Было ощущение, будто мы вдвоем шагнули за зеркало. – Она обернулась к судье и проговорила смущенно: – Извините, Ваша Честь. Но он сказал следующее – тихо, низким голосом: "Люблю смотреть на аппетитную женщину по телевизору и представлять, как бы я трахнул ее. И у меня появляется ощущение, что я делал это на самом деле".
Судья не отрывала от нее взгляда.
– Это было так грубо, – доверительно, словно ей одной, произнесла Мария. – Говорят, для некоторых мужчин половой акт – это акт насилия, а не любви. И я поняла, что Марк Ренсом хочет совершить именно акт насилия – против меня, против того, кем и чем я была: женщиной, добившейся успеха, женщиной, которой могли восхищаться другие женщины.
Ее голос сделался жестким:
– Идеалом Марка Ренсома была женщина-рабыня, свободную женщину он ненавидел. Его возбуждало уже одно то, что он заставил меня слушать рассказ о моральном падении Лауры Чейз. Он хотел сломать мою волю.
Пэйджит увидел, как Шарп стала подниматься со своего места, но потом раздумала.
– Что вы сказали ему? – спросил он Марию.
– Ничего. – Мария смотрела на Кэролайн Мастерс. – Я ничего не сказала.
– А мистер Ренсом сказал что-нибудь?
– Что если я вступлю с ним в половую связь, кассета моя. – Повернувшись к Пэйджиту, она закончила тихо: – Но если я не соглашусь, мои секреты станут известны всему миру.
– И вы отказались.
– Не сразу. Я была слишком напугана.
– Что же вы ответили?
Она опустила взгляд:
– Что я помогу сделать рекламу его книге о Лауре Чейз.
– Но он не согласился?
Мария покачала головой.
– Он сказал, что это еще одна вещь, которую я сделаю для него. – Голос Марии упал почти до шепота. – Но вначале я разденусь перед ним, как Лаура.
– И вы отказались?
– Нет, я ничего не сказала ему. – Она заговорила, словно рассуждая сама с собой. – Меня как будто вела интуиция. Я знала, что не позволю ему сделать из меня Лауру Чейз. – Она вновь обернулась к судье, заговорила торопливо: – Это не путь разума. Это путь ощущений. Помнится, я подумала тогда, что этому не будет конца – если я уступлю ему сейчас, он будет принуждать меня всякий раз, когда ему захочется, пока моя жизнь не станет такой, что не стоит и жить. Я вспомнила, каких усилий мне стоило стать тем, кем я стала, и подумала, что за это стоит бороться. Подумала и о тех женщинах, которые уступают мужчинам типа Ренсома, – кто из-за работы, кто из-за детей, кто из-за денег, а кто и просто из-за того, что от страха теряет способность сопротивляться. – Голос ее окреп. – Какой-то глубинный инстинкт вызвал во мне желание бороться – во что бы то ни стало. Я знала, что, если уступлю ему, я пропала. Навсегда.
Пэйджит подумал о людях, что смотрят телевизор, о Маккинли Бруксе, который, глядя на ярость этой женщины, на ее страстное лицо, обращенное к судье, не может не понимать, что их обвинение – политический просчет.
– И что вы сделали? – спросил Пэйджит.
– Я схватила свою сумочку. Хотела уйти, чтобы не превратиться в существо, живущее ощущениями, а не разумом. Уйти, пока не сломлено мое "я". – Мария глубоко вздохнула. – Ренсом кружил вокруг меня.
Пэйджит шагнул к ней, произнес тихо:
– Что было дальше?
Мария оправила юбку – рефлекторное движение, помогающее женщине справиться с волнением. Угловым зрением Пэйджит снова увидел Карло, его напряженное, страдающее лицо. Зал молчал.
– Я все еще держала в руке свою сумочку, – произнесла Мария тихим голосом. – Неожиданно он оказался надо мной, потянул с меня колготки. Лаура как раз рассказывала, как двое совершали с ней половой акт, в то время как третий наблюдал.
В зале раздался чей-то нервный кашель.
