Здесь, наверху, так легко дышится.
– Да, и все, что творится внизу, представляется таким мелким и незначительным.
Взгляд старика устремился к туманному горизонту. Солнце садилось в белесые тучи, пронизывая их своими пурпурными лучами.
– Представляете, давным-давно, в ранней юности, я часто стоял здесь и глядел на далекие очертания собора, – сказал Джайлс, опираясь на палку. – И в один из вечеров решил, что выучусь на законника и буду жить в Йорке.
– Вы выполнили свое намерение.
– Да, – кивнул Джайлс. – Сколько лет прошло с той поры, страшно подумать. Тогда отношения человека и Бога представлялись ясными и определенными. А потом все перевернулось с ног на голову, – изрек он с сокрушенным вздохом. – Йорку и северным графствам подобное перемещение пошло не на пользу.
– Возможно, после визита короля все наладится.
– Не думаю, что визит короля хоть в какой-то мере способствовал разрешению назревших на севере проблем, – покачал головой Джайлс. – Да, он сумел подкупить местных дворян и заставил их принести клятву верности. Но достаточно взглянуть на лица простых людей, чтобы понять – они отнюдь не испытывают верноподданнических чувств.
– Джайлс, да вы, похоже, из тех, кто ненавидит богатых и мечтает отобрать от них все их имущество, – заметил я с натужным смехом. – Порой мне кажется, подобная мера не лишена справедливости.
– Нет-нет, вы неверно истолковали мои слова, – затряс своей львиной гривой Джайлс. – Я рьяный приверженец монархии. Убежден, лишь королевская власть может принести Англии благоденствие. К несчастью для этой страны, у нее нет достойного короля.
– Не могу не согласиться с вами, – кивнул я, устремив взор в поля.
Они начинались у самого подножия холма и резко обрывались у кромки болот, которые тянулись на многие мили.
Я решил сменить тему разговора, вновь осознав со всей остротой, какими шаткими стали мои убеждения, некогда столь неколебимые.
– А где находилась ферма ваших родителей, Джайлс? – осведомился я.
– Вон там, – указал он палкой на несколько жавшихся друг к другу домов. – Мой отец своими руками осушил участок земли. Вы видите сами: здешние болота очень велики, и заблудиться в них не составляет труда. Раньше неподалеку отсюда находился небольшой монастырь, и его монахи сопровождали путников через болота и искали сбившихся с пути. Этого монастыря уже нет. Король отобрал у монахов их убогое пристанище.
– В детстве вы были счастливы? – спросил я.
– О, более чем, – откликнулся Джайлс, просияв улыбкой.
– А разве ваш отец не хотел, чтобы вы продолжили его дело и занялись бы хозяйством на ферме?
– Нет. Я хорошо учился в школе, и отец быстро понял, что книги и ученые споры интересуют меня куда больше, чем дренажные канавы и навоз для удобрения. Родители возлагали на меня большие надежды, они не сомневались, что смогут гордиться мной.
– Я тоже сызмальства полюбил книги. А еще я любил рисовать и до недавнего времени баловался красками. Но я всегда понимал, что отец мой хотел бы иметь совсем другого сына – здорового, крепкого и выносливого. Такой сын с малых лет был бы ему помощником и со временем стал бы хорошим хозяином на ферме.
– Родители поступают разумно, когда принимают своих детей такими, какие они есть. К тому же у вашего отца не было повода для разочарований. Ведь умная голова – ничуть не меньший дар, чем здоровое и крепкое тело.
– Думаю, он пытался убедить себя в этом, – с грустной улыбкой заметил я. – Что до матери, я плохо ее помню. Она умерла, когда мне было десять лет.
– Значит, вы получили чисто мужское воспитание, не смягченное женской лаской.
– Да. И надо признать, после смерти матери нрав моего отца стал куда более суровым и замкнутым.
Несколько мгновений никто из нас не произносил ни слова.
– Я хотел побывать на могиле родителей, а после зайти в церковь, – нарушил молчание Джайлс. – Может, вы присоединитесь ко мне?
– С удовольствием. В скором времени мне предстоит установить памятник на могиле отца, а мне никак не решить какой.
