- Только это я и хотел знать, - с удовлетворением произнес Вайс. И
добавил: - Можете быть уверены, что ваша проницательность и на этот раз не
обманула вас.
Оказалось, что "в высшей степени секретное" задание, которое Вайс
выполнял под наблюдением Фаергофа, не требовало ни особой сноровки, ни
особых усилий.
Он обязан был следить, чтобы в определенные сроки на участке дороги и
улице, прилегающих к указанному ему зданию, а также у входа в само это
здание не появлялись люди, чьи приметы не были бы ему заранее известны.
Или, находясь в каком-нибудь пункте, он должен был дожидаться, пока мимо
пройдет машина с заранее названным ему номером, и сообщать об этом по
радио неведомому корреспонденту.
Нетрудно было заметить, что наблюдение ведется, в свою очередь, и за
ним. Он как бы очутился в гигантской тюрьме и, лишившись свободы,
пунктуально выполнял лишь то, что ему было предписано.
Вскоре Вайс получил командировку в Стокгольм, но задание его
оставалось прежним. Он стал частицейц слаженного и безотказно работающего
механизма слежки, в который Шелленберг включил наиболее опытных агентов
своей секретной службы.
Выпасть из этого механизма даже на самое короткое время пока не
представлялось возможным: все его детали были настолько точно соединены
одна с другой, что малейшее отклонение мгновенно вызвало бы сигналы
тревоги по всей цепи. С поста наблюдения немедленно удаляли и агента,
вольно или невольно допустившего ошибку, и агента, на которого падала
только тень подозрения в нарушении правил службы. Расправа часто
совершалась тут же, на месте, и Вайсу, как и другим, был выдан для этой
цели бесшумно действующий пистолет.
Полная изоляция, в которой очутился Вайс, казалась ему
катастрофической. Он изнемогал от бездействия, от бесплодности усилий
связаться с кем-нибудь из своих. Отчаявшись, он уже считал, что весть о
победе Советской Армии над фашистской Германией застанет его где-нибудь в
Стокгольме. А он по-прежнему будет одиноко стоять возле опостылевшей ему
будки телефонаавтомата. Он пользовался этим автоматом в тех случаях, когда
нужно было сообщить, что граф Бернадотт, племянник короля Швеции, выехал
из своей резиденции для встречи с очередным доверенным посланцем Гиммлера.
Чаще всего этим посланцем был сам Шелленберг.
Вайс знал, что граф занимает не один только пост председателя
шведского Красного Креста. Он был директором шведских филиалов
американских фирм "Интернейшнл бизнес мэшин", принадлежавших тресту
Моргана. Возможно, он был связан не только с деловыми, но и с правящими
кругами США, от лица которых и вел секретные переговоры с гитлеровцами.
Обязанности Вайса состояли в том, чтобы обезопасить посланцев
Гиммлера от слежки, поскольку Стокгольм был буквально наводнен агентами
Риббентропа, Кальтенбруннера, Бормана, Геббельса, да и самого фюрера. В
свою очередь, особая группа Шестого отдела СД, в которую входил Вайс, тоже
вела наблюдение за всеми этими агентами.
Неожиданно Вайса сняли с поста наблюдения. Он получил приказ
отправиться в один из пригородных стокгольмских особняков, чтобы
проинформировать о методах конспирации собравшихся там сотрудников
гестапо, офицерский состав СС и видных нацистов, которые уходили сейчас в
подполье. Эти методы он изучил, выполняя в свое время вместе с Дитрихом
поручение Лансдорфа.
В назначенное время Иоганн явился по указанному адресу и, пройдя
целый ритуал обмена установленными тайными знаками, очутился в большом
зале, стены которого были покрыты панелями из черного дуба и увешаны
геральдическими гербами, охотничьими трофеями и старинным оружием. Здесь
собралось большое общество, и не только люди среднего возраста, но и
молодежь с выправкой штурмовиков. Рядом с трибуной, предназначенной для
Вайса, на специальной подставке был выставлен портрет Гитлера,
инкрустированный из кусков дерева разных пород. По обе стороны портрета
высились железные треножники с горящими факелами.
Александра Белова не считали в институте искусным оратором. Он всегда
испытывал неловкость, видя с трибуны лица своих товарищей, которые думали
так же, как думал он, знали то же, что знал он, и вовсе не нуждались,
чтобы он убеждал их в том, в чем они были убеждены никак не меньше его
самого. Поэтому лицо его на трибуне всегда принимало застенчивое,
виноватое выражение, и говорил он глотая слова и так торопился кончить,
будто ждал, что вот сейчас ему крикнут: "Не воруй время! Время - это
жизнь, а ты нам ее укорачиваешь!"
Но когда он поднялся на трибуну здесь, в этом богатом зале, и увидел
почтительные физиономии шведских фашистов, с уважением, как старшего,
приветствовавших его, он воодушевился и произнес блистательную речь.
По-видимому, она произвела впечатление. Слушатели были настолько
ошеломлены, что, когда Вайс закончил, последовала недопустимо затянувшаяся
пауза. И лишь после того, как он покинул трибуну, раздались вежливые
аплодисменты. Они звучали глухо, так как ладони у всех стали влажными от
выступившего на них пота.
В своем выступлении Вайс перемешал деловые рекомендации, касающиеся
методов конспирирования уходящих в подполье немецких фашистов, с
сообщениями о том, какое количество людей и какими способами они
умерщвляли. В заключение, приведя цитату из речи Гитлера, заявил, что эта
война - только лишь эпизод в истории тысячелетнего рейха. И заверил
слушателей, что третья мировай война принесет расе господ безраздельное
владычество над всеми другими народами.
