Галина Алексеевна выслуши-
вала грандиозные планы спутника, лихорадочные от молодости и мандража, и
по очереди с Яриком выпивала из горл прихватываемый им иногда портвешок.
Ночи они тоже проводили вместе, впрочем, в обществе всей бригады, оде-
тые, вповалку на нарах, устроенных в недоделанном курятнике. И ни разу
так и не решилась Галина Алексеевна ни поцеловать красивого мальчика, ни
погладить по щеке, ни даже просто намекнуть на свое к нему особое распо-
ложение и готовность пасть, в которой, впрочем, и сама была далеко не
уверена.
Хоть и красива и в определенном смысле соблазнительна, обладала Гали-
на Алексеевна всосанным с молоком первой учительницы удивительным цело-
мудрием: комсомолка-активистка из крупного сибирского города, она и за
пять лет учебы в столице не перестала чувствовать провинциальное стесне-
ние, которое недавний и, в сущности, безлюбый брак с пожилым Тер-Оване-
совым, преподавателем журналистского мастерства и завотделом одного из
партийных органов печати, не уничтожил, а, напротив, усилил. Нет, впро-
чем, худа без добра: стеснение было принято начальством за важность и,
вкупе с протекцией супруга, обеспечило нашей героине все предпосылки для
головокружительной карьеры в министерстве, куда она была распределена на
должность коллежского регистра! тьфу! редактора.
И все же хрупнуло! Обиднее всего, что произошло это в самый последний
день, в самый последний час колхозной их жизни, что перетерпи они хоть
чуть-чуть! Трудно даже сказать, чт именно подтолкнуло к проступку: соз-
нание ли скорой и, возможно, вечной разлуки; одиночество ли, в котором,
отстав, увлеченные разговором, от двигающейся к райкомовскому автобусу
бригады, они оказались; частность ли ландшафта в виде преградившего путь
ручья, - только в тот миг, когда Ярик взял будущего генерала на руки,
чтобы перенести на другой, в метре лежащий, берег (исключительно чтобы
перенести, ни для чего больше!), им внезапно овладела нервическая дрожь,
не укрывшаяся от Галины Алексеевны, в которой и в самой кровь уже стуча-
ла с утроенной противу обыкновения громкостью, и так и осталось неиз-
вестным, кто из них двоих стал собственно инициатором первого поцелуя,
затянувшегося головокружительно долго, так что левый сапог Ярика успел
напитаться сквозь микроскопическую трещинку холодной октябрьской водой.
Так или иначе, а телефон Галина Алексеевна дала Ярику только служеб-
ный, хоть и пыталась уверить себя, что невинное ее приключение опасности
для крепкой советской семьи не представляет и представлять не может и в
принципе и что, подзывай ее на яриковы звонки даже сам Тер-Ованесов, ни-
каких у нее оснований краснеть перед ним и смущаться не было бы.
Впрочем, случай испытать собственную уверенность предоставился Галине
Алексеевне всего две недели спустя: лишний петуший хвост в кафе, где,
сдавшись на один из настойчивых звонков влюбленного, встретилась она с
Яриком, основательно разрушил нормальную предусмотрительность; доводящие
обоих почти до обморока поцелуи задерживали в каждой попутной подворотне
- в результате к дому они подошли далеко заполночь. У подъезда нервничал
Тер-Ованесов, и фокстерьер Чичиков бегал кругами, преданно разделяя сос-
тояние владельца. Ярик, нетвердо сообщила мужу Галина Алексеевна.
Тер-Ованесов, буркнул Тер-Ованесов, не протянув руки, и раздраженно дер-
нул за поводок Чичикова, который радостно рванулся было к хозяйке. Лифт
в их ведомственном доме отключали в половине двенадцатого, и весь долгий
пеший путь на четвертый этаж резко протрезвевшая Галина Алексеевна сочи-
няла рассказ о вечере худ. училища, куда экстренно призвал ее долг служ-
бы, и о любезном, едва знакомом ей студенте, взявшем на себя, в об-
щем-то, тер-ованесов труд проводить ее до дому, - рассказ так, впрочем,
и не опубликованный, поскольку Тер-Ованесов выслушать его не пожелал, а
бестактно лег спать. Ладно! обиженно подумала Галина Алексеевна. Не хо-
чешь слушать - тебе же хуже! но недели три отговаривалась от Ярика заня-
тостью, болезнями, прочими вымышленными сложностями.
