Однако передо мной по-прежнему был старый друг, мудрый и доброжелательный. Лишь глаза его стали еще более печальными и внимательными.
– Помните тот день, когда вы спасли нас с Бараком от разъяренной толпы, что собралась возле дома Олдройда? Вы явились в дом стекольщика, чтобы забрать шкатулку с документами.
Я разразился горьким смехом.
– Уж конечно, вы были неприятно удивлены, когда эта злосчастная шкатулка вдруг выпала у меня из-под плаща. Но не подали виду. Что ж, как я уже сказал, по части лицедейства вы непревзойденный мастер.
– Значит, вы помните, что я вас спас, – подал голос Джайлс. – Прошу вас, и впредь не забывайте об этом.
– Тем временем Дженнет Марлин из кожи вон лезла, чтобы выполнить поручение своего жениха, Бернарда Лока, о котором вы ничего не знали. Тогда, у сторожевой башни в Хоулме, вы подоспели вовремя. Вы успели убить ее прежде, чем она сообщила, что не сумела добыть бумаги.
– Я успел убить ее прежде, чем она убила вас.
– Я был вам необходим. Вне сомнения, вы еще не передали сообщникам похищенные бумаги. И сейчас они находятся в моем доме.
Джайлс вздохнул так тяжело, что, казалось, все его тело содрогнулось от макушки до пяток.
– Мэтью, я проникся к вам искренним расположением, – негромко сказал он. – Да, я вас обманывал, но пошел на это скрепя сердце, ибо другого выхода у меня не было. Тогда, в королевском особняке, я не собирался вас убивать. После у меня было немало случаев с вами разделаться, но я не воспользовался ни одним из них. Вы сказали, что лишь мельком проглядели несколько документов, и я вам поверил. Точнее, заставил себя поверить. Я…
– Вы обманывали меня не из личной неприязни, а по политическим соображениям, – криво усмехнулся я. – Помнится, вы выразились подобным образом насчет королевской шутки.
– Вы себе не представляете, как я терзался. Смерть той женщины легла на мою душу невыносимым бременем.
Джайлс слегка содрогнулся.
– Я не солгал, когда говорил, что никогда прежде не поднимал руку на человека.
– Однако в конце жизни вы совершили убийство дважды. За Дженнет Марлин последовал Бродерик.
– Я помог сэру Эдварду Бродерику совершить самоубийство, потому что знал: он желает умереть. Вам не хуже моего известно, что в Тауэре его ждала смерть, сопряженная со страшными мучениями. И я ничуть не сожалею о том, что избавил его от этих мучений. Я хорошо знал сэра Эдварда со времен заговора, в котором мы оба принимали самое деятельное участие. Помните, как на пристани в Халле мы увидели его, закованного в цепи? Тогда он взглянул на нас и кивнул. Вы решили, что он кивнул вам. На самом деле он приветствовал меня. Я сумел прочесть в его глазах немую просьбу. Мне было известно, что в Йорке он дважды пытался убить себя, и я решил, что мой долг – помочь ему. Но проходила ночь за ночью, а я не мог исполнить свое намерение. Наконец мне выпала такая возможность, и я ею воспользовался. Да, это я ударил Редвинтера, вынул ключи у него из кармана и помог Бродерику сунуть голову в петлю. Мне было жаль его, безумно жаль. Но я знал, смерть для него – наилучший выход. И он тоже это знал.
Джайлс расправил плечи.
– Это был человек редкого мужества, – проронил он.
– В этом я не сомневаюсь, – кивнул я и спросил, нахмурившись: – Но откуда вы взяли силы? Во время плавания вы почти не вставали с постели.
– Вы сами знаете, состояние мое переменчиво, и слабость сменяется приливами бодрости, – с грустной улыбкой ответил старик. – Во время плавания я чувствовал себя вовсе не так скверно, как хотел показать.
– Господи боже, вы самым бессовестным образом водили меня за нос, – прошептал я.
– Поймите, я не мог иначе. Не мог оставить сэра Эдварда без помощи. Я знал, что во время пыток он будет держаться до конца и не выдаст тайны, которая имеет ко мне самое прямое отношение. И я должен был избавить его от столь ужасной участи.