Это полное оптимизма обещание произвело на шведских фашистов не
слишком отрадное впечатление. Но зато деловую часть они записали со
старательностью учеников воскресных школ.
Отвечая на вопросы, Вайс посоветовал бородатым сбрить бороды, а
бритым отращивать; женатым разойтись, поскольку женщины болтливы и могут
выдать их; неимущим разбогатеть, чтобы замаскировать свое прошлое, а
богатым, напротив, превратиться в нуждающихся. Кроме того, он дал много
полезных советов на тот случай, если кто-либо из присутствующих попадет в
тюрьму. С полным знанием дела объяснил, как наиболее правильно и
рационально использовать время пребывания в заключении, откуда черпать
телесную бодрость. Своим опытом в этом отношении он делился щедро, с
необычайной откровенностью.
Рекомендации Вайса привели присутствующих в тяжелое, подавленное
состояние. И только во время интимного банкета в его честь настроение
несколько улучшилось. И здесь, за столом, Вайс узнал имена тех шведских
финансистов, которые сами предложили свои услуги агентам Гиммлера. Они
хотели, чтобы через них была установлена связь с премьер-министром
Черчиллем, стремясь таким путем быстрее достичь соглашения о приемлемых
для фашистской Германии условиях мира.
Вайсу удалось узнать даже основные пункты меморандумов, какими
обменивались те или иные представители сторон в этих переговорах.
Местные фашисты, тревожась главным образом за свою судьбу, выражали
возмущение чрезмерными претензиями западных держав к Германии. И
рекомендовали Вайсу быть очень осторожным в Стокгольме, так как в связи с
победами Советской Армии народ Швеции настроен необычайно решительно.
Носить значки со свастикой сейчас - почти самоубийство. Членов фашистской
партии неоднократно избивали на улицах.
Вайс пообещал, что будет беречь себя.
Спустя два дня он получил новое задание.
Предстояло вылететь в Берлин в одном самолете с чиновником
германского министерства иностранных дел. У этого чиновника будет портфель
с диппочтой, и полетит он не один, а в сопровождении вооруженной охраны из
агентов Риббентропа.
За полчаса до назначенного по расписанию времени самолет должен
приземлиться на запасном аэродроме, где с чиновником и его охраной будет
покончено. Если же самолет не совершит посадку, Вайс обязан застрелить
чиновника из бесшумно действующего пистолета.
- А как же я? - спросил Иоганн.
- Если отобьетесь от охраны - выброситесь с парашютом, все будет в
порядке.
С этого момента за Вайсом неотступно следовали два агента. Они
проводили его на аэродром и не отошли от трапа до тех пор, пока дверца в
кабину самолета не захлопнулась.
Пилот оказался верным человеком. Как и было договорено, он
пунктуально совершил посадку на запасном, пустынном в этот час аэродроме.
Чиновник и его охранники не успели шевельнуться: корпус кабины точно в тех
местах, где они сидели, был пробит автоматными очередями.
Абсолютно все было заранее предусмотрено, и, выйдя из самолета, Вайс
увидел, что ремонтники из состава технических войск СС уже накладывают
металлические заплаты на пробоины.
На площадках трапов, подведенных к обеим сторонам кабины, стояли
автоматчики. Один из них любезно указал Вайсу, в каком направлении следует
идти к прсланной за ним машине.
68
Шелленберг в эти дни был самым целеустремленным, энергичным и
решительным из всех государственных деятелей Германии. Но меньше всего он
думал о том, как сложится дальнейшая судьба рейха. Он был убежден, что его
собственное будущее от этого никак не зависит. Давно, еще со времен
Сталинграда, он понял, что военное поражение рейха неизбежно. И сделал
ставку на Гиммлера. Если Гиммлер станет первым человеком в Германии, то
он, Шелленберг, будет вторым. Какой Германии - это теперь не имеет
значения. Но именно сейчас, в эти дни, для него все решалось. И поставки
фольксштурма - людей, которых, как дрова, грузили в вагоны и спешно
отправляли на Восточный фронт, - интересовали Шелленберга лишь постольку,
поскольку это могло замедлить продвижение Советской Армии. А ему
необходимо было выиграть время, чтобы завершить переговоры Гиммлера с
теми, кто взял на себя роль тайных дипломатических агентов западных
держав.
Канун падения гитлеровской Германии стал для Шелленберга как бы
вершиной всей его деятельности. От его ума и ловкости зависело сейчас,
будет ли он первым наперсником нового фюрера и вторым человеком в
Германии. Личная капитуляция Гиммлера была бы для него трагедией, большей
катастрофой, чем капитуляция Германии. Военное поражение рейха, по его
мнению, еще не означало политического поражения. Если действовать в этот
критический момент целеустремленно и решительно, можно выиграть для себя
лично великое будущее. Так он и действовал.
Все эти дни Шелленберг не покидал Гиммлера. Был необычайно бодр,
самоуверен и красноречиво разжигал воображение своего шефа упоительными
перспективами самодержавного единовластия.
В бомбоубежище Хоенлихена Шелленберг продемонстрировал Гиммлеру
кинопленку, на которой по его приказу один из агентов запечатлел фюрера с
помощью скрытой камеры.
Съемка производилась специальным, замедленным способом, который
позволил отчетливо и обстоятельно зафиксировать малейшие оттенки
физического сстояния Гитлера.
На сером экране перед ними, будто в аквариуме под водой, передвигался
в пространстве сутулый человек с бледным, рыхлым, оползшим лицом и нижними
веками, оттянутыми, как у дряхлого пса. Левая рука непроизвольно тряслась,
словно ласты у тюленя, правую он подносил к уху, прислушиваясь:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177