- Ну вот, умница...
Снова улегся и скоро увидел, что лицо Белова обрело спокойное,
усталое выражение. "Заснул, - подумал он. - Выходит, ко всему еще и этим
мучил себя". Лег на спину, но сон не шел к нему, слишком взволновала его
эта встреча, велико было счастье увидеть Александра Белова - Сашу Белова,
как Барышев привык называть его.
Он чувствовал себя несколько виноватым...
Дело в том, что сотруднику, находящемуся в Берлине, было поручено
немедленно разыскать Белова. Но он еще накануне получения задания
обнаружил в архивах гестапо материалы о гибели Иоганна Вайса в
автомобильной катастрофе, подтверждавшейся фотодокументами, а главное -
надмогильной плитой на кладбище, что было убедительней всего.
Однако у этого сотрудника возникло естественное подозрение: будучи
человеком педантичным, предполагая некую коварную махинацию СД, он
продолжил дальнейшие розыски в бумагах секретных служб, а это потребовало
времени.
Когда поступил запрос в Центре от "профессора" о состоянии здоровья
Белова, сопровождавшийся не принятой в подобного рода официальных бумагах
просьбой передать привет ему от некоей Надежды, тут встревоженный Барышев
незамедлительно вылетел в Берлин и спустя два дня выехал на машине туда,
где не столь еще давно происходило сражение парашютистов совместно с
группой, приданной Белову.
В Берлине Барышев был вынужден задержаться по весьма важным делам. Но
в число их входила и встреча со старым знакомым, бывшим портье "Адлона",
матерым гестаповцем Францем.
Барышев посетил Франца в тюремной камере, где тот, щедро снабженный
бумагой и письменными принадлежностями, старательно трудился, обстоятельно
и длобросовестно излагая свои показания.
Бегло ознакомившись с ними, Барышев с радостью обнаружил имя Иоганна
Вайса в числе самых даровитых, по мнению Франца, сотрудников Шестого
отдела СД, пользовавшихся особым благоволением Вальтера Шелленберга.
Франц, обладая феноменальной памятью, узнал Барышева, в этой же
способности не уступал ему и Барышев, посоветовав припомнить в показаниях
то, что Францу очень хотелось забыть в своей личной деятельности в
гестапо, о чем Барышев был достаточно осведомлен.
И сейчас Барышев чувствовал себя как никогда счастливым, обнаружив
Белова и убедившись в том, как его Саша Белов прочно вошел в образ Иоганна
Вайса, от которого, оказывается, не просто и не легко ему было
освободиться.
Белов спал почти сутки. Проснувшись, он боязливо открыл глаза,
опасаясь, что снова все вокруг будет расплываться туманными силуэтами. Но
оказалось, что бояться нечего, зрение восстановилось почти полностью. И он
увидел дремлющего на стуле перед его койкой Барышева в больничном халате.
И лежал неподвижно, чтобы не разбудить его. Но Барышев спал чутко, при
первом же шорохе проснулся, улыбаясь Белову, подошел к окну, раздвинул
занавески. Одобрил погоду.
- Сейчас хорошо бы по грибы! - Объяснил тоном знатока: - В таких
рощицах они водятся, особо на опушках.
Кроме поисков Белова у Барышева были здесь и другие важные служебные
задания, но еще ночью он вышел босиком в коридор, боясь шаркать тапочками,
из кабинета главного врача вызвал по телефону Москву, объяснил, где он. И
заявил, что это свое пребывание в госпитале считает делом чрезвычайной
важности. Пофессорспециалист должен был по его просьбе прилететь в
гарнизонный госпиталь сегодня же. Особенно долго Барышев говорил с
родителями Белова.
- Самое лавное, - кричал он в трубку, - температура нормальная! А это
- все. Раз температура в порядке, значит, и человек тоже.
Когда утром Белов вдруг встал с постели и прошел к раковине
умываться, Барышев спросил несколько растерянно:
- Это что ж такое? Выходит, симулировал?
Белов сказал:
- Ночью я вставал и учился ходить слепым, чтобы не разучиться ходить
вообще. Я продумал все: если б удалось бежать, я бы выдал себя за
ослепшего солдата вермахта.