– Было ощущение нереальности происходящего, – продолжала Мария. – Какой-то частью своего сознания я слышала голос Лауры Чейз, ощущала колкую щетину его подбородка, запах шампанского в его дыхании. Я до сих пор ясно помню все это. – Она коснулась лба, как бы силясь припомнить забытые подробности. – Другой человек во мне инстинктивно сопротивлялся Ренсому. Но у меня такое ощущение, что та, другая женщина обеспамятела от шока. И у меня остались только фрагментарные воспоминания.
– А когда вы разговаривали с инспектором Монком, воспоминания были ярче?
– Нет. Дело не в памяти, дело в том, что я была травмирована. И, пожалуй, последствия травмы сильнее ощущались во время разговора с Монком.
Подняв глаза, Пэйджит увидел немигающий взгляд судьи Мастерс, устремленный на Марию и как будто высматривающий истину. Похоже, слушания начинали тяготить ее, беспокоила необходимость принятия решения, недоступного простому разумению.
– Вы помните, – спросил Пэйджит, – как были нанесены царапины, о которых говорила доктор Шелтон?
– О некоторых. Не обо всех. – Повернувшись к Шарп, она проговорила холодным тоном, отчетливо произнося каждое слово: – Одно могу сказать со всей определенностью: я не наносила их после смерти Марка Ренсома. Ни единой.
Последняя фраза была произнесена с убедительным гневом; пока, подумал Пэйджит, выступление Марии почти безупречно.
– Есть ли какие-нибудь ушибы и царапины, которые запомнились больше других?
– Да. – Мария коснулась скулы. – Первый удар по лицу. Я очень отчетливо помню его.
– А почему?
– Потому что он был нанесен неспешно и злобно. – Она помолчала. – И потому, что Ренсом сделал это с явным удовольствием.
Пэйджит увидел, как подалась вперед Кэролайн Мастерс. Он догадывался, о чем она думает – это была травма, которую Элизабет Шелтон как раз и не могла объяснить и нанесенная мужчиной, получавшим наслаждение от игр со связыванием и от притворного изнасилования.
– Скажите, пожалуйста, как был нанесен удар?
– Я лежала на спине. Одной рукой он давил мне на грудь, прижимая к полу, и смотрел с такой ненавистью, что я даже на минуту перестала сопротивляться. – Голос Марии стал тише. – От воспоминания об этом мгновении и его взгляде у меня до сих пор кровь стынет в жилах.
Она смолкла, как будто заново все переживая, потом добавила медленно, подчеркивая каждое слово:
– Именно так я и рассказывала инспектору Монку.
Пэйджит увидел, что сидевшая слева от него Марни Шарп хмурится: Мария выступала отлично, Шарп нечего было возразить.
– Как подействовал на вас удар Марка Ренсома?
Мария заговорила монотонно:
– Моя голова дернулась, я ударилась затылком об пол. Болью пронзило скулу и глаза. Сделалось темно – я думаю, он начинал душить меня. – Она замолчала, словно в недоумении. – Наверное, я теряла сознание. Следующее, что помню: мои ноги раздвинуты, а он стоит на коленях между ними. Брюки у него спущены.
– Что он делал?
Мария смотрела куда-то в глубину зала.
– Он почему-то замер. Голову наклонил набок. И тут я снова услышала Лауру Чейз. – В голосе зазвучало изумление. – Он слушал ее. Будто ждал от нее подсказки. – Судья Мастерс смотрела задумчиво – в рассказе явно прослеживалась параллель с последним сексуальным переживанием Мелиссы Раппапорт. Мария закончила: – Как я уже говорила инспектору Монку.
Получилось хорошо, думал Пэйджит, своим выступлением Мария выгодно оттенила факты, сообщенные ею полиции и подтвержденные либо экспертизой, либо показаниями других свидетелей. С каждой минутой несообразности, подмеченные Шарп, казались все менее заметными и менее существенными.
– У него была эрекция? – спросил Пэйджит.
– Да. – Мария на мгновение закрыла глаза. – Слушая Лауру, он держал его в руке.
– И было похоже, что он готов вонзиться в вас?
Мария открыла глаза:
– Да.
Кэролайн Мастерс подалась вперед:
– Не могли бы вы рассказать, как получилось, что Марк Ренсом был застрелен? Постарайтесь придерживаться только фактов.
Мария обернулась к ней, словно удивленная ее вмешательством.
