– Эта кассета будет использована в качестве улики в том случае, если мисс Карелли сама лишит себя привилегии, проистекающей из закона о врачебной тайне, наделав грубых ошибок во время дачи показаний. Понятно?
– Иными словами, – продолжила Шарп, – если при даче показаний мисс Карелли как-то исказит содержание кассеты, присяжные заслушают ее, эту кассету, на открытом заседании. – Она бросила на Пэйджита быстрый взгляд: – Ее или другую кассету – если мы ее найдем.
Пэйджит заговорил сдавленным голосом:
– Я уже сыт инсинуациями мисс Шарп. Что касается ее предложения, считаю невозможным установить заранее какие-то правила. Поскольку в этом случае лишение Марии Карелли привилегии, связанной с врачебной тайной, будет целиком и полностью зависеть от того, что она скажет.
– Это верно, – согласилась судья. – И все же, если я обнаружу, что какое-то заявление мисс Карелли подпадает под формулировку мисс Шарп, я лишу ее этой привилегии. Поскольку – я должна это особо подчеркнуть до того, как мисс Карелли начала давать показания, – закон о врачебной тайне распространяется на соответствующую информацию, но не на факт лжесвидетельствования.
– Извините меня, Ваша Честь, – перебил Пэйджит. – Но, кажется, мисс Шарп достигла своей цели: то, что записано на пленке, прочно внедрилось в сознание судьи, и мисс Карелли подвержена теперь максимальному риску.
Кэролайн Мастерс пожала плечами:
– Я уже сделала замечание обвинителю. Но вы же сами хотели этого слушания, мистер Пэйджит. – Она обернулась к Шарп: – Что я теперь сделаю, так это возьму кассету в суд на хранение. Так будет лучше для всех.
– Это попросту беспримерно, – запротестовала Шарп. – Ведь наш офис в состоянии принять все необходимые меры для ее сохранности.
– Как и я. Что-нибудь еще?
Шарп, подумав, ответила:
– Нет, Ваша Честь.
– Мистер Пэйджит?
– Нет, Ваша Честь. Благодарю вас.
– В таком случае расстаемся до завтра. – Кэролайн сделала паузу. – Я не все о вас узнала, но узнала достаточно.
Стенографистка ушла. Судья встала, тоже собираясь уходить, потом, как бы вспомнив о чем-то, повернулась к Пэйджиту:
– Вот что я хотела сказать вам, мистер Пэйджит: отношение к вам в суде не изменится после прослушивания этой записи. Меня совершенно не волнует то, что вы знали или не знали пятнадцать лет назад. И я сожалею, что мисс Шарп проделала это. – Она мельком взглянула на Шарп. – Личная жизнь – это довольно сложная материя, и то, что было когда-то между вами и мисс Карелли, должно остаться в прошлом. Я знаю, что ваш сын бывает на слушании, и понимаю, насколько вам сейчас тяжело.
Какое-то мгновение Пэйджит был не в состоянии говорить. От Кэролайн Мастерс он ждал всего, но не сочувствия.
– Я благодарен вам за это, Ваша Честь. Она смотрела на него.
– Но я хотела вам сказать о другом. Со всей откровенностью, чтобы вы могли правильно оценить свое положение. – Помедлив, она закончила мягко: – Вы проделали трудную работу. Но вы проигрываете.
Пэйджит смотрел в стакан с мартини. Неразбавленным, без льда. Первый за последние недели.
– Вы проигрываете, – сообщил он Терри, – комментарии излишни.
Они сидели в ресторане на верхнем этаже здания, смотрели, как на город опускаются сумерки.
– Фраза понятна, – ответила Терри. – Но подразумевать она может "скорее всего, ваши свидетели провалятся" или "вам лучше пойти на мировую с Шарп, тогда у вас будет шанс". Либо третье – "не подвергайте Марию перекрестному допросу – непременно проиграете, лучше потратьте время на подготовку и суду".
– Думаю, какой-нибудь из двух последних вариантов.
Может быть, оба, – согласился Пэйджит.
– Я тоже так думаю. К сожалению.
Он слегка улыбнулся:
– Это одно из качеств, за которые я вас люблю, Терри. Вы откровенны.
Она поставила на стол бокал с вином и как будто всматривалась в его содержимое. А он рассматривал ее: изящные черты лица, серповидные зеленые глаза, тонкий нос, который мог не нравиться только ей. Перед ним была умная, не терявшаяся в любых жизненных обстоятельствах женщина, хорошо разбиравшаяся в ком угодно, только не в себе.
