Сторож прилегающей к зданию автостоянки бежал к ступеням, крича
что-то и размахивая руками.
Алексей стал возле Паши на колени, взял в руки его тяжелую голову...
Паша чуть приоткрыл глаза, попытался улыбнуться, но у него не вышло.
Глаза закрылись снова...
***
..и за ними, в безумном каком-то чередовании, почти мелькании, всплыл
ничем, в общем-то, не примечательный эпизод из давней, сибирской жизни:
гастрольный концерт Певицы:
...пар, валящий изо ртов толпящейся у концертного зала народа...
...новенькая "Волга" двадцать первой модели, со взмывающим оленем на
капоте...
...хрупкая девочка в юбке-колоколе и с талией в ладонный обхват...
...цветы на морозе...
...кусочки давних каких-то песен...
***
Алексей почувствовал, как еще сильнее потяжелела вдруг Пашина голова,
и сразу все понял: не стал ни трясти, ни прислушиваться к сердцу шефа.
А - вдруг - как дитя, как мальчишка - залился слезами, зарыдал...
***
Был глубокий летний вечер: позднеиюньская московская полубелая ночь.
Порошина, вся зареванная, но старясь удерживать на лице (то есть, в ду-
ше) состояние пожестче, стояла у себя дома, прислонясь лбом к прохладно-
му стеклу окна, и тупо-внимательно глядела вниз, видимо, поджидая: не
может же он не приехать! - своего "Леху" и толком не зная, как его
встретить, что ему говорить. В руке она комкала выученную наизусть копию
протокола пари...
***
Алексей же, совершенно пьяный, - бутылка в одной руке, толстая трубка
мощного радиотелефона - в другой, - пошатывался в опасной близости от
низенького, полуполоманного парапета на крыше Котельнического небоскре-
ба. Москва была уже вся усыпана огнями, но еще видна и сама по себе,
темносиреневая в остатках вечерней зари.
Алексей вылил, выкапал последние остатки содержимого бутылки на язык
и эдаким отчаянным, гусарским, жестом швырнул ее за парапет. Посто-
ял-послушал, как она разбилась, по счастью, кажется, никого не задев,
включил радиотелефон и принялся тыкать в кнопочки....
- Але, - сказал, когда на другом конце провода ответили. - Дуся? Ев-
докия Евгеньевна?..
***
А она, судорожно зажав трубку в маленьком своем кулачке, справилась с
секундным замешательством и начала заготовленную, тысячу раз за послед-
ние часы отрепетированную фразу:
- Мне жаль, что Вы лишились по моей вине дачи и денег... Ваши расходы
на меня я готова Вам возместить, но с этого момента...
***
Но он прервал Певицу эмоциональным своим напором, заговорил, просто
не давая ей возможности открыть рта:
- Постой, погоди! Чушь все это! Потом, потом разберемся! Пашу сегодня
убили! У-би-ли, понимаешь? Прям' на моих глазах! Из автомата Калашнико-
ва. А он ведь отличный мужик был! Не Калашников, конечно - Пашка. Ты его
пнула, а он был - отличный мужик! Я ведь его с восьмого класса знал...
Ну, то есть со своего восьмого. Отцов аспирант. У него, представляешь, -
весь сортир авторскими свидетельствами был заклеен. Мужики Госпремию на
его горбу получили... И его при этом обошли... Полуеврей... из провин-
ции... Великий был человек! Был бы поменьше, как я - никто б его и не
тронул. Так что радуйся! Нету больше пари... Не с кем, как говорится...
Видишь, опять тебе не повезло человека встретить... Опять на артиста
нарвалась. А-га... Я в восемьдесят седьмом ВГИК кончил, с отличием. А,
может, так и правильно? Давай, кино с тобой снимем! Деньги у меня есть!
Слушай, сюжет какой клевый. Она - заходящая звезда. Он - капитан-лейте-
нант в отставке. Она, чтоб секрет потери популярности разгадать, идет в
ночной клуб и чего-то там случайно видит или слышит. Ну, например, как
Руцкому взятку передают. За ней начинают гнаться: с одной стороны - бан-
диты, с другой - ФСК. А он, такой простой, знаешь - ну, вроде бы как я
прикидывался, - всех их - того! А в перерывах у них глубокомысленные
и... глубокочувственные диалоги. Пять, как говорится, вечеров? Триллер
по-русски, а? Класс! Как пить дать - "Золотого Льва" возьмем! Деньги у
меня есть... Ты артистка, я артист! Да пойми ты, дура! Ведь нельзя же
так заиграться, какой бы ты ни был артист! Я же привык к тебе! Мне же
жить без тебя - скуч-но! Я Утиные Истории хочу смотреть с твоего дивана!
