Герд был настолько поглощен всеми этими высшими стратегическими
соображениями, что в делах управления школой всецело положился на
Штейнглица, обещая ему за эту любезность какую-нибудь хорошо оплачиваемую
должность после войны в фирме своего тестя.
Обо всем этом Штейнглиц откровенно поведал Вайсу.
Информацию обо всех соображениях Герда Иоганн передал в Центр.

39
Даже во время болезни Иоганн Вайс не бездельничал, а работал, собирая
с помощью навещавших его сослуживцев информацию, чтобы быть в курсе дел,
которые представляли для него существенный интерес.
Так, он узнал, что последняя радиограмма, полученная "штабом Вали" от
Гвоздя, носила трагический характер: "Группа накрыта советскими органами
контрразведки. Рацию уничтожаем. Если удастся уйти от преследования, будем
пытаться перейти линию фронта". Значит с Гвоздем все в порядке.
Дитрих, основываясь на своем опыте, который он приобрел во время
допросов в лагерях, отбирая кандидатуры для школ, пришел к выводу, что у
русских чрезвычайно развито чувство братской взаимопомощи, активного
сочувствия к тем, кто в нем нуждается. Кроме того, в советских доктринах
имеются официальные указания, требующие от граждан чуткости друг к другу.И
главное, определяющее: советское гражданское население фанатически
патриотично, и каждый советский солдат или офицер, ставший инвалидом после
ранения, пользуется глубоким уважением соотечественников, заботой и
покровительством властей.
В связи с этим Дитрих считал более чем целесоообразным приступить к
поискам в лагерях инвалидов.
Впрочем он мало надеялся на успех, так, как обычно лагерная
администрация из чисто экономических соображений в первую очередь
ликвидировала военнопленных,
оставшихся калеками, или создавала им такие условия,при которых они
довольно быстро погибали естественным путем.
Дитрих уже дал абвергруппам команду заняться в лагерях поисками
военнопленных, лишенных одной из конечностей. А если таких в наличии и не
будет обнаружено, то наметить подходящие кандидатуры, чтобы, после
проверки их благонадежности, под тем или иным предлогом отправить "на
излечение" в госпиталь. Там опытные медики в соответствии с полученными
указаниями ампутируют им руку или ногу.
Но пока такой контингент поступит в школу, не следует ли наметить
несколько кандидатур из числа уже подготовленных курсантов, которые
находятся в несравненно лучшем физическом состоянии, нежели заключенные в
лагерях, и исцеление их после операции потребует значительно меньше
времени?
По мнению Дитриха, лучше всего ампутировать нижнюю конечность. Это
броско, заметно и дает засланному в тыл противника агенту возможность
требовать, поскольку руки у него целы, чтобы у ему представили работу на
каком-нибудь оборонном советском предприятии.
Наличие рук позволяет работать, а отсутствие ноги (естественно
потерянной на фронте) - лучшая гарантия того, что агент, поступая на
оборонное предприятие, не будет подвергнут слишком тщательной проверке.
Штейнглиц высоко оценил это предложение Дитриха.
Лансдорф, выслушав обоих офицеров со скучающе-брезгливым выражением
лица, сказал:
- Нечто подобное проделывали компрачикосы.
Штейнглиц не знал, кто такие компрачикосы, и задумчиво моргал.
Дитрих воскликнул протестующе:
- Но военнопленные не дети!
- Тонкое наблюдение для контрразведчика, - иронически заметил
Лансдорф.
Он испытывал одновременно досаду и смутную грусть, только сейчас
почувствовав, что с возрастом постепенно утрачивается память и он начинает
забывать о многом из своей богатейшей и когда-то весьма изощренной
практики.
Еще в годы первой мировой войны, во время боев под Верденом, он
придумал летучие разведгруппы, которые спешно инструктировали отдельно
легко раненных немецких солдат, переодевали во французские мундиры и
утаскивали ночью на поле боя. Здесь этих диверсантов подбирали французские
санитары и на своих плечах приносили в крепость.
Во время войны в Испании один из коллег Лансдорфа, занимавший
должность советника при Франко, вспомнил об этом методе. Легко раненых
франкистов переодевали в комбинезоны республиканцев, и по ночам они весьма
успешно орудовали пистолетами и взрывчаткой на улицах Мадрида, а
выставляли напоказ свои толсто перебинтованные конечности и, живо ковыляя
по Рио-деГранде, вызывали восторженное поклонение горожан.
Но для Лансдорфа это было бы ниже его достоинства - кичиться своим
блистательным прошлым и напоминать о своих заслугах так, словно они были
недооценены. Поэтому, отдавая честь замыслу Дитриха, он снисходительно
согласился с ним.
- Ваше предложение в своей основе остроумно и психологически
неотразимо. Но... - Лансдорф сложил перед собой ладони и, разглядывая
тщательно отполированные, с синеватым отттенком ногти (не то уже сердце:с
возрастом оно бьется все медленнее и медленнее), холодно заявил: - но я
решительный противник, - помедлил, - экстравагантностей, подобных
насильственному оперированию.
Дитрих живо перебил:
- Никакого насилия. Объект попадает в госпиталь. Там ему внушают
необходимость хирургического вмешательства. При современных анестезирующих
средствах он даже не испытывает болевых ощущений. Проснется и...
Лансдорф поморщился.
Дитрих, заметив это, сказал поспешно:
- В конце концов, нашим хирургам разрешено проводить некоторые
медицинские эксперименты на лагерном материале. Я сам видел, посещая
спецблоки, как...
- Вы видели, а я не хочу знать об этом, - раздраженно перебил
Лансдорф.