В комнате вновь повисла тишина, нарушаемая лишь шелестом дождя.
«И где только черти носят Барака?» – со вздохом подумал я.
– Значит, Бродерик все знал, – прервал я молчание. – Знал, кто вы на самом деле.
– Теперь вы тоже знаете это, Мэтью? – спокойно спросил Джайлс.
– Да, – кивнул я. – После того как я узнал о вашем обмане, я долго ломал себе голову, пытаясь найти причины, побудившие вас затеять со мной столь рискованную игру. И понял, что ключ к разгадке – признание Эдварда Блейбурна. Помните старого брата Сванна из Халла? Он рассказал мне, что, согласно преданию, Блейбурн был настоящим отцом короля Эдуарда Четвертого.
– Господи боже, ну и память у этого старика! – вздохнул Джайлс. – Я думал, все, до кого могли дойти подобные слухи, давным-давно в могиле.
– За исключением брата Сванна. Я не стал передавать вам его рассказ, ибо не хотел создавать вам новых проблем. Излишняя осведомленность чревата опасностью. Так я рассуждал тогда. Откуда мне было знать, что все подробности этой истории вы знаете куда лучше меня, – добавил я с горькой усмешкой.
Джайлс выпрямился, и в голубых его глазах сверкнули искры.
– Вы правы, Мэтью, излишняя осведомленность чревата опасностью, – произнес он. – И потому в ваших собственных интересах не задавать мне вопросов. Давайте прекратим этот разговор, пока не поздно. Позвольте мне уйти из вашего дома. Обещаю, вы больше никогда меня не увидите.
– Боюсь, мне нет нужды задавать вам вопросы, Джайлс. Я догадался обо всем сам.
Он откинулся на спинку кресла, устремив на меня сокрушенный взгляд.
– Помните, в Хоулме вы показали мне могилу своих родителей? К счастью или к несчастью, я обладаю превосходной памятью. Имя вашего отца, на которого, по вашим собственным словам, вы чрезвычайно походите внешне, – Эдвард. Надпись на могиле сообщала, что он родился в тысяча четыреста двадцать первом году. К моменту вашего рождения ему было почти пятьдесят. Вы еще сказали, что были посланы ему под старость. Значит, в тысяча четыреста сорок втором году, когда родился король Эдуард Четвертый, ему был двадцать один год. Вполне достаточно, чтобы произвести на свет сына. Полагаю, ваш отец – не кто иной, как Эдвард Блейбурн.
– Вы правы, – просто ответил Джайлс. – Король Эдуард Четвертый – мой сводный брат, значительно превосходящий меня годами. Нынешний король, таким образом, доводится мне внучатым племянником. Когда я увидел его в Фулфорде, различил печать злобы и порока на его лице, ощутил исходящий от него запах разложения, я понял, что древнее пророчество исполнилось и Англией правит король-еретик. Сама мысль о существующей меж нами кровной связи мне отвратительна. И я всей душой ненавижу этого фальшивого короля, который на самом деле является потомком простого лучника.
– А когда вы узнали правду о вашем отце?
– Если вы настаиваете, Мэтью, я все вам расскажу.
Голос Джайлса звучал размеренно и невозмутимо, лишь сверкающие глаза выдавали охватившее его волнение.
– Возможно, вы поймете меня и простите за то, что я злоупотребил вашей дружбой. Возможно, вы даже признаете мою правоту.
– Говорите.
– Как я и сказал вам тем памятным вечером в Хоулме, детство мое было счастливым и безоблачным. Я знал, что отец мой перебрался в эти края за много лет до моего появления на свет. Думаю, в молодости он был настоящим красавцем, вроде молодого Ликона. Высокий, стройный, белокурый. О прошлом своем он никогда не распространялся, упоминал лишь, что родился в Йоркшире. И я думать не думал, что имя Ренн, которое носил отец и которое он передал мне, является вымышленным.
– Перебравшись на новое место, сменить имя не трудно, – вставил я.
– Вскоре после того, как отец перебрался в Хоулм и приобрел там ферму, он женился в первый раз. Брак его остался бездетным. Когда отцу было уже за сорок, жена его скончалась от чахотки. В заболоченной местности подобный недуг встречается весьма часто. Год спустя отец женился на моей матери. Я был их единственным ребенком.