Вслед за Джайлсом я вошел в кладбищенские ворота. Надгробные плиты на большинстве могил были сделаны из песчаника и изрядно пострадали от времени и непогоды. Джайлс подвел меня к единственному на все кладбище мраморному памятнику. Надпись на нем была проста:
Эдвард Ренн 1421–1486
И его супруга Агнесс 1439–1488
Покойтесь с миром
– Они оба умерли, когда я был студентом, – вздохнул Джайлс. – Моя матушка была предана отцу всей душой. Смерть его стала для нее непереносимым ударом, и полтора года спустя она последовала за ним.
– Она была намного моложе вашего отца.
– На восемнадцать лет. Отец уже был женат прежде, но брак его остался бесплодным. Жена его умерла, когда им обоим было лет по сорок. Она похоронена в склепе своей семьи. А отец женился вторично, на моей матери. И на старости лет Бог послал ему сына, то есть меня.
– Семья моего отца из поколения в поколение жила в Личфилде, – сообщил я. – Думаю, это было одной из причин того, что отец так болезненно принял мое нежелание заниматься хозяйством на ферме. Он хотел, чтобы я продолжил семейную традицию.
– А мой отец в молодости перебрался в Хоулм из Уокфилда. Так что о крепких семейных связях с этим местом речи не было.
– Памятник очень красив, – заметил я. – Мрамор всегда выглядит благородно. Думаю, я тоже установлю на могиле отца мраморное надгробие.
– Оставьте меня на несколько минут, Мэтью, – попросил Джайлс. – Я присоединюсь к вам в церкви. Поверьте, она стоит того, чтобы туда заглянуть.
Я повернулся и медленно пошел по тропе, ведущей к церкви.
Треск сухой ветки заставил меня остановиться. В тревоге я окинул взглядом деревья, бросавшие на церковный двор темные тени, но не заметил ни малейшего движения.
«Должно быть, олень», – решил я, входя в церковь.
Внутри царил полумрак, разгоняемый тусклым светом свечей. Арочные своды и потолочные балки были расписаны белыми розами Тюдоров. В боковой капелле я увидел статую Пресвятой Девы, перед которой мерцала свеча.
«Королю Генриху это не понравилось бы», – отметил я про себя.
Опустившись на деревянную скамью, я предался воспоминаниям о своем невеселом детстве и об отце, с которым так и не сумел достичь понимания; свет угасающего дня, проникающий сквозь витражные окна, постепенно слабел. Перед внутренним взором стояло лицо отца, хмурое и неулыбчивое. Да, нрав у него был суровый. Откровенно говоря, даже став взрослым, я приезжал домой без особой радости.
Дверь отворилась, и вошел Джайлс. Постукивая палкой, он вошел в боковую капеллу, осенил себя крестом, взял свечу и зажег ее от той, что стояла перед статуей. Затем он подошел ко мне, тяжело опустился на скамью, а свечу поставил на пол.
– Красивая церковь. – Он повернулся ко мне. – В детстве я прислуживал в алтаре. Как и все мальчишки, я был горазд на всякие проказы. Вместе с другими сорванцами мы частенько ловили мышей, которые лакомились церковными свечами, впрягали их в крошечные повозки, что мастерили из щепок, и выпускали в нефе.
– Мне тоже доводилось прислуживать в алтаре, – с улыбкой вспомнил я. – Но увы, проказничать я себе не позволял и относился к своим обязанностям чрезвычайно серьезно.
– Однако впоследствии вы стали убежденным сторонником реформ, – заметил Джайлс, с любопытством глядя на меня.
– Да, я был горячим приверженцем изменений в церковной жизни. Сейчас мне самому трудно в это поверить. Думаю, в стане реформаторов я оказался потому, что привык подвергать все сомнению.
– Мне кажется, эта привычка не изменила вам и поныне.
– Возможно. Раньше я сомневался в установлениях старой церкви, сейчас я подвергаю сомнению целесообразность реформ.
– Это капелла Констеблов, – сказал Ренн, кивнув в сторону боковой капеллы.
– Ее установила семья сэра Роберта Констебла?
