И потому, уверенные, что их зверства останутся без
возмездия, афишировали их, показывали засекреченные медицинские болки,
хвастались запаянными стеклянными сосудами с детской кровью - ее
направляли самолетами в армейские госпитали; называли храмами науки
спецблоки, где немецких студентов-медиков обучали оперировать не на трупах
в морге, а на живых заключенных.
А потом, после того, как эти гестаповцы, часто сверстники Вайса,
показывали ему спецблоки, они дружески заботились о нем, стараясь уберечь
от инфекции: Обрызгивали одеколоном из пульверизатора, лили ему на руки из
кувшина теплую воду, если душ не работал. И слово "скот", каким здесь
называли заключенных, не звучало в из устаз бранью. Вовсе нет. Они
действительно считали военнопленных человекоподобными скотами и разделяли
их на послушных и непослушных, способных и неспособных к дрессировке.
Иногда все окружающее начинало казаться Иоганну фантастическим
бредом, подобным сновидениям безумца. Вот он играет в скат со своими
сверстниками за столом, накрытым чистой скатертью, пьет пиво. Они
рассказывают ему о своем детстве, о родителях, мечтают, чтобы скорее
закончилась война и можно было вернуться домой. Они шутят, играют на
аккордеоне, поют. А потом кто-нибудь из них встает и, с сожалением
объявив, что ему пора на дежурство, надевает пилотку, вешает на шею
автомат, берет палку или плеть и уходит в лагерь, чтобы бить, мучить,
убивать.
И он, Александр Белов, машет на прощание рукой этому убийце,
приветливо улыбается, записывает номер полевой почты, чтобы потом дружески
переписываться, и громко сожалеет, что такой хороший парень покидает
компанию.
Каждый раз, когда Иоганн видел здесь истерзанного советского
человека, незримая рана открывалась в его душе. Таких ран становилось все
больше, и он должен был выработать привычку переносить эту неисцелимую,
всегда сопутствующую ему хроническую боль и, не надеясь на то, что она
пройдет, научиться жить с этой болью и делать свое дело так, чтобы она не
мешала ему, скрывая свои чувства, зная, что еще не скоро придет время,
когда ты сможешь снова стать таким, какой ты есть в действительности. И
какое же это будет счастье!..

31
С вечера у рейхсканцлера Адолфа Гитлера сильно долел живот. Но утром
желудок работа нормально. Значит, боли были вызваны не расстройством
кишечника, а имели чисто нервное происхождение. И сейчас рейхсканцлер в
приятном изнеможении полулежал в кресле и с наслаждением вспоминал, как
вчера здесь же, в имперской канцелярии, в его гигантском торжественном
кабинете, на совещании по поводу обстановки на Восточном фронте,
неожиданно для всех складывающейся не слишком приятно, он вдруг посетовал
на рези в желудке. И все эти прославленные германские полководцы, цвет
вермахта, словно забыв, зачем они пришли сюда, стали с глубокой
озабоченностью обсуждать малейшие симптомы недомогания своего фюрера и
дали ему множество полезных медицинских рекомендаций, проверенных на
собственном опыте. И он внимательно, терпеливо и благосклонно их всех
выслушивал. А когда Кейтель и Иодль с утонченной вежливостью, но дрожащими
от злобы голосами спорили друг с другом, следует ли фюреру прибегать к
искусственным методам очщения желудка или не следует, он дал им
выговориться, милостиво не вмешиваясь в их горячую и страстную полемику.
И то, что иаршалы и фельдмаршалы, представители самых древних,
прославленных военных родов Германии, столь увлеченно обсуждают этот
интимный момент самочувствия фюрера, состязаясь перед ним в своей
осведомленности о различных способах исцеления, навело Гитлера на некую
ироническую мысль. Пожалуй, если б он вдруг позволил себе в присутствии
этих полководцев шумно испортить воздух, - а о такой
капризно-презрительной мести буржуазной публике говорил один гениальный
француз, фамилию которого фюрер запамятовал, - то никто из них не нашел бы
здесь ничего предосудительного.
И это тоже приносило упоительное сознание своей власти над ними. Над
всеми этими тевтонскими рыцарями, кичащимися своей родовитостью, своей
фамильной честью, своими военными заслугами перед рейхом.
А он, некогда мелкий австрийский шпион Шикльгрубер, ефрейтор,
незадачливый живописец с физиономией кельнера, он вознесен над ними силой
обстоятельств. Империи понадобился вождь, ради всего готовый на все, но не
утративший при этом практической сообразительности и не забывающий, что
истинный хозяин положения вовсе не он, а подлинные владетели Германии -
Круппы, Стиннесы, Тиссены. И хотя стратегия плана "Барбаросса" - вершина
гермаенской военной мысли, она все же нуждается в поправках имперских
магнатов. Ведь они открыли немецкому фашизму кредит, и с ними нужно
безотлагательно расплачиваться углем и металлом Донбасса, нефтью Баку,
нужно вносить в обещанные сроки прценты в виде сырьевых придатков к их
индустриальным владениям.
Захватить Москву и Ленинград - эту эффектную победу верховное
командование считало главной стратегической целью. Генералитет привык на
европейском театре войны "мыслить столицами", ибо после падения столиц
обычно завершались войны: европейские державы традиционно капитулировали.
Но хотя он сам утверждал, что Советский Союз - это "колосс на
глиняных ногах", в глубине сознания он начал постепенно ощущать, что война
с Россией полна стихийных неожиданностей и разгадать, предотвратить их не
в силах ни его соратники, ни он сам. Еще 3 июля начальник генерального
штаба сухопутных войск генерал-полковник Гальдер доложил по телефону в
ставку:
- Не будет преувеличением: если я скажу, что кампания против России
будет выиграна в течение четырнадцати дней.
