Такое ощущение, что он запустил цепную реакцию. В течение последнего часа я мысленно переходил от Марии к Карло, от Карло к кассете, от нее – к своей собственной грандиозной глупости. О подготовке к прениям сторон даже и не помышлял.
Терри закрыла дверь, стояла, прислонившись к ней, сжимая в руках свою черную сумочку.
– Скажите сначала, что во всем этом для вас самое плохое.
Мгновение Пэйджит молчал. Потом спросил:
– А вы любили когда-нибудь так, что душа болит?
Терри кивнула:
– Елену.
– A я так любил Карло. Когда-то любил его так, считая, что в этом спасение. – Он пожал плечами. – Но в любви нет спасения. Слишком много бед подстерегает нас.
– Вас очень беспокоит то, что будет с Карло.
– Да, что будет с Карло. Хотя, наверное, подход более эгоистичный: что будет с Карло и со мной. – Он помолчал. – Я не хочу того, что может быть. Меня по-прежнему заботит та кассета. И как могла решиться Мария, как другие люди на это решаются – раскрывать душу перед магнитофоном!
Терри смотрела на него.
– Значит, вы все еще боитесь, что они найдут ее.
– Если они продолжают искать. Это вполне в их манере.
– Они никогда не найдут кассету, Крис.
Сказала очень тихо и очень уверенно.
– Мария уничтожила ее?
– Нет. Я нашла.
Что-то в ее голосе удержало Пэйджита от дальнейших расспросов. Терри медленно достала конверт из сумочки.
Подошла к Пэйджиту и положила конверт ему на ладонь.
– Там две кассеты. Одна – Лауры Чейз, она говорит о Линдси Колдуэлл. Вторая – Марии.
Он не спускал глаз с конверта.
– Давно он у вас?
– Меньше часа. – Голос ее был спокоен. – Нашла на почте.
Пэйджит поднял взгляд:
– Мария вам сказала?
Терри покачала головой:
– Я догадалась. Убив Ренсома, Мария положила кассеты в конверт и опустила в почтовый ящик. Вот чем она занималась в коридоре.
– Значит, и здесь она лгала. – Пэйджит провел ладонью по лицу. – Если у нее достало хладнокровия сделать такое, то Бог знает, что еще она могла сделать. И лгать об этом.
Терри отошла от него, села в кресло.
– Я не должна была говорить вам. По крайней мере, сегодня.
– Вы не хотели меня чем-либо беспокоить, тем более этими кассетами. А потом совершенно справедливо рассудили, что порядочному адвокату это не помешает готовиться к схватке с обвинением.
Она подняла на него глаза:
– Хотите, чтобы я занялась этой подготовкой?
– Нет. Вы и так уже сделали более чем достаточно. – Пэйджит внезапно понял, как вял и неповоротлив сейчас его мозг: только произнеся эту фразу, он осознал, как рисковала Терри. – Вы сами взяли эти кассеты?
– Да. Есть специальная кладовая для бесхозной почты.
Пэйджит перевел взгляд с Терри на конверт, потом снова на Терри.
– Наверное, вас заставили где-то расписаться за это.
– Да.
– Значит, они могут разыскать вас.
– Думаю, да. – И голос, и взгляд ее были спокойны. – Но лучше меня, чем вас. Или Марию.
Пэйджит сел рядом с ней. Проговорил тихо:
– Почему вы это сделали?
– Потому что я люблю Карло. И мне нравится, какие у вас с ним отношения. Он и без того немало перенес, я не хочу, чтобы ему еще досталось.
– Но у вас своя жизнь, Терри, свои интересы. Я не хотел вовлекать вас в это.
Терри опустила взгляд:
– Понимаю, что не всегда поступаю соответственно ситуации. Но если бы речь шла о Елене и обо мне, неужели вы не сделали бы то же самое?
Пэйджит смотрел на нее – спокойный, неподвижный профиль, лицо, которому он привык верить.
– Свалите это на меня, – сказал он. – Вы передали мне кассету, за остальное не отвечаете. Вы ничего не знали о том, что я собирался делать с этим, я вам ничего не говорил. Но вы были уверены, что я сохраню их.
Терри слегка улыбнулась:
– Ничего не знала?
– Да. Это вы и должны будете сказать, если спросят. Так мне будет спокойней.
Ее улыбка погасла:
– Хорошо. Если вам так хочется.
– Мне очень этого хочется.