И снова мысли Пэйджита обратились к предстоящим делам.
– Проблема в том, – проговорил он, – что Мария не пойдет на это соглашение. Даже если они предложат его.
Терри продолжала разглядывать свой бокал.
– Вы нейтрализовали кассету, – мягко сказала она. – Это самое большее, что вы могли сделать.
– Кассету нейтрализовала Кэролайн. По крайней мере, на какое-то время.
Она взглянула на него – во взгляде была скрытая тревога, Пэйджит заметил, что она колеблется между желанием пожалеть и желанием ободрить его.
– Завтра наша очередь. А помните, мы ведь не рассчитывали выиграть предыдущий тур? И Кэролайн хорошо к вам отнеслась.
– К моему удивлению, хорошо. – Он помолчал в задумчивости. – Для меня судья Мастерс – загадка. Ощущение такое, что она руководствуется не только рассудком, но каковы ее мотивы, я не имею ни малейшего представления. Не знаю даже, что она за человек. Поэтому для меня она непредсказуема.
– И не пытайтесь разобраться, Крис. Я думаю, проблема не в ней, есть о чем подумать и кроме нее.
– Я знаю. – Забота Терри напомнила ему, что у нее есть свои, домашние проблемы. – Как дела дома? Как Елена?
– У Елены все великолепно. – Терри помолчала. – И дома о'кей. Ричи только не может понять, как важны эти слушания, он все сводит к личным отношениям.
Да есть ли что-нибудь, подумал Пэйджит, что Ричи не сводил бы к личным интересам, а точнее, к себе самому, драгоценному Ричи?
– Трудно, должно быть, приходится?
Терри пожала плечами:
– Просто стараюсь не обращать внимания. Еще две недели, и все войдет в прежнее русло.
В ее голосе было безразличие. Но в нем прозвучала искренняя озабоченность, когда она спросила:
– Как Карло?
– Слишком погружен в свои мысли. Переживает случившееся. – Пэйджит уставил неподвижный взгляд в окно. – Меня все больше страшит день, когда она начнет давать показания. Каждый раз, как я принимаюсь натаскивать ее к допросу, открываются все новые и новые проблемы. Не говоря уже о том, что Шарп продолжает извлекать на свет Божий новые факты. Все это беспокоит меня, и прежде всего из-за Карло. – Он повернулся к ней: – Каждый день, Терри, идя в зал суда, я испытываю страх.
Терри молча кивнула, потягивая вино.
– Извините, – проговорил немного погодя Пэйджит. – Кроме вас, мне некому все это сказать.
Терри посмотрела ему в глаза:
– Это тоже наша подготовка, Крис. Хотя, конечно, самое главное – готовиться непосредственно к процессу.
– Мне повезло. Вы не только без видимой скуки слушаете о моих проблемах, но и находите великолепные тактические ходы для ведения допроса. – Пэйджит улыбнулся. – Не исключено, что вы нанесли смертельный удар индустрии колготок.
Он увидел ее ответную улыбку. На мгновение уныние, казалось, оставило его, но тут же вернулись мысли о кассете, о Карло.
Терри посмотрела на часы:
– Как раз сейчас, наверное, Мелисса Раппапорт приехала в гостиницу. Я все думаю: неужели Кэролайн захочет заслушать ее на открытом заседании?
– Скорее всего, нет. – Пэйджит допил свой бокал. – Я лишь надеюсь, что судья будет вспоминать ее каждый раз, как вспомнит голос Марии на кассете.
Часть пятая
ЗАЩИТА
12 февраля – 17 февраля
1
– Он сказал, чтобы я раздевалась перед ними, – пробормотала Лаура.
Ее прокуренный голос звучал жалобно, скорее смущенно, чем возмущенно. Кэролайн Мастерс подняла взгляд от кассеты и взглянула на Терри.
– Что это? – тихо спросила она.
Терри молчала, не в силах оторваться от картины, представшей перед ее мысленным взором: Лаура Чейз, лежащая на белой кушетке в белой комнате, за ней Стайнгардт – его не видно, только голос.
– Послушайте, пожалуйста, Ваша Честь. Думаю, мы сможем доказать, что это имеет отношение к делу.
– И вы разделись? – Это снова Стайнгардт.
