В нем было столько жалости, в этом взгляде. И столько горечи.
– Вижу, в жизни вам пришлось пережить немало тяжелых минут, – сочувственно произнес Ренн.
– Тяжелые минуты выпадают на долю каждого, – пожал плечами я.
– Как бы то ни было, все эти рассказы об увечье короля Ричарда – измышления его недругов, – заметил Ренн. – Я ведь видел его собственными глазами. И могу поклясться, он был прям как стрела. Лицо у него было суровым, волевым и решительным. Но отнюдь не жестоким.
Ренн откинулся на подушки.
– Господи боже, сколько лет пролетело с тех пор! Тогда я был совсем мальчишкой.
Он вновь вперил в меня пристальный взгляд.
– Мэтью, я надеялся, что силы не оставят меня так быстро. Но приступ, который я пережил вчера, – это дурной знак. Судя по всему, недуг поступит со мной так же беспощадно, как с моим отцом. А это означает, что боль будет терзать меня почти постоянно и промежутки хорошего самочувствия будут становиться все короче. Боюсь, по дороге в Лондон я доставлю вам немало хлопот.
– Не беспокойтесь ни о чем. Мы с Бараком с удовольствием окажем вам любую помощь, на какую только способны.
– Вы очень добры, Мэтью, – произнес Джайлс, и взгляд его увлажнился слезами.
В следующее мгновение он смущенно отвернулся.
Я почему-то подумал о том, что за всю свою жизнь ни разу не видел слез на глазах отца. Они оставались сухими, даже когда умерла мать. На несколько мгновений в комнате повисло неловкое молчание. Потом я произнес нарочито беззаботным тоном:
– Раз уж я здесь, позвольте попросить вас об одном небольшом одолжении.
– Да-да, разумеется. Я к вашим услугам.
– Мне нужна карта Южной Англии. Хочу кое-что проверить. В связи с делом, которым занимался в Лондоне. Возможно, в вашем богатом книжном собрании есть и карты?
– Конечно, есть, – кивнул Ренн, и в глазах его вспыхнули любопытные искорки. – Это старинные карты, составленные еще монахами, но, поверьте, они не так уж плохи. Правда, я собирал по большей части карты северных графств, и все же, надеюсь, среди них отыщется несколько таких, что пригодятся вам. Заодно посмотрите мою библиотеку. Она находится в задней части дома и занимает две комнаты. Скажите Меджи, чтобы дала вам ключи. Карты и планы хранятся в первой комнате, на третьей полке, что на южной стене. К сожалению, сейчас я не могу встать и помочь вам в поисках.
– Ничего, я справлюсь сам.
Я поднялся, ибо почувствовал, что больной устал.
– Завтра я пошлю вам записку, узнать, как вы себя чувствуете. Если силы к вам не вернутся, я сообщу об этом Малевереру. Ему придется искать вам замену. Он уже сказал, что не позволит мне председательствовать на слушаниях.
– Уверен, завтра я смогу приступить к работе, – с жаром заявил Ренн.
Несколько мгновений он молчал, потом нерешительно добавил:
– Не принимайте произошедшее слишком близко к сердцу, Мэтью. Все это лишь политические игры, и не более того. Лично против вас король ничего не имеет.
– Да, он лишь воспользовался случаем провести сравнение между мной и коренным жителем Йорка. Сравнение, столь невыгодное для меня. Конечно, политические соображения сыграли тут свою роль. Но поверьте, я видел, что собственная жестокость доставляет королю удовольствие. И это произвело на меня особенно тягостное впечатление.
– Политика не отделима от жестокости, – задумчиво изрек Ренн.
– Это я понял давно.
Сердечно простившись с Джайлсом, я спустился на первый этаж. В холле доктор Гибсон беседовал с Меджи.
– Мастер Ренн разрешил мне воспользоваться его библиотекой, – обратился я к старой служанке.
– Сейчас принесу ключи, – ответила она без большой охоты.
– Как дела у мастера Ренна? – спросил я, оставшись наедине с лекарем.
– Недуг скоро сведет его в могилу, – произнес он, печально покачав головой.
– Он рассказал мне, что отец его скончался от той же самой болезни. Неужели она неизлечима?