- Ну, тогда правильно, - согласился Барышев. Вздохнул. - Как
представлю, что ты слепой ковыляешь по дороге... А шоферы у нас знаешь
какие лихачи? Жмут на сто с лишним. Фасонят перед гретхенами. - Добавил
осуждающе: - Взыскивать с них надо, вот что!
После завтрака Белов решительно объявил:
- В Берлин мне нужно!
- Нет, брат, пока опасно.
- А вы видели мой документ? А подписи видели?
- Смотрел. Почти весь зверинец расписался.
- Ну вот, - сказал Белов.
- Что вот? - спросил Барышев. - Ничего не вот! Любая регулировщица
задержит - и все.
- Меня бы только через линию фронта перебросить, - попросил Белов.
- Нет, - отрезал Барышев. - Нет. И ничего вообще нет: ни линии, ни
фронта, и твой документ - музейный экспонат, и только. - Пробормотал
досадливо: - Может, это для тебя и раздражитель, как доктор говорил, но
пускай раздражитель, только войне - конец. Наши на Эльбе загорают. Вот так
вот. И, если хочешь знать, отметки о прибытии и отбытии на моей
командировке официально должен заверить печатью комендант Берлина. И
пистолет мне там нужен, как валенки в Сочи, на пляже. Понял?
- Значит, все?
- Именно, - сказал Барышев. - Все.
Белов долго молчал. Жмурился, улыбаясь каким-то своим мыслям. Спросил
вдруг:
- Машина у вас есть?
- Допустим.
- Пошлите за Генрихом Шварцкопфом, если он жив. Пуцсть привезут.
- Во-первых, он жив, - сказал Барышев. - А во-вторых, что значит
"пусть привезут"? Товарищ Шварцкопф сейчас должностное лицо, директор
крупного предприятия.
- Где?
- То есть как это где? В нашей зоне. Пока - зона, а потом немцы сами
найдут, как ее назвать. Наше дело простое: как их народная власть решит,
так и будет.
- Но я хочу его видеть.
- А я, думаешь, нет? Пошлем телеграмму, это можно. А насчет
транспорта - он обеспечен. Персональный, как и положено по должности.
- Слушайте, а Гвоздь?
- Ну какой же он Гвоздь? Теперь шишка - председатель колхоза. Щелкает
протезом, но дела у него ничего.
- А Эльза?
- Какая это Эльза?.. Ага, Орлова... В кадрах. Ну, только очень она,
понимаешь, подозрительно интересовалась гражданской юриспруденцией: как
брак Зубова с немкой, законный или незаконный? Оперативники считают,
любила она Зубова.
- А где Зубов?..
Барышев нахмурился. Сказал, с трудом находя слова:
- Понимаешь, тот самолет, на котором он отбыл вместе с
уполномоченными СС, не прибыл к месту назначения. Значит, выходит, при
всех вариантах Зубов - герой, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
- Он... жив?
- Хотелось бы. Ну так хотелось бы! Ну, очень! - И тут же перевел
разговор: - Люся Егорова, помнишь ее? Ну, та, с обожженным лицом, а ведь
красавица, когда другой половиной лица повернется, - она теперь мамаша, и
такая страстная! Пришел в гости - в коридоре держит: "Согрейтесь с холоду,
а то малютку простудите". Заглянул в коляску - конверт в бантах, а в нем -
экземпляр, лежит и соской хлюпает. Ну, я ей за держание в коридоре
отомстил. Вынул у ребенка соску, выбросил, сказал: "Современная медицина
против - негигиенично". Туз и сейчас туз - в райисполкоме командует. -
Спросил: - Может, хватит, антракт? - Предложил строго: - Давай так,
поначалу на информацию десять минут, в остальные дни - прибавка каждый раз
по стольку же. Чтобы порядок был. Режим. Мы же не гденибудь, а в
госпитале. И я сам тоже на положении рядового хворающего. Услышат вдруг
разговорчики, наложат взыскание - внеочередную инъекцию витамина. А куда
колют? В самую беззащитную территорию. - Произнес шутливо: - Интересно,
генералам и маршалам тоже так или куда-нибудь в более благородное место?