И самон, фюрер, вынужден был недавно, 7 октября, лживо заявить, будто
Красная Армия окончательно разбита и война с Россией фактически закончена.
Он лгал сознательно, преследуя благородную цель: хотел этим заявлением
втянуть Японию в вону с Советским Союзом, создав у ее правителей
впечатление, что русские накануне поражения. Он политик, а ложь в политике
- это оправданный метод для достижения ближайшей цели. Он сам
провозглашал:
- У меня то преимущество, что меня не удерживают никакие соображения
теоретического или морального порядка.
Но когда ему угодливо лгут, как врал Гальдер и другие его
прославленные немецкие полководцы, он, бывший ефрейтор, не может не
испытывать к ним скрытого и снисходительного презрения. И когда они из его
рук принимали ордена, как принимают чаевые, он видел на их лицах лакейское
выражение. И когда он, искусно взвинчивая себя, исступленно и
оскорбительно орал на них, если они допускали ошибку, они с привычной
покорностью, демонстрируя этим дух прусской военной дисциплины и
послушания, выслушивали бранные слова, любое из которых заставило бы
покраснеть и ассенизатора. Он понимал, что его лицемерие проявляется
обычно чересчур поспешно, что оно слишком грубо, и частенько завидовал
своим генералам, непринужденно, с безукоризненным совершенством
воспитанников высшей кайзеровской школы владеющим этим мастерством.
Но сейчас его заботило другое.
Он вызвал начальника абвера адмирала Канариса, чтобы дать ему
нахлобучку. И отдыхал перед тем, как впасть в самозабвенную ярость,
приступы которой были для него полезны: они возбуждали ум.
Канарис умел мягкостью, лестью и вкрадчивыми манерами успокаивать эти
шумные бури. Он хвастал Гейдриху:
- Человек прмет вашу точку зрения, если вы не будете раздражать его.
Только тогда он может оказаться благоразумным.
Эта каварная лиса, Канарис, - гиена в сиропе.
Еще в 1934 году Интеллидженс сервис заслала в Германию своих
специальных агентов-психологов, чтобы они изучили психические склонности
Шикльгубера Гитлера. Всех их снабдили поисковой карточкой: "Рост средний,
уши петлями, нос прямой, крупный, глаза выпученные , синие, волд\осы
темные, телосложение нормальное, страдает несколько чрезмерной
возбудимостью и раздражительностью, естественной для лица, стоящего во
главе нового политического движения. Особых примет нет".
Эти английские разведчики, как грязные репортеришки, собрали самые
интимные сведения о фюрере. Они узали даже, что все его многочисленные
попытки обзавестись потомством были плачевными, и они же утверждали, будто
ему нравится запах собственного пота, и поэтому он, поднимая руку, якобы
нюхает собственную подмышку. А его склонность к мистике они объясняли
неким отроческим пороком. И подобные "материалы" Канарис осмелился вручить
ему, фюреру, главе империи, как будто оказывая этим дружескую
доверительную услугу, как бы раскрывая перд ним все сейфы немецкой
контрразведки.
Гитлер подозревал, что истинный текст донесений английских агентов
Канарис припрятал, а этот состряпал сам или совместно с покойным Ремом,
который тоже претендовал на роль фюрера и стремился уязвить Гитлера,
намекнув, что в тайниках абвера копится и его грязное белье.
Гитлер знал, что Канарис любовно коллекционирует у себы в сейфах всб
грязь , которую только могли собрать его шпионы об имперской верхущке.
Подобным коллекционированием с не меньшим усердием занимаются Гиммлер,
Гейдрих, Риббентроп. Эти картотеки - из личный золотой запас, который в
случае нужды они могут обменять на валюту какой-нибудь мировой державы. Но
Гитлер знает о них больше, чем даже они знают о себе, потому что каждый из
них усердно, с энтузиазмом доносит ему на другого.
И если уж говорить об истинных личных заслугах Гитлера перед рейхом,
то по крайней мере одна из них несомненна: став главой Третьей империи, он
сумел использовать свой опыт мелкой полицейской ищейки и создал
грандиозную систему тотального шпионажа.Гигантскую охранную систему
безопасности тех, кто возвел его на вершины власти. И Круппы, Стиннесы,
Тиссены - все эти магнаты, подлинные властители Германии, что бы потом ни
произошло, обязаны, да, обязаны сложиться и отлить ему монумент из частицы
того золота, которое бесконечным потоком несли в их банки реки крови,
залившие сейчас Европу.

Канарис мелкой, семенящей поступью вошел в кабинет фюрера. Склонив
набок румяную физиономию с седой прилизанной шевелюрой, он притворно часто
дышал, показывая этим свое служебное рвение: прибыть секунда в секунду. Но
он вовсе не запыхался, торопясь сюда: больше часа покорно дожидался, пока
его вызовут, в приемной рейхсканцелярии, развлекая адъютантов фюрера
веселой болтовней. Он умел болтать, ни о чем не пробалтываясь и вызывая
при этом у собеседников опасные погзывы к излишней откровенности.
Через адъютанта фюрера, тайного своего агента, Канарис знал, зачем
его вызывали.
И Гитлер знал через Гейдриха, что Канарису известно, зачем он будет
вызван. Знал он и от кого известно, так как один из ближайших сотрудников
Канариса, готовивший ему материалы для представления фюреру, был тайным
агентом Гейдриха. А правильно ли доложил обо всем фюреру Гейдрих,
проверит, в свою очередь, Гиммлер, у которого есть свои агенты в аппарате
Гейдриха. И обо всем этом знал Канарис. И то, что Канарису все это
известно, фюрер тоже знал. И принимал это как должное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177