Он меж тем рисовал возлюбленную, и когда, поддавшись уговорам, а,
главное, собственному греховному желанию, она явилась, наконец, в комна-
ту общежития, - в первый же миг увидела над узкой железной койкою, не
слишком аккуратно заправленною, портрет себя. Несколько чрезмерная на ее
редакторский взгляд стилизация и почти до непристойности доходящая сек-
сапильность изображения были восприняты ею как горький, но справедливый
упрек, и Галина Алексеевна решительно решилась в ближайшее же время ода-
рить избранника высшим счастием, пусть даже ей придется поступиться при
этом до сих пор не запятнанной честью верной жены. Тем более, что
Тер-Ованесов, в сущности, сам толкает ее к преступлению своей
черствостью! Она намекнула Ярику на свою эту готовность, поставив таким
образом перед ним непростую техническую задачу, ибо падение героини на-
шей не было покуда столь окончательным, чтобы допустить в ее голову
мысль об адюльтере в супружеской постели или, скажем, в кабинете, где
несколько лет спустя! Но стоп, стоп! всему свое время.
После перебора возможных и невозможных вариантов, после внешне пре-
небрежительных, но внутренне крайне напряженных переговоров с каждым из
пятерых соседей по комнате, после, наконец, почти окончательного ярикова
отчаяния, любовное свидание все-таки было им назначено: на тридцатое де-
кабря, день, когда в общежитии устраивался новогодний вечер.
Оправдавшись под мрачно-ироническим тер-ованесовским взглядом этим на
сей раз действительным мероприятием, Галина Алексеевна надела лучшее
платье (декольте, подол до щиколотки, черный синтетический французский
бархат), из тайника, устроенного в пианино, извлекла приготовленный за-
годя подарок: тридцать шесть американских фломастеров в наборе, - и была
такова! Праздничный стол, покрытый листами чистого ватмана, составляли
две бутылки полусухого "Советского шампанского", плитка шоколада "Гвар-
дейский" и фрукты яблоки. Пораженный великолепием подруги, Ярик даже за-
был поотказываться для приличия от дорогого и неимоверно прекрасного по-
дарка, и первые минуты чувствовал себя между ними, подарком и дари-
тельницею, совершенным буридановым ослом.
Шампанское пили из столовских стаканов, но так оно казалось еще вкус-
нее. После первой бутылки Ярик дрожал, как тогда, над ручьем, да и Гали-
на Алексеевна чувствовала себя восьмиклассницею, и надо было как-то за-
переть дверь и, наверное, погасить электричество, но действия эти выгля-
дели бы столь откровенно, что Ярик все не мог решиться на них, а уж Га-
лина Алексеевна - и подавно. Из коридора неслась громкая, но, в сущнос-
ти, грустная и философическая песенка про черного кота на стихи поэта
Танича, - и под ее звуки художник составил-таки хитроумный план: выйти
якобы в туалет (куда ему, впрочем, и на самом деле очень вдруг захоте-
лось), а, возвращаясь, эдак незаметно, органичненько, щелкнуть торчащим
в двери ключом.
План удался, но исполнение его взяло от Ярика слишком много нервной
энергии, и он, как ни бился, ничего с электричеством придумать не мог. А
Галина Алексеевна, в струнку вытянув спину, сжав коленки и полузакрыв
глаза, сидела уже на узкой железной коечке под портретом себя. Медлить
было невозможно. Черт с ним, с электричеством! подумал Ярик, подсел к
возлюбленной, обнял ее, поцеловал, и как-то само получилось, что они уже
лежали, и Ярик не успел даже, не сумел разуться, а она исхитрилась, и
синие сапожки несогласованно пустовали на не Бог весть как чистом, нес-
мотря на старания юного художника, полу.