Так, добровольно пойдя на заключение в госпитальной палате, Барышев
терпеливо и настойчиво выхаживал Сашу Белова, объяснив высокому
начальству, вызывавшему его в Москву, важность своего пребывания здесь,
рядом с выздоравливающим Беловым.
Когда в госпиталь приехал Генрих Шварцкопф и, бросившись к Белому,
крепко обнял его и стал шепотом, изредка оглядываясь на Барышева,
рассказывать о тех днях, когда он остался один и продолжал работать,
Барышев счел неудобным присутствовать при разговоре советского разведчика
со своим соратником и вышел в коридор.
Сидя там на скамье рядом с "титаном", он курил и беседовал с
выздоравливающим офицером о жизни, какая сейчас в стране и какая должна
быть потом. А когда он, постучав предварительно в дверь, вернулся в
палату, Генрих сказал смущенно:
- Извините, я не знал, что вы полковник Барышев.
- Это моя оплошность, - ответил Барышев. - Не представился.
Прежде всего Генрих захотел рассказать Барышеву о том, что важного он
сумел установить в последние дни существования фашистской Германии.
Барышев его вежливо выслушал, поблагодарил. Потом сказал задумчиво:
- В сущности, это все, как говорится, минувшее. А вам, товарищ
Генрих, предстоит сейчас думать о том, какой станет Германия. Покончили с
фашизмом мы, а строить новую Германию будете вы... - Провел ладонью по
серым от седины волосам, добавил: - Вам, как товарищу Иоганна Вайса по
работе, скажу: секретная служба гитлеровцев со всеми архивами и штатами,
коей удалось уйти на Запад от нашей, выражаясь по-старинному, карающей
десницы, перешла в наследство к тем, кто мечтает стать преемниками
Гитлера. Так вот, надо, чтобы эти сладкие их мечты не превратились в
горькую для вас действительность.
А если говорить о делах, то позволю себе не согласиться с вашим
решением - оно стало мне известно - не брать на работу инженера Фридриха
Дитмара только потому, что он инвалид.
- Нет, - возразил Генрих, - не потому. Я получил письма, в которых
этот Дитмар охарактеризован как отъявленный нацист...
- Мне сообщили и это, - прервал его Барышев. - Хочу напомнить о
бдительности. Тайные нацисты стремятся скомпрометировать тех немецких
специалистов, которые, не скрывая своих прошлых заблуждений, хотят
сотрудничать с вами.
- Фридрих Дитмар! Да ведь я же знаю его! - воскликнул Белов.
- Дело не в том, что именно ты его знаешь, - сказал Барышев. - Дело в
том, что враг в разные исторические времена использует различные коварные
приемы борьбы, но цель у него всегда одна: если не физически, то морально
убить человека. Вот, - улыбнулся он, - значит, моя к вам просьба, товарищ
Генрих: оставайтесь разведчиком, только теперь - человеческих душ.
Генрих обернулся к Белову:
- Иоганн, я решил вступить в Коммунистическую партию Как ты думаешь,
примут?
- Извините, я опять вмешаюсь. - Голос Барышева звучал очень серьезно.
- Учтите только вот что: когда об этом станет известно, в партию поступит
много писем о вас как о бывшем эсэсовце. Так вы не обижайтесь, эти письма
будут писать только честные люди.
- Да, - сказал Генрих, - я понимаю. - Прощаясь, он спросил: - Но ты
будешь меня навещать, Иоганн?
- А ты меня?
- В Москве - обязательно. Скажи твой адрес.
Записав, Генрих хотел закрыть блокнот.
- Подожди, а кому?
- Да, я и забыл, что у тебя есть другое имя. - И Генрих задумчиво
повторил несколько раз: - Александр Белов, Александр Белов. Знаешь, мне
трудно привыкнуть. Мне странно, что тебя зовут не Иоганном.
- Ладно, пиши письма на имя Белова, а для тебя я попрежнему остаюсь
Иоганном Вайсом.
Когда Генрих ушел, Барышев сказал:
- Вот ведь что главное у нас - человека спасти. В этом великая цель и
великая радость. - Лег на спину, спросил: - Поспим?
