Прежде чем уйти, он обошел всех офицеров, каждому пожал руку и
пожелал встретить смертьь с тем же присутствием духа, как и он.
От прощания со штатскими заключенными полковник уклонился. Он ушел,
твердо ступая, и даже не оглянулся в дверях.
Гуго Лемберг сказал Вайсу, что центральная группа заговора до конца
1943 года была против убийства Гитлера - из опасения, что это развяжет
антифашистскую борьбу широких масс. Заговорщики лишь стремились добиться
отставки фюрера, чтобы придать перевороту характер законной смены главы
рейха. К тому же Даллес рекомендовал связанным с ним представителям
заговорщиков не предпринимать никаких действий до того, как армия
союзников высадится в Европе.
Покушение на Гитлера должно было совпасть с высадкой союзников. Новое
правительство Германии снимет войска с Западного фронта. Армия союзников,
оккупировав Германию, сама подавит возможность революционного
антифашистского восстания. Таким образом, войска вермахта будут
освобождены для контрудара по наступающей Советской Армии. Все силы будут
брошены на это.
- Но полковник, например, - с усмешкой сказал Гуго, - был противником
капитуляции Германии перед США и Англией. По его мнению, она могла быть
воспринята как общее военное поражение Германии. Он был и против оккупации
страны англо-американскими войсками: подавить антифашистские силы должна,
по его мнению, сама германская армия, внушив таким способом народным
массам надлежащее уважение к новому германскому правительству. Наивность
солдафона! - насмешливо заключил Гуго.
- Разве? - усомнился Вайс.
- Безусловно. Дело в том, что нам, военным, с самого начала следовало
опереться на наиболее влиятельные силы Германии, тогда наш путч имел бы
все необходимые гарантии.
- Что же это за силы?
- Промышленные круги рейха, - сказал Гуго. - Но, увы, многие из этой
среды были против смены Гитлера. Они хорошо помнили, как решительно он в
свое время расправился с коммунистическим движением. И с какой смелостью и
последовательностью осуществил полное подчинение сил нации экономическим
интересам магнатов промышленности. Кроме того, - понизил голос Гуго, - мне
кажется, до сведения Гиммлера дошло, что некоторые наши генералы
колебались, признать ли его новым фюрером рейха или не признать. А ведь им
было известно, что та кандидатура имела решительную поддержку со стороны
правящих кругов США и Англии. И я предполагаю, что если бы покушение на
Гитлера прошло успешно, Гиммлер незамедлительно обрушил бы на большинство
участников заговора всю мощь карающих сил СС с гестапо.
- Значит, заговор безнадежен?
- Нет, почему же? - угрюмо возразил Гуго. - Если бы, как предлагал
Штауфенберг, мы объединились с широким демократическим фронтом, возможно,
все было бы иначе. Но я не за т а к у ю Германию, я противник такой
Германии.
- А немецкий народ какую предпочел бы Германию?
- Народ только тогда надежный фундамент для здания государства, когда
он прочно утрамбован сильной властью. - Широко обведя рукой нары, на
которых лежали заключенные, Гуго со злой насмешкой заявил: - Если бы
сейчас здесь вдруг оказался русский коммунист, представляю, как бы он
злорадствовал.
- Почему же? - спросил Вайс.
- Потому, - ответил Гуго, - что русским нужен Гитлер как ненавистный
символ самой Германии, как мишень. А мы не смогли лишить их этой мишени...
- Наивно! - сказал Вайс. - Вы хотели сменить фюрера Гитлера на фюрера
Гиммлера. Мишень же Советской Армии - немецкий фашизм. Вы сами это отлично
знаете из перехватов заявлений советского правительства.
- Да, пожалуй, - уныло согласился Гуго. - Действительно, больше всего
мы боялись не того, что верные Гитлеру части СС могут уничтожить нас, а
того, что убийство Гитлера будет воспринято как сигнал к революционному
восстанию. Мы боялись и того, что советские войска нанесут окончательное
поражение нашей армии прежде, чем американские и английские части начнут
продвигаться по нашей территории. - И вдруг, будто только сейчас осененный
внезапно возникшей мыслью, Гуго спросил живо: - А почему вы осуждаете
некоторые мои высказывания?