Коечка поплыла, поплыла куда-то, в тот самый океан, который совсем
еще неизвестен был нашему незрелому герою, да и Галина Алексеевна, сму-
щенная и влюбленная, лоцманом представлялась неважным, ибо искренне ве-
рила: то, что должно сейчас произойти, принципиально отличается от того,
что время от времени происходило у них с Тер-Ованесовым, - однако, поп-
лыла, поплыла коечка и уж наверное причалила бы в прелестной и отчасти
даже романтической гавани, когда б не абсолютно бестактное, неуместное,
скверное появление улюлюкающих и свистающих дворовых мальчишек на крыше
соседнего с яриковым окном сарая. Погаси же электричество!.. прошептала,
почти простонала раскрасневшаяся Галина Алексеевна. Мой маленький Мо-
дильяни! и Ярик, сгорая от стыда и возбуждения, неловко прикрывая ладош-
кою восставший свой срам, проковылял к выключателю, щелкнул им, - зубы
будущего генерала, впитав заоконный фонарный свет, влажно замерцали в
темноте, - и, помедлив мгновенье, чтобы сбросить, наконец, башмаки, по-
шел на ощупь назад, к узкому, жесткому и скрипучему ложу первой любви.
Свистнув еще пару раз для порядка, разочарованные цветы улиц исчезли
с крыши, но, увы! - атмосфера естественного, как сама жизнь, сближения
была уже разрушена и разрушена, судя по всему, необратимо: каждый из лю-
бовников слишком ясно увидел вдруг себя со стороны, - это вопреки от-
сутствию электричества! - и застеснялся, застыдился и обшарпанной казен-
ной комнатки, и собственной неполной, - потому особенно непристойной -
наготы и, главное, - разительного несоответствия происходящего тем воз-
вышенным церковно-кладбищенским разговорам, которые к этому происходяще-
му столь неминуемо привели. Однако, ни у Ярика, ни у Галины Алексеевны
не хватило духу или, возможно, ума встать, привести в порядок туалеты и
отложить высшее счастие до более благоприятной поры, - они продолжали
заниматься чем начали, коли уж начали, - и Ярик в конце концов потерял
свою несколько по нынешним понятиям перезрелую девственность, но, разу-
меется, ни ему, ни Галине Алексеевне удовольствия это не доставило, а
принесло, напротив, только смущение да неловкость. А тут еще - по конт-
расту! - эта предновогодняя ночь, переполненная флюидами надежды, это
уже устанавливающееся пьяно-карнавальное состояние города, дух, как ста-
ло модно говорить в последнее время, мениппеи!
Они молча продвигались к дому Тер-Ованесова мимо благодушных алкашей
и заказных Дедов Морозов, и каждый винил в случившемся одного себя и
скорбно хоронил столь нелепо запачканную и, как им казалось, невозврати-
мо погибшую любовь.
Оба переживали разрыв крайне тяжело, но по-разному: Галина Алексеевна
в искреннем самобичевании, чуть было не разрешившемся покаянием перед
супругом, Ярик же - в некотором озлоблении против женщин вообще, против
скверны половой жизни и даже против развратной (как ему всякий раз
представлялось, когда он воображал на ней голого, поросшего седой
шерстью Тер-Ованесова) подруги. Попытки установить контакт, вызываемые
особенно сильными приступами надежды или отчаяния, все как одна были по-
чему-то безуспешными, укрепляя в каждом из героев уверенность в отвраще-
нии, которое он якобы возбуждает у другого.
Портрет со стены перекочевал под кровать, а в начале августа, в день
совершеннолетия, Ярик женился на девочке-однокурснице, на которой просто
обязан был жениться, как порядочный человек.
Август вовсю жарил полупустую Москву, и Ярик, на третий день после
свадьбы отвезший молодую супругу в больницу по поводу серьезного токси-
коза, целыми днями слонялся в районе центра, порою заходил в кино, порою
задерживался в очереди возле арбузной клетки и после, устроившись на
скамейке бульвара, кромсал зеленый полосатый эллипсоид карманным ножом и
закусывал незрелую, вялую, розовую плоть украинским бубликом из соседней
булочной, - однако, отчетно или безотчетно, - маршруты прогулок с каждым
днем все ближе подходили то к окрестностям министерства, то - к тер-ова-
несовскому дому, так что ничего особенно случайного в случайной с Гали-
ною Алексеевной встрече по сути не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
вала грандиозные планы спутника, лихорадочные от молодости и мандража, и
по очереди с Яриком выпивала из горл прихватываемый им иногда портвешок.