Ну, хочешь, я прыгну сейчас вниз? Хочешь? Скажи - и я прыгну! И все бу-
дет в порядке... Мне хорошо и тебе - спо-кой-но... Ключи назад требовать
не понадобится... Ну, скажи!
***
- Прыгайте, - ответила Порошина так твердо и холодно, как смогла, и
повесила трубку, а сама упала на диван, забилась в рыданьях.
Телефон ожил снова, посылая один звонок за другим добрые, наверное,
десять минут...
***
Шел очередной концерт. Певица пела. В зале, едва ли не на тех самых
местах, на которых полгода назад сидели Паша с Алексеем, сидел очередной
поклонник в смокинге со своим шестеркою.
Раздались аплодисменты. Очередной поклонник кивнул очередному телох-
ранителю, и очередная корзина с цветами поплыла к рампе...
***
Алексей был в дымину пьян, и ГАИшник, остановивший его "вольво" на
въезде с бульвара в арбатский переулочек, сразу это увидел.
- Сдаюсь, - сказал Алексей, выходя из машины и поднимая руки, - сда-
юсь. Ключи, документы, - протянул ГАИшнику то и другое. - Завтра приду
разбираться. И отвечать за содеянное. А пока - adieux, - сделал ручкой.
- Спешу. Любовное свиданье. Оч-чень любовное.
Алексей открыл заднюю дверцу, взял с полочки букет ирисов и, чуть по-
качиваясь, пошел в переулок.
ГАИшник поглядел вслед, думая, стоит ли гнаться за гаером, решил, что
не стоит, и сел за руль "вольво" - отогнать в сторонку...
***
Влад, один из бывших телохранителей покойного Паши, тот самый, что
пообещал Алексею запомнить, успокаивал троих юных бандитов, тех самых,
которые били Певицу раннемартовской ночью:
- Ничего-ничего, придет. Он уж две недели каждый вечер сюда ходит.
Погуляет, покружится часок-другой - и домой. А один раз прямо под окном
в тачке своей заночевал. Так что, - глянул на часы, - самое позднее -
через полчасика освободитесь. О! - сказал, высунувшись из подворотни, -
да вот и он.
Бандиты тоже привысунулись.
- Да он же на ногах не стоит, - сказал один из бандитов. - Сам, на-
верное, и справишься. Пошли, ребята, - и юная поросль скрылась в глуби-
нах двора.
- А бабки как же? - крикнул вдогонку Влад.
- Отработаем, - донесся голос. - При случае.
А Алексей был уже совсем рядом. Влад выступил навстречу.
- Привет, - сказал.
- А! Ты! - узнал его Алексей не сразу. - Привет, - и пьяненько улыб-
нулся.
- Значит, говоришь, твое дело - продавать меня или не продавать? -
поинтересовался Влад.
- Н-наверно, - нетвердо согласился Алексей. - Н-не понимаю, о чем
речь, но, должно быть - мое.
- А я тебе сейчас напомню, - и ударил Алексея изо всех сил, первым же
ударом сбив с ног...
***
Певица подкатила к дому на своей "девятке", вышла, заперла и почти
автоматически огляделась, привыкшая видеть где-то поблизости кающегося
поклонника.
По инерции вошла в подъезд, да тут же и вышла. Глянула направо, нале-
во... и пошла к подворотне, где ее, по полусмерти избитую, обнаружил
несколько месяцев назад Алексей. Леха.
И точно: там он и лежал. В том же почти состоянии, только еще и
сильно пьяный. Однако, сжимал в бесчувственной руке букет измятых, изло-
манных ирисов.
Певица, встревоженная, присела к нему: уж не убили ль? - но он как
раз и пошевельнулся, открыл один глаз: тот, который заплыл не так
сильно.
- А... - сказал. - Ду-у-ся... Ты все же пришла... Вот и отлично, - и
снова вырубился.
Певица встала, сложила на груди руки, глядя на Алексея, раздумывая,
как деревенская баба.
- Ну и чего ж мне с тобой делать?
- Жить, Дусенька, - еле слышно отозвался Алексей. - Жить. Не сер-
диться и жить...
- Да уж наверное, - вздохнула Певица и наклонилась - поднять Алексея.