– Марк Ренсом был убит, – ответила она, – из-за того, что отвлекся на слушание Лауры Чейз.
Судья нахмурилась:
– Не могли бы вы объясниться?
– Когда он стал слушать, это было как передышка. У меня будто наступил момент прояснения. Я почувствовала в руке ремешок сумки. И неожиданно вспомнила, что в ней. – Мария закончила смущенно: – Пистолет. Пистолет, который я купила.
Пэйджиту показалось, что произнесла она это таким тоном, как будто говорила о предмете, внушающем изумление и ужас.
– Как вы достали его? – спросила судья.
Пэйджит теперь ничем не мог помочь, он никак не ожидал, что Кэролайн Мастерс прервет поток вопросов, которые они придумали и отрепетировали так, чтобы они казались естественными.
– Я слышала голос Лауры, – ответила Мария. – Она говорила что-то типа: "Он хотел, чтобы они поимели меня разными способами". И тогда я догадалась. "Вы возьмете меня, – сказала я ему. – Я дам вам любым способом, каким захотите". – В словах Марии звучала горечь. – Было видно, что он очень доволен – мое согласие привело его в восторг. И тут я добавила: "Но только если вы будете пользоваться резинной".
Судя по виду Кэролайн Мастерс, она была очень удивлена – кажется, способностью Марии сохранять присутствие духа в такой ситуации.
– И что он ответил?
– Он рассмеялся. – Мария помедлила. – Потом я сказала, что у меня есть одна в сумочке. Похоже, это удивило его. Не успел он ответить, как я полезла в сумку. – В голосе ее послышалась усталость. – Тогда он снова толкнул меня, но пистолет уже был у меня в руке.
Внезапно она смолкла.
– Что было потом? – спросила судья Мастерс. Мария пристально смотрела на свои руки.
– Он схватил меня за запястья, держал. Я ударила его коленом. – Она разомкнула губы, не произнеся ни слова, потом тихо сказала: – Пистолет выстрелил.
Судья смотрела на нее. Ровным тоном задала вопрос:
– На каком расстоянии вы были?
Мария покачала головой:
– Больше я ничего не знаю. Просто не знаю.
– Но вы говорили полиции: два или три дюйма.
Мария беспомощно пожала плечами.
– Я хотела как лучше, – устало выговорила она. – Я старалась ответить на их вопросы. Не думала, что они придадут такое значение неверному ответу. – Она снова передернула плечами. – Я ударила его коленом. Он мог падать на спину, когда пистолет выстрелил. Допускаю, что я неправильно рассуждаю. Хотела бы вам объяснить. Но не могу.
Пэйджит увидел слезы в глазах Марии. Но смотрела она на Кэролайн Мастерс не мигая. Та мягко спросила:
– Он не касался руками пистолета?
– Может быть, и касался. Но полиции я ничего об этом не говорила. Что я помню – так это руки, сжавшие мои запястья.
– Вы закрывали окно шторами?
Мария, кажется, не заметила внезапной смены темы. Медленно ответила:
– Да.
– До того, как пистолет выстрелил, или после?
– По-моему, после. – Мария помолчала. – Все происходившее кажется таким смутным. Единственная ассоциация, которая возникает у меня в связи с окном, – мне было стыдно за то, что случилось. Я знаю, в этом нет никакого смысла.
Она провела рукой по лбу.
– Тем не менее я была одета. Он не снимал с меня одежду. Не знаю, кого видел тот человек.
– Мистер Хаслер, – напомнила судья Мастерс. – Но это вас видел мистер Тэнш? Возле номера?
По наступившему молчанию Пэйджит понял, что система их подготовки начинает медленно сдавать. Было похоже, что судья требовала от Марии большей точности в ответах, чем мог обеспечить Пэйджит.
– Мне думается, да. Думается, на какой-то момент я вышла из номера за помощью. А потом вернулась, так ничего и не сделав.
Она явно была в замешательстве.
– Это невероятно, но, выйдя из номера, я как будто перестала верить в то, что произошло. Мне представлялось, что, если я вернусь, с ним все будет хорошо и кошмар этот кончится.
Кэролайн Мастерс молчала, ждала продолжения. Мария, лишенная возможности отвечать по заготовленной схеме, вынуждена была импровизировать. Краем глаза Пэйджит видел, что Марни Шарп что-то лихорадочно пишет.