Ночи они тоже проводили вместе, впрочем, в обществе всей бригады, оде-
тые, вповалку на нарах, устроенных в недоделанном курятнике. И ни разу
так и не решилась Галина Алексеевна ни поцеловать красивого мальчика, ни
погладить по щеке, ни даже просто намекнуть на свое к нему особое распо-
ложение и готовность пасть, в которой, впрочем, и сама была далеко не
уверена.
Хоть и красива и в определенном смысле соблазнительна, обладала Гали-
на Алексеевна всосанным с молоком первой учительницы удивительным цело-
мудрием: комсомолка-активистка из крупного сибирского города, она и за
пять лет учебы в столице не перестала чувствовать провинциальное стесне-
ние, которое недавний и, в сущности, безлюбый брак с пожилым Тер-Оване-
совым, преподавателем журналистского мастерства и завотделом одного из
партийных органов печати, не уничтожил, а, напротив, усилил. Нет, впро-
чем, худа без добра: стеснение было принято начальством за важность и,
вкупе с протекцией супруга, обеспечило нашей героине все предпосылки для
головокружительной карьеры в министерстве, куда она была распределена на
должность коллежского регистра! тьфу! редактора.
И все же хрупнуло! Обиднее всего, что произошло это в самый последний
день, в самый последний час колхозной их жизни, что перетерпи они хоть
чуть-чуть! Трудно даже сказать, чт именно подтолкнуло к проступку: соз-
нание ли скорой и, возможно, вечной разлуки; одиночество ли, в котором,
отстав, увлеченные разговором, от двигающейся к райкомовскому автобусу
бригады, они оказались; частность ли ландшафта в виде преградившего путь
ручья, - только в тот миг, когда Ярик взял будущего генерала на руки,
чтобы перенести на другой, в метре лежащий, берег (исключительно чтобы
перенести, ни для чего больше!), им внезапно овладела нервическая дрожь,
не укрывшаяся от Галины Алексеевны, в которой и в самой кровь уже стуча-
ла с утроенной противу обыкновения громкостью, и так и осталось неиз-
вестным, кто из них двоих стал собственно инициатором первого поцелуя,
затянувшегося головокружительно долго, так что левый сапог Ярика успел
напитаться сквозь микроскопическую трещинку холодной октябрьской водой.
Так или иначе, а телефон Галина Алексеевна дала Ярику только служеб-
ный, хоть и пыталась уверить себя, что невинное ее приключение опасности
для крепкой советской семьи не представляет и представлять не может и в
принципе и что, подзывай ее на яриковы звонки даже сам Тер-Ованесов, ни-
каких у нее оснований краснеть перед ним и смущаться не было бы.
Впрочем, случай испытать собственную уверенность предоставился Галине
Алексеевне всего две недели спустя: лишний петуший хвост в кафе, где,
сдавшись на один из настойчивых звонков влюбленного, встретилась она с
Яриком, основательно разрушил нормальную предусмотрительность; доводящие
обоих почти до обморока поцелуи задерживали в каждой попутной подворотне
- в результате к дому они подошли далеко заполночь. У подъезда нервничал
Тер-Ованесов, и фокстерьер Чичиков бегал кругами, преданно разделяя сос-
тояние владельца. Ярик, нетвердо сообщила мужу Галина Алексеевна.
Тер-Ованесов, буркнул Тер-Ованесов, не протянув руки, и раздраженно дер-
нул за поводок Чичикова, который радостно рванулся было к хозяйке. Лифт
в их ведомственном доме отключали в половине двенадцатого, и весь долгий
пеший путь на четвертый этаж резко протрезвевшая Галина Алексеевна сочи-
няла рассказ о вечере худ. училища, куда экстренно призвал ее долг служ-
бы, и о любезном, едва знакомом ей студенте, взявшем на себя, в об-
щем-то, тер-ованесов труд проводить ее до дому, - рассказ так, впрочем,
и не опубликованный, поскольку Тер-Ованесов выслушать его не пожелал, а
бестактно лег спать. Ладно! обиженно подумала Галина Алексеевна. Не хо-
чешь слушать - тебе же хуже! но недели три отговаривалась от Ярика заня-
тостью, болезнями, прочими вымышленными сложностями.