- Господи, какой же ты тяжелый...
Лифт, как всегда бывает в таких случаях, конечно же не работал, и они
начали долгое свое пешее восхождение на четвертый этаж.
КОНЕЦ
ДИССИДЕНТ И ЧИНОВНИЦА
Повествование об истинном происшествии
Разные бывают джазы, и разная бывает музыка для них. Бывают такие
джазы, которые и слушать-то противно, и понять невозможно.
Н. Хрущев
Галина Алексеевна Тер-Ованесова (по мужу) служила в министерстве
культуры и должность занимала весьма высокую: заведовала отделом, - дру-
гими словами, если кому-нибудь пришло бы в голову применить к ней ста-
рые, дореволюционные, навсегда, слава Богу, отжившие мерки, - была в
свои едва сорок директором департамента и - автоматически - генералом.
Не больше и не меньше.
Высокое положение уже само по себе делает вполне понятным и оправдан-
ным наш к ней интерес, а тут еще и подробность: вот уже лет пятнадцать
была Галина Алексеевна, дама по всему положительная и до самого послед-
него времени замужняя, влюблена в непризнанного художника и совершенного
диссидента.
То есть (если подойти к последнему определению с мерками достаточно
строгими и на сей раз современными) вовсе и не совершенного, ибо писем
никаких он не подписывал, в демонстрациях не участвовал, менее того: не
только в демонстрациях, но и в пресловутых скандальных выставках, а дис-
сидентом был в том лишь смысле, что не нравилось ему все это, - ну, а
таких диссидентов у нас, сами знаете, пруд пруди, каждый второй, если не
чаще, даже, коль договаривать до конца, - даже и сама Галина Алек! Но
нет! до конца договаривать мы остережемся, чтобы как-нибудь случайно не
повредить нашей героине по службе, а заметим только, что противоестест-
венная эта влюбленность и стала, в сущности, причиною той совершенно
непристойной, гаерски-фантастической истории, которая, собственно, и по-
будила нас взяться за перо.
Началась она много-много лет назад в небольшой подмосковной деревне,
во время уборки урожая картофеля. Судьба ли, разнарядка ли райкома пар-
тии свела в одну бригаду вчерашнюю выпускницу Московского университета и
студента-первокурсника художественного училища. Студента звали Яропол-
ком!
Снова невольная накладка: дело в том, что как раз Ярополком-то никто
и никогда его не звал: ни в те поры, ни посейчас, не назовет, наверное,
и в старости, - он для всех просто Ярик, и даже вообразить его Ярополком
или тем более - Ярополком Иосифовичем - столь же сложно и нелепо, как
Галину Алексеевну - Галею или, скажем, Галчонком, - язык не поворачива-
ется. Однако, хоть и Ярик, - а и тогда был он отнюдь не из тех салаг,
которые, позанимавшись год-другой в районном доме пионеров и с опреде-
ленным изумлением поступив в творческий ВУЗ, еще и на дипломе чувствуют
себя учениками, а некоторые в воздушном, приятном сем состоянии засижи-
ваются и до пятидесяти, - сколько он себя помнил, столько сознавал ху-
дожником. Может, по этому вот самоощущению, как-то, надо полагать, отпе-
чатлевшемуся и на внешности юноши, и выделила его Галина Алексеевна из
толпы, а не по тому одному, что был он свеж, черняв и чрезвычайно собою
хорош, - а уж выделив - заодно поверила на всю жизнь и в его талант.
Такая вера, да еще помноженная на донельзя льстящее ему внимание со
стороны вполне взрослой женщины, - ему, пусть художнику, а - семнадцати-
летнему пацану, - не могла не вызвать в Ярике соответствующей реакции,
которую он тут же принял за первую любовь и которая, может, и была его
первой любовью.
Словом, начало истории получилось трогательным, чистым и прозрачным и
отнюдь не предвещало черт знает какой развязки: днем Галина Алексеевна
работала с Яриком в паре: он рыл картошку, она - собирала в корзину, ве-
черами они гуляли по кладбищенской роще, разбирали надписи на крестах и
обелисках, вычитали даты рождений из дат смертей, всматривались в выц-
ветшие фотографии и фантазировали жизнеописания мертвецов, нередко заб-
редали и в заброшенную церковь, делая друг перед другом вид, будто не
замечают под ногами там и сям разбросанных антиромантических куч экскре-
ментов, попросту - говна, тем более, что небосклон мерцал сквозь купол
вполне романтически и провоцировал мечтания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
что-то и размахивая руками.
