Пэйджит подлил вина в оба бокала.
– По той же причине, по какой не могу считать, что у меня было очень уж прекрасное детство. Часто люди обходятся со своими детьми так же, как родители обходились с ними. У моих родителей тоже были родители – и почему я вправе думать, что я чем-нибудь лучше?
– И тем не менее вы лучше.
Он пожал плечами:
– Иногда человек может превзойти сам себя. Если для этого есть достаточно веские причины.
– И Карло был такой причиной?
– Да, – помедлив, ответил Пэйджит. – Карло был такой причиной.
Снова он говорил с видимой неохотой, и Терри поняла, что почему-то Пэйджит сказал ей больше, чем было в его обычае; наверное, теперь, чтобы восстановить равновесие, ей следовало отплатить такой же откровенностью.
– А у нас родители дрались, – сказала она. – Точнее, дрался отец, а мама нас старалась защитить.
– А почему он дрался?
– Пил. Напившись, свирепел. – Терри подняла на него глаза. – Я об этом никогда никому не рассказывала.
Пэйджит внимательно посмотрел на нее:
– А почему?
– Трудно сказать. В детстве понимаешь, что в семье не хотят, чтобы посторонним стало известно. Потом привыкаешь скрывать. – Она прижала ладонь к груди. – Умом все понимаешь. Но ощущаешь в этом…
– И ваша мама не ушла от него?
– Нет. Она – католичка и, что бы ни случилось, не нас было пятеро. Я старшая, двое до сих пор живут дома, с мамой.
– А как она это делала? Я имею в виду – как она вас защищала?
– Знаете, она всегда была настороже. Когда отец напивался, ему мерещились обиды и оскорбления там, где их и в помине не было. И в любой момент можно было получить пинок. Помню, маленькой я закрывала глаза и уши. – Терри скрестила руки на груди. – Иногда мама просто закрывала нас собой. Но чаще всего делала так, чтобы мы не попадались ему на глаза, старалась сохранить покой в семье, чтобы мы могли заниматься своими уроками, играми. Отец видел в этом чуть ли не заговор. А она просто делала то, что должна была делать.
Взгляд Пэйджита стал задумчивым:
– А что вы вынесли из этого?
– То, что я ничего не могу сделать для нее.
– Я другое имел в виду – для себя.
Терри провела кончиком пальца по ободу бокала.
– Что надо избегать драк, – наконец произнесла она. – И самой улаживать свои дела.
– Само собой разумеется. – Тоном голоса Пэйджит как бы подвел итог сказанному – Расскажите мне о Елене.
У Терри появилось ощущение, будто в животе у нее затянулся тугой узел.
– Вы хотите узнать, чему Елена научилась от меня?
Он покачал головой:
– Это ваше сугубо личное дело, Терри. Не мое. Я не имею права вникать в подробности вашей жизни.
Она подняла на него удивленные глаза. Его взгляд был почти нежен. Навернувшиеся на глаза слезы поразили ее самое.
– Извините…
Кристофер Пэйджит протянул руку через стол и легко коснулся ее ладони.
– Что с вами? – спросил он. – Вы – мой друг, о'кей? Я про себя так решил, потому что Карло любит вас. Решать за кого-то большая ответственность. Но вот мы вдвоем и можем заключить союз.
И как будто теплая волна неожиданно смыла груз с души Терри, давая свободу и облегчение. Как ни в чем не бывало Пэйджит продолжал разговор.
– Иногда, как сказал Фрейд, сигара – это только сигара, и ничего больше. Я действительно хотел узнать о Елене.
– О, Елена – это чудо. У нее богатое, можно сказать, поэтическое воображение, и живет она своей потрясающей, полной фантазий жизнью. В этом она больше походит на Ричи – я слишком педантична, а поэзии во мне не больше, чем в березовом полене. – Она почувствовала, как, рассказывая о дочке, постепенно успокаивается. – Может быть, как мать, я преувеличиваю, но, мне кажется, Елена станет неординарным человеком – скульптором, или террористкой, или еще кем-нибудь…
– Возможно и такое – выберет для себя вандализм. – Несколько мгновений он размышлял. – Где ее собираетесь учить?