Он меж тем рисовал возлюбленную, и когда, поддавшись уговорам, а,
главное, собственному греховному желанию, она явилась, наконец, в комна-
ту общежития, - в первый же миг увидела над узкой железной койкою, не
слишком аккуратно заправленною, портрет себя. Несколько чрезмерная на ее
редакторский взгляд стилизация и почти до непристойности доходящая сек-
сапильность изображения были восприняты ею как горький, но справедливый
упрек, и Галина Алексеевна решительно решилась в ближайшее же время ода-
рить избранника высшим счастием, пусть даже ей придется поступиться при
этом до сих пор не запятнанной честью верной жены. Тем более, что
Тер-Ованесов, в сущности, сам толкает ее к преступлению своей
черствостью! Она намекнула Ярику на свою эту готовность, поставив таким
образом перед ним непростую техническую задачу, ибо падение героини на-
шей не было покуда столь окончательным, чтобы допустить в ее голову
мысль об адюльтере в супружеской постели или, скажем, в кабинете, где
несколько лет спустя! Но стоп, стоп! всему свое время.
После перебора возможных и невозможных вариантов, после внешне пре-
небрежительных, но внутренне крайне напряженных переговоров с каждым из
пятерых соседей по комнате, после, наконец, почти окончательного ярикова
отчаяния, любовное свидание все-таки было им назначено: на тридцатое де-
кабря, день, когда в общежитии устраивался новогодний вечер.
Оправдавшись под мрачно-ироническим тер-ованесовским взглядом этим на
сей раз действительным мероприятием, Галина Алексеевна надела лучшее
платье (декольте, подол до щиколотки, черный синтетический французский
бархат), из тайника, устроенного в пианино, извлекла приготовленный за-
годя подарок: тридцать шесть американских фломастеров в наборе, - и была
такова! Праздничный стол, покрытый листами чистого ватмана, составляли
две бутылки полусухого "Советского шампанского", плитка шоколада "Гвар-
дейский" и фрукты яблоки. Пораженный великолепием подруги, Ярик даже за-
был поотказываться для приличия от дорогого и неимоверно прекрасного по-
дарка, и первые минуты чувствовал себя между ними, подарком и дари-
тельницею, совершенным буридановым ослом.
Шампанское пили из столовских стаканов, но так оно казалось еще вкус-
нее. После первой бутылки Ярик дрожал, как тогда, над ручьем, да и Гали-
на Алексеевна чувствовала себя восьмиклассницею, и надо было как-то за-
переть дверь и, наверное, погасить электричество, но действия эти выгля-
дели бы столь откровенно, что Ярик все не мог решиться на них, а уж Га-
лина Алексеевна - и подавно. Из коридора неслась громкая, но, в сущнос-
ти, грустная и философическая песенка про черного кота на стихи поэта
Танича, - и под ее звуки художник составил-таки хитроумный план: выйти
якобы в туалет (куда ему, впрочем, и на самом деле очень вдруг захоте-
лось), а, возвращаясь, эдак незаметно, органичненько, щелкнуть торчащим
в двери ключом.
План удался, но исполнение его взяло от Ярика слишком много нервной
энергии, и он, как ни бился, ничего с электричеством придумать не мог. А
Галина Алексеевна, в струнку вытянув спину, сжав коленки и полузакрыв
глаза, сидела уже на узкой железной коечке под портретом себя. Медлить
было невозможно. Черт с ним, с электричеством! подумал Ярик, подсел к
возлюбленной, обнял ее, поцеловал, и как-то само получилось, что они уже
лежали, и Ярик не успел даже, не сумел разуться, а она исхитрилась, и
синие сапожки несогласованно пустовали на не Бог весть как чистом, нес-
мотря на старания юного художника, полу.