– Я была как лунатик, – продолжала Мария. – Бродила по номеру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Судья не отрывала от нее взгляда.
– Это было так грубо, – доверительно, словно ей одной, произнесла Мария. – Говорят, для некоторых мужчин половой акт – это акт насилия, а не любви. И я поняла, что Марк Ренсом хочет совершить именно акт насилия – против меня, против того, кем и чем я была: женщиной, добившейся успеха, женщиной, которой могли восхищаться другие женщины.
Ее голос сделался жестким:
– Идеалом Марка Ренсома была женщина-рабыня, свободную женщину он ненавидел. Его возбуждало уже одно то, что он заставил меня слушать рассказ о моральном падении Лауры Чейз. Он хотел сломать мою волю.
Пэйджит увидел, как Шарп стала подниматься со своего места, но потом раздумала.
– Что вы сказали ему? – спросил он Марию.
– Ничего. – Мария смотрела на Кэролайн Мастерс. – Я ничего не сказала.
– А мистер Ренсом сказал что-нибудь?
– Что если я вступлю с ним в половую связь, кассета моя. – Повернувшись к Пэйджиту, она закончила тихо: – Но если я не соглашусь, мои секреты станут известны всему миру.
– И вы отказались.
– Не сразу. Я была слишком напугана.
– Что же вы ответили?
Она опустила взгляд:
– Что я помогу сделать рекламу его книге о Лауре Чейз.
– Но он не согласился?
Мария покачала головой.
– Он сказал, что это еще одна вещь, которую я сделаю для него. – Голос Марии упал почти до шепота. – Но вначале я разденусь перед ним, как Лаура.
– И вы отказались?
– Нет, я ничего не сказала ему. – Она заговорила, словно рассуждая сама с собой. – Меня как будто вела интуиция. Я знала, что не позволю ему сделать из меня Лауру Чейз. – Она вновь обернулась к судье, заговорила торопливо: – Это не путь разума. Это путь ощущений. Помнится, я подумала тогда, что этому не будет конца – если я уступлю ему сейчас, он будет принуждать меня всякий раз, когда ему захочется, пока моя жизнь не станет такой, что не стоит и жить. Я вспомнила, каких усилий мне стоило стать тем, кем я стала, и подумала, что за это стоит бороться. Подумала и о тех женщинах, которые уступают мужчинам типа Ренсома, – кто из-за работы, кто из-за детей, кто из-за денег, а кто и просто из-за того, что от страха теряет способность сопротивляться. – Голос ее окреп. – Какой-то глубинный инстинкт вызвал во мне желание бороться – во что бы то ни стало. Я знала, что, если уступлю ему, я пропала. Навсегда.
Пэйджит подумал о людях, что смотрят телевизор, о Маккинли Бруксе, который, глядя на ярость этой женщины, на ее страстное лицо, обращенное к судье, не может не понимать, что их обвинение – политический просчет.
– И что вы сделали? – спросил Пэйджит.
– Я схватила свою сумочку. Хотела уйти, чтобы не превратиться в существо, живущее ощущениями, а не разумом. Уйти, пока не сломлено мое "я". – Мария глубоко вздохнула. – Ренсом кружил вокруг меня.
Пэйджит шагнул к ней, произнес тихо:
– Что было дальше?
Мария оправила юбку – рефлекторное движение, помогающее женщине справиться с волнением. Угловым зрением Пэйджит снова увидел Карло, его напряженное, страдающее лицо. Зал молчал.
– Я все еще держала в руке свою сумочку, – произнесла Мария тихим голосом. – Неожиданно он оказался надо мной, потянул с меня колготки. Лаура как раз рассказывала, как двое совершали с ней половой акт, в то время как третий наблюдал.
В зале раздался чей-то нервный кашель.
– Было ощущение нереальности происходящего, – продолжала Мария. – Какой-то частью своего сознания я слышала голос Лауры Чейз, ощущала колкую щетину его подбородка, запах шампанского в его дыхании. Я до сих пор ясно помню все это. – Она коснулась лба, как бы силясь припомнить забытые подробности. – Другой человек во мне инстинктивно сопротивлялся Ренсому. Но у меня такое ощущение, что та, другая женщина обеспамятела от шока. И у меня остались только фрагментарные воспоминания.