– Да. На протяжении веков они владели здесь землями. В этой церкви до сих пор ежедневно служат мессу за упокой их душ. Кстати, во времена моего детства здешний священник тоже принадлежал к семейству Констебл.
– Среди местных жителей Констеблы пользовались любовью?
– Ничуть. Все они отличались алчностью и притесняли местных крестьян без всякого снисхождения. И Роберт Констебл был ничуть не лучше остальных. Но он умер за свои убеждения и, полагаю, искупил этим все свои грехи.
«Подобная участь неминуемо ожидает и Бродерика», – подумал я, припоминая недавний разговор с сержантом Ликоном.
– Говорят, скелет Констебла до сих пор висит на городских воротах Халла, – произнес я вслух.
– Да. Так что нам не избежать этого тягостного зрелища.
Джайлс немного помолчал и заговорил вновь:
– После смерти отца я продал ферму Констеблам. Сам я жил в Йорке и не имел никакой возможности заниматься хозяйством. Так же, как и вы. Так что, если вы продадите ферму отца, вы не должны чувствовать себя виноватым.
– Вы правы. Но мне хотелось бы сохранить эту ферму в память об отце.
Джайлс пристально поглядел на меня и покачал головой.
– На вас навалилось слишком много бед, Мэтью. Сначала смерть отца, потом покушения таинственного врага. Ведь вы сказали, покушений было несколько?
– Три, если считать случай с колючим стеблем под седлом лошади, – произнес я, мгновение поколебавшись. – Или, точнее сказать, четыре. Ведь неведомый похититель документов явно хотел вышибить мне мозги. А неделю назад, в лагере для челяди, кто-то метнул в меня огромный вертел, на котором жарят мясо.
– Господи боже.
– А несколько дней спустя, когда я проходил через двор аббатства, кто-то выпустил из клетки медведя, который едва не разорвал меня на клочки.
– Еще того не легче.
– Скорее всего, тот, кто за мной охотится, думает, что я успел ознакомиться с содержимым шкатулки. На самом деле я лишь мельком проглядел несколько документов, лежавших сверху. Одним из них был парламентский акт, озаглавленный «Titulus Regulus», – добавил я после недолгого молчания.
– Тот самый, копию которого вы обнаружили в моей библиотеке?
– Да. Именно поэтому я посоветовал вам от него избавиться.
– А я-то никак не мог понять, почему вы сочли его столь опасным. А что еще было в этой таинственной шкатулке? – с откровенным любопытством осведомился Джайлс.
– Более ничего достойного упоминания.
– Упустив документы, вы наверняка навлекли на себя гнев Малеверера, – заметил Джайлс.
– Да, он просто рвал и метал. Более того, он сообщил о случившемся Тайному совету, так что я у них на дурном счету.
– И как только у вас хватило сил выдержать столько ударов? – мягко осведомился Джайлс. – Включая тот, что вы получили в Фулфорде?
– Человеку приходится выносить удары судьбы, ибо у него нет иного выбора, – пожал плечами я. – Полагаю, вы знаете это не хуже моего. Ведь с вами судьба тоже обошлась не слишком милостиво.
– Да, я многое перенес, – прошептал старик, потупив голову. – Господь посылает испытания всем своим чадам, и нам надлежит принимать их с кротостью и смирением. Но подчас, в минуты отчаяния, я думаю, что нередко эти испытания превышают меру человеческой выносливости.
Я поерзал на скамье, чувствуя, как затекла моя многострадальная шея.
– Пожалуй, нам пора возвращаться. Вскоре станет совсем темно.
– Позвольте мне пробыть здесь еще несколько минут, – попросил Джайлс. – Я хотел бы прочесть молитву.
– Разумеется. Я подожду вас у сигнальной башни.
Я вышел на воздух. Солнце уже скрылось за горизонтом, церковный двор погрузился в сумрак. Подойдя к склону холма, я поглядел на раскинувшийся внизу лагерь; огни многочисленных костров и факелов разгоняли темноту, все окна особняка были освещены. Наверняка мастер Крейк позаботился о том, чтобы король и королева, устроившись в своей временной резиденции, не испытывали ни малейшего неудобства.
