- Что ж это такое? - подумала. - Захват? Грабеж?
Черная "Волга" неподалеку от входа - с госномерами и всякими там ан-
теннками - подсказала, что скорее всего - захват!
Такси еле тащилось по поздневечернему, шумному и цветному, проспекту
Руставели. На заднем диванчике полусидел Тамаз, влипнув в окно, прис-
тально вглядывался в сумятицу тротуарной жизни.
- Стой! - сказал водителю, а убедясь, что ошибся: - Поехали. Только
потихоньку. Медленно! Медленно!
- Я из-за тебя все сцепление пожгу, - вполголоса огрызнулся водитель.
Заскрипели тормоза. Тамаз ткнулся в переднее сиденье от резкой - даже
на малой скорости - остановки.
- ***, - выругался по-грузински русский водитель. - Дура сумасшедшая!
- они, оказывается, едва не сбили именно Ирину, переходящую улицу с го-
рячим хачапури в руке, засмотревшуюся на что-то особенно привлекательное
в пульсирующей атмосфере центра города.
Тамаз открыл дверцу, выскочил, схватил Ирину за руку, повлек к такси.
- А если б у нас не было Проспекта Руставели?! - улыбнулся. - Где б я
искал тогда любимую жену, пропавшую без вести в день регистрации? -
улыбнулся и попытался поцеловать.
Ирина не сопротивлялась, но и не общалась с супругом.
- Поехали, - обиженно бросил Тамаз водителю и замолчал на некоторое
время. Потом спросил: - Поела?
- Спасибо, - холодно ответила Ирина.
- Я, между прочим, такую баталию выдержал! Ты знаешь, что мы венчаем-
ся?
Ирина молчала.
- И свадьба будет.
- Рассказал им, что я умру?
Водитель с любопытством поглядел в зеркало заднего вида. Тамаз смол-
чал, потупился. Ирина отодвинулась, вжалась в угол.
- Направо, - скомандовал Тамаз. - Здесь останови.
Машина скрипнула тормозами. Тамаз расплатился. Вышел слева, обогнул
перед капотом, открыл иринину дверцу. Взял жену за руку, потом под руку,
повлек наверх, в мастерскую.
- Подожди минутку, - остановил перед входом, сам скрылся внутри.
Через мгновенье распахнул дверь: voila! - и несколько отступил в сто-
рону, чтобы понаблюдать за действием подготовленного эффекта.
Общего света в мастерской не было, только несколько разноцветных про-
жекторов бросали узкие, мощные лучи на постаментец в центре, поддержива-
ющий старинное резное кресло, на котором эффектно, играя складками и би-
сером, расположилось белое атласное платье. Работы - по первому ощущению
- начала века. Стиль модерн.
- Подвенечное платье прабабушки.
Трудно было не оттаять Ирине.
А Тамаз, выждав, сколько - почувствовал - надо, подкрался сзади, об-
нял жену, принялся ласкать все ее тело!
Одежды под ласками спадали как бы сами собою. Голова у Ирины закружи-
лась: платье, прожектора, храмы из полутьмы - все поплыло куда-то, а ше-
валье - хотя кони несли карету во весь опор - приближался неотвратимо, и
вот уже поравнялся с каретою.
Ирина улыбнулась преследователю, а он взмахнул рукою с неизвестно от-
куда взявшейся плеткою и ударил красавицу по лицу. Она вскрикнула, рас-
терянно схватилась за щеку, на которой вспухал красный рубец.
Крики, звериные, первозданные, подобные тем, недавним, в степи, хоть
и подвели к ним вовсе, кажется, другие дорожки, понеслись, ничем не
смягченные, ибо Тамаз удерживал иринины руки нежно, но цепко: ни палец
не закусить, ни кулачок: а и понятно: что может быть приятнее мужчине,
чем услышать это, разбуженное, вызванное вроде бы им самим?!.
- Господи! Тамазик, - выдохнула Ирина. - Как же я тебя люблю. Больше
жизни!
15.11.90
Они стояли на Мтацминде.
- Вон там, видишь? вон - пустое место, рядом с канатной дорогою.
Здесь станет новый храм. Первый новый храм в Тбилиси за восемьдесят лет.
И если мне повезет, если я выиграю конкурс!
- Ты победишь, Тамазик, - влюбленно подхватила Ирина.
- Если я выиграю конкурс - это будет мой храм.
