В этом нет ровным счетом ничего предосудительного. К тому же я все время находилась рядом с ними.
– Это правда, – едва слышно проронила Кэтрин Говард. – Вы верите слову своей королевы?
– Да, ваше величество, – произнес я и не покривил душой.
В том, что свидание, происходившее под бдительным надзором леди Рочфорд, не могло зайти слишком далеко, у меня не было ни малейших сомнений. Каковы бы ни были желания королевы, она не рискнула их осуществить. Я ощутил острую жалость к этой недалекой и легкомысленной девочке, отданной в жены грубому и жестокому старику. Воистину, двор – это волчья стая, и беззащитным овечкам там несдобровать.
– Благодарю вас, – с улыбкой сказала королева. – Можете не сомневаться, по возвращении в Лондон вас ожидает достойная награда.
– Служить вам – вот лучшая награда, ваше величество.
– Тогда я признательна вам вдвойне. И искренне надеюсь: тот, кто на вас покушался, будет схвачен и получит по заслугам.
– Помните, вы дали слово самой королеве, – подала голос леди Рочфорд. – Мне стоило немалых ухищрений устроить эту аудиенцию. Королеве следует быть в помещичьем доме, рядом со своим супругом. Пришлось сказать, что ей необходимо переодеться.
Королева, не сказав более ни слова, вышла прочь. Леди Рочфорд, махнув рукой в знак того, что мы можем уйти, последовала за ней. Мы с Тамазин помогли Бараку выйти из палатки. В молчании дойдя до края поля, мы остановились.
– Черт побери, – растерянно пробормотал Барак.
– Джек! – с укором сказала Тамазин.
– Когда я вошел в этот шатер и увидел королеву, я едва не наложил в штаны, – сообщил мой помощник.
– Ну и что вы об этом думаете? – обратился я к Тамазин.
– По-моему, королева сказала нам чистую правду, сэр.
– Согласен с вами. Сейчас я более, чем прежде, уверен, что ее отношения с Калпепером совершенно невинны. Королева так молода… – вздохнул я, покачав головой.
– Да, эта свеженькая девчонка – лакомый кусочек, – не преминул заметить Барак. – Неудивительно, что Генрих положил на нее глаз.
– Разумеется, ухаживания молодого щеголя ей приятны, – сказал я. – А леди Рочфорд, подобно многим пожилым дамам, обожает устраивать тайные свидания. Но, думаю, они обе не настолько глупы, чтобы пуститься во все тяжкие. А сейчас они так испуганы, что никакой флирт им не в радость. Нам пора идти, – добавил я, взглянув в ту сторону, где теснились повозки. – Надо узнать, куда нас определили на ночлег.
– Посмотрите-ка вон туда, – сказал Барак и указал глазами в сторону.
Проследив за направлением его взгляда, я заметил нескольких чиновников, которые рассматривали нас с откровенным интересом. Среди них был Крейк. В следующее мгновение сердце мое екнуло, ибо я узнал Ричарда Рича. Несомненно, он видел, как мы выходим из шатра королевы. Одному богу было известно, какие заключения он из этого сделает.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Мы вернулись на дорогу, где Темплмен, грызя яблоко, по-прежнему стоял возле лошадей, которые щипали травку на обочине. В поле уже появились островерхие солдатские палатки. Барак, несмотря на костыль, ковылял с большим трудом и, если бы не мы с Тамазин, вряд ли сумел бы преодолеть столь значительное расстояние. Я привык во всех критических обстоятельствах полагаться на силу и выносливость своего друга, и нынешняя его беспомощность приводила меня в замешательство.
Подойдя к Предку, я заметил, что славный мой мерин немного успокоился и пришел в себя. Впрочем, судя по глубоким ссадинам на спине, в ближайшее время нечего было и думать о том, чтобы он ходил под седлом.
– Вы не знаете, где нам предстоит ночевать? – спросил я у Темплмена.
– Нет, сэр. Надо немного подождать. Когда все будет готово, нам сообщат.
Телега проехала так близко, что нам пришлось посторониться. Барак покачнулся и наверняка упал бы, не поддержи его Тамазин.
– Проклятая нога! – с досадой воскликнул он. – До чего мерзко ощущать себя калекой!