- Мне небезразлично, за что вас собираются казнить здесь! - сказал
Вайс.
- А мне, знаете, теперь уже наплевать, казнят ли меня как
единомышленника Штауфенберга или как противника его заблуждений. Важно
одно - смерть все и всех уравнивает. - Гуго добавил с усмешкой: - Каждый
живой мыслит по-своему, но все мертвые воняют одинаково. Жаль, что здесь я
не могу предложить вам проверить это на практике: ведь вас, очевидно, тоже
скоро повесят.
- Да, - сказал Вайс и потрогал пальцем шею. - Очень любезно, что вы
напомнили мне об этом.
- Простите мою маленькую месть, но мне показалось - вы как будто
умаляете значение нашего заговора...
Два молодых офицера, Юргенс и Брекер, вернувшись после короткого,
беглого допроса, в конце которого им сообщили, что они будут приговоры к
казни, находились в состоянии глубокого отчаяния. Не близость казни - к
известию о ней они отнеслись с достойным мужеством - ужасала их. Они
поняли по ходу допроса, что среди генералов, возглавлявших заговор,
оказались доносчики. Эти предатели назвали гестапо фамилии участников и
сообщили ряд подробностей заговора. А другие генералы в день 20 июня,
когда было назначено убийство Гитлера, проявили трусость, нерешительность.
Они бездействовали, взвалив все на Штауфенберга. Узнав, что Гитлер после
взрыва бомбы остался жив, эти генералы лишь покорно ожидали возмездия и не
предприняли ничего, чтобы дать возможность спастись своим младшим
сообщникам.
Всю ночь Вайс провел с этими молодыми офицерами.
Юргенс с ожесточением говорил, что теперь он понял: многие генералы,
снятые Гитлером с постов за поражение на Восточном фронте, стали
участниками заговора только из чувства мести, чтобы потом свалить на
Гитлера свои военные неудачи.
Брекер рассказывал, что Штауфенберг, как и те, кто разделял его
взгляды, считал, что прежде всего надо добиться капитуляции армий вермахта
на Восточном фронте. Но теперь, в отчаянии повторял молодой офицер,
теперь, когда заговор провалился, самое ужасное не то, что многие
участники его казнены, а другие еще будут казнены. Что такое их смерть по
сравнению с тем, что не удалось предотвратить гибель сотен тысяч немецких
солдат на Восточном фронте?
На все эти сетования Юргенс с горечью отвечал:
- Но ведь мы с тобой знали, что руководители заговора единодушно
сходились на капитуляции перед США и Англией с тем, чтобы продолжать войну
с Россией.
- Да, но мы были за Штауфенберга, - возразил ему Брекер, - а с ним
сочли возможным вступить в переговоры даже коммунисты.
- А где они сейчас? Тоже казнены?..
Через два дня Вайса внезапно вызвали в контору тюрьмы и сообщили, что
он свободен.
В тюремных ворот его ждал в машине Густав. Похлопав Вайса по плечу,
он сказал одобрительно:
- Однако вы оказались выносливым господином.
Густав, не заезжая на Бисмаркштрассе, отвез его в штабквартиру
Шелленберга.
Тот, еще более похудевший и пожелтевший, встретил Вайса без улыбки.
Пожал руку, сказал:
- Я подробно информирован о вашем поведении. - Болезненно сморщился,
потер левый бок, спросил: - У вас есть какие-либо просьбы?
- Я готов продолжать службу, и можете не сомневаться... - начал было
Вайс.
- Я не это имею в виду, - нетерпеливо перебил Шелленберг.
- Прошу вас тогда, прикажите освободить заключенных офицеров вермахта
Брекера и Юргенса.
- Вы имеете доказательства их невиновности?
- Они не предали никого из участников заговора: это - лучшее
свидетельство того, что они могут пригодиться.
- Для какой цели?