- Твой храм? - раздумчиво протянула женщина, словно легкий порыв пе-
ременившегося вдруг в направлении ветра, переменил и ее настроение. - А
чью, интересно, кровь прольешь ты в фундамент! своего храма?
25.11.90
Сценарий и режиссура церковного венчания придуманы давно и не нами -
стоит ли дилетантскими ремарками описывать то, что тысячу раз видано
каждым: не в натуре, так по телевизору или в кино, a не видано, так чи-
тано? Заметим разве, что народу собралось не так уж мало, хоть и не бит-
ком, что и Натэла Серапионовна, и Реваз Ираклиевич держались с большим
достоинством, а по отношению к невестке с некоторою даже приветливостью
(чуть, может, надменной); что Ирина была бледна и умопомрачительно хоро-
ша в платье модерн прабабушки Тамаза; что зажгли много свечей и выключи-
ли электрические люстры! И еще: не рискнем умолчать (даже приведем его
дословно) о коротеньком, шепотом, диалоге, случившемся прямо перед ана-
лоем, за мгновенье до собственно венчанья:
- А можно ли, Тамазик? ведь я некрещеная. Я пела в церковном хоре, a
сама!
- Некрещеная? - обеспокоился Тамаз. - Что ж раньше молчала? - но, по-
ведя быстрым смышленым взглядом вокруг и не рискнув даже представить,
что за скандал разразится, огласи он вдруг свежую новость, шепнул: - Ни-
чего. Не важно. В конце концов, все это ритуал, не больше. Бог простит.
Служба шла по-грузински. По-грузински же Ирина ответила и свое да - с
подсказки Тамаза.
Может быть, из-за великолепия квартиры родителей Тамаза, которое не
могло не подавить Ирину (да у нее, скажем прямо, были и прочие причины
для неважного настроения), и гости, и хозяева: кто в шумной суете закан-
чивая последние приготовления к застолью, кто - степенно беседуя-покури-
вая в его ожидании, - показались ей собравшимися скорее на похороны, и
взгляды, которые она, виновница торжества, на себе ловила, были (или во-
ображались ей) полными столь скорбного сочувствия, что она (Тамаз, как
назло, решал неотложные какие-то проблемы с вином) не выдержала, скры-
лась в ванной, где, пристально вглядываясь в отражение, пыталась угадать
знак смерти, столь поразивший гостей, и молодую долго, наверное, разыс-
кивали, прежде чем разыскали, наконец, и усадили в середину стола рядом
с молодым!
Уже стемнело, играли хрусталем люстры, и Ирина увидела роскошный этот
пир как бы извне: словно картину в раме, словно сквозь уличное, без пе-
реплета, не пропускающее звука окно, - и медленно отлетала дальше и
дальше под давнюю музыку пицундских прогулок, пока окно не уменьшилось
до неразличимости с другими светящимися тбилисскими окнами!
29.11.90
На месте будущего храма рыл канаву бульдозер, оживленно копошились
строители; неподалеку, через складку между холмами, весело играя под ут-
ренним солнцем, ползали вверх-вниз яркие вагончики канатной дороги.
Тамаз горячился, кричал на лысого человечка с усиками под Микояна,
прораба, что ли:
- Какой ресторан?! Какой может быть ресторан?!
- Итальянский, - хладнокровно отвечал что ли прораб.
- Я тебе уже объяснял: у нас национальная программа! Храм! Возрожде-
ние! Ты грузин или не грузин?! Ты, спрашиваю, грузин?! - тыкал Тамаз
указательным в грудь лысого.
- А чего ты на меня орешь? Т, что ли, землю выделил? Мое вообще дело
маленькое!
- А у нас у каждого - дело маленькое. Потому мы все и в дерьме!..
!И вдруг перетянутая струна несущего троса с глухим стуком - чеховс-
кая бадья в шахту - лопнула. Два вагончика, как раз поравнявшиеся во
встречном движении, ухнули, смялись, ударясь друг о друга и об огромный
валун, перевернулись раз-другой - из одного при перевороте вылетело, от-
катилось на десяток метров тело женщины в желтом иринином плаще - и за-
мерли искореженной грудой металла, наткнувшись на каменное препятствие.
А туда, вниз, к ним, катил кубарем верхний, переполненный, только-только
отошедший от конечной.
Тамаз смотрел за всем этим несколько ошарашенно, пока вдруг безумная
мысль не посетила его. Сорвавшись с места как скаженный, через овраг,
через какую-то свалку, обдирая одежду и кожу, ринулся он к месту катаст-
рофы.