Молитва, которую решил прочесть Джайлс, оказалась долгой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
– Да, и все, что творится внизу, представляется таким мелким и незначительным.
Взгляд старика устремился к туманному горизонту. Солнце садилось в белесые тучи, пронизывая их своими пурпурными лучами.
– Представляете, давным-давно, в ранней юности, я часто стоял здесь и глядел на далекие очертания собора, – сказал Джайлс, опираясь на палку. – И в один из вечеров решил, что выучусь на законника и буду жить в Йорке.
– Вы выполнили свое намерение.
– Да, – кивнул Джайлс. – Сколько лет прошло с той поры, страшно подумать. Тогда отношения человека и Бога представлялись ясными и определенными. А потом все перевернулось с ног на голову, – изрек он с сокрушенным вздохом. – Йорку и северным графствам подобное перемещение пошло не на пользу.
– Возможно, после визита короля все наладится.
– Не думаю, что визит короля хоть в какой-то мере способствовал разрешению назревших на севере проблем, – покачал головой Джайлс. – Да, он сумел подкупить местных дворян и заставил их принести клятву верности. Но достаточно взглянуть на лица простых людей, чтобы понять – они отнюдь не испытывают верноподданнических чувств.
– Джайлс, да вы, похоже, из тех, кто ненавидит богатых и мечтает отобрать от них все их имущество, – заметил я с натужным смехом. – Порой мне кажется, подобная мера не лишена справедливости.
– Нет-нет, вы неверно истолковали мои слова, – затряс своей львиной гривой Джайлс. – Я рьяный приверженец монархии. Убежден, лишь королевская власть может принести Англии благоденствие. К несчастью для этой страны, у нее нет достойного короля.
– Не могу не согласиться с вами, – кивнул я, устремив взор в поля.
Они начинались у самого подножия холма и резко обрывались у кромки болот, которые тянулись на многие мили.
Я решил сменить тему разговора, вновь осознав со всей остротой, какими шаткими стали мои убеждения, некогда столь неколебимые.
– А где находилась ферма ваших родителей, Джайлс? – осведомился я.
– Вон там, – указал он палкой на несколько жавшихся друг к другу домов. – Мой отец своими руками осушил участок земли. Вы видите сами: здешние болота очень велики, и заблудиться в них не составляет труда. Раньше неподалеку отсюда находился небольшой монастырь, и его монахи сопровождали путников через болота и искали сбившихся с пути. Этого монастыря уже нет. Король отобрал у монахов их убогое пристанище.
– В детстве вы были счастливы? – спросил я.
– О, более чем, – откликнулся Джайлс, просияв улыбкой.
– А разве ваш отец не хотел, чтобы вы продолжили его дело и занялись бы хозяйством на ферме?
– Нет. Я хорошо учился в школе, и отец быстро понял, что книги и ученые споры интересуют меня куда больше, чем дренажные канавы и навоз для удобрения. Родители возлагали на меня большие надежды, они не сомневались, что смогут гордиться мной.
– Я тоже сызмальства полюбил книги. А еще я любил рисовать и до недавнего времени баловался красками. Но я всегда понимал, что отец мой хотел бы иметь совсем другого сына – здорового, крепкого и выносливого. Такой сын с малых лет был бы ему помощником и со временем стал бы хорошим хозяином на ферме.
– Родители поступают разумно, когда принимают своих детей такими, какие они есть. К тому же у вашего отца не было повода для разочарований. Ведь умная голова – ничуть не меньший дар, чем здоровое и крепкое тело.
– Думаю, он пытался убедить себя в этом, – с грустной улыбкой заметил я. – Что до матери, я плохо ее помню. Она умерла, когда мне было десять лет.
– Значит, вы получили чисто мужское воспитание, не смягченное женской лаской.
– Да. И надо признать, после смерти матери нрав моего отца стал куда более суровым и замкнутым.
Несколько мгновений никто из нас не произносил ни слова.
– Я хотел побывать на могиле родителей, а после зайти в церковь, – нарушил молчание Джайлс. – Может, вы присоединитесь ко мне?
– С удовольствием. В скором времени мне предстоит установить памятник на могиле отца, а мне никак не решить какой.