- Что-то не хочется, - улыбнулся Белов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177
Снова улегся и скоро увидел, что лицо Белова обрело спокойное,
усталое выражение. "Заснул, - подумал он. - Выходит, ко всему еще и этим
мучил себя". Лег на спину, но сон не шел к нему, слишком взволновала его
эта встреча, велико было счастье увидеть Александра Белова - Сашу Белова,
как Барышев привык называть его.
Он чувствовал себя несколько виноватым...
Дело в том, что сотруднику, находящемуся в Берлине, было поручено
немедленно разыскать Белова. Но он еще накануне получения задания
обнаружил в архивах гестапо материалы о гибели Иоганна Вайса в
автомобильной катастрофе, подтверждавшейся фотодокументами, а главное -
надмогильной плитой на кладбище, что было убедительней всего.
Однако у этого сотрудника возникло естественное подозрение: будучи
человеком педантичным, предполагая некую коварную махинацию СД, он
продолжил дальнейшие розыски в бумагах секретных служб, а это потребовало
времени.
Когда поступил запрос в Центре от "профессора" о состоянии здоровья
Белова, сопровождавшийся не принятой в подобного рода официальных бумагах
просьбой передать привет ему от некоей Надежды, тут встревоженный Барышев
незамедлительно вылетел в Берлин и спустя два дня выехал на машине туда,
где не столь еще давно происходило сражение парашютистов совместно с
группой, приданной Белову.
В Берлине Барышев был вынужден задержаться по весьма важным делам. Но
в число их входила и встреча со старым знакомым, бывшим портье "Адлона",
матерым гестаповцем Францем.
Барышев посетил Франца в тюремной камере, где тот, щедро снабженный
бумагой и письменными принадлежностями, старательно трудился, обстоятельно
и длобросовестно излагая свои показания.
Бегло ознакомившись с ними, Барышев с радостью обнаружил имя Иоганна
Вайса в числе самых даровитых, по мнению Франца, сотрудников Шестого
отдела СД, пользовавшихся особым благоволением Вальтера Шелленберга.
Франц, обладая феноменальной памятью, узнал Барышева, в этой же
способности не уступал ему и Барышев, посоветовав припомнить в показаниях
то, что Францу очень хотелось забыть в своей личной деятельности в
гестапо, о чем Барышев был достаточно осведомлен.
И сейчас Барышев чувствовал себя как никогда счастливым, обнаружив
Белова и убедившись в том, как его Саша Белов прочно вошел в образ Иоганна
Вайса, от которого, оказывается, не просто и не легко ему было
освободиться.
Белов спал почти сутки. Проснувшись, он боязливо открыл глаза,
опасаясь, что снова все вокруг будет расплываться туманными силуэтами. Но
оказалось, что бояться нечего, зрение восстановилось почти полностью. И он
увидел дремлющего на стуле перед его койкой Барышева в больничном халате.
И лежал неподвижно, чтобы не разбудить его. Но Барышев спал чутко, при
первом же шорохе проснулся, улыбаясь Белову, подошел к окну, раздвинул
занавески. Одобрил погоду.
- Сейчас хорошо бы по грибы! - Объяснил тоном знатока: - В таких
рощицах они водятся, особо на опушках.
Кроме поисков Белова у Барышева были здесь и другие важные служебные
задания, но еще ночью он вышел босиком в коридор, боясь шаркать тапочками,
из кабинета главного врача вызвал по телефону Москву, объяснил, где он. И
заявил, что это свое пребывание в госпитале считает делом чрезвычайной
важности. Пофессорспециалист должен был по его просьбе прилететь в
гарнизонный госпиталь сегодня же. Особенно долго Барышев говорил с
родителями Белова.
- Самое лавное, - кричал он в трубку, - температура нормальная! А это
- все. Раз температура в порядке, значит, и человек тоже.
Когда утром Белов вдруг встал с постели и прошел к раковине
умываться, Барышев спросил несколько растерянно:
- Это что ж такое? Выходит, симулировал?
Белов сказал:
- Ночью я вставал и учился ходить слепым, чтобы не разучиться ходить
вообще. Я продумал все: если б удалось бежать, я бы выдал себя за
ослепшего солдата вермахта.