- Но все это во имя высоких общечеловеческих целей, - напомнил
Дитрих. - Сейчас не средневековье, когда врачей приговаривали к сожжению
на костре только за то, что для проникновения в тайны человеческого
организма они вскрывали трупы.
-Именно не следует забывать, что сейчас не средневековье, а эпоха
цивилизации, которую мы несем человечеству. - Эту фразу Лансдорф произнес
почти механически, вспоминая о своей недавней поездке в Берлин.
Там он был на интимном обеде у колченогого Геббельса, этого
всемогущего ничтожества, запуганного скандальными припадками ревности
своейй супруги Магды, - она даже фюреру сплетничает о всех сластолюбивых
прихотях своего мужа и провозвестника новой германской культуры.
Так вот, после обеда Геббельс повел Лансдорфа в свою картинную
галерею, где были развешены полотна, похищенные из прославленных музеев
разных европейских стран.
Многие из этих картин Лансдорф помнил еще с тех пор, когда ездил по
Европе, выполняя различные специальные миссии, но, будучи просвещенным
человеком, находил время посетить пантеоны искусства.
Он поделился с Геббельсом своими воспоминаниями.
Тот сказал озабоченно:
- Вы правы. Существует обычай рассматривать эти изделия как
национальные ценности, своего рода собственность государства. Но я по
личной просьбе фюрера, Геринга, Гиммлера, Риббентропа и других высоких лиц
империи собрал небольшой консилиум из самых выдающихся юристов. И они
заверили меня, о чем я информировал заинтересованных лиц, что
международные законы предусматривают лишь двадцатилетней давности, после
которого лицо, совершившее любое деяние, уголовно не наказуется, а
владельцу ценностей не может быть предъявлен иск потерпевшей стороны.
- Стоило ли беспокоить юристов? - спросил Лансдорф.
- А почему бы и нет? - в свою очередь задал вопрос Геббельс. И лукаво
осведомился: - Вы заметили, дорогой друг, что в наших коллекциях
чувствуется печальное отсутствие предметов из национальных галерей
Лондона, Нью-Йорка и, что самое огорчительное, пока ничего нет из Москвы,
Ленинграда? Так вот, - сказал он многозначительно, - если стены моей
галереи не будут украшены кремлевскими иконами и картинами из
Ленинградского Эрмитажа, консультация юристов окажется отнюдь не лишней.
Как коллекционер, я проявляю дальновидность, извинительнуб для
коллекционера, и не только для коллекционера, не так ли?
Этот разговор с Геббельсом пришел сейчас на память Лансдорфу не
случайно.
И, делая из него столь же дальновидный вывод, Лансдорф сказал Дитриху
официальным тоном:
- Как ваш начальник, я запрешаю вам любые действия, которые могут
противоречить принципам гуманности. - Перевел взгляд на Штейнглица,
спросил:
- Надеюсь у вас хорошая память и вы при любых обстоятельствах сумеете
вспомнить это мое решительное указание? - - Задумался. Потом, глядя
насмешливо на вытянутые разочарованные лица офицеров, повторил: - Так вот,
я запрещаю всяческие насильственные действия.
И если кто-либо из курсантов, допустим, во время ознакомления с
новыми взрывчатыми веществами или из-за небрежного обращения с оружием
получит травматические повреждения, что часто бывает с солдатами во время
боевой полготовки, я, несомненно, наложу строжайшее взыскание на того
офицера, который будет проводить эти занятия. Но если потерпевший после
выздоровления окажется физически пригодным и выразит добрововльное желание
продолжить свою агентурную службу, - такой человек достоин всяческого
поощрения. - Добавил внушительным тоном: - А вообще ваше намерение
использовать инвалидов после ранения на фронте имеет гуманную цель: дать
им возможность приобрести профессию и быть полезными рейху. Кстати, обычно
калеки ощущают свою неполноценность, их мучает бесперспективность в
будущем, и потому они наиболее податливый материал для вербовки. Не только
абвер, но и другие наши разведывательные и контрразведывательные органы не
раз убеждались в этом. Здесь уже приобретен богатый и плодотворный опыт.
Так, например, майор Штейнглиц, очевидно, полагает, что одно
высокопоставленное лицо из английского министерства иностранных дел
оказывало нам услуги потому, что стало вдруг поклонником идей фюрера? Увы!
Мы воздействовали на него не идеологическими, а медицинскими способами.
Предложили нашему соотечественнику, знаменитому лондонскому медику,
внушить своему пациенту, что он неизлечимо болен раком, и даже точно
определить срок его недолгого пребывания на этом свете. Естественно, тот в
состоянии крайней подавленности был озабочен только одним - обеспечить
семью после своей смерти. Мы помогли ему это сделать, высоко оплачивая его
услуги. О том, что он снабжал нас документами из несгораемых шкафов
"Форин-оффис", вы знаете. - Зевнул, потянулся. - Как видите, господа,
цветы новых идей вырастают из семян, собранных нами, стариками.
Все-таки Лансдорф не удержался и удовлетворил свое задетое тщеславие,
дав Дитриху понять, что его предложение не столь уж ново, как тот полагал.

Вайс был в курсе идеи, с которой носился Дитрих.
Оставалось только узнать, кого из курсантов намечено превратить в
инвалидов, а также выяснить, на каком предприятии начинается диверсия.
Вайс прежде всего решил ознакомиться с заявкой на отбор соответствующей
советской кинохроники. Он уже неоднократно пользовался этим, чтобы
собирать информацию для Центра.
До сего времени агентуре "штаба Вали" не удавалось проникнуть ни на
одно советское оборонное предприятие. Несмотря на гневные требования
Канариса, почти все операции, направленные к этой цели, неизменно
срывались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177