Завыли сиренами милицейские машины и "скорые", подкатив и к верхней
площадке, и к нижней. Люди в халатах, в формах, в штатском - одни сыпа-
лись вниз, другие - карабкались наверх. А Тамаз: измазанный, запыхавший-
ся, в крови, - надвигался с фланга.
Милицейские все же опередили, стали заслоном. Тамаз пробивался сквозь
них, бешеный, кричал:
- Пустите! Там моя жена! Слышите?!
И прорвался.
Груда трупов и умирающих привлекла его внимание - и то смазанное, по-
верхностное, - после того только, как он убедился, что та женщина - вов-
се не Ирина. Да и странно: как он мог перепутать? - сходство, если и су-
ществовало - самое поверхностное, отдаленное.
Псевдоирина была непоправимо мертва, хотя внешне в ней ничего, кажет-
ся, не нарушилось: разве голова вывернута как-то не вполне естественно.
Тут уже суетились люди с носилками, вязко плыли стоны, летели корот-
кие распоряжения. Тамаза несколько раз отталкивали с дороги: он всем ме-
шал. Ноги были как ватные. Следовало собраться с силами.
Архитектор, тяжело дыша, опустился на землю.
- Что с вами? - развернул его кто-то в белом. - Ранены?
- А? - дико спросил Тамаз. - Нет! нет, извините! Я! Я проходил мимо!
Вот она, - кивнул за спину, - кровь в основании храма!
- Что? - не понял медик.
- Извините, - ответил Тамаз, встал, побрел прочь, потом свернул, при-
нялся карабкаться наверх.
По мере того, как утихало нервное потрясение, возвращалась тревога,
придавала энергии несколько, может быть, даже неестественной. Выбравшись
на улицу, Тамаз бросился к автомату. В карманах не оказалось двушки, но
это было не так существенно: главное, чтоб на том конце провода сняли
трубку.
Сигналы, однако, летели в пустоту, и тревога усилилась почти до
только что испытанной. Тамаз выскочил из будки, буквально бросился под
колеса грузовика.
- Старик! - крикнул водителю. - Срочно! Жена умирает!
Грузовик прыгал по тбилисским мостовым, Тамаз сидел рядом с шофером:
побелевший, закусивший губу. Наконец, остановились возле мастерской.
Тамаз взлетел по лестнице. Придавил кнопку звонка, а другой рукою ли-
хорадочно шарил в кармане, откапывая ключи. Справился с замком. Влетел в
прихожую.
- Это ты, Тамазик? - легкий, нежный, светлый, как-то даже оскорби-
тельный применительно к тамазову состоянию голосок донесся из ванной. -
Как кстати! иди сюда! потри мне спинку!
Тамаз сбросил куртку прямо на пол, разгладил ладонью лицо, вошел в
ванную. Ирина, зажмурясь от удовольствия, нежилась, только что не мурлы-
кала, под одеялом теплой пены. Тамаз оперся об косяк и молчал.
Приоткрыв глаза, Ирина встревожилась:
- Что с тобой, миленький?
- Пустяки, - ответил Тамаз. - Упал. Н-ничего особенного, - и, надев
на грязную, в крови, руку бело-розовую банную варежку, сильно провел по
ирининой спине.
- Тихо, сумасшедший! Обдерешь!..
- Ах, ты боли боишься? - сказал Тамаз с очень вдруг усилившимся ак-
центом. - А моей боли ты не боишься?! Ты подумала, как я теперь буду
жить один?! Умирать она собралась! Как красиво! как романтично! Да зна-
ешь ли ты, что такое смерть?!
- Чего бесишься? - прикрикнула в тон Ирина. - Может, я и не умру те-
перь вовсе. Может, любовь сильнее!
- Еще как умрешь! Как миленькая! Страшно! По-настоящему! Любовь
сильнее, - передразнил. - Начиталась сюсюканий! - и, больно схватив Ири-
ну за руку, выдернул ее из воды, вытолкал в комнату, бросил на диван -
Ирина оставляла клочья пены повсюду, словно Афродита.
- Одевайся! - стал швырять тряпки без разбора, кучею. - Одевайся!
Едем к врачу!
- Конечно, милый, - сказала притихшая Ирина, прикрываясь тряпками. -
Только успокойся, - но Тамаз, имевший другую установку, продолжал, как
если б Ирина ответила не да, а нет:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99