Джайлс скатал из хлеба шарик и принялся вертеть его в пальцах.
– Когда мне исполнилось семнадцать, я отправился в Лондон изучать закон. А на следующий год, на Рождество, поехал навестить родителей. Это было в тысяча четыреста восемьдесят пятом. За четыре месяца до этого граф Ричмонд, впоследствии ставший отцом нынешнего короля, разгромил Ричарда Третьего в битве при Босуорте и взошел на престол под именем Генриха Седьмого. Отца я застал на смертном одре, – продолжал Джайлс, и впервые за все время голос его дрогнул. – Он рассказал мне, что год назад обнаружил у себя в боку опухоль, которая, разрастаясь, высосала все его силы.
Рука Джайлса непроизвольно потянулась к собственному боку.
– Лекарь не скрыл от отца, что недуг неизлечим и ему остается лишь готовиться к смерти. Я горько сожалел о том, что он не сообщил мне о своей болезни ранее. Но, думаю, подобно вашему отцу, он не хотел тревожить меня, отвлекать от занятий и развлечений, которым я предавался в Лондоне.
Как-то ночью отец позвал меня. Дни его были уже сочтены, тело, некогда столь сильное, превратилось в обтянутый кожей скелет. То же самое происходит со мной, – вздохнул Джайлс, глядя на раскрошившийся хлебный шарик. – Ночь выдалась холодная, повсюду лежал снег. Казалось, вся земля погружена в сон и безмолвие. В ту ночь отец открыл мне тайну, которую хранил больше сорока лет. Он хотел, чтобы я записал с его слов признание, и я выполнил его просьбу. Вы хотите, чтобы я повторил это признание вам?
– Да, – кивнул я.
Рука Джайлса коснулась кармана камзола. Несомненно, там он держал нечто важное. Поймав мой взгляд, он слегка нахмурился.
– Документ, написанный мною под диктовку, гласил, что настоящее имя моего отца – Эдвард Блейбурн, он является отпрыском бедной семьи и ведет свой род из Кента. Подобно многим юношам, вынужденным с молодых лет зарабатывать себе на жизнь, он поступил на королевскую службу и стал лучником. Шли последние годы войны с Францией, Жанна д'Арк уже была сожжена, и вся Франция поднялась против нас. В тысяча четыреста сорок первом году отца моего отправили в Руан. Герцог Йоркский, возглавлявший английские войска, носился по полям сражений. Отец мой оказался в числе солдат, которым было доверено охранять герцогиню.
– Сесиль Невиль.
– Да. Герцогиня была молода, хороша собой и в чужой враждебной стране чувствовала себя одинокой и несчастной. Она прониклась симпатией к пригожему лучнику, и симпатия эта зашла так далеко, что однажды ночью он оказался в ее постели. Они провели вместе всего одну ночь, но этого было достаточно, чтобы зачать дитя. Обнаружив, что она в тягости, герцогиня решила обмануть мужа и выдать сына лучника за сына герцога. Она сообщила всем, что понесла еще до отъезда своего мужа. Когда ребенок родился, его сочли переношенным. Что до моего отца, с ним герцогиня обошлась чрезвычайно милосердно. Она могла приказать его убить. Но вместо этого отослала его прочь, снабдив соучастника своего грехопадения деньгами, вполне достаточными для того, чтобы начать новую жизнь. Да, она подарила ему целую шкатулку золотых монет, очень красивую шкатулку…
– Ту самую.
– Да. А еще кольцо с изумрудом, которое прежде носила сама.
Он вскинул руку, показывая мне кольцо.
– Отец мой никогда не снимал его. В ту ночь он передал его мне. С тех пор я ношу его не снимая.
Джайлс замолчал. Дождь барабанил по крыше с такой силой, словно хотел пробить ее насквозь.
– Но почему в тысяча четыреста восемьдесят третьем году, когда постаревшая Сесиль Невиль сделала свое признание, она не указала на вашего отца как на человека, который может подтвердить истинность ее слов?
– Она не имела понятия, где он. Не знала даже, жив ли он. О ее признании отец узнал несколько месяцев спустя.
Джайлс вновь испустил тяжкий вздох.