- Ну, тогда правильно, - согласился Барышев. Вздохнул. - Как
представлю, что ты слепой ковыляешь по дороге... А шоферы у нас знаешь
какие лихачи? Жмут на сто с лишним. Фасонят перед гретхенами. - Добавил
осуждающе: - Взыскивать с них надо, вот что!
После завтрака Белов решительно объявил:
- В Берлин мне нужно!
- Нет, брат, пока опасно.
- А вы видели мой документ? А подписи видели?
- Смотрел. Почти весь зверинец расписался.
- Ну вот, - сказал Белов.
- Что вот? - спросил Барышев. - Ничего не вот! Любая регулировщица
задержит - и все.
- Меня бы только через линию фронта перебросить, - попросил Белов.
- Нет, - отрезал Барышев. - Нет. И ничего вообще нет: ни линии, ни
фронта, и твой документ - музейный экспонат, и только. - Пробормотал
досадливо: - Может, это для тебя и раздражитель, как доктор говорил, но
пускай раздражитель, только войне - конец. Наши на Эльбе загорают. Вот так
вот. И, если хочешь знать, отметки о прибытии и отбытии на моей
командировке официально должен заверить печатью комендант Берлина. И
пистолет мне там нужен, как валенки в Сочи, на пляже. Понял?
- Значит, все?
- Именно, - сказал Барышев. - Все.
Белов долго молчал. Жмурился, улыбаясь каким-то своим мыслям. Спросил
вдруг:
- Машина у вас есть?
- Допустим.
- Пошлите за Генрихом Шварцкопфом, если он жив. Пуцсть привезут.
- Во-первых, он жив, - сказал Барышев. - А во-вторых, что значит
"пусть привезут"? Товарищ Шварцкопф сейчас должностное лицо, директор
крупного предприятия.
- Где?
- То есть как это где? В нашей зоне. Пока - зона, а потом немцы сами
найдут, как ее назвать. Наше дело простое: как их народная власть решит,
так и будет.
- Но я хочу его видеть.
- А я, думаешь, нет? Пошлем телеграмму, это можно. А насчет
транспорта - он обеспечен. Персональный, как и положено по должности.
- Слушайте, а Гвоздь?
- Ну какой же он Гвоздь? Теперь шишка - председатель колхоза. Щелкает
протезом, но дела у него ничего.
- А Эльза?
- Какая это Эльза?.. Ага, Орлова... В кадрах. Ну, только очень она,
понимаешь, подозрительно интересовалась гражданской юриспруденцией: как
брак Зубова с немкой, законный или незаконный? Оперативники считают,
любила она Зубова.
- А где Зубов?..
Барышев нахмурился. Сказал, с трудом находя слова:
- Понимаешь, тот самолет, на котором он отбыл вместе с
уполномоченными СС, не прибыл к месту назначения. Значит, выходит, при
всех вариантах Зубов - герой, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
- Он... жив?
- Хотелось бы. Ну так хотелось бы! Ну, очень! - И тут же перевел
разговор: - Люся Егорова, помнишь ее? Ну, та, с обожженным лицом, а ведь
красавица, когда другой половиной лица повернется, - она теперь мамаша, и
такая страстная! Пришел в гости - в коридоре держит: "Согрейтесь с холоду,
а то малютку простудите". Заглянул в коляску - конверт в бантах, а в нем -
экземпляр, лежит и соской хлюпает. Ну, я ей за держание в коридоре
отомстил. Вынул у ребенка соску, выбросил, сказал: "Современная медицина
против - негигиенично". Туз и сейчас туз - в райисполкоме командует. -
Спросил: - Может, хватит, антракт? - Предложил строго: - Давай так,
поначалу на информацию десять минут, в остальные дни - прибавка каждый раз
по стольку же. Чтобы порядок был. Режим. Мы же не гденибудь, а в
госпитале. И я сам тоже на положении рядового хворающего. Услышат вдруг
разговорчики, наложат взыскание - внеочередную инъекцию витамина. А куда
колют? В самую беззащитную территорию. - Произнес шутливо: - Интересно,
генералам и маршалам тоже так или куда-нибудь в более благородное место?