– А когда вы разговаривали с инспектором Монком, воспоминания были ярче?
– Нет. Дело не в памяти, дело в том, что я была травмирована. И, пожалуй, последствия травмы сильнее ощущались во время разговора с Монком.
Подняв глаза, Пэйджит увидел немигающий взгляд судьи Мастерс, устремленный на Марию и как будто высматривающий истину. Похоже, слушания начинали тяготить ее, беспокоила необходимость принятия решения, недоступного простому разумению.
– Вы помните, – спросил Пэйджит, – как были нанесены царапины, о которых говорила доктор Шелтон?
– О некоторых. Не обо всех. – Повернувшись к Шарп, она проговорила холодным тоном, отчетливо произнося каждое слово: – Одно могу сказать со всей определенностью: я не наносила их после смерти Марка Ренсома. Ни единой.
Последняя фраза была произнесена с убедительным гневом; пока, подумал Пэйджит, выступление Марии почти безупречно.
– Есть ли какие-нибудь ушибы и царапины, которые запомнились больше других?
– Да. – Мария коснулась скулы. – Первый удар по лицу. Я очень отчетливо помню его.
– А почему?
– Потому что он был нанесен неспешно и злобно. – Она помолчала. – И потому, что Ренсом сделал это с явным удовольствием.
Пэйджит увидел, как подалась вперед Кэролайн Мастерс. Он догадывался, о чем она думает – это была травма, которую Элизабет Шелтон как раз и не могла объяснить и нанесенная мужчиной, получавшим наслаждение от игр со связыванием и от притворного изнасилования.
– Скажите, пожалуйста, как был нанесен удар?
– Я лежала на спине. Одной рукой он давил мне на грудь, прижимая к полу, и смотрел с такой ненавистью, что я даже на минуту перестала сопротивляться. – Голос Марии стал тише. – От воспоминания об этом мгновении и его взгляде у меня до сих пор кровь стынет в жилах.
Она смолкла, как будто заново все переживая, потом добавила медленно, подчеркивая каждое слово:
– Именно так я и рассказывала инспектору Монку.
Пэйджит увидел, что сидевшая слева от него Марни Шарп хмурится: Мария выступала отлично, Шарп нечего было возразить.
– Как подействовал на вас удар Марка Ренсома?
Мария заговорила монотонно:
– Моя голова дернулась, я ударилась затылком об пол. Болью пронзило скулу и глаза. Сделалось темно – я думаю, он начинал душить меня. – Она замолчала, словно в недоумении. – Наверное, я теряла сознание. Следующее, что помню: мои ноги раздвинуты, а он стоит на коленях между ними. Брюки у него спущены.
– Что он делал?
Мария смотрела куда-то в глубину зала.
– Он почему-то замер. Голову наклонил набок. И тут я снова услышала Лауру Чейз. – В голосе зазвучало изумление. – Он слушал ее. Будто ждал от нее подсказки. – Судья Мастерс смотрела задумчиво – в рассказе явно прослеживалась параллель с последним сексуальным переживанием Мелиссы Раппапорт. Мария закончила: – Как я уже говорила инспектору Монку.
Получилось хорошо, думал Пэйджит, своим выступлением Мария выгодно оттенила факты, сообщенные ею полиции и подтвержденные либо экспертизой, либо показаниями других свидетелей. С каждой минутой несообразности, подмеченные Шарп, казались все менее заметными и менее существенными.
– У него была эрекция? – спросил Пэйджит.
– Да. – Мария на мгновение закрыла глаза. – Слушая Лауру, он держал его в руке.
– И было похоже, что он готов вонзиться в вас?
Мария открыла глаза:
– Да.
Кэролайн Мастерс подалась вперед:
– Не могли бы вы рассказать, как получилось, что Марк Ренсом был застрелен? Постарайтесь придерживаться только фактов.
Мария обернулась к ней, словно удивленная ее вмешательством.
– Марк Ренсом был убит, – ответила она, – из-за того, что отвлекся на слушание Лауры Чейз.
Судья нахмурилась:
– Не могли бы вы объясниться?