– В ту глухую зимнюю ночь телесные страдания моего отца отступили перед страданиями душевными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
– Помните тот день, когда вы спасли нас с Бараком от разъяренной толпы, что собралась возле дома Олдройда? Вы явились в дом стекольщика, чтобы забрать шкатулку с документами.
Я разразился горьким смехом.
– Уж конечно, вы были неприятно удивлены, когда эта злосчастная шкатулка вдруг выпала у меня из-под плаща. Но не подали виду. Что ж, как я уже сказал, по части лицедейства вы непревзойденный мастер.
– Значит, вы помните, что я вас спас, – подал голос Джайлс. – Прошу вас, и впредь не забывайте об этом.
– Тем временем Дженнет Марлин из кожи вон лезла, чтобы выполнить поручение своего жениха, Бернарда Лока, о котором вы ничего не знали. Тогда, у сторожевой башни в Хоулме, вы подоспели вовремя. Вы успели убить ее прежде, чем она сообщила, что не сумела добыть бумаги.
– Я успел убить ее прежде, чем она убила вас.
– Я был вам необходим. Вне сомнения, вы еще не передали сообщникам похищенные бумаги. И сейчас они находятся в моем доме.
Джайлс вздохнул так тяжело, что, казалось, все его тело содрогнулось от макушки до пяток.
– Мэтью, я проникся к вам искренним расположением, – негромко сказал он. – Да, я вас обманывал, но пошел на это скрепя сердце, ибо другого выхода у меня не было. Тогда, в королевском особняке, я не собирался вас убивать. После у меня было немало случаев с вами разделаться, но я не воспользовался ни одним из них. Вы сказали, что лишь мельком проглядели несколько документов, и я вам поверил. Точнее, заставил себя поверить. Я…
– Вы обманывали меня не из личной неприязни, а по политическим соображениям, – криво усмехнулся я. – Помнится, вы выразились подобным образом насчет королевской шутки.
– Вы себе не представляете, как я терзался. Смерть той женщины легла на мою душу невыносимым бременем.
Джайлс слегка содрогнулся.
– Я не солгал, когда говорил, что никогда прежде не поднимал руку на человека.
– Однако в конце жизни вы совершили убийство дважды. За Дженнет Марлин последовал Бродерик.
– Я помог сэру Эдварду Бродерику совершить самоубийство, потому что знал: он желает умереть. Вам не хуже моего известно, что в Тауэре его ждала смерть, сопряженная со страшными мучениями. И я ничуть не сожалею о том, что избавил его от этих мучений. Я хорошо знал сэра Эдварда со времен заговора, в котором мы оба принимали самое деятельное участие. Помните, как на пристани в Халле мы увидели его, закованного в цепи? Тогда он взглянул на нас и кивнул. Вы решили, что он кивнул вам. На самом деле он приветствовал меня. Я сумел прочесть в его глазах немую просьбу. Мне было известно, что в Йорке он дважды пытался убить себя, и я решил, что мой долг – помочь ему. Но проходила ночь за ночью, а я не мог исполнить свое намерение. Наконец мне выпала такая возможность, и я ею воспользовался. Да, это я ударил Редвинтера, вынул ключи у него из кармана и помог Бродерику сунуть голову в петлю. Мне было жаль его, безумно жаль. Но я знал, смерть для него – наилучший выход. И он тоже это знал.
Джайлс расправил плечи.
– Это был человек редкого мужества, – проронил он.
– В этом я не сомневаюсь, – кивнул я и спросил, нахмурившись: – Но откуда вы взяли силы? Во время плавания вы почти не вставали с постели.
– Вы сами знаете, состояние мое переменчиво, и слабость сменяется приливами бодрости, – с грустной улыбкой ответил старик. – Во время плавания я чувствовал себя вовсе не так скверно, как хотел показать.
– Господи боже, вы самым бессовестным образом водили меня за нос, – прошептал я.
– Поймите, я не мог иначе. Не мог оставить сэра Эдварда без помощи. Я знал, что во время пыток он будет держаться до конца и не выдаст тайны, которая имеет ко мне самое прямое отношение. И я должен был избавить его от столь ужасной участи.
В комнате вновь повисла тишина, нарушаемая лишь шелестом дождя.