– Постепенно. – Долгая пауза. – Джейми говорил мне, что снимать и как двигаться.
– Как двигаться?
– Да. Они смотрели, а я танцевала для них.
– Танцевали?
– Джейми говорил мне, что делать. – Было впечатление, что Лаура не отвечает на вопросы, а говорит сама себе или тому, что от нее осталось. У нее был безжизненный голос. – Когда повернуться, какую часть тела обнажить.
Судья Мастерс посмотрела на Терри:
– Джеймс Кольт?
– Да.
Она медленно покачала головой.
– О чем вы думали, – допытывался Стайнгардт, – когда проделывали все это для него?
– Что я хочу еще выпить. Мы были в комнате отдыха, в доме его друга. Там был бар. У них было все, что нужно.
– И вы продолжали пить.
– Да, джин. И каждый раз снимала с себя что-то еще. Это помогало мне держаться. – Она сухо продолжала: – Когда я сняла трусики и повернулась, чтобы они могли меня рассмотреть, я представила себе, что иду купаться. С ней.
Взгляд судьи Мастерс, казалось, был обращен внутрь ее сознания, как будто в мыслях она была где-то далеко. У Терри взмокли ладони.
– Потом, – прошептала Лаура, – я должна была трогать самое себя.
Пэйджит смотрел в пол. Марни Шарп сидела, скрестив руки на груди. Никто не говорил ни слова.
– Трогать себя? – спросил Стайнгардт Лауру Чейз.
– Вначале соски. Потом делать руками так, как будто я обнаруживаю у себя новые части тела. – Снова пауза. – Спустя некоторое время он сказал, чтобы я села на пол, прислонившись спиной к бару.
– Для чего?
– Я мастурбировала. А они смотрели. Катушка некоторое время вращалась беззвучно.
– Когда я делала это, – пробормотала Лаура, – я закрыла глаза. Тихо, тише собственного дыхания, так, что они не могли слышать, шептала ее имя. Потом кто-то засунул член мне в рот. – Голос Лауры сделался тонким. – Я еще крепче зажмурилась. Я не хотела знать, кто это был. Когда он кончил и я открыла глаза, сенатор Джеймс Кольт протянул мне стакан.
В ее голосе неожиданно появилась злость. Будущий лидер свободного мира, вспомнила Терри, так его называла Лаура Чейз в разговоре с Линдси Колдуэлл. Линдси говорила, что это юмор раба. Но не только юмор – горькая ирония слышалась в этой фразе. Отвращение Терри сменилось гневом.
Все нормально, говорил Джеймс Кольт. И для Марка Ренсома тоже все было нормально, когда он обращался с Марси Линтон так, как дружки Кольта обходились с Лаурой Чейз.
Кристофер Пэйджит взглянул на Терри.
Не отвлекайся, приказала она себе. Надо выиграть дискуссию. Вы прорепетировали ее между собой, и ты смогла убедить Криса.
А Лаура Чейз продолжала говорить.
– Второй разложил меня на ковре и раздвинул мне ноги. – Она заговорила как будто издалека. – Они проделали то, что проделывали со мной в одной картине, когда двое трахали меня, а остальные смотрели. Я стараюсь не вспоминать об этом фильме.
– Вы скупили все его копии, не так ли?
– Надеюсь, что все. – От переживаемого страдания ее голос снова стал мертвым. – Но теперь это уже не имеет значения, не так ли? – Снова молчание, потом Лаура сказал холодно: – Это давно уже не имеет значения.
– Скажите мне, – мягко проговорил Стайнгардт, – было еще что-нибудь?
– Тот другой перевернул меня на живот. – Пауза была долгой. – У него снова был твердый.
– Перевернул вас?
– Да. – В голосе Лауры едва заметно сквозило раздражение. – Они хотели иметь меня по-всякому.
– Вы, наверное, страдали от этого.
– Нет. Мой папаша не раз это проделывал. – Ее голос снова стал равнодушным. – Когда это происходило, я подняла взгляд. Джейми потягивал мартини, наблюдал.
Вздохнув, Кэролайн Мастерс открыла глаза.
– К сожалению, – произнес Стайнгардт, – наше время истекло.
Судья медленно покачала головой. Из магнитофона актриса ответила будничным голосом:
– На следующей неделе я не могу прийти.
– Ничего, Лаура. Позвоните моему секретарю, и мы назначим вам другое время. Нам, конечно же, надо еще поговорить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96