Л-лидк-ка, н-не
с-смей! стукнул кулаком по столу догадавшийся Тарас Бульба. Я его
п-прок-клянул! С-сис-тых с-сэлей можно досьтись т-только с-систыми
с-срессвами! но мать кивнула: мол, выйдем, и на лестничной площадке, под
гудение лифта и запахи мусоропровода, они обсудили предстоящую операцию:
Лидия бросит брату в лицо пакет обвинений, постаравшись придать им мак-
симально обидную форму, и так как Никита - мальчик по сути все же поря-
дочный, только испорченный проклятою Софьей Власьевною, а по характеру -
горячий, он не сможет стерпеть и о чем-нибудь да проговорится, и уж пус-
кай он только проговорится, пускай выдаст служебную тайну! - тогда нет-
рудно будет вытянуть из него и остальное и, припугнув, может, вообще пе-
реманить на свою сторону. От перспективы спасти брата и одновременно за-
иметь своего человека в самых недрах Конторы у Лиды аж голова закружи-
лась, и под доносящееся из-под дверей пение "Трех танкистов" она чмокну-
ла маму и покинула дом.
Время двигалось слишком медленно, пространство, несмотря на прогулоч-
ный шаг, сокращалось, напротив, чересчур быстро, и Лида остановилась на
углу Сретенки, на замощенной гранитом площадке, посередине которой, за-
тылком к бульвару, торчал бронзовый идол Крупской. Скульпторша явно
польстила некрасивой, почти как сама Лида, жене диссидента • 1, - это
давало надежду, что, когда все, наконец, переменится, памятник Лиде бу-
дет выглядеть столь же романтично. Хорошо бы как раз тут его и устано-
вить: место живое и одновременно тихое. Неимоверное количество старушек
и девочек-мам баюкало закрученных в одеяльца, упрятанных в коляски мла-
денцев, граждан XXI века, младенцы постарше бегали и резвились и не об-
ращали ни малейшего внимания как на настоящий, так и на оригинал будуще-
го памятника, которому они, вырастя, обещали стать живыми благодарными
свидетелями.
Гром заурчал, словно гигантский кот, исходящий томлением. Лида подня-
ла голову: тучи снова затянули небо и готовились побрызгать ленивым, ни-
чего не разрешающим дождем. Обильно напитанная в июне ливнями, земля
каждое утро прила под жаркими лучами, и к середине дня над Москвою обра-
зовывалась полупрозрачная крыша облаков, под которою, как в теплице, бы-
ло душно и нехорошо. Вечерами погромыхивало, посверкивали молнии, но к
ночи опять прояснялось, и настоящей грозы за полтора месяца не стряслось
ни разу. Шел год активного солнца: год инфарктов, сумасшествий, самоу-
бийств. Дождик? - Никита стоял рядом с Лидою и тоже смотрел в небо, с
которого уже летели мелкие, редкие капли. Он не удержался-таки и с Яузы
поехал в главное здание, на площадь Дзержинского, но дальше дежурного
прорваться не удалось: изложите дело мне, а я уж решу, к кому Вас напра-
вить и так ли оно действительно срочно, как вы говорите. (Переходя на
интимный шепот). Между нами, все равно никого из настоящего начальства
нету. Отпускное времечко. Легко сказать: изложите дело. Изложить дело
дежурному лейтенанту! Никита повернулся и побрел домой: они сами не хо-
тят спасаться, ну ни в какую не хотят!
На Лидку он наткнулся совершенно случайно, ни о ней, ни о родителях,
ни обо всей этой компании и мыслей у него не было, однако, наткнувшись,
вдруг понял, что их-то и искал, и хоть и бессильны они, и ничтожны, и
смешны, - их даже арестовывать уже перестали! - а ведь не к кому больше
обратиться, просто не к кому!
