Терри и Карло улыбнулись друг другу. Пэйджит увидел, что если Терри по-настоящему весело, улыбка у нее широкая и белозубая. Карло улыбался в ответ с такой искренностью, какой отец не замечал у него раньше, и даже слегка оторопел, когда понял, что эта женщина не только симпатична его пятнадцатилетнему сыну – он находит ее привлекательной.
– Безнадежен, – заявил Карло.
Обернувшись к Пэйджиту, они ласково смотрели на него.
– Безнадежен, – согласилась Терри.
Пэйджит улыбнулся.
– Придется применить шоковую терапию. – Он обратился к сыну. – Внесем в разговор нотку суровой реальности. Как у тебя с письменной по английскому?
Тот притворно содрогнулся.
– Контрольная не за горами. И я пропал. – Он обернулся к Терри, помедлив, добавил серьезно: – Спасибо за помощь моей маме.
– Рада помочь. Но моя роль более чем скромная, все делает твой отец. – Она коснулась плеча Карло. – Откровенно говоря, она нашла наилучший выход.
Мальчик, казалось, размышлял над сказанным.
– Ну конечно же, отец упорно работает, – ответил он и, попрощавшись с Терри, поднялся на второй этаж.
Пэйджит смотрел ему вслед, как бы вслушиваясь в звук его шагов, потом обернулся к ней:
– Да, его можно понять. Обстановка у нас в последнее время довольно тягостная.
– Разумеется. – На лице ее была глубокая задумчивость, потом оно вдруг озарилось улыбкой. – Подумать только – всего десять лет назад я была тинейджером.
Пэйджит улыбнулся в ответ.
– Теперь я чувствую себя действительно старым. Мы одного поколения с вашей матерью. – Он прислонился к стойке. – Вы по-прежнему все обсуждаете с ней?
– Довольно многое. – Терри помедлила. – Но есть вещи, которые нам трудно обсуждать.
– Могу представить что. Вы вышли замуж, и у вас появились свои, сугубо личные интересы.
Терри отвела глаза.
– Наверное, это так. – Она посмотрела на часы. – О Боже, почти десять. Мне действительно пора идти.
– Видимо, да. – Пэйджит смутился. – Извините, что задержал вас.
– Ничего. После Мелиссы здесь было так хорошо. Терри невидящим взглядом смотрела на бокал.
– Где-то в душе, – наконец произнесла она, – я сожалею, что знаю теперь Марка Ренсома не только по книгам.
Пэйджит кивнул. Они пошли к выходу. Ночной воздух был бодряще холоден.
– Сейчас, может быть, не время говорить об этом, – сказал Пэйджит, – но на очереди у нас дочь доктора Стайнгардта. Надо, в частности, узнать, имеет ли она хотя бы какое-нибудь представление о том, как Ренсом собирался использовать кассету.
Терри посмотрела на него:
– Вы хотите, чтобы я с ней встретилась?
– Да, мне бы очень хотелось. – Пэйджит помедлил. – Наверное, у вас сегодня был нелегкий день, но вы замечательно потрудились.
Терри слегка улыбнулась:
– Все нормально.
Она вышла на крыльцо, взглянула на улицу, обсаженную деревьями. Трехэтажный дом в ночи был окутан мраком. По улице шла женщина с огромной собакой, то появляясь в свете уличных фонарей, то снова исчезая в тени. Терри скрестила руки на груди, как бы защищаясь от холода.
– Где ваша машина? – спросил Пэйджит.
Она не обернулась.
– Недалеко отсюда. Квартала полтора.
Пэйджит смотрел на нее.
– Позвольте проводить вас до машины?
Терри помолчала, потом просто сказала:
– Пожалуйста.
3
Шарп и Шелтон с Бруксом ждали в офисе. Неяркий утренний свет падал в кабинет из двух окон с видом на автостоянки и эстакаду. Пэйджит подумал, что вечером комната выглядела лучше.
– Как я понимаю, – оживленно сказал Брукс, – есть чем поделиться с нами.
Пэйджит кивнул:
– Моя помощница встречалась с бывшей женой Марка Ренсома. Оказывается, у Ренсома были некоторые узнаваемые странности.
Брукс поднял бровь:
– Тогда мы горим желанием выслушать.
