вайса, объяснил:
- Просто меня интересовало, насколько вы стали серьезны после того,
как начали там служить.
- Представьте, не больше, чем вы.
Генрих обернулся к Вайсу, сообщил:
- Каролина знает несколько иностранных языков в совершенстве,
впрочем, она совершенство и во всех других отношениях.
Вайс уже был осведомлен о том, что на Беркаерштрассе размещался лишь
один отдел секретной службы - отдел иностранной связи. Он ведал операциями
за границей и анализировал поступающие из-за границы материалы.
Позже он узнал, что Каролина, дочь умершего в 1935 году дипломата,
почти всю свою жизнь провела за рубежом. Когда отец девушки умер,
министерство иностранных дел пыталось привлечь ее к работе в своем
разведывательном отделе, но она решительно отказалась. А чтобы избежать
мобилизации на трудовой фронт, поступила в Шестой отдел СД стенографисткой
и вскоре стала там переводчицей. Лучшей рекомендацией послужило то, что ее
старший брат, недавно погибший на фронте, окончил в 1933 году университет
вместе с Вальтером Шелленбергом.
Вначале Вайса обеспокоила энергичная решительность, с какой Генрих
организовал для него это знакомство, но уже вскоре, как только они вышли с
девушками погулять по лесу, все сомнения исчезли. Генрих был настолько
увлечен разговором с Каролиной, что даже не подумал о том, как отнесется к
встрече с ней Вайс.
Но если Густав узнает об этом знакомстве, ему, пожалуй, может
показаться подозрительным, что Вайс уж слишком прытко акклиматизируется в
Берлине. Поэтому Иоганн решил на всякий случай держаться подальше от
Каролины, чтобы не дать ей повода говорить кому-либо о своем новом
знакомстве.
Уловив выражение озабоченности в глазах Вайса, Шарлотта спросила:
- Вам скучно со мной? - И как бы сама с собой согласилась: - Конечно,
я очень скучная и какая-то несовременная. Многие мои подруги поступили во
вспомогательные женские подразделения, а я пошла на завод, отбываю там
трудовую повинность. Живу в казарме и только на воскресенье прихожу домой.
- Но ведь вы тоже поступили патриотично, - равнодушно сказал Вайс.
- Нет, просто мне так захотелось. Папа был инженером на этом заводе,
но с тридцать третьего года он нигде не работает, ушел на пенсию из-за
болезни сердца.
- Ваш отец очень бодро выглядит, - машинально сказал Вайс. - Никак не
скажешь, что он болен.
Шарлотта с тревогой взглянула на него. Уверила торопливо:
- Нет-нет, он очень болен.
И вдруг Иоганна осенило. Тридцать третий год - год прихода к власти
фашистов. Нет, тут все не так просто. И с такой же поспешностью, как
Шарлотта, сказал:
- Действительно, люди с больным сердцем часто выглядят великолепно.
Шарлотта кивнула и, благодарно улыбнувшись, спросила:
- Вам интересно слушать мою болтовню?
- Разумеется, - ответил Вайс, - очень!
- Мне иногда кажется, - печально сказала девушка, - что я живу
какой-то странной, двойной жизнью. И знаете, не так уж страшно в цехе,
хотя работа изнурительная и многие женщины калечатся или заболевают
неизлечимыми болезнями. Самое страшное потом - в казарме. Туда мужчины
приходят, как в... ну, сами знаете куда. И есть женщины, которым все
безразлично. Они так напиваются - ужасно... А некоторые матери прячут в
казарме своих детей, потому что им некуда девать их. - Помолчав, она
добавила: - Но почему же члены национал-социалистской партии освобождены
от всего этого и не терпят тех лишений, от которых страдает вся нация? Вы
считаете это правильным?
- Я ведь недавно в Берлине, - попытался увильнуть от прямого ответа
Вайс.
- Я забыла, ведь вы служили в генерал-губернаторстве. Гитлер говорил,
что генерал-губернаторство - это резервация для поляков, это большой
лагерь. Там действительно ужасно?
- Для кого как.
- Меня интересует не то, как вы жили там, а как там умерщвляют людей?
- Разве у вас на заводе не работают военнопленные?
