Теперь диверсии стали готовить в атмосфере исключительной
секретности.
При "штабе Вали" был создан особый лагерь, допуск за ограждение
которого имели только высшие офицеры. А тем абверовцам, которые работали с
подготавливавшимися в лагере группами, запрещалось выходить за его
пределы. Вайс не имел туда доступа.
Создание этого секретного лагеря свидетельствовало о новом этапе
деятельности "штаба Вали", о том, что перед ним поставлены серьезные
задачи, о том, что сейчас он, как никогда раньше, представляет большую
опасность для Советской страны.
Строжайшая дисциплина усугублялась еще и тем, что ожидался приезд
Канариса, который решил совершить инспекционную поездку по всем частям
абвера, нацеленным на Восток.
В этих условиях Иоганну необходимо было соблюдать осторожность,
гибкость и вести себя с вдумчивой неторопливостью даже в таких
обстоятельствах, когда каждый день промедления в раскрытии вражеских
замыслов приближал грозную опасность.

Начальник женского филиала Варшавской разведывательной школы, капитан
созданной немцами из изменников и предателей так называемой "Русской
освободительной армии" (РОА), Клавдия-Клара Ауфбаум-Зеленко была дама
образованная и с большим житейским опытом.
Так, по ее настоянию еще в 1920 году ее супруг Фриц Ауфбаум, бывший
бухгалтер донецкой шахты, принадлежавшей бедьгийской компании, переменил
не только фамилию, но и специальность и при советсткой власти занял уже
должность главного инженера. В этом не было ничего удивительного. Нужда в
технической интеллигенции была огромная. Недостаток знаний искупался у
новоявленного главного инженера умением солидно держаться с подчиненными,
немногословием и бесприкословным исполнением приказаний и рекомендаций
любого начальства. Это был человек недалекий, но безбоязненный с своем
самозванстве, ибо втайне он был глубоко убежден в том, что русские и
украинцы - это полуазиаты. А поскольку он, Ауфбаум, чистопородный
европеец, - этого вполне достаточно для того, чтобы руководить ими, тем
более что среди подчиненных попадались люди хорошо осведомленные о том, о
чем сам он имел весьма смутное представление.
Клавдия Зеленко увлекалась украинской стариной и даже опубликовала в
этнографическом журнале какой-то труд по этому вопросу. Потом, когда мужа
перевели в Брянск, она начала увлекаться и русской стариной.
В тот период, когда из стахановцев, прославивших себя трудовыми
рекордами, стали готовить командиров производства, Клавдия Зеленко
преподавала этим уважаемым взрослым людям немецкий язык.
Это дало ей возможность приобрести связи с теми из них, кто стал
потом руководить крупными предприятиями.
Будучи человеком трудолюбивым, она переводила немецкую техническую
литературу на русский язык и хорошо зарабатывала. А затем стала переводить
с русского языка на немецкий те труды советских металлургов и угольшиков,
которые интересовали немецких издателей.
Несколько раз Федор Зеленко ездил в командировки в Германию.
Там, узнав, что он немец, к нему проявили особый интерес, пытались
завербовать. Выслушав все предложения и посулы, тщательно все взвесив,
Зеленко-Ауфбаум уклонился от этих предложений: его положение в Советской
стране, прочное солидное и перспективное, прельшало его больше, чем роль
германского агента.
Вернувшись домой, он счел выгодным для себя сообщить об этих
предложениях ГПУ, а также своей супруге. Данная им информация еще более
упрочила доверие к нему. Что же касается супруги, то тут реакция была
несколько неожиданной.
Клава-Клара, будучи женщиной пылкой, с сильно развитым вооображение,
не только увидела в этом некую романтику, но и вспылала страстной тоской
по земле своих предков. И вопреки воле мужа связалась с одним работником
издательства, где она сотрудничала, оказавшимся немецким агентом.
Воображая себя новой Мата Хари, вдохновленная своей новой
деятельностью, Клава-Клара даже похорошела, похудев от хлопотных
переживаний и восстановив тем самым девическую статность фигуры.
Но тут - и притом с самой неожиданной стороны - на семейство
Зеленко-Ауфбаум обрушился удар.
У них был пятнадцателетний сын, комсомолец.
Образ Павки Корчагина служил ему идеалом. Он бросил школу и, вопреки
родительской воле, вступил в молодежную бригаду на одной их шахт,
находившихся в состоянии прорыва.
Работали яростно, самоотверженно, но, несмотря на все, жили
впроголодь, так как, не имея опыта, да и физических силенок, не могли
выполнять нормы.
Это была молодежная бригада-коммуна из тех, что, как известно,
впоследствии были расформированы, ибо хотя в них существовал дух равенства
и братства во всем, но стояли они на порочном пути уравниловки.
И вот однажды, приехав домой, чтобы вымыться и за один день отъесться
за все дни недоедания, сын услышал, как ночью шепотом его отец
категорически требовал от матери, чтобы она прекратила свои сношения с
немецким агентом.
Сын ворвался в спальню родителей и спросил с ужасом:
- Это правда?!
Клава-Клара после всех слов, сказанных ей мужем и сыном, крикнула с
отчаянием:
- Можете доносить на меня!
- Ну что ж, я так и сделаю, - сказал сын. И, вырвавшись от отца,
который пытался удержать его, ушел из дома.
А наутро Федор зеленко, войдя в граж, где стояла собственная "эмка" -
премия за выполнение на сто четырнадцать процентов годового плана
предприятием, которым он руководил, - обнаружил, что сын повесился.
У Федора Зеленко не оказалось душевных сил после этого несчастья
поступить так, как собирался поступить его сын, тем более что потрясенную
случившимся Клаву-Клару в невменяемом состоянии пришлось отвезти в
психиатрическую лечебницу.