– Вам ни к чему пробираться сквозь толпу к своей повозке, – заметил я. – Думаю, вам с Тамазин лучше остаться здесь, рядом с Темплменом, и подождать, пока нас определят на ночлег.
– А вы что намерены делать? – с подозрением осведомился Барак.
Я чувствовал неодолимое желание выбраться из беспокойной шумной толпы.
– Пойду прогуляюсь до деревни. Отыщу мастера Ренна и вернусь вместе с ним.
– Скоро стемнеет, сэр, – напомнила Тамазин. – К тому же, разгуливая в одиночестве, вы подвергаете себя опасности.
– Мне необходимо размять ноги. И в деревне я буду в большей безопасности, чем в этой толчее. Увидимся позже.
Дабы избежать дальнейших возражений, я резко повернулся и направился по дороге в сторону холма.
Проталкиваясь сквозь толпу, я наблюдал, как повозки, сворачивая с дороги, въезжали на поля. Офицеры в зеленых мундирах отдавали распоряжения. Многие из них носили на груди доски для письма, в точности такие, как у Крейка. Одна из повозок перевернулась, и солдаты пытались освободить мощных тягловых лошадей, завалившихся на бок. Животные жалобно ржали и били ногами. Я заметил, что в повозке перевозили оружие – в дорожной пыли валялись мечи, ружья и арбалеты. Солдаты поспешно собирали их и относили в поле, внимательно следя за тем, чтобы никто из прохожих не утащил под шумок какое-нибудь смертоносное приспособление.
Пройдя еще немного вперед, я увидел в поле черную карету, стоявшую особняком. Карету окружало полдюжины солдат, на дверцах ее красовались королевские гербы. Узнав сержанта Ликона, я направился к нему. Сапоги мои громко хлюпали по мокрой траве. Подойдя ближе, я увидел, что у кареты нет окон, а двери ее плотно закрыты. Сержант отдал мне салют.
– Путешествие прошло благополучно? – осведомился я.
– Да, обошлось без всяких неожиданностей, – откликнулся сержант. – Я слышал, сэр, какой-то негодяй подсунул колючку под седло вашей лошади, – добавил он, с любопытством глядя на меня.
– Похоже, нет человека, который бы об этом не слышал, – усмехнулся я.
– Подобные происшествия случаются не каждый день, – пожал плечами Ликон. – Это как-то связано с Бродериком? – спросил он, кивнув на карету.
– Полагаю, нет. Вся эта толчея и суматоха так утомили меня, что я решил немного прогуляться, – сменил я изрядно надевшую мне тему.
– Поначалу, когда мы только выехали из Лондона, я тоже не мог привыкнуть к толпе, – с улыбкой признался сержант. – А теперь я не обращаю на нее внимания. Так же будет и с вами.
– Я отнюдь не уверен, что когда-нибудь смогу привыкнуть к такому людскому рою. Так или иначе, прогулка пойдет мне на пользу. Мой друг некоторое время назад пошел в деревню. Возможно, вы видели, как он проходил мимо? Такой рослый крепкий старикан в мантии законника с тростью в руках?
– Да, я его видел, – кивнул Ликон. – Только он прошел уже давно, и вы вряд ли его нагоните.
Он вновь бросил обеспокоенный взгляд на карету.
– Сэр, наш заключенный меня тревожит. По моему разумению, выглядит он скверно. Лицо желтое, как лимон. И похоже, его постоянно тошнит. Неплохо бы вывести его на свежий воздух. Сидя все время взаперти, да еще в обществе тюремщика, можно лишиться последнего здоровья.
– Вы правы.
– Откровенно говоря, у меня сердце разрывается, глядя на беднягу. Может, он и заговорщик, только с человеком всегда следует обращаться по-человечески. Он еле ноги таскает, а ведь, говорят, ему нет и тридцати.
– Да, он молод, – кивнул я. – И вся его вина состоит в том, что он отстаивал свои убеждения. Теперь за эти убеждения ему предстоит умереть в муках. Впрочем, в наши дни подобный удел постигает многих.
– Да, в убеждениях он тверд, – произнес сержант Ликон, пристально глядя на меня. – И по-моему, готов не только принять за них смерть, но и убивать. Если бы этой весной мятеж не задушили на корню, в стране пролились бы реки крови.