Вслед за Джайлсом я вошел в кладбищенские ворота. Надгробные плиты на большинстве могил были сделаны из песчаника и изрядно пострадали от времени и непогоды. Джайлс подвел меня к единственному на все кладбище мраморному памятнику. Надпись на нем была проста:
Эдвард Ренн 1421–1486
И его супруга Агнесс 1439–1488
Покойтесь с миром
– Они оба умерли, когда я был студентом, – вздохнул Джайлс. – Моя матушка была предана отцу всей душой. Смерть его стала для нее непереносимым ударом, и полтора года спустя она последовала за ним.
– Она была намного моложе вашего отца.
– На восемнадцать лет. Отец уже был женат прежде, но брак его остался бесплодным. Жена его умерла, когда им обоим было лет по сорок. Она похоронена в склепе своей семьи. А отец женился вторично, на моей матери. И на старости лет Бог послал ему сына, то есть меня.
– Семья моего отца из поколения в поколение жила в Личфилде, – сообщил я. – Думаю, это было одной из причин того, что отец так болезненно принял мое нежелание заниматься хозяйством на ферме. Он хотел, чтобы я продолжил семейную традицию.
– А мой отец в молодости перебрался в Хоулм из Уокфилда. Так что о крепких семейных связях с этим местом речи не было.
– Памятник очень красив, – заметил я. – Мрамор всегда выглядит благородно. Думаю, я тоже установлю на могиле отца мраморное надгробие.
– Оставьте меня на несколько минут, Мэтью, – попросил Джайлс. – Я присоединюсь к вам в церкви. Поверьте, она стоит того, чтобы туда заглянуть.
Я повернулся и медленно пошел по тропе, ведущей к церкви.
Треск сухой ветки заставил меня остановиться. В тревоге я окинул взглядом деревья, бросавшие на церковный двор темные тени, но не заметил ни малейшего движения.
«Должно быть, олень», – решил я, входя в церковь.
Внутри царил полумрак, разгоняемый тусклым светом свечей. Арочные своды и потолочные балки были расписаны белыми розами Тюдоров. В боковой капелле я увидел статую Пресвятой Девы, перед которой мерцала свеча.
«Королю Генриху это не понравилось бы», – отметил я про себя.
Опустившись на деревянную скамью, я предался воспоминаниям о своем невеселом детстве и об отце, с которым так и не сумел достичь понимания; свет угасающего дня, проникающий сквозь витражные окна, постепенно слабел. Перед внутренним взором стояло лицо отца, хмурое и неулыбчивое. Да, нрав у него был суровый. Откровенно говоря, даже став взрослым, я приезжал домой без особой радости.
Дверь отворилась, и вошел Джайлс. Постукивая палкой, он вошел в боковую капеллу, осенил себя крестом, взял свечу и зажег ее от той, что стояла перед статуей. Затем он подошел ко мне, тяжело опустился на скамью, а свечу поставил на пол.
– Красивая церковь. – Он повернулся ко мне. – В детстве я прислуживал в алтаре. Как и все мальчишки, я был горазд на всякие проказы. Вместе с другими сорванцами мы частенько ловили мышей, которые лакомились церковными свечами, впрягали их в крошечные повозки, что мастерили из щепок, и выпускали в нефе.
– Мне тоже доводилось прислуживать в алтаре, – с улыбкой вспомнил я. – Но увы, проказничать я себе не позволял и относился к своим обязанностям чрезвычайно серьезно.
– Однако впоследствии вы стали убежденным сторонником реформ, – заметил Джайлс, с любопытством глядя на меня.
– Да, я был горячим приверженцем изменений в церковной жизни. Сейчас мне самому трудно в это поверить. Думаю, в стане реформаторов я оказался потому, что привык подвергать все сомнению.
– Мне кажется, эта привычка не изменила вам и поныне.
– Возможно. Раньше я сомневался в установлениях старой церкви, сейчас я подвергаю сомнению целесообразность реформ.
– Это капелла Констеблов, – сказал Ренн, кивнув в сторону боковой капеллы.
– Ее установила семья сэра Роберта Констебла?