Это правда? патетически спросила Лида, не поздоровавшись, и сверкнула
черными навыкате бараньими глазками. Как ты посмел?! Что это? Что пос-
мел? - Никита весь день сегодня не понимал, о чем с ним разговаривают:
здравствуй. Не притворствуй! Шила в мешке не утаишь! Ты думал, тебе веч-
но удастся скрывать от нас, где ты работаешь? Ты думал, мы никогда не
проведаем, что ты со своими дружками (слово "дружками" Лида произнесла
очень саркастически) подделываешь и оплевываешь последнюю ценность этого
мира - свободное слово? Ты хоть понаслышке, может, знаешь, как начинает-
ся "Евангелие от Иоанна"? Дура, подумал Никита с искренними грустью и
сожалением. Боже, какая она дура! А ведь, пожалуй, еще поумнее выйдет,
чем большинство ее соратников! Лидочка, давай сядем (сейчас никак невоз-
можно было с нею ссориться - совсем-совсем не время!) А-га-а, сразу Ли-
дочка! Стыдно стало, проняло!..
Над скамейкою, освободившеюся с началом дождя от нянюшек и бабушек,
нависали плотно покрытые листвою ветви дореволюционного дерева, и потому
было почти сухо. Лида тараторила, не переставая: !мы по крайней мере!
достойный враг! пасть так низко! - Никите не хотелось ее перебивать, он
пользовался пассивной своей ролью, чтобы найти, с какой стороны подсту-
питься к сестре: надо было сделать так, чтобы она его услышала. А-га-а!
ты не отрицаешь! Ты не отрицаешь! Значит, это правда! Лидочка. Ты же
неглупая и уже не молодая женщина! - дождинки скапливались в листьях,
объединялись и, попутно захватывая коллег с нижних ярусов, падали на
скамейку, на Никиту, на Лидию, - пора было начинать разговор, не терпело
время, не терпело, - !ты же неглупая и уже не молодая женщина. Неужели
ты всерьез думаешь, что есть хоть какая-нибудь разница, кто и что болта-
ет по этим несчастным голосам? Неужели ты считаешь, Никита большим и
средним пальцами отмерил кусочек указательного, что хоть на столько из-
менится что-нибудь, если с завтрашнего утра "Голос Америки" заведут на
первую, скажем, программу всесоюзного радио? Никогда в жизни не видела
Лида такого Никиту: взрослого, усталого, мудрого; она почувствовала себя
перед ним маленькою глупышкою; фразы брата звучали столь убедительно,
что она даже не нашла в себе силы и желания взвесить правоту их или неп-
равоту. Слушай внимательно - небольшая, однако, веская пауза, которою
Никита проверил, что Лида у него в руках, что разоблачительно-морализа-
торская волна разбилась о его взгляд, так что мозг Лиды почти способен к
восприятию извне, сменилась словами: у тебя, у твоих друзей должны быть
какие-то контакты с американским посольством, с журналистами! Погоди, не
перебивай - я ничего не выпытываю! Так вт: не медля ни минуты, ты должна
связаться с ними, а они в свою очередь - со своим правительством и поп-
росить! уговорить! умолить! Ты слышишь? - умолить: если сегодня ночью
что-нибудь начнется! случится! чтобы американское правительство вытерпе-
ло! снесло! не отвечало хотя бы сутки! Это будет сделать очень трудно -
не отвечать! почти невозможно! престиж! стратегические мотивы! но пусть
попробуют. Иначе - спасения нет. Я не способен сейчас ничего объяснить
толком, но, если американцы сумеют, пусть не начинают войну хотя бы сут-
ки. Даже если жены и дети погибнут на их глазах!
Бедный мальчик! подумала Лида с искренними грустью и сожалением, едва
несвязная речь Никиты окончилась, отпустила из-под своего почти
сверхъестественного обаяния. Бедный мальчик! Они довели его. Я всегда
чувствовала, что кончится именно этим. Он спятил. Может, мне не стоило
разговаривать так резко? (в сущности, она всегда очень любила брата).
Тот словно прочел ее мысли: ты можешь считать меня сумасшедшим, я слиш-
ком понимаю, что даю тебе для этого достаточно поводов, и все же передай
мою просьбу по адресу. В ней одно то уже хорошо, что, если она и впрямь
безумна и нелепа, не будет случая ее выполнить. И дай-то Бог, чтобы не
было.
Хорошо, слушай! (Никита понял по Лиде, что не уговорил ее, что как он
два часа назад покупал согласие Машки-какашки на непонятные ей действия,
так и тут придется чем-то платить; но сегодня Никита был беспредельно
щедр). Хорошо, сказал. Слушай. Если ты все сделаешь, как я тебя прошу, -
только имей в виду, я проверю (насчет проверю Никита, конечно, гнал кар-
тину: и теперь, и часом раньше, и двумя он поступал наугад, наудачу,
словно бутылку с письмом в море бросал) - если все сделаешь, как я тебя
прошу, - я вечером приду к вам и подробно расскажу про яузское заведе-
ние. Коль уж оно так крепко вас интересует. Можешь пригласить даже
иностранных корреспондентов. А пока, в качестве задатка, вот, получай:
Солженицын передает тебе привет!