«И где только черти носят Барака?» – со вздохом подумал я.
– Значит, Бродерик все знал, – прервал я молчание. – Знал, кто вы на самом деле.
– Теперь вы тоже знаете это, Мэтью? – спокойно спросил Джайлс.
– Да, – кивнул я. – После того как я узнал о вашем обмане, я долго ломал себе голову, пытаясь найти причины, побудившие вас затеять со мной столь рискованную игру. И понял, что ключ к разгадке – признание Эдварда Блейбурна. Помните старого брата Сванна из Халла? Он рассказал мне, что, согласно преданию, Блейбурн был настоящим отцом короля Эдуарда Четвертого.
– Господи боже, ну и память у этого старика! – вздохнул Джайлс. – Я думал, все, до кого могли дойти подобные слухи, давным-давно в могиле.
– За исключением брата Сванна. Я не стал передавать вам его рассказ, ибо не хотел создавать вам новых проблем. Излишняя осведомленность чревата опасностью. Так я рассуждал тогда. Откуда мне было знать, что все подробности этой истории вы знаете куда лучше меня, – добавил я с горькой усмешкой.
Джайлс выпрямился, и в голубых его глазах сверкнули искры.
– Вы правы, Мэтью, излишняя осведомленность чревата опасностью, – произнес он. – И потому в ваших собственных интересах не задавать мне вопросов. Давайте прекратим этот разговор, пока не поздно. Позвольте мне уйти из вашего дома. Обещаю, вы больше никогда меня не увидите.
– Боюсь, мне нет нужды задавать вам вопросы, Джайлс. Я догадался обо всем сам.
Он откинулся на спинку кресла, устремив на меня сокрушенный взгляд.
– Помните, в Хоулме вы показали мне могилу своих родителей? К счастью или к несчастью, я обладаю превосходной памятью. Имя вашего отца, на которого, по вашим собственным словам, вы чрезвычайно походите внешне, – Эдвард. Надпись на могиле сообщала, что он родился в тысяча четыреста двадцать первом году. К моменту вашего рождения ему было почти пятьдесят. Вы еще сказали, что были посланы ему под старость. Значит, в тысяча четыреста сорок втором году, когда родился король Эдуард Четвертый, ему был двадцать один год. Вполне достаточно, чтобы произвести на свет сына. Полагаю, ваш отец – не кто иной, как Эдвард Блейбурн.
– Вы правы, – просто ответил Джайлс. – Король Эдуард Четвертый – мой сводный брат, значительно превосходящий меня годами. Нынешний король, таким образом, доводится мне внучатым племянником. Когда я увидел его в Фулфорде, различил печать злобы и порока на его лице, ощутил исходящий от него запах разложения, я понял, что древнее пророчество исполнилось и Англией правит король-еретик. Сама мысль о существующей меж нами кровной связи мне отвратительна. И я всей душой ненавижу этого фальшивого короля, который на самом деле является потомком простого лучника.
– А когда вы узнали правду о вашем отце?
– Если вы настаиваете, Мэтью, я все вам расскажу.
Голос Джайлса звучал размеренно и невозмутимо, лишь сверкающие глаза выдавали охватившее его волнение.
– Возможно, вы поймете меня и простите за то, что я злоупотребил вашей дружбой. Возможно, вы даже признаете мою правоту.
– Говорите.
– Как я и сказал вам тем памятным вечером в Хоулме, детство мое было счастливым и безоблачным. Я знал, что отец мой перебрался в эти края за много лет до моего появления на свет. Думаю, в молодости он был настоящим красавцем, вроде молодого Ликона. Высокий, стройный, белокурый. О прошлом своем он никогда не распространялся, упоминал лишь, что родился в Йоркшире. И я думать не думал, что имя Ренн, которое носил отец и которое он передал мне, является вымышленным.
– Перебравшись на новое место, сменить имя не трудно, – вставил я.
– Вскоре после того, как отец перебрался в Хоулм и приобрел там ферму, он женился в первый раз. Брак его остался бездетным. Когда отцу было уже за сорок, жена его скончалась от чахотки. В заболоченной местности подобный недуг встречается весьма часто. Год спустя отец женился на моей матери. Я был их единственным ребенком.