Алексей стал возле Паши на колени, взял в руки его тяжелую голову...
Паша чуть приоткрыл глаза, попытался улыбнуться, но у него не вышло.
Глаза закрылись снова...
***
..и за ними, в безумном каком-то чередовании, почти мелькании, всплыл
ничем, в общем-то, не примечательный эпизод из давней, сибирской жизни:
гастрольный концерт Певицы:
...пар, валящий изо ртов толпящейся у концертного зала народа...
...новенькая "Волга" двадцать первой модели, со взмывающим оленем на
капоте...
...хрупкая девочка в юбке-колоколе и с талией в ладонный обхват...
...цветы на морозе...
...кусочки давних каких-то песен...
***
Алексей почувствовал, как еще сильнее потяжелела вдруг Пашина голова,
и сразу все понял: не стал ни трясти, ни прислушиваться к сердцу шефа.
А - вдруг - как дитя, как мальчишка - залился слезами, зарыдал...
***
Был глубокий летний вечер: позднеиюньская московская полубелая ночь.
Порошина, вся зареванная, но старясь удерживать на лице (то есть, в ду-
ше) состояние пожестче, стояла у себя дома, прислонясь лбом к прохладно-
му стеклу окна, и тупо-внимательно глядела вниз, видимо, поджидая: не
может же он не приехать! - своего "Леху" и толком не зная, как его
встретить, что ему говорить. В руке она комкала выученную наизусть копию
протокола пари...
***
Алексей же, совершенно пьяный, - бутылка в одной руке, толстая трубка
мощного радиотелефона - в другой, - пошатывался в опасной близости от
низенького, полуполоманного парапета на крыше Котельнического небоскре-
ба. Москва была уже вся усыпана огнями, но еще видна и сама по себе,
темносиреневая в остатках вечерней зари.
Алексей вылил, выкапал последние остатки содержимого бутылки на язык
и эдаким отчаянным, гусарским, жестом швырнул ее за парапет. Посто-
ял-послушал, как она разбилась, по счастью, кажется, никого не задев,
включил радиотелефон и принялся тыкать в кнопочки....
- Але, - сказал, когда на другом конце провода ответили. - Дуся? Ев-
докия Евгеньевна?..
***
А она, судорожно зажав трубку в маленьком своем кулачке, справилась с
секундным замешательством и начала заготовленную, тысячу раз за послед-
ние часы отрепетированную фразу:
- Мне жаль, что Вы лишились по моей вине дачи и денег... Ваши расходы
на меня я готова Вам возместить, но с этого момента...
***
Но он прервал Певицу эмоциональным своим напором, заговорил, просто
не давая ей возможности открыть рта:
- Постой, погоди! Чушь все это! Потом, потом разберемся! Пашу сегодня
убили! У-би-ли, понимаешь? Прям' на моих глазах! Из автомата Калашнико-
ва. А он ведь отличный мужик был! Не Калашников, конечно - Пашка. Ты его
пнула, а он был - отличный мужик! Я ведь его с восьмого класса знал...
Ну, то есть со своего восьмого. Отцов аспирант. У него, представляешь, -
весь сортир авторскими свидетельствами был заклеен. Мужики Госпремию на
его горбу получили... И его при этом обошли... Полуеврей... из провин-
ции... Великий был человек! Был бы поменьше, как я - никто б его и не
тронул. Так что радуйся! Нету больше пари... Не с кем, как говорится...
Видишь, опять тебе не повезло человека встретить... Опять на артиста
нарвалась. А-га... Я в восемьдесят седьмом ВГИК кончил, с отличием. А,
может, так и правильно? Давай, кино с тобой снимем! Деньги у меня есть!
Слушай, сюжет какой клевый. Она - заходящая звезда. Он - капитан-лейте-
нант в отставке. Она, чтоб секрет потери популярности разгадать, идет в
ночной клуб и чего-то там случайно видит или слышит. Ну, например, как
Руцкому взятку передают. За ней начинают гнаться: с одной стороны - бан-
диты, с другой - ФСК. А он, такой простой, знаешь - ну, вроде бы как я
прикидывался, - всех их - того! А в перерывах у них глубокомысленные
и... глубокочувственные диалоги. Пять, как говорится, вечеров? Триллер
по-русски, а? Класс! Как пить дать - "Золотого Льва" возьмем! Деньги у
меня есть... Ты артистка, я артист! Да пойми ты, дура! Ведь нельзя же
так заиграться, какой бы ты ни был артист! Я же привык к тебе! Мне же
жить без тебя - скуч-но! Я Утиные Истории хочу смотреть с твоего дивана!