Терри нахмурилась:
– Пока не знаю. Я бы хотела, чтобы у нас было постоянное жилье с хорошей школой поблизости. Но дом нам не по карману.
Ее собеседник посмотрел удивленно:
– Не могу поручиться, но мне кажется, последнее время мы платим нашим помощникам достаточно. Хотя вы по своей деликатности и не говорили, но, как мне представляется, вы ушли из полицейского управления не ради моего обаяния, а чтобы получать вдвое больше.
Она улыбнулась:
– Да, это было из-за денег. И я не жалуюсь. Но Ричи именно сейчас работает дома.
– А что он делает?
– Хочет основать собственную компанию. Он на самом деле очень способный, изобретательный, с богатым воображением. Как и у Елены, у него свой взгляд на вещи, я на это не способна. Мне кажется, таким людям трудно работать на других.
– Вы готовы сделать заказ? – спросила официантка. Пока Пэйджит делал заказ, Терри осматривалась. За столиками сидели попарно, по четверо; одни улыбались, другие были серьезны, погружены в раздумья, профили посетителей отражались в зеркалах. Последнее время Терри и Ричи очень редко обедали вне дома вдвоем; когда такое случалось, Терри развлекалась тем, что вглядывалась в лица присутствующих и пыталась представить себе их жизнь. Иногда, выбрав мужчину и женщину, старалась отгадать, что у них за свидание, почему они вместе. И потому теперь ее занимало: что она думала бы, глядя на себя и Кристофера Пэйджита со стороны.
– О чем задумались? – прервал он ее размышления. – Не о том ли, что вам пора прибавить зарплату?
Терри улыбнулась:
– Я думаю о том, что мне здесь нравится.
Пэйджит согласно кивнул.
– Я люблю места, где спокойно. Там, где шум, у меня возникает ощущение, что я со своими родителями. – Он сделал паузу. – Что касается повышения зарплаты, у нас ее пересматривают ежегодно. Вы на хорошем счету, а это повышает ваши перспективы стать собственником.
Терри смотрела в стол.
– Спасибо. Очень любезно с вашей стороны, что вы проявляете к этому интерес. Но у нас есть и другие траты.
– Ричи присматривает за ребенком днем?
– Нет. – Она помедлила. – Он дома работает.
Лукавый взгляд исчез, лицо ее спутника ничего не выражало. Терри поняла, что Пэйджит хочет скрыть свои мысли.
– Надеюсь, вы решите все ваши проблемы, – проговорил он наконец. – Кажется, ваша Елена – ребенок и в самом деле необычайный. Знаете, когда Карло стал жить со мной, я решил, что самое главное для него – учеба и стабильные условия жизни. И ради этого не жалко усилий.
Терри заколебалась. Нет, здесь и сейчас было бы неуместно обсуждать ее разногласия с Ричи, который убежден, что у детей гибкая психика и они могут быть счастливы где угодно.
– Что касается денег, – весело сказала она, – то "усилия" могут быть разными. У вас, наверное, есть собственная железная дорога или что-то в этом роде?
Пэйджит рассмеялся:
– Все железные дороги Америки принадлежат правительству, включая и прапрадедушкину. Что касается денег, которые я унаследовал, я никогда к ним не притрагивался.
Несколько мгновений Терри молчала, пытаясь понять, не шутит ли он.
– Вы смеетесь.
– Вовсе нет. Вы знакомы с теорией вырождения? По этой теории, если прапрадедушка оставил после себя кучу денег, он породит тем самым целых три поколения наследников, которые будут самыми никчемными из всех когда-либо живших на земле. Это как проклятье. Закончив университет, я сказал себе, что моя единственная возможность чего-то достичь в жизни – делать деньги самому. Чем я и занимаюсь.
– Значит, когда Карло говорит, что вы очень упорно работаете…
Пэйджит кивнул:
– Печально, но факт.
На минуту Терри почувствовала замешательство, пытаясь разобраться в том, насколько меняется ее представление о нем. Ей пришло в голову, что Кристофер Пэйджит один из немногих, кто точно знает, какое место хочет занимать в этом мире, и ничто не в состоянии помешать ему. Наконец она спросила:
– А что вы делаете со всеми этими деньгами?
