Незримые смертоносные токи, о которых прежде при усилии можно было за-
быть хотя бы на время, высунули нос, материализовались в свечении, - что
ж, тем более следовало спешить.
Никита устроился в старом кресле-качалке у самого экрана, словно соб-
рался скоротать вечерок за Штирлицем, устроился так удобно, что не хотел
двигать и пальцем. Казалось, единственное, что способен сейчас был де-
лать Никита, - это дышать. Зачем продолжать? Для кого я пишу? Бросить,
плюнуть, закрыть глаза, заснуть! но тут какой-то бодрячок объявился в
голове, засуетился, замахал ручонками: как то есть зачем?! как то есть
для кого?! ты единственный, кто знает, кто может рассказать потомкам! Да
неужто какие-нибудь потомки останутся? спросил
Человечество - удивительно живучая сволочь! Чего-чего оно только ни
выносило - однако живет! живет! Да ты и сам носа не вешай! - подумаешь,
какую-нибудь сотню-другую рентгенов схватил! Еще внуков своих переже-
нишь! - тут Никита узнал бодрячка, припомнил женское его греческое имя:
эйфория.
"Кроме того, при особенно сильном облучении могут наблюдаться психи-
ческие изменения, выражающиеся в первую очередь!"
Веки никитины вспыхнули вдруг алым просветом крови - он приподнял их
и тут же зажмурился: огненный мячик висел где-то далеко, над Юго-Запа-
дом, - висел, впрочем, недолго: лопнул и, спустя секунды, звук разрыва
больно ударил по барабанным перепонкам, пронесся вихрем, опрокинул Ники-
ту вместе с креслом, а телевизор повалил сверху, и кинескоп лопнул в
свою очередь, обрызгав все мелким светящимся стеклом. Кругом сыпались
какие-то камни, куски штукатурки, обломки кирпичей, потом наступило
мгновение затишья, потом ударная волна пошла назад - уже насытившаяся,
умиротворенная, обессиленная. Писать, писать, писать, пока есть возмож-
ность! Пусть даже ни для кого, пусть в никуда! - писать! Стеклышки впи-
лись в кожу, зеленый след мячика прыгал во тьме перед распахнутыми гла-
зами, но тетрадку и карандашик Никита не выпустил и в падении и сейчас,
кое-как подняв кресло, зацарапал по бумаге на ощупь.
Не раз останавливался, копя энергию, и уже ночь была на исходе, сере-
ло, когда поставил последнюю точку. Теперь следовало придумать, где сох-
ранить письмо в никуда. Никита, едва переставляя ноги, побрел по разру-
шенной квартире, и, спустя время, взгляд наткнулся на десяток пустых бу-
тылок под кухонным столом: следы основания Комитета по борьбе за свободу
информации. Одна бутылка оказалась из-под шампанского. Никита склонился
за нею, но резкая боль кишечного спазма прихватила на полдвижении. Сда-
вив руками живот, завывая, бросился Никита к туалету; вода там стояла по
порожек, расколотый унитаз лежал в ней, как обломок океанского лайнера.
В ванную тоже не попасть: сорванная с петель дверь перегораживала вход.
Терпеть было невозможно, и Никита пристроился прямо тут, в коридорчике,
а когда пришло первое облегчение, подумал: вот он, главный признак вой-
ны: не трупы, не разрушения, а нечистоты в неподходящих местах!
Тетрадка не лезла в горлышко - пришлось вырывать листки, нумеровать,
скручивать в трубочки. Жалко, моря нету поблизости или хотя бы реки! Ни-
кита из последних сил закупорил бутылку полиэтиленовой пробкою, поставил
на пол и рухнул в качалку: игра сделана, ставок больше нет, - можно ус-
нуть.
Сияющее солнце всходило над столицею - нет, не всходило: взошло
вдруг, взлетело и теперь висело в зените, словно освобождаясь от затме-
ния. Лучи его были пронзительны, горячи безо всякой меры. Собственно, и
за солнце принять его можно было только в том случае, если снять в кино,
сквозь почти черный фильтр и на очень большой скорости, а потом медленно
прокрутить пленку: слишком быстро оно освобождалось, набухало, и его
буквально распирало от света, от жара, от энергии, - и вот бутылка оза-
рилась так ярко, что потеряла цвет и медленно начала терять и форму:
оседать, таять, течь, и листочки, давно обугленные, засерели хлопьями
пепла в центре огненной лужицы.