Ну не тот Солженицын, а ты знаешь, о ком я говорю, прыщавый, хотел
было добавить Никита в пояснение, но понял по глазам сестры, что она и
так все на раз схватила, более того: понял, что именно ненамеренный, вы-
мышленный привет, случайно пришедший в голову, а вовсе не обещание отк-
рыть тайны мадридского двора, и решил дело; что, сама себе, может, не
давая отчета, приходила сюда Лида не ради голосов, не ради брата, но
чтоб хоть что-нибудь услышать о любовнике, - она порывисто обняла Ники-
ту, крепко, благодарно поцеловала и легкой, танцующей походкою, какой он
никогда не видел и даже не предполагал у этой грузной, давно не юной
женщины, быстро пошла, почти побежала к центру, к метро, вверх по Сре-
тенке.
Трупец Младенца Малого, проследив глазами сквозь окно кабинета за вы-
ходом из здания младшего лейтенанта Вялых: единственного человека, пос-
вященного в План и, следовательно, способного помешать делу в корне, так
сказать: превентивно, - безраздельно предался размышлениям. Задача на
поверку получалась не такою простой, как выглядела в предварительных,
когда Трупец травил генерала Малофеева, мечтаниях: под каким, например,
соусом попасть в студию? каким образом нейтрализовать звукооператора,
дежурного, контролера? - голова прямо-таки раскалывалась, а решений не
возникало. Но, видать, сама судьба задумала нынче сыграть с Трупцом на
лапу: в разгар размышлений дверь приоткрылась, явив хорошенькую женскую
головку в кудряшках: товарищ подполковник, разрешите? - сама судьба, по-
тому что головка оказалась принадлежащей как раз сегодняшней лейтенан-
точке-контролерше.
Ей, по ее словам, позарез надо было попасть на подружкину свадьбу, и
вот, поскольку старшим по званию и должности в "Голосе Америки" в насто-
ящий момент получился Трупец, лейтенанточка пришла отпрашиваться к нему:
через три часа выйдет, мол, Вася, вы его, дескать, знаете, а пока поде-
журьте, пожалуйста, за меня, товарищ подполковник; генерал Малофеев час-
то нас отпускал! и сделала глазки. Трупец Младенца Малого так обрадовал-
ся нежданной удаче, что даже испугался, как бы лейтенанточка не насторо-
жилась: кто этих, таинственных, с двенадцатого, разберет?! - посему тут
же обуздал себя, сдвинул брови, стал строгим: а мы еще удивляемся, что
плетемся у американцев в хвосте! Работать у нас не любят, работать!..
Кудрявенькая тут же привела лицо в еще более умильно-умоляющее состояние
и круглым своим, плотно обтянутым вязаной юбочкою задом примостилась на
подлокотник трупцова кресла, высокою грудью прижалась к области сердца
Трупца и пролепетала: ну товарищ подполковник, ну миленький! Можно я вас
поцелую? Трупец Младенца Малого забыл о Плане, обо всем на свете забыл,
задохся сладким парфюмерным запахом и хрипло выдавил, сам почти не пони-
мая, что отпустить лейтенанточку на руку ему, а не в пику: ладно. Иди
уж. Гуляй!