Некоторое время они сидели рядом: Терри смотрела в окно, Пэйджит – на конверт. Наконец она спросила:
– Можно мне помочь вам готовиться?
– Спустя некоторое время. – К нему снова вернулась уверенность. – После того, как я прослушаю эту кассету.
Она взглянула на него:
– Вы хотите это сделать? Сейчас?
– Я не могу не сделать это. Завтра, через день, но я прослушаю кассету, как бы Мария к этому ни отнеслась. – Он помолчал. – Я знаю, это нехорошо. Но она слишком часто лгала мне, слишком далеко заходила в своей лжи, чтобы меня заботило, как она к этому отнесется. А кто может поручиться, что лишь один Стайнгардт знает, что на этой кассете? Если это касается меня и наших вашингтонских дел, я должен это знать.
– Но почему именно сегодня?
– Пока не прослушаю ее, ни о чем не смогу думать.
Терри коснулась его плеча:
– Тогда я пойду. Позвоните, когда буду нужна.
Он взглянул на нее, спросил мягко:
– А если вы мне сейчас нужны?
В ее глазах читалось замешательство.
Она возразила:
– Но вы же не хотели, чтобы я знала, что вы будете делать с ними.
– Правильно. – Он посмотрел в сторону. – Но что я услышу, вы можете знать.
Терри не отрываясь смотрела на него. Спокойно спросила:
– Почему вы хотите, чтобы я осталась?
– Как я сказал, у меня на Марию обида. Но мне не хочется оставаться с этим один на один. – Пэйджит неожиданно почувствовал смущение. – Я всю свою жизнь ни в ком не искал опоры. И завтра буду таким же. Но сегодня мне нужна ваша поддержка.
Она молча кивнула. Потом вынула кассету из конверта:
– Это она.
Он встал, прошел к шкафу, достал магнитофон. Поставил его перед их креслами. Вставляя кассету, бросил беглый взгляд на Терри. Потом нажал на кнопку.
Когда Пэйджит сел рядом с Терри, Стайнгардт спросил:
– Крис знал о вашем соучастии в делах этого Джека Вудса?
Лента потрескивала. Слова Стайнгардта казались порождением бестелесного духа, это напомнило Пэйджиту, как однажды, поздно ночью, он ехал по холмам Пенсильвании, совершая каникулярное путешествие через всю страну, и единственный звук, который мог донести его радиоприемник, – отдаленный голос проповедника.
– Что вы имеете в виду? – тихо проговорила Мария.
Стайнгардт молчал, как будто в замешательстве.
– О вашем участии в попытках помешать расследованию дела Ласко.
– Да. – Голос Марии зазвучал монотонно. – Он знал об этом.
Надолго воцарилось молчание.
– Но, насколько я помню его показания сенату, – медленно произнес Стайнгардт, – он подтвердил вашу непричастность.
– Да, – ответила Мария. – Крис лгал ради меня.
Пэйджит почувствовал, что Терри, взглянув на него, отвела взгляд. Слушать слова Марии, которые она не предназначала для его ушей, было непорядочно. Но, в конце концов, Мария уже рассказывала о кассете, самое худшее из нее ему уже известно.
– Вы знаете, почему Крис лгал? – спросил Стайнгардт.
Снова молчание.
– Одну причину я знаю. В ночь накануне наших показаний я сказала ему, что беременна.
– Карло, его сыном?
Молчание было более долгим.
– Карло. Да.
– Когда вы сказали ему об этом, как он реагировал?
– Мы встретились у мемориала Джефферсона ночью, я не могла разглядеть его лица. Но выразился он достаточно ясно. – В голосе зазвучала горечь. – Он думал, что Карло не его сын. Сказал, что мне нужно сделать аборт.
– А что вы сказали?
– Что он не очень хорошо обо мне думает. И что ребенка я сохраню.
Пэйджит закрыл глаза. Почувствовал прикосновение Терри к своей руке.
– Все хорошо. – Она пыталась успокоить его. – Все это давно позади. Не могли же вы знать, кем для вас станет Карло.
– Значит, аборта вы не хотели? – спросил Стайнгардт Марию.
– Да, так я и сказала Крису. – После паузы она проговорила глухо: – Но если бы он выдал меня, чем бы все это кончилось? Отца бы у Карло не было, а мать была бы в тюрьме.
– Вы говорили это Крису?
– Нет. – Новая пауза. – Это и не нужно было.
– Почему?