- Я полагаю, вы оцените их способность держать язык за зубами даже
под угрозой казни.
- Я уже оценил в вас эту способность, - улыбнулся одной щекой
Шелленберг.
- Благодарю вас, - сказал Вайс. - Значит, я могу твердо
рассчитывать...
Шелленберг снова перебил его:
- Я собирался обратиться к рейхсфюреру с просьбой о награждении вас
железным крестом первого класса. Вы предпочитаете, чтобы я побеспокоил его
по другому поводу?
- Разрешите мне снова повторить мое ходатайство.
- Хорошо, - Шелленберг взял со стола какую-то бумагу, медленно
разорвал ее, бросил в корзину. - Можете идти.
Но на пороге остановил:
- Вы полагаете, они годятся для секретной службы.
- Нет, - сказал Вайс.
- Тогда для чего же?
- Когда рейхсфюрер их помилует, господин Мюллер будет пытаться
выяснить, не были ли они агентами рейхсфюрера. - Вайс усмехнулся. - Мюллер
потерпит неприятное для него поражение. О предпринятом им расследовании
станет известно, и это послужит новым доказательством его недружественного
отношения к Гиммлеру.
Шелленберг молча, испытующе смотрел в глаза Вайсу и вдруг улыбнулся.
- Это, пожалуй, остроумно. Теперь я понял. Вы готовите маленькую
месть Мюллеру за ваше пребывание в заточении?
- Вы проницательны, мой бригаденфюрер, - сказал Вайс. - Значит, я
могу быть уверен?..
- Так же и в том, - подхватил Шелленберг, - что сейчас я прикажу
отпечатать новое представление рейхсфюреру о вашем награждении.
На пути к Бисмаркштрассе Густав успел рассказать Вайсу, что всю
махинацию с ним не без труда разоблачили криминалисты, находящиеся на
службе Шелленберга. Смерть неизвестного человека последовала не во время
автомобильной катастрофы, а в результате отравления, задолго до
катастрофы.
Потом через агентов удалось установить, что Вайс находится в тюрьме.
Но Вальтер Шелленберг приказал не предпринимать никаких срочных мер для
освобождения Вайса: ведь его пребывание там являлось серьезнейшим
испытанием, лучшей проверочной комбинации и не придумаешь. А потом,
занятый множеством дел, бригаденфюрер, очевидно, забыл о Вайсе, напомнить
же о нем никто не решался. И только когда Шелленберг случайно увидел в
подписанном Гиммлером списке приговоренных к казни имя Вайса, он принял
соответствующие меры.
- Но, возможно, - добавил Густав, - ни Гиммлер, ни Шелленберг не
хотели в это сложное время ссориться с Мюллером. После же того, как
Гиммлер расправился с участниками заговора и, главное, с теми из них, кто
был вхож к нему, открылась возможность отобрать вас у Мюллера.
- Но меня могли повесить в любой день после приговора, - заметил
Иоганн.
- Не исключено, - согласился Густав. - Возможно, вас реабилитировали
бы посмертно. Но, знаете ли, хоронить вас дважды - это было бы уж слишком.
- Посоветовал: - Кстати, не забудьте съездить на кладбище - увидите
отличное надгробие: "Незабвенному Иоганну Вайсу". Нового уж, во всяком
случае, не понадобилось бы заказывать.
Когда Иоганн вошел к себе в комнату и взглянул в зеркало, он невольно
оглянулся. Из зеркала на него смотрела костлявая, жесткая физиономия с
глубоко впавшими висками, щеками, глазами. Волосы потускнели и
серебрились. Шея тонкая, губы, казалось, присохли к зубам.
- М-да, - презрительно произнес он, - типичный дистрофик. - И,
погрозив зеркалу, заявил: - Это же клевета на человека, а?
Спал он почти сутки.
Берлин сотрясался от беспрерывных бомбежек.

63
На следующий день, дождавшись отбоя воздушной тревоги, Вайс посетил
салон массажа профессора Штутгофа.
Штутгоф встретил его шутливыми словами, но без улыбки:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177