Лейтенанточка чмокнула Трупца в щеку, след помады вытерла кружевным
платочком, от духа которого совсем поплыла подполковничья голова, и
встала с подлокотника. Подожди меня в коридоре. Дверь закрылась за куд-
рявенькою, но Трупец не вдруг пришел в себя, когда же пришел - вскочил,
потер ручку об ручку и, разувшись, извлек из правого ботинка ключик. От-
пер им, прыгая на одной ноге, стенной сейф, достал заветный листок
объявления, писанный от руки, крупными печатными буквами, с орфографи-
ческими ошибками (ни одну машинистку не решился Трупец посвятить в тай-
ный свой замысел), и - на всякий пожарный - маленький бельгийский брау-
нинг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
с-смей! стукнул кулаком по столу догадавшийся Тарас Бульба. Я его
п-прок-клянул! С-сис-тых с-сэлей можно досьтись т-только с-систыми
с-срессвами! но мать кивнула: мол, выйдем, и на лестничной площадке, под
гудение лифта и запахи мусоропровода, они обсудили предстоящую операцию:
Лидия бросит брату в лицо пакет обвинений, постаравшись придать им мак-
симально обидную форму, и так как Никита - мальчик по сути все же поря-
дочный, только испорченный проклятою Софьей Власьевною, а по характеру -
горячий, он не сможет стерпеть и о чем-нибудь да проговорится, и уж пус-
кай он только проговорится, пускай выдаст служебную тайну! - тогда нет-
рудно будет вытянуть из него и остальное и, припугнув, может, вообще пе-
реманить на свою сторону. От перспективы спасти брата и одновременно за-
иметь своего человека в самых недрах Конторы у Лиды аж голова закружи-
лась, и под доносящееся из-под дверей пение "Трех танкистов" она чмокну-
ла маму и покинула дом.
Время двигалось слишком медленно, пространство, несмотря на прогулоч-
ный шаг, сокращалось, напротив, чересчур быстро, и Лида остановилась на
углу Сретенки, на замощенной гранитом площадке, посередине которой, за-
тылком к бульвару, торчал бронзовый идол Крупской. Скульпторша явно
польстила некрасивой, почти как сама Лида, жене диссидента • 1, - это
давало надежду, что, когда все, наконец, переменится, памятник Лиде бу-
дет выглядеть столь же романтично. Хорошо бы как раз тут его и устано-
вить: место живое и одновременно тихое. Неимоверное количество старушек
и девочек-мам баюкало закрученных в одеяльца, упрятанных в коляски мла-
денцев, граждан XXI века, младенцы постарше бегали и резвились и не об-
ращали ни малейшего внимания как на настоящий, так и на оригинал будуще-
го памятника, которому они, вырастя, обещали стать живыми благодарными
свидетелями.
Гром заурчал, словно гигантский кот, исходящий томлением. Лида подня-
ла голову: тучи снова затянули небо и готовились побрызгать ленивым, ни-
чего не разрешающим дождем. Обильно напитанная в июне ливнями, земля
каждое утро прила под жаркими лучами, и к середине дня над Москвою обра-
зовывалась полупрозрачная крыша облаков, под которою, как в теплице, бы-
ло душно и нехорошо. Вечерами погромыхивало, посверкивали молнии, но к
ночи опять прояснялось, и настоящей грозы за полтора месяца не стряслось
ни разу. Шел год активного солнца: год инфарктов, сумасшествий, самоу-
бийств. Дождик? - Никита стоял рядом с Лидою и тоже смотрел в небо, с
которого уже летели мелкие, редкие капли. Он не удержался-таки и с Яузы
поехал в главное здание, на площадь Дзержинского, но дальше дежурного
прорваться не удалось: изложите дело мне, а я уж решу, к кому Вас напра-
вить и так ли оно действительно срочно, как вы говорите. (Переходя на
интимный шепот). Между нами, все равно никого из настоящего начальства
нету. Отпускное времечко. Легко сказать: изложите дело. Изложить дело
дежурному лейтенанту! Никита повернулся и побрел домой: они сами не хо-
тят спасаться, ну ни в какую не хотят!
На Лидку он наткнулся совершенно случайно, ни о ней, ни о родителях,
ни обо всей этой компании и мыслей у него не было, однако, наткнувшись,
вдруг понял, что их-то и искал, и хоть и бессильны они, и ничтожны, и
смешны, - их даже арестовывать уже перестали! - а ведь не к кому больше
обратиться, просто не к кому!
Это правда? патетически спросила Лида, не поздоровавшись, и сверкнула
черными навыкате бараньими глазками. Как ты посмел?! Что это? Что пос-
мел? - Никита весь день сегодня не понимал, о чем с ним разговаривают:
здравствуй. Не притворствуй! Шила в мешке не утаишь! Ты думал, тебе веч-
но удастся скрывать от нас, где ты работаешь? Ты думал, мы никогда не
проведаем, что ты со своими дружками (слово "дружками" Лида произнесла
очень саркастически) подделываешь и оплевываешь последнюю ценность этого
мира - свободное слово? Ты хоть понаслышке, может, знаешь, как начинает-
ся "Евангелие от Иоанна"? Дура, подумал Никита с искренними грустью и
сожалением. Боже, какая она дура! А ведь, пожалуй, еще поумнее выйдет,
чем большинство ее соратников! Лидочка, давай сядем (сейчас никак невоз-
можно было с нею ссориться - совсем-совсем не время!) А-га-а, сразу Ли-
дочка! Стыдно стало, проняло!..