- Их избивают до смерти, а многие умирают своей смертью - от
истощения. Мне иногда стыдно, что я немка! - с горечью сказала Шарлотта. -
И знаете, что я думаю? Если русские победят, они станут обращаться с нами
так же, как мы обращаемся с ними. Доктор Геббельс все время утверждает,
что русские будут мстить нам за жестокость жестокостью. Я устала от его
длинных речей.
- И все-таки согласны с тем, что он говорит?
- А разве это не так?
- По роду моей службы мне приходилось знакомиться с принципами
большевиков, - сказал Вайс. - Они радикально отличаются от принципов,
которые провозглашает фюрер, и я думаю, русские поведут себя не так, как
мы предполагали. - И счел нужным добавить: - Поэтому Советский Союз и
является главным противником Третьей империи. И не только внешним
противником, как его союзники, но и политическим.
- Странно, - медленно протянула Шарлотта, - я знаю, что вы офицер СД,
но почему-то не боюсь вас. А вы, мне кажется, меня боитесь и поэтому
говорите так осторожно и так уклончиво отвечаете на мои вопросы.
- Знаете, - с нарочитым легкомыслием в тоне сказал Вайс, - я
предпочитаю не говорить с девушками о политике.
- Хорошо. Поговорите со мной о том, о чем вы обычно разговариваете с
девушками. - И Шарлотта нетерпеливо приказала: - Ну, я вас слушаю.
Вайс в замешательстве опустил глаза.
- Может, я вам не нравлюсь?
Вайс честно признался:
- Ну что вы, даже очень!
- А чем именно? - настаивала девушка.
- Тем, что вы такая, какая вы есть.
- Какая же?
- Ну, мне показалось, будто я вас давно знаю.
- Со слов Генриха?
- Нет, он никогда не говорил мне о вас.
- Мужчины обычно говорят о девушках. Что вы скажете Генриху обо мне?
Ну, будьте же смелее!
- Что вы фея Груневальдского леса.
- Странно, - задумчиво сказала Шарлотта, - но вы становитесь таким
неестественным, когда говорите банальности.
- Это упрек?
- А вы обиделись? Вы хотели быть таким, как все?
Вайс быстро нашелся, сказал с сожалением:
- Я только недавно в Берлине, и мне, конечно, не хватает умения
держать себя в обществе.
- Вы уже были в берлинском Zoo? Нет? Напрасно. Следовало начать
именно с этого: вы нашли бы там много поучительного.
- У вольеров с попугаями?
- Во всяком случае, не у клеток с хищниками. - Шарлотта улыбнулась. -
Поверьте, я говорю так только потому, что знаю: вы лучше, чем хотите
казаться.
Вайс вовсе не хотел произвести такого впечатления на эту смело и
резко высказывающую свои суждения девушку. Это было опасно. И хотя ему
приятно было слышать слова Шарлотты, он не имел права больше рисковать.
Кто знает, как далеко может зайти душевная проницательность Шарлотты...
Поэтому он спросил, чтобы переменить тему разговора:
- Генрих, кажется, всерьез увлечен фрейлейн Каролиной?
- Просто она красивая. Разве вы не заметили?
- Да, конечно, красивая, - согласился Вайс.
- Ухаживать за красивой девушкой, - наставительно заметила Шарлотта,
- для мужчины так же естественно, как для офицерака заботиться о чести
своего мундира.
Если вначале Вайса несколько заботило столь явно преувеличенное,
настойчивое внимание Генриха к сотруднице политической секретной службы
Шестого отдела СД, то теперь он совершенно успокоился. Из слов Шарлотты он
понял, что дружба Генриха с красивой Каролиной фон Вирт ни у кого не может
вызвать подозрений.
Иоганн вдохнул такой вкусный, казалось, стерильной чистоты воздух.
Огляделся.
Груневальдский лесной массив простирался вокруг, и не было ему конца.
Лес был так ухожен, что напоминал парк. Огромную территорию лесники
прибирали с такой же аккуратной старательностью, с какой садовники
ухаживают за клумбами или горичные убирают анфилады комнат в богатых
усадьбах, нигде не оставляя соринки.
Даже не верилось, что за лесом так тщательно ухаживают сейчас, во
время войны, когда миллионы немцев согнаны по принудительной трудовой
мобилизации на сельскохозяйственные работы.
Большие участки леса с отличными асфальтированными дорогами ограждала
колючая проволока. Предупреждающие надписи оповещали: "Внимание, частная
собственность!" Нарушать это запрещение было равносильно тому, что
проникнуть в запретную зону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177