На то, что осталось от Никиты, смотреть - если б нашлось кому - не
захотелось бы.
1984 г.
ЧЕТЫРЕ ЛИСТА ФАНЕРЫ
история одного частного расследования
"ЧЕТЫРЕ ЛИСТА ФАНЕРЫ"
Киновидеофирма "Украина"
Киев, 1992 год
Режиссер - Сайдо Курбанов
В главных ролях:
АЛИНА (в фильме София) - Ольга Сумская
БОГДАН МАЗЕПА - Иван Гаврилюк
МАМА - Ада Роговцева
ОТЕЦ - Константин Степанков
ПОЛКОВНИК - Богдан Ступка
КООПЕРАТОР - Борислав Брондуков
ЕГО ЖЕНА - Лариса Удовиченко
Эпиграф:
- Значит, товарышшы! За досрочное завершение сева райком нахрадил наш
колхоз прэмией! Похлопаем, товарышшы, похлопаем.
Товарышшы хлопают.
- И мы собрались, шоб демократическим способом решить, как ее лучше
потратить. Какие у кого будуть прэдложения?
После некоторое время продержавшейся вежливой паузы последние начина-
ют из зала поступать.
- Ферма совсем прохудилась, коровы по колено в воде: крышу бы почи-
нить!
- Хорошее прэдложение, - соглашается председатель. - Замечательное
прэдложение. Только прэмия всего тыща, так что боюсь, нам и на лист ши-
фера вряд ли хватит. А так - хорошее прэдложение.
- Дорогу сделать. Не то что машины - трактора вязнут!
- Хорошее прэдложение, - снова не спорит председатель. - Замеча-
тельное прэдложение. Правда, если от крыльца правления начнем, как раз
до улицы денег хватит. А так - хорошее прэдложение.
Подав еще две-три подобные идеи и получив ответы, аналогичные преды-
дущим, зал замолкает.
- Ну шо ж вы, товарышшы? - удивляется председатель. - Смелее, смелее!
И тогда с места поднимается эдакий дед Щукарь и говорит:
- А давайте-ка купим четыре листа фанеры!
- Хорошее прэдложение, - обескуражено помолчав и даже почесав в за-
тылке, произносит председатель. - Замечательное прэдложение. Главное -
денег может хватить. Только вот - зачем?..
(Продолжение эпиграфа - в свое время).
1. ПОЛКОВНИК В БЕЛОМ
Эта леденящая душу история случилась в незапамятные времена: еще су-
ществовал СССР, газеты и журналы кое-что начали уже печатать, публика не
успела одуреть от обвала правды, а герои абличительных публикаций пока
не вполне поняли, что действенность разоблачений попала в обратно про-
порциональную зависимость от свободы последних, - поэтому Алина, недав-
няя москвичка, почти закончившая юрфак и до сих пор публиковавшая эф-
фектные юридические статьи и в "Огоньке", и в "Московских Новостях", и
даже пару раз, кажется (она и сама толком не знала, вышли отосланные за-
казные статьи или нет) за границей, нисколько не удивилась уважительному
приглашающему звонку из областного УВД.
Алина припарковала "Оку" прямо возле парадного и не успела, выйдя,
щелкнуть ключиком, как лениво подвалил белобрысый мент:
- Отхонытэ машину. Здэсь нэ положено.
Алина демонстративно огляделась:
- Не вижу знаков.
- Ховорят: нэ положено, значит нэ положено! - настаивал мент.
- Меня, между прочим, пригласил ваш начальник, - не удержалась Алина
и даже продемонстрировала издалека (потому что удостоверение было внеш-
татное, хоть, честно сказать, и штатное не давало в этом смысле никаких
привилегий) белобрысому огоньковское удостоверение.
- Тем более нэ положено! - заело мента, не очень-то поверившего нас-
чет начальника, а всевозможных удостоверений навидавшегося за службу
сверх головы: те два или три, которые требовали к себе уважения, узнал
бы и издалека. - Поставьте за угол и пройдитэсь пешочком.
- Возьмите! - швырнула Алина белобрысому ключи и права с техпаспор-
том. - А ваш полковник пусть объяснит мне, на каком основании нэ положе-
но, когда нету знаков. Правовое государство они строят! - поднялась Али-
на до вершин сарказма.