Коечка поплыла, поплыла куда-то, в тот самый океан, который совсем
еще неизвестен был нашему незрелому герою, да и Галина Алексеевна, сму-
щенная и влюбленная, лоцманом представлялась неважным, ибо искренне ве-
рила: то, что должно сейчас произойти, принципиально отличается от того,
что время от времени происходило у них с Тер-Ованесовым, - однако, поп-
лыла, поплыла коечка и уж наверное причалила бы в прелестной и отчасти
даже романтической гавани, когда б не абсолютно бестактное, неуместное,
скверное появление улюлюкающих и свистающих дворовых мальчишек на крыше
соседнего с яриковым окном сарая. Погаси же электричество!.. прошептала,
почти простонала раскрасневшаяся Галина Алексеевна. Мой маленький Мо-
дильяни! и Ярик, сгорая от стыда и возбуждения, неловко прикрывая ладош-
кою восставший свой срам, проковылял к выключателю, щелкнул им, - зубы
будущего генерала, впитав заоконный фонарный свет, влажно замерцали в
темноте, - и, помедлив мгновенье, чтобы сбросить, наконец, башмаки, по-
шел на ощупь назад, к узкому, жесткому и скрипучему ложу первой любви.
Свистнув еще пару раз для порядка, разочарованные цветы улиц исчезли
с крыши, но, увы! - атмосфера естественного, как сама жизнь, сближения
была уже разрушена и разрушена, судя по всему, необратимо: каждый из лю-
бовников слишком ясно увидел вдруг себя со стороны, - это вопреки от-
сутствию электричества! - и застеснялся, застыдился и обшарпанной казен-
ной комнатки, и собственной неполной, - потому особенно непристойной -
наготы и, главное, - разительного несоответствия происходящего тем воз-
вышенным церковно-кладбищенским разговорам, которые к этому происходяще-
му столь неминуемо привели. Однако, ни у Ярика, ни у Галины Алексеевны
не хватило духу или, возможно, ума встать, привести в порядок туалеты и
отложить высшее счастие до более благоприятной поры, - они продолжали
заниматься чем начали, коли уж начали, - и Ярик в конце концов потерял
свою несколько по нынешним понятиям перезрелую девственность, но, разу-
меется, ни ему, ни Галине Алексеевне удовольствия это не доставило, а
принесло, напротив, только смущение да неловкость. А тут еще - по конт-
расту! - эта предновогодняя ночь, переполненная флюидами надежды, это
уже устанавливающееся пьяно-карнавальное состояние города, дух, как ста-
ло модно говорить в последнее время, мениппеи!
Они молча продвигались к дому Тер-Ованесова мимо благодушных алкашей
и заказных Дедов Морозов, и каждый винил в случившемся одного себя и
скорбно хоронил столь нелепо запачканную и, как им казалось, невозврати-
мо погибшую любовь.
Оба переживали разрыв крайне тяжело, но по-разному: Галина Алексеевна
в искреннем самобичевании, чуть было не разрешившемся покаянием перед
супругом, Ярик же - в некотором озлоблении против женщин вообще, против
скверны половой жизни и даже против развратной (как ему всякий раз
представлялось, когда он воображал на ней голого, поросшего седой
шерстью Тер-Ованесова) подруги. Попытки установить контакт, вызываемые
особенно сильными приступами надежды или отчаяния, все как одна были по-
чему-то безуспешными, укрепляя в каждом из героев уверенность в отвраще-
нии, которое он якобы возбуждает у другого.
Портрет со стены перекочевал под кровать, а в начале августа, в день
совершеннолетия, Ярик женился на девочке-однокурснице, на которой просто
обязан был жениться, как порядочный человек.
Август вовсю жарил полупустую Москву, и Ярик, на третий день после
свадьбы отвезший молодую супругу в больницу по поводу серьезного токси-
коза, целыми днями слонялся в районе центра, порою заходил в кино, порою
задерживался в очереди возле арбузной клетки и после, устроившись на
скамейке бульвара, кромсал зеленый полосатый эллипсоид карманным ножом и
закусывал незрелую, вялую, розовую плоть украинским бубликом из соседней
булочной, - однако, отчетно или безотчетно, - маршруты прогулок с каждым
днем все ближе подходили то к окрестностям министерства, то - к тер-ова-
несовскому дому, так что ничего особенно случайного в случайной с Гали-
ною Алексеевной встрече по сути не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99