Так, добровольно пойдя на заключение в госпитальной палате, Барышев
терпеливо и настойчиво выхаживал Сашу Белова, объяснив высокому
начальству, вызывавшему его в Москву, важность своего пребывания здесь,
рядом с выздоравливающим Беловым.
Когда в госпиталь приехал Генрих Шварцкопф и, бросившись к Белому,
крепко обнял его и стал шепотом, изредка оглядываясь на Барышева,
рассказывать о тех днях, когда он остался один и продолжал работать,
Барышев счел неудобным присутствовать при разговоре советского разведчика
со своим соратником и вышел в коридор.
Сидя там на скамье рядом с "титаном", он курил и беседовал с
выздоравливающим офицером о жизни, какая сейчас в стране и какая должна
быть потом. А когда он, постучав предварительно в дверь, вернулся в
палату, Генрих сказал смущенно:
- Извините, я не знал, что вы полковник Барышев.
- Это моя оплошность, - ответил Барышев. - Не представился.
Прежде всего Генрих захотел рассказать Барышеву о том, что важного он
сумел установить в последние дни существования фашистской Германии.
Барышев его вежливо выслушал, поблагодарил. Потом сказал задумчиво:
- В сущности, это все, как говорится, минувшее. А вам, товарищ
Генрих, предстоит сейчас думать о том, какой станет Германия. Покончили с
фашизмом мы, а строить новую Германию будете вы... - Провел ладонью по
серым от седины волосам, добавил: - Вам, как товарищу Иоганна Вайса по
работе, скажу: секретная служба гитлеровцев со всеми архивами и штатами,
коей удалось уйти на Запад от нашей, выражаясь по-старинному, карающей
десницы, перешла в наследство к тем, кто мечтает стать преемниками
Гитлера. Так вот, надо, чтобы эти сладкие их мечты не превратились в
горькую для вас действительность.
А если говорить о делах, то позволю себе не согласиться с вашим
решением - оно стало мне известно - не брать на работу инженера Фридриха
Дитмара только потому, что он инвалид.
- Нет, - возразил Генрих, - не потому. Я получил письма, в которых
этот Дитмар охарактеризован как отъявленный нацист...
- Мне сообщили и это, - прервал его Барышев. - Хочу напомнить о
бдительности. Тайные нацисты стремятся скомпрометировать тех немецких
специалистов, которые, не скрывая своих прошлых заблуждений, хотят
сотрудничать с вами.
- Фридрих Дитмар! Да ведь я же знаю его! - воскликнул Белов.
- Дело не в том, что именно ты его знаешь, - сказал Барышев. - Дело в
том, что враг в разные исторические времена использует различные коварные
приемы борьбы, но цель у него всегда одна: если не физически, то морально
убить человека. Вот, - улыбнулся он, - значит, моя к вам просьба, товарищ
Генрих: оставайтесь разведчиком, только теперь - человеческих душ.
Генрих обернулся к Белову:
- Иоганн, я решил вступить в Коммунистическую партию Как ты думаешь,
примут?
- Извините, я опять вмешаюсь. - Голос Барышева звучал очень серьезно.
- Учтите только вот что: когда об этом станет известно, в партию поступит
много писем о вас как о бывшем эсэсовце. Так вы не обижайтесь, эти письма
будут писать только честные люди.
- Да, - сказал Генрих, - я понимаю. - Прощаясь, он спросил: - Но ты
будешь меня навещать, Иоганн?
- А ты меня?
- В Москве - обязательно. Скажи твой адрес.
Записав, Генрих хотел закрыть блокнот.
- Подожди, а кому?
- Да, я и забыл, что у тебя есть другое имя. - И Генрих задумчиво
повторил несколько раз: - Александр Белов, Александр Белов. Знаешь, мне
трудно привыкнуть. Мне странно, что тебя зовут не Иоганном.
- Ладно, пиши письма на имя Белова, а для тебя я попрежнему остаюсь
Иоганном Вайсом.
Когда Генрих ушел, Барышев сказал:
- Вот ведь что главное у нас - человека спасти. В этом великая цель и
великая радость. - Лег на спину, спросил: - Поспим?
- Что-то не хочется, - улыбнулся Белов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177