– Согласен с вами, – кивнул я. – Нет ничего страшнее кровопролития. Должно быть, сочувствие, которое вызывает у меня наш арестант, заставило меня позабыть о тяжести совершенного им преступления. Но, как бы то ни было, я обязан заботиться о его здоровье. Надо поговорить с Малеверером, может, он позволит арестанту прогулки на свежем воздухе. Что до Редвинтера, у меня нет ни малейшего желания его видеть, – сказал я, бросив взгляд на черную карету. – На обратном пути я загляну и узнаю, как себя чувствует Бродерик.
– Будьте осторожны, сэр. Как выяснилось, у вас есть опасные враги.
– Об осторожности я никогда не забываю. Скажите, а как обстоят дела с фермой ваших родителей? Вы получили от них какие-нибудь известия?
– Только письмо от дяди. Он пишет, мои старики очень горюют об утрате земли. Он хочет свозить их в Лондон, повидаться со мной. Думает, это их утешит. Я тоже не прочь с ними повидаться. После того как мы вернемся в Лондон, я буду служить в Тауэре.
– Непременно приведите ко мне своих родителей, когда они приедут в Лондон, – сказал я. – Я очень сожалею, что стал невольной причиной их бед, и сделаю все возможное, чтобы исправить свою оплошность.
– Вы думаете, нашу землю можно вернуть?
– Не могу сказать ничего определенного, пока не увижу бумаги. Но, повторяю, я сделаю все возможное.
Сержант устремил на меня долгий испытующий взгляд.
– Вы моя последняя надежда, сэр. Не представляю, что будет с моими стариками, если у них отнимут землю.
Чувство собственной вины не оставляло меня, когда я двинулся по тропе, которая поднималась на крутой склон холма. По обеим сторонам широкой тропы росли дубы, и ее покрывал сплошной ковер опавших листьев, так что я постоянно боялся поскользнуться. Вокруг стояла тишина, и в какой-то момент мне стало не по себе. Но потом я понял, что издалека увижу любого, кто попытается ко мне приблизиться, и успокоился.
Прохладный ветер заставлял меня плотнее кутаться в плащ. Вскоре я оказался в деревне, которая состояла из единственной улицы, вдоль которой тянулись убогие домишки. Несколько куриц сосредоточенно рылись в песке, прямо посреди дороги валялась свинья. Что до людей, то, за исключением ребятишек, игравших в огромной луже, я не увидел ни одной живой души. Как видно, взрослые были внизу, в полях, помогали путешественникам устроиться на ночлег.
За деревней дорога стала резко забирать вверх. Оказавшись на самой вершине холма, я увидел открытую площадку, на которой возвышалась церковь, выстроенная в норманнском стиле. Старинное кладбище, видневшееся слева от церкви, простиралось до самого леса. Прежде чем войти в кладбищенские ворота, я остановился, чтобы перевести дух. Здесь, наверху, воздух был необыкновенно чистым и свежим. Справа я заметил сигнальную башню, высотой примерно футов двадцать, и подошел поближе, чтобы рассмотреть ее. Несколько лет назад Кромвель отдал приказ возводить подобные сооружения на холмах по всей стране. Тогда над Англией нависла опасность войны с Францией и Испанией, странами, которые сохраняли верность Папе и защищали его интересы.
Отсюда, с холма, открывался вид на лагерь, устроенный в полях. И вновь, как и в Фулфорде, когда я впервые увидел процессию, это огромное скопление народа показалось мне бесформенным пестрым пятном, которое растеклось на поверхности земли. Я нашел взглядом помещичий дом, на эту ночь ставший резиденцией короля. Это был красивый старинный особняк. По словам Бродерика, король отобрал его у Роберта Констебла.
«Король прибрал к рукам владения многих своих подданных», – пронеслось у меня в голове.
– В ясные дни отсюда видно кафедральный собор Йорка.
Голос, внезапно раздавшийся за моей спиной, заставил меня вздрогнуть. Обернувшись, я увидел Джайлса.
– Господи боже, как вы меня напугали.
– Простите. Я как раз шел к могиле родителей, когда увидел вас. Из-за опавших листьев вы не слышали моих шагов. Вид у вас печальный, Мэтью.
– Я просто устал от суеты и многолюдья и почувствовал неодолимое желание прогуляться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115