– Потому что он начинал верить в это – в то, что я беременна его ребенком. Он иначе стал смотреть на меня, спрашивал, как я себя чувствую. – Пэйджит уловил в ее тоне насмешку. – Он даже предложил мне сесть. Как молодой, неопытный папаша, не знающий, что делать, совершенно растерявшийся.
Слушая, Пэйджит снова переживал те минуты: темнота, подступившая со всех сторон к мемориалу, женщина, которой он не доверял, но которая несла в себе жизнь, ощущение того, что его собственная жизнь теперь должна измениться. И он испытал прежнее волнение.
– Вы любили его? – Снова голос Стайнгардта.
Пэйджит почувствовал взгляд Терри.
– Да, – холодно ответила Мария. – Насколько я в состоянии любить кого-то.
– Вы считаете, что не способны на это?
– Не до такой степени, чтобы потерять над собой контроль или упустить из виду то, чего добиваюсь. Забыться я не имела права. – Снова пауза. – Ошибок я никогда не делала, понятие добродетели для меня не существовало. Да, именно так.
– А как вам казалось, Крис любил вас?
– Не знаю. Крис многим напоминает меня – он очень хладнокровный, всегда сохраняет самообладание. – Мария заговорила совсем тихо: – Меня очень удивило, что он захотел воспитывать Карло.
Терри медленно покачала головой.
– Мария вас никогда не знала, – пробормотала она. – До сих пор не знает.
– Но, может быть, он любил вас, – говорил Стайнгардт. – Может быть, он поэтому помог вам.
– О, это было частично из-за того чувства, которое он ко мне испытывал, из-за ребенка, которого я носила в себе. – Голос ее снова изменился. – А частично из-за того, что я помогла ему отправить Джека Вудса в тюрьму.
– Вы предлагали ему это?
– Нет, не предлагала. Он сам знал, что, если скроет мои прегрешения, я помогу ему посадить Джека. – Снова пауза. – И я знала, как ему этого хочется. Потому что понимала, как он ненавидит Вудса.
Пэйджит обернулся к Терри.
– Она поняла меня, – тихо произнес он. – Гораздо лучше, чем вам представляется.
– Но вы давали показания раньше Криса, – заметил Стайнгардт. – Вы не знали, что скажет он.
– Так было даже лучше. – Тон Марии стал холодным. – Наблюдая за моими показаниями, Крис видел, что я сделала с Джеком. И знал, что, если он выдаст меня, я буду вынуждена защищать себя, вместо того чтобы повторить эти показания в суде.
Она снова смолкла.
– Все, что требовалось от Криса, – солгать обо мне, и тем самым он спасал беременную женщину и уничтожал Джека Вудса. До сих пор не знаю, чего ему больше хотелось.
Пэйджит оцепенел. Все, окружающее его, – просторный офис, панорама залива – казалось, исчезло. Ему представлялась Мария в описанной Терри стерильной комнате, поверяющая их секреты магнитофону.
– Она сказала мне правду, – произнес он, глядя на Терри. – Для нее эта кассета не опасна. Но меня она может уничтожить.
– А Карло? – возразила Терри. – Представьте себе, что он слушает это.
– Джек Вудс, – спрашивал Стайнгардт Марию. – Что стало с ним?
– Все то, что могло произойти и со мной. – Голос сделался жестоким: – Предстал перед судом, признал себя виновным. Три года заключения – самое малое, что за это могли дать. Его карьера была закончена. Юристом он работать уже не мог.
– У него отобрали лицензию?
– Да. – Мария помолчала. – Гораздо хуже то, что он лишился самоуважения. Когда Джен вышел из заключения, он был уже никто.
– Вы когда-нибудь встречались с ним снова?
– Конечно, нет. – Казалось, ее позабавило это предположение. – Кроме того, у меня была своя цель. В тот день, когда Крис Пэйджит и я уничтожили его, началась моя карьера в журналистике.
– Из-за этого вы испытываете чувство вины?
– Не из-за этого. Джек шантажировал меня, поскольку я кое-что знала, заставил помогать ему, пока я окончательно не увязла в этом. Я ничем не обязана ему. – Подумав, Мария добавила более мягко: – Нет, доктор, я здесь по другой причине. Ее мы даже и не касались.
Что-то в ее голосе заставило Пэйджита сжаться.
– Это связано с Карло? – спросил Стайнгардт.
– Отчасти. – Она говорила как-то нерешительно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96