– Да. На протяжении веков они владели здесь землями. В этой церкви до сих пор ежедневно служат мессу за упокой их душ. Кстати, во времена моего детства здешний священник тоже принадлежал к семейству Констебл.
– Среди местных жителей Констеблы пользовались любовью?
– Ничуть. Все они отличались алчностью и притесняли местных крестьян без всякого снисхождения. И Роберт Констебл был ничуть не лучше остальных. Но он умер за свои убеждения и, полагаю, искупил этим все свои грехи.
«Подобная участь неминуемо ожидает и Бродерика», – подумал я, припоминая недавний разговор с сержантом Ликоном.
– Говорят, скелет Констебла до сих пор висит на городских воротах Халла, – произнес я вслух.
– Да. Так что нам не избежать этого тягостного зрелища.
Джайлс немного помолчал и заговорил вновь:
– После смерти отца я продал ферму Констеблам. Сам я жил в Йорке и не имел никакой возможности заниматься хозяйством. Так же, как и вы. Так что, если вы продадите ферму отца, вы не должны чувствовать себя виноватым.
– Вы правы. Но мне хотелось бы сохранить эту ферму в память об отце.
Джайлс пристально поглядел на меня и покачал головой.
– На вас навалилось слишком много бед, Мэтью. Сначала смерть отца, потом покушения таинственного врага. Ведь вы сказали, покушений было несколько?
– Три, если считать случай с колючим стеблем под седлом лошади, – произнес я, мгновение поколебавшись. – Или, точнее сказать, четыре. Ведь неведомый похититель документов явно хотел вышибить мне мозги. А неделю назад, в лагере для челяди, кто-то метнул в меня огромный вертел, на котором жарят мясо.
– Господи боже.
– А несколько дней спустя, когда я проходил через двор аббатства, кто-то выпустил из клетки медведя, который едва не разорвал меня на клочки.
– Еще того не легче.
– Скорее всего, тот, кто за мной охотится, думает, что я успел ознакомиться с содержимым шкатулки. На самом деле я лишь мельком проглядел несколько документов, лежавших сверху. Одним из них был парламентский акт, озаглавленный «Titulus Regulus», – добавил я после недолгого молчания.
– Тот самый, копию которого вы обнаружили в моей библиотеке?
– Да. Именно поэтому я посоветовал вам от него избавиться.
– А я-то никак не мог понять, почему вы сочли его столь опасным. А что еще было в этой таинственной шкатулке? – с откровенным любопытством осведомился Джайлс.
– Более ничего достойного упоминания.
– Упустив документы, вы наверняка навлекли на себя гнев Малеверера, – заметил Джайлс.
– Да, он просто рвал и метал. Более того, он сообщил о случившемся Тайному совету, так что я у них на дурном счету.
– И как только у вас хватило сил выдержать столько ударов? – мягко осведомился Джайлс. – Включая тот, что вы получили в Фулфорде?
– Человеку приходится выносить удары судьбы, ибо у него нет иного выбора, – пожал плечами я. – Полагаю, вы знаете это не хуже моего. Ведь с вами судьба тоже обошлась не слишком милостиво.
– Да, я многое перенес, – прошептал старик, потупив голову. – Господь посылает испытания всем своим чадам, и нам надлежит принимать их с кротостью и смирением. Но подчас, в минуты отчаяния, я думаю, что нередко эти испытания превышают меру человеческой выносливости.
Я поерзал на скамье, чувствуя, как затекла моя многострадальная шея.
– Пожалуй, нам пора возвращаться. Вскоре станет совсем темно.
– Позвольте мне пробыть здесь еще несколько минут, – попросил Джайлс. – Я хотел бы прочесть молитву.
– Разумеется. Я подожду вас у сигнальной башни.
Я вышел на воздух. Солнце уже скрылось за горизонтом, церковный двор погрузился в сумрак. Подойдя к склону холма, я поглядел на раскинувшийся внизу лагерь; огни многочисленных костров и факелов разгоняли темноту, все окна особняка были освещены. Наверняка мастер Крейк позаботился о том, чтобы король и королева, устроившись в своей временной резиденции, не испытывали ни малейшего неудобства.
Молитва, которую решил прочесть Джайлс, оказалась долгой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115