– Когда он стал слушать, это было как передышка. У меня будто наступил момент прояснения. Я почувствовала в руке ремешок сумки. И неожиданно вспомнила, что в ней. – Мария закончила смущенно: – Пистолет. Пистолет, который я купила.
Пэйджиту показалось, что произнесла она это таким тоном, как будто говорила о предмете, внушающем изумление и ужас.
– Как вы достали его? – спросила судья.
Пэйджит теперь ничем не мог помочь, он никак не ожидал, что Кэролайн Мастерс прервет поток вопросов, которые они придумали и отрепетировали так, чтобы они казались естественными.
– Я слышала голос Лауры, – ответила Мария. – Она говорила что-то типа: "Он хотел, чтобы они поимели меня разными способами". И тогда я догадалась. "Вы возьмете меня, – сказала я ему. – Я дам вам любым способом, каким захотите". – В словах Марии звучала горечь. – Было видно, что он очень доволен – мое согласие привело его в восторг. И тут я добавила: "Но только если вы будете пользоваться резинной".
Судя по виду Кэролайн Мастерс, она была очень удивлена – кажется, способностью Марии сохранять присутствие духа в такой ситуации.
– И что он ответил?
– Он рассмеялся. – Мария помедлила. – Потом я сказала, что у меня есть одна в сумочке. Похоже, это удивило его. Не успел он ответить, как я полезла в сумку. – В голосе ее послышалась усталость. – Тогда он снова толкнул меня, но пистолет уже был у меня в руке.
Внезапно она смолкла.
– Что было потом? – спросила судья Мастерс. Мария пристально смотрела на свои руки.
– Он схватил меня за запястья, держал. Я ударила его коленом. – Она разомкнула губы, не произнеся ни слова, потом тихо сказала: – Пистолет выстрелил.
Судья смотрела на нее. Ровным тоном задала вопрос:
– На каком расстоянии вы были?
Мария покачала головой:
– Больше я ничего не знаю. Просто не знаю.
– Но вы говорили полиции: два или три дюйма.
Мария беспомощно пожала плечами.
– Я хотела как лучше, – устало выговорила она. – Я старалась ответить на их вопросы. Не думала, что они придадут такое значение неверному ответу. – Она снова передернула плечами. – Я ударила его коленом. Он мог падать на спину, когда пистолет выстрелил. Допускаю, что я неправильно рассуждаю. Хотела бы вам объяснить. Но не могу.
Пэйджит увидел слезы в глазах Марии. Но смотрела она на Кэролайн Мастерс не мигая. Та мягко спросила:
– Он не касался руками пистолета?
– Может быть, и касался. Но полиции я ничего об этом не говорила. Что я помню – так это руки, сжавшие мои запястья.
– Вы закрывали окно шторами?
Мария, кажется, не заметила внезапной смены темы. Медленно ответила:
– Да.
– До того, как пистолет выстрелил, или после?
– По-моему, после. – Мария помолчала. – Все происходившее кажется таким смутным. Единственная ассоциация, которая возникает у меня в связи с окном, – мне было стыдно за то, что случилось. Я знаю, в этом нет никакого смысла.
Она провела рукой по лбу.
– Тем не менее я была одета. Он не снимал с меня одежду. Не знаю, кого видел тот человек.
– Мистер Хаслер, – напомнила судья Мастерс. – Но это вас видел мистер Тэнш? Возле номера?
По наступившему молчанию Пэйджит понял, что система их подготовки начинает медленно сдавать. Было похоже, что судья требовала от Марии большей точности в ответах, чем мог обеспечить Пэйджит.
– Мне думается, да. Думается, на какой-то момент я вышла из номера за помощью. А потом вернулась, так ничего и не сделав.
Она явно была в замешательстве.
– Это невероятно, но, выйдя из номера, я как будто перестала верить в то, что произошло. Мне представлялось, что, если я вернусь, с ним все будет хорошо и кошмар этот кончится.
Кэролайн Мастерс молчала, ждала продолжения. Мария, лишенная возможности отвечать по заготовленной схеме, вынуждена была импровизировать. Краем глаза Пэйджит видел, что Марни Шарп что-то лихорадочно пишет.
– Я была как лунатик, – продолжала Мария. – Бродила по номеру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96