В 1937 году арестовали не Клаву-Клару, а ее супруга.
Прервав после смерти сына и выхода из психиатрической больницы связи
с немецким агентом, она, уже побуждаемая яростным стремление отомстить за
мужа, попыталась их снова восстановить, но немецкий агент отклонил ее
услуги по двум мотивам. Во-первых, потому что теперь, являясь женой
репрессированного, она могла оказаться под наблюдением. А во-вторых, он не
пожелал простить ей прежнего отказа от работы по таким незаслуживающим
оправдания мотивам, как самоубийство сына.
Благодарная память о ней известного стахановца, ее бывшего ученика,
ставшего одним из крупных командиров промышленности, помогла Клаве-Кларе
избежать судьбы, которая постигла в то время большинство других жен
репрессированных.
Она получила должность, преподавателя в десятилетке, а затем даже
стала ее директором.
Когда немецкая армия оккупировала город, где жила КлаваКлара, ее
забрали в лагерь. Продержали несколько месяцев и после всесторонней
проверки зачислили переводчицей в формирование РОА, а потом, учитывая ее
энергичную деятельность и немецкое происхождение, дали не без участия
гестапо, капитанский чин и пост начальницы женской разведывательной школы.
Эта школа, раположенная, как и Варшавская, в дачной местности,
готовила разведчиц-радисток. Обучение продолжалось шесть месяцев.
Затем кусанток отвозили в центральную школу, в течение одного месяца
они проходили подготовку совместно с мужчинами - каждая со своим
напарником.
Командование "штаба Вали" полагало целесообразным использовать в
качестве радистов женшин, а не мужчин. Ибо мужчина призывного возраста,
долго живущий на одном месте, скорее навлечет на себя подозрение, чем
женщина, которая может выдавать себя за беженку из оккупированных немцами
областей или за эвакуированную и даже вызывать этим сочувствие к себе
местноного населения.
Контингент курсанток вербовался из лагерей и тюрем, где сотрудники СС
и гестапо подвергали их подготовительным испытаниям. После этого, отобрав
соответствующую подписку, их обычно привозили в школу в самом плачевном
состоянии, и начальнику охраны, доставлявшей будущих курсанток,
приходилось каждый раз заверять капитана Клару Ауфбаум: компетентная
медицинская экспертиза дала справку, что доставленная (или доставленные)
не имеет тяжелых повреждений жизненно важных внутренних органов и
обязательно выживет.
Абвергруппы, полиция, немецкие комендатуры, действующие в
оккупированных районах, также оказывали содействие школе, поставляя кадры,
уже проверенные у них на работе.
Эти привилегированные особы прибывали не столько с охраной, сколько с
сопровождающими лицами, выглядели весьма неплохо, были прилично одеты и
вначале держали себя развязно. Но капитан Клара Ауфбаум своеобразным
способом давала им понять, что здесь не публичный дом, а разведывательное
училище с более строгим, чем даже армейский, порядком.
Сама капитан Ауфбаум, правда, никогда лично не применяла физических
методов воспитания.
Для этой цели имелся специальный человек - помошник начальной школы
по политической части, лейтенант РОА, горделиво именовавшая себя Ингой
Ратмировой, но откликавшаяся и на имя Нюрка, - коренастая, широкоплечая, с
тучным вздернутым задом, затянутым в бриджи, коротко остриженная, с ровной
челкой на низком лбу и коричненвыми, прокуренными зубами. У нее были
мужские манеры и мужские повадки.
Профессиональная уголовница, большой знаток тюремных и лагерных
нравов, она еще в тюрьме подала прошение с просьбой послать ее на фронт и
была направлена в воинскую часть санинструктором. И когда попала в плен,
немецкие солдаты обнаружили в ее санитарной сумке множество ручных часов,
портсигаров, смятые пачки денег.
Ее чуть не забили насмерть: так возмутил солдатские чувства этот
промысел. Но гестаповцы усмотрели в нем лучшее доказательство ее
несомненной полезности для рейха.
И мародерку сначала спасли от солдатской расправы, а потом с
отличными рекомендациями переправили в тыл для несения службы в
формировании РОА.
Женщины, прибывающие из оккупированнных районов, уже имели опыт по
части сотрудничества с немцами и умения завязывать с ними связи, и к тому
же они не утратили физического здоровья. Поэтому они давали решительный
отпор Нюрке, когда та пыталась проявить свои кое-какие свои специфические
наклонности, но некоторых, измученных и обессиленных пытками и допросами в
тюрьмах гестапо, девушек она, делая вид, что заботливо ухаживает за ними,
понуждала уступать ей.
Сама капитан Клара Кауфман отличалась высоконравственным поведением,
несмотря на то что, благодаря гигиеническому образу жизни, выглядела очень
моложаво и никто не мог сказать, что этой женщине за сорок. И мундир шел к
ее фигуре, и ее остроносое, с птичьим профилем лицо было свежим, и на
высокой шее не одной моршины.
Некоторые пожилые, степенные офицеры абвера были бы не прочь завязать
с ней необременительные приятные отношения, в крайнем случае даже
супружеские, но она мужественно отклоняла все домогательства, так как
считала безнравственным выходить замуж при наличии живого мужа. А
кратковременные легкие связи - это было ниже ее достоинства.
Порочные склонности Нюрки вызывали у нее естественное чцвство
брезгливости. Но, в душе страшась этой иногда впадавшей в яростное
бешенство, способной все уголовницы, капитан Ауфбаум ограничивала протесты
по поводу непристойного поведения своего заместителя по политической части
тем, что с холодной и жесткой ненавистьб преследовала курсанток, которые
пользовались благосклонностью Нюрки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177