Ну, хочешь, я прыгну сейчас вниз? Хочешь? Скажи - и я прыгну! И все бу-
дет в порядке... Мне хорошо и тебе - спо-кой-но... Ключи назад требовать
не понадобится... Ну, скажи!
***
- Прыгайте, - ответила Порошина так твердо и холодно, как смогла, и
повесила трубку, а сама упала на диван, забилась в рыданьях.
Телефон ожил снова, посылая один звонок за другим добрые, наверное,
десять минут...
***
Шел очередной концерт. Певица пела. В зале, едва ли не на тех самых
местах, на которых полгода назад сидели Паша с Алексеем, сидел очередной
поклонник в смокинге со своим шестеркою.
Раздались аплодисменты. Очередной поклонник кивнул очередному телох-
ранителю, и очередная корзина с цветами поплыла к рампе...
***
Алексей был в дымину пьян, и ГАИшник, остановивший его "вольво" на
въезде с бульвара в арбатский переулочек, сразу это увидел.
- Сдаюсь, - сказал Алексей, выходя из машины и поднимая руки, - сда-
юсь. Ключи, документы, - протянул ГАИшнику то и другое. - Завтра приду
разбираться. И отвечать за содеянное. А пока - adieux, - сделал ручкой.
- Спешу. Любовное свиданье. Оч-чень любовное.
Алексей открыл заднюю дверцу, взял с полочки букет ирисов и, чуть по-
качиваясь, пошел в переулок.
ГАИшник поглядел вслед, думая, стоит ли гнаться за гаером, решил, что
не стоит, и сел за руль "вольво" - отогнать в сторонку...
***
Влад, один из бывших телохранителей покойного Паши, тот самый, что
пообещал Алексею запомнить, успокаивал троих юных бандитов, тех самых,
которые били Певицу раннемартовской ночью:
- Ничего-ничего, придет. Он уж две недели каждый вечер сюда ходит.
Погуляет, покружится часок-другой - и домой. А один раз прямо под окном
в тачке своей заночевал. Так что, - глянул на часы, - самое позднее -
через полчасика освободитесь. О! - сказал, высунувшись из подворотни, -
да вот и он.
Бандиты тоже привысунулись.
- Да он же на ногах не стоит, - сказал один из бандитов. - Сам, на-
верное, и справишься. Пошли, ребята, - и юная поросль скрылась в глуби-
нах двора.
- А бабки как же? - крикнул вдогонку Влад.
- Отработаем, - донесся голос. - При случае.
А Алексей был уже совсем рядом. Влад выступил навстречу.
- Привет, - сказал.
- А! Ты! - узнал его Алексей не сразу. - Привет, - и пьяненько улыб-
нулся.
- Значит, говоришь, твое дело - продавать меня или не продавать? -
поинтересовался Влад.
- Н-наверно, - нетвердо согласился Алексей. - Н-не понимаю, о чем
речь, но, должно быть - мое.
- А я тебе сейчас напомню, - и ударил Алексея изо всех сил, первым же
ударом сбив с ног...
***
Певица подкатила к дому на своей "девятке", вышла, заперла и почти
автоматически огляделась, привыкшая видеть где-то поблизости кающегося
поклонника.
По инерции вошла в подъезд, да тут же и вышла. Глянула направо, нале-
во... и пошла к подворотне, где ее, по полусмерти избитую, обнаружил
несколько месяцев назад Алексей. Леха.
И точно: там он и лежал. В том же почти состоянии, только еще и
сильно пьяный. Однако, сжимал в бесчувственной руке букет измятых, изло-
манных ирисов.
Певица, встревоженная, присела к нему: уж не убили ль? - но он как
раз и пошевельнулся, открыл один глаз: тот, который заплыл не так
сильно.
- А... - сказал. - Ду-у-ся... Ты все же пришла... Вот и отлично, - и
снова вырубился.
Певица встала, сложила на груди руки, глядя на Алексея, раздумывая,
как деревенская баба.
- Ну и чего ж мне с тобой делать?
- Жить, Дусенька, - еле слышно отозвался Алексей. - Жить. Не сер-
диться и жить...
- Да уж наверное, - вздохнула Певица и наклонилась - поднять Алексея.
- Господи, какой же ты тяжелый...