Джайлс скатал из хлеба шарик и принялся вертеть его в пальцах.
– Когда мне исполнилось семнадцать, я отправился в Лондон изучать закон. А на следующий год, на Рождество, поехал навестить родителей. Это было в тысяча четыреста восемьдесят пятом. За четыре месяца до этого граф Ричмонд, впоследствии ставший отцом нынешнего короля, разгромил Ричарда Третьего в битве при Босуорте и взошел на престол под именем Генриха Седьмого. Отца я застал на смертном одре, – продолжал Джайлс, и впервые за все время голос его дрогнул. – Он рассказал мне, что год назад обнаружил у себя в боку опухоль, которая, разрастаясь, высосала все его силы.
Рука Джайлса непроизвольно потянулась к собственному боку.
– Лекарь не скрыл от отца, что недуг неизлечим и ему остается лишь готовиться к смерти. Я горько сожалел о том, что он не сообщил мне о своей болезни ранее. Но, думаю, подобно вашему отцу, он не хотел тревожить меня, отвлекать от занятий и развлечений, которым я предавался в Лондоне.
Как-то ночью отец позвал меня. Дни его были уже сочтены, тело, некогда столь сильное, превратилось в обтянутый кожей скелет. То же самое происходит со мной, – вздохнул Джайлс, глядя на раскрошившийся хлебный шарик. – Ночь выдалась холодная, повсюду лежал снег. Казалось, вся земля погружена в сон и безмолвие. В ту ночь отец открыл мне тайну, которую хранил больше сорока лет. Он хотел, чтобы я записал с его слов признание, и я выполнил его просьбу. Вы хотите, чтобы я повторил это признание вам?
– Да, – кивнул я.
Рука Джайлса коснулась кармана камзола. Несомненно, там он держал нечто важное. Поймав мой взгляд, он слегка нахмурился.
– Документ, написанный мною под диктовку, гласил, что настоящее имя моего отца – Эдвард Блейбурн, он является отпрыском бедной семьи и ведет свой род из Кента. Подобно многим юношам, вынужденным с молодых лет зарабатывать себе на жизнь, он поступил на королевскую службу и стал лучником. Шли последние годы войны с Францией, Жанна д'Арк уже была сожжена, и вся Франция поднялась против нас. В тысяча четыреста сорок первом году отца моего отправили в Руан. Герцог Йоркский, возглавлявший английские войска, носился по полям сражений. Отец мой оказался в числе солдат, которым было доверено охранять герцогиню.
– Сесиль Невиль.
– Да. Герцогиня была молода, хороша собой и в чужой враждебной стране чувствовала себя одинокой и несчастной. Она прониклась симпатией к пригожему лучнику, и симпатия эта зашла так далеко, что однажды ночью он оказался в ее постели. Они провели вместе всего одну ночь, но этого было достаточно, чтобы зачать дитя. Обнаружив, что она в тягости, герцогиня решила обмануть мужа и выдать сына лучника за сына герцога. Она сообщила всем, что понесла еще до отъезда своего мужа. Когда ребенок родился, его сочли переношенным. Что до моего отца, с ним герцогиня обошлась чрезвычайно милосердно. Она могла приказать его убить. Но вместо этого отослала его прочь, снабдив соучастника своего грехопадения деньгами, вполне достаточными для того, чтобы начать новую жизнь. Да, она подарила ему целую шкатулку золотых монет, очень красивую шкатулку…
– Ту самую.
– Да. А еще кольцо с изумрудом, которое прежде носила сама.
Он вскинул руку, показывая мне кольцо.
– Отец мой никогда не снимал его. В ту ночь он передал его мне. С тех пор я ношу его не снимая.
Джайлс замолчал. Дождь барабанил по крыше с такой силой, словно хотел пробить ее насквозь.
– Но почему в тысяча четыреста восемьдесят третьем году, когда постаревшая Сесиль Невиль сделала свое признание, она не указала на вашего отца как на человека, который может подтвердить истинность ее слов?
– Она не имела понятия, где он. Не знала даже, жив ли он. О ее признании отец узнал несколько месяцев спустя.
Джайлс вновь испустил тяжкий вздох.
– В ту глухую зимнюю ночь телесные страдания моего отца отступили перед страданиями душевными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115