Над скамейкою, освободившеюся с началом дождя от нянюшек и бабушек,
нависали плотно покрытые листвою ветви дореволюционного дерева, и потому
было почти сухо. Лида тараторила, не переставая: !мы по крайней мере!
достойный враг! пасть так низко! - Никите не хотелось ее перебивать, он
пользовался пассивной своей ролью, чтобы найти, с какой стороны подсту-
питься к сестре: надо было сделать так, чтобы она его услышала. А-га-а!
ты не отрицаешь! Ты не отрицаешь! Значит, это правда! Лидочка. Ты же
неглупая и уже не молодая женщина! - дождинки скапливались в листьях,
объединялись и, попутно захватывая коллег с нижних ярусов, падали на
скамейку, на Никиту, на Лидию, - пора было начинать разговор, не терпело
время, не терпело, - !ты же неглупая и уже не молодая женщина. Неужели
ты всерьез думаешь, что есть хоть какая-нибудь разница, кто и что болта-
ет по этим несчастным голосам? Неужели ты считаешь, Никита большим и
средним пальцами отмерил кусочек указательного, что хоть на столько из-
менится что-нибудь, если с завтрашнего утра "Голос Америки" заведут на
первую, скажем, программу всесоюзного радио? Никогда в жизни не видела
Лида такого Никиту: взрослого, усталого, мудрого; она почувствовала себя
перед ним маленькою глупышкою; фразы брата звучали столь убедительно,
что она даже не нашла в себе силы и желания взвесить правоту их или неп-
равоту. Слушай внимательно - небольшая, однако, веская пауза, которою
Никита проверил, что Лида у него в руках, что разоблачительно-морализа-
торская волна разбилась о его взгляд, так что мозг Лиды почти способен к
восприятию извне, сменилась словами: у тебя, у твоих друзей должны быть
какие-то контакты с американским посольством, с журналистами! Погоди, не
перебивай - я ничего не выпытываю! Так вт: не медля ни минуты, ты должна
связаться с ними, а они в свою очередь - со своим правительством и поп-
росить! уговорить! умолить! Ты слышишь? - умолить: если сегодня ночью
что-нибудь начнется! случится! чтобы американское правительство вытерпе-
ло! снесло! не отвечало хотя бы сутки! Это будет сделать очень трудно -
не отвечать! почти невозможно! престиж! стратегические мотивы! но пусть
попробуют. Иначе - спасения нет. Я не способен сейчас ничего объяснить
толком, но, если американцы сумеют, пусть не начинают войну хотя бы сут-
ки. Даже если жены и дети погибнут на их глазах!
Бедный мальчик! подумала Лида с искренними грустью и сожалением, едва
несвязная речь Никиты окончилась, отпустила из-под своего почти
сверхъестественного обаяния. Бедный мальчик! Они довели его. Я всегда
чувствовала, что кончится именно этим. Он спятил. Может, мне не стоило
разговаривать так резко? (в сущности, она всегда очень любила брата).
Тот словно прочел ее мысли: ты можешь считать меня сумасшедшим, я слиш-
ком понимаю, что даю тебе для этого достаточно поводов, и все же передай
мою просьбу по адресу. В ней одно то уже хорошо, что, если она и впрямь
безумна и нелепа, не будет случая ее выполнить. И дай-то Бог, чтобы не
было.
Хорошо, слушай! (Никита понял по Лиде, что не уговорил ее, что как он
два часа назад покупал согласие Машки-какашки на непонятные ей действия,
так и тут придется чем-то платить; но сегодня Никита был беспредельно
щедр). Хорошо, сказал. Слушай. Если ты все сделаешь, как я тебя прошу, -
только имей в виду, я проверю (насчет проверю Никита, конечно, гнал кар-
тину: и теперь, и часом раньше, и двумя он поступал наугад, наудачу,
словно бутылку с письмом в море бросал) - если все сделаешь, как я тебя
прошу, - я вечером приду к вам и подробно расскажу про яузское заведе-
ние. Коль уж оно так крепко вас интересует. Можешь пригласить даже
иностранных корреспондентов. А пока, в качестве задатка, вот, получай:
Солженицын передает тебе привет!