Те двое: один в белой нарядной милицейской полковничьей форме, другой
- в импортном штатском, что наблюдали за сценой у подъезда через высокое
окно верхнего этажа, конечно, не слышали диалога, но сцена и пластически
была выразительна достаточно, чтобы вызвать их улыбки.
- Строптивая, - с тенью не то порицания, не то удовлетворения сказал
штатский, человек среднеазиатской внешности.
Полковник кивнул, соглашаясь, отошел от окна (Алина уже скрылась в
подъезде, оставив мента в некоторой растерянности разглядывать документы
и ключи), нажал кнопку селектора:
- Пилипенко у входа дежурит?
- Пылыпэнко, - хрипло согласился селектор голосом неопределенной по-
ловой принадлежности.
- Срочно ко мне!
Отпустив кнопку, полковник поднял глаза на штатского:
- Хорошо, что строптивая. Если уж до чего докопается!
- Рисковый ты человек, Петро! - восхитился штатский, но как-то, ка-
жется, с иронией восхитился.
- Был бы не рисковый! - вступил было Петро в полемику, но тут приот-
ворилась, явив совсем дурную собой и очень немолодую секретаршу, каби-
нетная дверь.
- К вам, товарышш полковнык, - обнаружила секретарша, что селекторный
голос принадлежал ей. - Журналысьтка. Ховорыть, прыхлашалы.
- Ревнуешь, что ли? - сомнительно пошутил полковник.
Секретарша злобно скрипнула зубами и бросила на штатского короткий,
пронзительный взгляд исподлобья.
- Так чего: пускать?
- И кофе принеси на троих. С пирожными.
- Да дэ ж я вам пырожныхь-то возьму? - буркнула секретарша.
- С пирожными! - значительно утвердил полковник.
- Зря ты с ней, Петро, так! - покачал головою восточный красавец.
- Учи ученого, - проворчал Петро. - По рукам-ногам повязана: куда на
х.. денется?!
Восточный человек собрался возразить, но явилась Алина, и он вдруг
сделался незаметен, скользнув ли в тень, сам ли в мгновение обернувшись
тенью!
А полковник, выдержав в наигранном онемении, долженствующем выразить
восторг и впрямь очень хорошенькой, да еще и нарумяненной гневом на мен-
та Алиною, секундную паузу, уже шел, сияя, навстречу гостье, басил:
- Вот вы, оказывается, какая, Алина Евгеньевна! Приятный, приятный
сюрприз. Всегда, знаете, когда заочно кто-нибудь понравится, ожидаешь!
мымру!
- Не поняла! - резко остановилась Алина. - Я написала что-нибудь не
так? Кого-то огорчила? Так на это есть Закон о печати. Обращайтесь в
суд. Никто не давал вам права! То, что я согласилась сюда прийти, счи-
тайте моей личной любезностью и не делайте выводов!
- Простите милосердно, - перебил Алину полковник бархатным баритоном,
приложив руку к ослепительному кителю где-то в районе души. - Не умеешь,
как говорится, делать дамам комплименты - не берись.
- Вот и прекрасно! - отрезала Алина непонятно по какому поводу и ре-
шительно села к полковничьему столу. - Прежде чем вы изложите причину
вашего приглашения, я хотела бы принести жалобу.
Полковник балдел!
- Кто же вас так обидел?! Если, не дай Бог, кто из наших!.. Дружба с
прессой - краеугольный, так сказать, камень!
- Официальную жалобу, - перебила Алина жестко. - Зарегистрированную.
Видала я эти! начальственные нагоняи в присутствии посетителя. - Протя-
нула требовательную руку: - Два листа бумаги, пожалуйста. И копирку.
Единственная, знаете, защита от случайно затерявшихся бумаг!
Аладдин, вызывая своего джинна, тер лампу - полковник, вызывая свое-
го, жал кнопку.
- Да послала, послала я за пырожными за вашими! - сунула секретарша
голову в дверной проем.
- Принесите! барышне два листа бумаги. И один - копирки.
- Чего? - сказала секретарша так презрительно, что полковник просто
вынужден был прикрикнуть:
- Того!
Секретарша пожала плечами.
- Там Пылыпэнко торчит.
- Вот пусть Пилипенко бумагу с копиркой и захватит. Только бумаги -
четыре листа. Третий и четвертый - мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99