По-разному, подумал Пэйджит, выражаете вы свое горячее желание: Брукс выказывает готовность к спокойной объективности, Шелтон выглядит заинтересованной, но, кажется, испытывает некоторую неловкость, а Марни Шарп, выпрямившись на стуле, скрестила руки на груди и показывает всем своим видом: из вежливости она готова выслушать, но ни времени, ни терпения для человека, к которому она не питает особого доверия, у нее нет.
– Если вкратце: у Ренсома была сексуальная одержимость Лаурой Чейз и навязчивая мечта – совершить изнасилование. – Пэйджит сделал паузу. – Мария Карелли стала жертвой этого.
Брукс позволил себе выразить некоторое изумление:
– И все это говорит его жена?
– Более или менее.
– Выкладывайте-ка нам все.
Пэйджит кратко изложил то, что узнал от Терри, – пусть история сама говорит за себя. Его не прерывали. Выслушав, Брукс присвистнул:
– Кристофер, так это же все переворачивает!
Пэйджит увидел, что Шелтон рассматривает свои руки, а нелюбезный взгляд Шарп стал напряженно-сосредоточенным.
– Согласен, – сказал Пэйджит. – Мария не в состоянии так объяснить то, что делал с ней Ренсом, как эта история.
Шарп тряхнула головой.
– Лично мне она ничего не объясняет, – медленно сказала она. – Даже если эта Раппапорт согласится выступить в суде, в чем у вас нет уверенности, сомневаюсь, что ее показания могут быть приняты в качестве доказательства.
– Могут быть приняты? – Пэйджит обернулся к Шарп. – Мы же все-таки не в суде. Нам важно установить истину.
Выражение лица Шарп стало непроницаемым; она заговорила назидательным тоном:
– А для меня важно, насколько все это имеет отношение к делу. Вы говорите об имевших место сходных, но более ранних по времени актах. Мелисса Раппапорт соглашалась в них участвовать. Это не изнасилования, и, следовательно, то, о чем рассказала ваша клиентка, не должно рассматриваться как секс без обоюдного согласия. Довод, который не будет признан судом, не может удовлетворить и нас.
В этом "нас", подумал Пэйджит, уже притязание на авторитетность. Он сделал паузу, чтобы успокоиться и ответить с подобающим тактом.
– Не надо быть такой педантичной, Марни. Есть такая вещь, как психологическая достоверность. Две разные женщины в разное время столкнулись с чем-то очень странным в поведении Ренсома. Этот довод в пользу Марии Карелли я приведу на суде в качестве доказательства – именно он дает возможность почувствовать правдивость того, о чем рассказала Мария. Как раз его и нужно обсуждать, коль скоро речь идет об изнасиловании.
Шарп одарила его внимательным взглядом. По тому, как прокурор молча смотрел на нее, Пэйджит понял, что Марни играет все более ведущую роль в следствии, а Брукс переходит от роли обвинителя к роли третейского судьи, ревностно блюдя при этом лишь свои собственные интересы.
– Она согласится дать показания? – спросил Брукс.
Пэйджит повернулся к нему:
– Не знаю, Мак. Надеюсь, до этого не дойдет. Это страшно неудобно, и не только для Мелиссы Раппапорт.
Тот мгновение размышлял над сказанным.
– Если ты думаешь – мы понимаем, что ты хочешь этим сказать, – наконец заметил он, – то ошибаешься.
Пэйджит видел, что прокурор полностью разделяет его мнение и лишь притворяется непонятливым, чтобы заставить его, Пэйджита, вслух произнести то, что понятно им обоим.
– Говоря о неудобстве, я имел в виду Джеймса Кольта. Брукс улыбнулся понимающей невеселой улыбкой.
– Того, который погиб, – поинтересовался он, – или того, который намерен стать губернатором?
– Обоих, – ответил Пэйджит, – и всех тех, кто любил отца и поддерживает сына. Включая вдову Кольт и ее очень богатое семейство. Никто из них, как вы понимаете, не горит желанием, чтобы вы присоединили далеко не восторженные воспоминания Лауры Чейз к семейным анналам Кольтов.
– Эта пленка, – вмешалась Шарп, – станет известна публике, как только издатель Ренсома найдет кого-нибудь, кто закончит книгу. Чем бы ни руководствовалась ваша клиентка, именно она способствовала тому, что будет распродан миллионный тираж биографии Лауры Чейз. Урон семье Кольтов будет нанесен в любом случае, и не по нашей вине.