Лифт, как всегда бывает в таких случаях, конечно же не работал, и они
начали долгое свое пешее восхождение на четвертый этаж.
КОНЕЦ
ДИССИДЕНТ И ЧИНОВНИЦА
Повествование об истинном происшествии
Разные бывают джазы, и разная бывает музыка для них. Бывают такие
джазы, которые и слушать-то противно, и понять невозможно.
Н. Хрущев
Галина Алексеевна Тер-Ованесова (по мужу) служила в министерстве
культуры и должность занимала весьма высокую: заведовала отделом, - дру-
гими словами, если кому-нибудь пришло бы в голову применить к ней ста-
рые, дореволюционные, навсегда, слава Богу, отжившие мерки, - была в
свои едва сорок директором департамента и - автоматически - генералом.
Не больше и не меньше.
Высокое положение уже само по себе делает вполне понятным и оправдан-
ным наш к ней интерес, а тут еще и подробность: вот уже лет пятнадцать
была Галина Алексеевна, дама по всему положительная и до самого послед-
него времени замужняя, влюблена в непризнанного художника и совершенного
диссидента.
То есть (если подойти к последнему определению с мерками достаточно
строгими и на сей раз современными) вовсе и не совершенного, ибо писем
никаких он не подписывал, в демонстрациях не участвовал, менее того: не
только в демонстрациях, но и в пресловутых скандальных выставках, а дис-
сидентом был в том лишь смысле, что не нравилось ему все это, - ну, а
таких диссидентов у нас, сами знаете, пруд пруди, каждый второй, если не
чаще, даже, коль договаривать до конца, - даже и сама Галина Алек! Но
нет! до конца договаривать мы остережемся, чтобы как-нибудь случайно не
повредить нашей героине по службе, а заметим только, что противоестест-
венная эта влюбленность и стала, в сущности, причиною той совершенно
непристойной, гаерски-фантастической истории, которая, собственно, и по-
будила нас взяться за перо.
Началась она много-много лет назад в небольшой подмосковной деревне,
во время уборки урожая картофеля. Судьба ли, разнарядка ли райкома пар-
тии свела в одну бригаду вчерашнюю выпускницу Московского университета и
студента-первокурсника художественного училища. Студента звали Яропол-
ком!
Снова невольная накладка: дело в том, что как раз Ярополком-то никто
и никогда его не звал: ни в те поры, ни посейчас, не назовет, наверное,
и в старости, - он для всех просто Ярик, и даже вообразить его Ярополком
или тем более - Ярополком Иосифовичем - столь же сложно и нелепо, как
Галину Алексеевну - Галею или, скажем, Галчонком, - язык не поворачива-
ется. Однако, хоть и Ярик, - а и тогда был он отнюдь не из тех салаг,
которые, позанимавшись год-другой в районном доме пионеров и с опреде-
ленным изумлением поступив в творческий ВУЗ, еще и на дипломе чувствуют
себя учениками, а некоторые в воздушном, приятном сем состоянии засижи-
ваются и до пятидесяти, - сколько он себя помнил, столько сознавал ху-
дожником. Может, по этому вот самоощущению, как-то, надо полагать, отпе-
чатлевшемуся и на внешности юноши, и выделила его Галина Алексеевна из
толпы, а не по тому одному, что был он свеж, черняв и чрезвычайно собою
хорош, - а уж выделив - заодно поверила на всю жизнь и в его талант.
Такая вера, да еще помноженная на донельзя льстящее ему внимание со
стороны вполне взрослой женщины, - ему, пусть художнику, а - семнадцати-
летнему пацану, - не могла не вызвать в Ярике соответствующей реакции,
которую он тут же принял за первую любовь и которая, может, и была его
первой любовью.
Словом, начало истории получилось трогательным, чистым и прозрачным и
отнюдь не предвещало черт знает какой развязки: днем Галина Алексеевна
работала с Яриком в паре: он рыл картошку, она - собирала в корзину, ве-
черами они гуляли по кладбищенской роще, разбирали надписи на крестах и
обелисках, вычитали даты рождений из дат смертей, всматривались в выц-
ветшие фотографии и фантазировали жизнеописания мертвецов, нередко заб-
редали и в заброшенную церковь, делая друг перед другом вид, будто не
замечают под ногами там и сям разбросанных антиромантических куч экскре-
ментов, попросту - говна, тем более, что небосклон мерцал сквозь купол
вполне романтически и провоцировал мечтания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99