Ну не тот Солженицын, а ты знаешь, о ком я говорю, прыщавый, хотел
было добавить Никита в пояснение, но понял по глазам сестры, что она и
так все на раз схватила, более того: понял, что именно ненамеренный, вы-
мышленный привет, случайно пришедший в голову, а вовсе не обещание отк-
рыть тайны мадридского двора, и решил дело; что, сама себе, может, не
давая отчета, приходила сюда Лида не ради голосов, не ради брата, но
чтоб хоть что-нибудь услышать о любовнике, - она порывисто обняла Ники-
ту, крепко, благодарно поцеловала и легкой, танцующей походкою, какой он
никогда не видел и даже не предполагал у этой грузной, давно не юной
женщины, быстро пошла, почти побежала к центру, к метро, вверх по Сре-
тенке.
Трупец Младенца Малого, проследив глазами сквозь окно кабинета за вы-
ходом из здания младшего лейтенанта Вялых: единственного человека, пос-
вященного в План и, следовательно, способного помешать делу в корне, так
сказать: превентивно, - безраздельно предался размышлениям. Задача на
поверку получалась не такою простой, как выглядела в предварительных,
когда Трупец травил генерала Малофеева, мечтаниях: под каким, например,
соусом попасть в студию? каким образом нейтрализовать звукооператора,
дежурного, контролера? - голова прямо-таки раскалывалась, а решений не
возникало. Но, видать, сама судьба задумала нынче сыграть с Трупцом на
лапу: в разгар размышлений дверь приоткрылась, явив хорошенькую женскую
головку в кудряшках: товарищ подполковник, разрешите? - сама судьба, по-
тому что головка оказалась принадлежащей как раз сегодняшней лейтенан-
точке-контролерше.
Ей, по ее словам, позарез надо было попасть на подружкину свадьбу, и
вот, поскольку старшим по званию и должности в "Голосе Америки" в насто-
ящий момент получился Трупец, лейтенанточка пришла отпрашиваться к нему:
через три часа выйдет, мол, Вася, вы его, дескать, знаете, а пока поде-
журьте, пожалуйста, за меня, товарищ подполковник; генерал Малофеев час-
то нас отпускал! и сделала глазки. Трупец Младенца Малого так обрадовал-
ся нежданной удаче, что даже испугался, как бы лейтенанточка не насторо-
жилась: кто этих, таинственных, с двенадцатого, разберет?! - посему тут
же обуздал себя, сдвинул брови, стал строгим: а мы еще удивляемся, что
плетемся у американцев в хвосте! Работать у нас не любят, работать!..
Кудрявенькая тут же привела лицо в еще более умильно-умоляющее состояние
и круглым своим, плотно обтянутым вязаной юбочкою задом примостилась на
подлокотник трупцова кресла, высокою грудью прижалась к области сердца
Трупца и пролепетала: ну товарищ подполковник, ну миленький! Можно я вас
поцелую? Трупец Младенца Малого забыл о Плане, обо всем на свете забыл,
задохся сладким парфюмерным запахом и хрипло выдавил, сам почти не пони-
мая, что отпустить лейтенанточку на руку ему, а не в пику: ладно. Иди
уж. Гуляй!
Лейтенанточка чмокнула Трупца в щеку, след помады вытерла кружевным
платочком, от духа которого совсем поплыла подполковничья голова, и
встала с подлокотника. Подожди меня в коридоре. Дверь закрылась за куд-
рявенькою, но Трупец не вдруг пришел в себя, когда же пришел - вскочил,
потер ручку об ручку и, разувшись, извлек из правого ботинка ключик. От-
пер им, прыгая на одной ноге, стенной сейф, достал заветный листок
объявления, писанный от руки, крупными печатными буквами, с орфографи-
ческими ошибками (ни одну машинистку не решился Трупец посвятить в тай-
ный свой замысел), и - на всякий пожарный - маленький бельгийский брау-
нинг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99