Пэйджит знал, что это правда. И если Марии будет предъявлено обвинение, ее историю свяжут с историей Лауры Чейз, а потом в поле зрения досужей общественности попадет и Карло. Он снова осознал, в какое безвыходное положение поставила его Мария, единственный способ защитить Карло – не допустить обвинения его матери.
Пэйджит медленно повернулся к Бруксу:
– Я думаю, ты слушал запись.
Брукс подтвердил:
– Да, слушал.
– Если подойти к этому чисто по-человечески, – продолжал Пэйджит, – как ты чувствовал себя, слушая голос Лауры Чейз, рассказывающей о Джеймсе Кольте, который наблюдал, как его дружки имеют ее по очереди?
Мгновение прокурор молчал. Шелтон смотрела в окно невидящим взглядом. Пэйджит понял, что она тоже слушала запись.
– Чисто по-человечески, – медленно проговорил Брукс, – я был – Бог мой – потрясен. Это гнусность.
– А как ты думаешь, при чтении всего этого впечатление будет то же самое, что и при прослушивании?
Глаза Брукса сузились:
– Нет. Думаю, что нет.
– И я тоже так думаю. А поскольку у нас счет идет на миллионы – сколько миллионов зрителей смотрят судебную программу Уилли Смита?
– Вся телевизионная аудитория. – Ответ прозвучал уныло.
Пэйджит согласно кивнул:
– Вся телевизионная аудитория. Поэтому я непременно так и сделаю, Мак. Если дело дойдет до суда, я буду настаивать, чтобы судья разрешил показать судебный процесс по национальному телеканалу. Кроме того, как и любой нормальный адвокат на моем месте, я попрошу воспроизвести ту запись. Я не знаю, с каким запасом ты победил на выборах, но после этого твой рейтинг пойдет в гору.
Брукс сложил руки на коленях.
– А семья Джеймса Кольта?
– Я никогда не интересовался политикой. – Помедлив, Пэйджит тихо добавил: – Мне нет дела до этой семьи. Как я недавно говорил, у меня есть своя.
Послышался короткий вздох Шарп, в ее лице и фигуре яснее обозначилось напряжение. Брукс перевел взгляд на Марни, потом снова остановил глаза на Пэйджите.
– Появились вопросы, Крис. Новые.
Больше всего встревожил тон Брукса: говорил он без видимой угрозы, даже неохотно, с каким-то сожалением.
– Какие?
Прокурор опять посмотрел на Шарп.
– Скорее, противоречия, – проговорила та. – По крайней мере одно из них представляется довольно серьезным.
Не показывай вида, что встревожен, сказал себе Пэйджит. Он обернулся к ней с выражением вежливого внимания. Она сердито поджала губы.
– Во-первых, Мария Карелли говорила инспектору Монку, что, когда она зашла в номер Ренсома, окна были зашторены. Монку это показалось странным. Тогда он допросил официанта, который приносил вино в номер. Окна были не зашторены – официант в этом абсолютно уверен.
Пэйджит принял озабоченный вид.
– Что же конкретно из этого следует?
– Мы не беремся что-либо утверждать. Но это повышает вероятность того, что мисс Карелли закрыла окна шторами по какой-то собственной надобности.
– Вы можете назвать какую-либо надобность, из-за которой ей можно предъявить обвинение?
Шарп посмотрела на него пристально.
– Мы не обвиняем людей, – ледяным тоном произнесла она, – за то, что они закрывают шторы. Но люди иногда занавешивают окна, чтобы другие не видели, чем они занимаются.
– Это, – возразил Пэйджит, – повышает вероятность того, что Ренсом занавесил окна, потому что собирался изнасиловать Марию Карелли, а она этого не заметила либо забыла об этом. Для того чтобы оценить ситуацию и сделать далеко идущие выводы, надо было задать этому официанту вопрос: помнит ли он точное положение каждой шторы во всех бесчисленных комнатах, в которых – и это он тоже должен безошибочно помнить – побывал в тот день.
Следившая за Шарп Элизабет Шелтон слегка улыбнулась.
– Я задавала этот вопрос, – парировала Шарп. – Он хорошо помнит мисс Карелли. Он еще подумал тогда, что мистер Ренсом – счастливчик.
– Он, конечно, попытался им быть, – сказал Пэйджит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96