– Исключая траты на подарки по случаю, это все для Карло и других детей, которые теоретически у меня могут быть. – Пэйджит снова улыбнулся. – Мой фокус в том, что, в соответствии с моей философией и юридическими законами, деньги получат его дети – и произойдет это в будущем настолько отдаленном, насколько я смог отсрочить действие проклятья. Карло будет получать очень приличный доход, но только когда я умру. К тому времени, надеюсь, он сумеет что называется, воспитать характер.
Терри тоже улыбнулась:
– Это ужасно. Карло знает об этом?
– Да, я рассказал ему. Именно в этом году он смог ознакомиться с духовными аспектами моей теории отцовского долга.
– И что он сказал?
– Буквально следующее: "Ну тогда нет смысла подсыпать тебе в вино крысиный яд" Меня чуть слеза не прошибла. – Пэйджит рассмеялся. – "Не терзайся, сынок, – ответил я ему. – Зато у тебя есть я" На это он заявил с невозмутимым видом: "Но тебе придется поусердней работать".
– Он на самом деле так сказал?
– Конечно. Но больше всего пугает то, что уже в следующей четверти у него оценки стали лучше.
– Мне нравится наблюдать, как вы подшучиваете друг над другом.
– Так я выражаю свою приязнь, боюсь, что Карло перенял у меня это. – Его тон внезапно стал сухим. – Но должен же я что-то передать сыну. Так получилось, что Карло – последний из Пэйджитов.
– Вам никогда не хотелось еще кого-нибудь?
– Все не было подходящей ситуации, а теперь уже совсем прошло мое время. – Он взглянул на Терри. – А вы с Ричи собираетесь заводить еще одного?
Она потягивала вино маленькими глотками.
– Даже не знаю. – И после небольшой паузы добавила: – Мы ведь и Елену не планировали.
– Да, – заметил Пэйджит, – в наше время планирование рождаемости – проблема, ведь внутриматочные кольца и противозачаточные таблетки могут убить. Будь я Джонни Мур, я бы сказал что-нибудь типа: "Все чудеса современной медицины – это кондомы, кондомы, только кондомы, и ничего больше". Ну а если вы беременны, выбора тоже нет.
– И на самом деле я ничего не могла сделать. – Терри сосредоточенно вглядывалась в бокал. – Пришло время, подумала я. Ричи захотел оформить наши отношения, нам нужно пожениться, сказал он, и детей он хотел. А у меня всегда было желание создать настоящую семью, дружную, и чтобы не было ссор. Для меня это всегда очень много значило.
Некоторое время Пэйджит внимательно смотрел на нее.
– Может быть, это прозвучит бестактно, но не кажется ли вам, что вы пытаетесь с помощью вашей новой семьи навести порядок в прежней?
Терри подняла на него глаза.
– Нет, – тихо ответила она. – Но иногда мне кажется, что я слишком похожа на свою маму.
Пэйджит помолчал, как бы почувствовав, что зашел слишком далеко.
– Возможно, и я слишком похож на кого-то, кто развелся и очень много времени провел в раздумьях – почему так получилось. – Он вздохнул и продолжал: – Должно быть, самое большое отличие моего поколения от поколения наших родителей в том, что они до смерти боялись самокопания, тогда как мы прислушиваемся к малейшим движениям наших ид и эго. Наверное, это скучно.
Есть что-то сверхъестественное, подумала Терри, в том, насколько безошибочно он знает, о чем спрашивать, когда говорить, когда слушать, когда уходить в защиту, прикрываясь самоосуждением. Одно из двух: либо он более чуток, чем старается показать, либо сосредоточил на ней внимание в степени недоступной и нежелательной для нее. Это было неожиданно и немного нервировало.
– Вовсе не скучно, – беззаботно отмахнулась она. – Но я, например, слишком устаю, чтобы подобное могло меня волновать.
– Карло об этом скажите. Иной раз вечером, когда начинаю философствовать на какую-нибудь тему, он ворчит: "Закругляйся".
– Своеобразные отношения.
– Угу. Ребенок безжалостен. Вот о чем можно поговорить.
Терри уже заметила, что Пэйджит не навязывает ей ни степени откровенности, ни ритма разговора. Вдруг она снова почувствовала, что у нее легко на душе, – она была благодарна ему и за вечер, и за все, что он говорил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96