– Да. Подобные опухоли не знают снисхождения. Они способны сожрать самого сильного и крепкого человека. Так что нам остается лишь молить Господа о чуде.
– Но если чуда не произойдет? Сколько осталось мастеру Ренну?
– Трудно сказать. Я прощупал его живот. Пока что опухоль не слишком велика, но она растет с каждым днем. В любом случае, он проживет не больше нескольких месяцев. Насколько мне известно, мастер Ренн намерен совершить путешествие в Лондон. Для человека в его положении – это чистой воды безумие.
– Возможно. Но эта поездка чрезвычайно важна для него. И я обещал, что помогу ему добраться до Лондона.
– Боюсь, вам будет не так просто выполнить это обещание.
– Но отказываться от своих обещаний я не привык.
Несколько мгновений мы оба молчали, затем я спросил:
– Вы навещали Бродерика, доктор?
– Да, и могу вас заверить, что он вне опасности. Бродерик молод и, несмотря на скверное обращение, сохранил достаточный запас сил.
Я кивнул, довольный тем, что на этот раз мне удалось получить четкий ответ. Тут вернулась Меджи с ключами, и я простился с лекарем. Служанка вновь проводила меня наверх, в узкий коридор, расположенный за спальней Ренна.
– Мастер мало кому разрешает заходить в библиотеку, – сообщила женщина, с сомнением глядя на меня. – Вы уж, сделайте милость, не переставляйте книги. Мастер любит, чтобы в библиотеке был порядок.
– Обещаю не нарушать его.
Меджи отперла внушительную дубовую дверь и пропустила меня в комнату, пропахшую пылью и мышиным пометом. Это было просторное помещение, как видно, в прошлом служившее спальней. Открытый дверной проем позволял разглядеть соседнюю комнату. Стены от пола до потолка покрывали полки, сплошь заставленные книгами, свернутыми пергаментами и старинными рукописями. Я в изумлении огляделся по сторонам.
– Я понятия не имел, что речь идет о таком громадном собрании. Наверняка здесь насчитывается несколько сотен книг.
– Да уж не меньше. Мастер собирал книги чуть не пятьдесят лет.
Меджи тоже окинула взглядом пыльные полки и покачала головой, словно давая понять, что подобное увлечение представляется ей не слишком разумным.
– Наверняка у него есть каталог?
– Нет, сэр, он держит все в голове.
Тут я заметил на стене маленькую картинку, изображавшую компас. Определив с ее помощью, где южная стена, я подошел к ней. Как и сказал Ренн, на третьей полке лежали свернутые в рулоны карты.
– Я вас оставлю, сэр, – буркнула Меджи. – Мне надо приготовить порошок, который лекарь прописал мастеру для облегчения боли.
– Он очень страдает?
– Боль мучает его почти все время.
– Он переносит ее стоически.
– Ну, это он умеет.
Меджи поклонилась и вышла из комнаты.
Оставшись в одиночестве, я оглядел полки более тщательно. Изумление мое возросло, когда я начал перебирать карты. Произведения монахов, которые удалось спасти Ренну, были воистину восхитительны. Я бережно разворачивал карты Йоркширского побережья и сельской местности, украшенные изображениями святых гробниц и мест, где происходили чудеса. Встречались здесь и карты других графств, и среди них – большая карта Кента, судя по всему, сделанная около двух столетий назад. Возможно, она не отличалась большой точностью, однако названия всех, даже самых маленьких, деревушек и селений были выписаны с чрезвычайным тщанием.
У окна, из которого открывался вид на собор, стоял письменный стол. Я разложил на нем карту и принялся ее изучать. Прежде всего я нашел Эшфорд и к юго-западу от него обнаружил деревню под названием Брейбурн. На западе находилось село Ликон, откуда вел свое происхождение мой знакомый сержант. Я задумчиво потер подбородок. Итак, в прошлом столетии человек по имени Блейбурн или Брейбурн приехал в Йорк из Кента и сделал здесь письменное признание, которое до сих пор вызывает тревогу у сильных мира сего. Но что это мне дает? Я надеялся, что сумею нащупать некую путеводную нить, которая поведет меня к дальнейшим открытиям. Но отыскал лишь название глухой деревеньки, расположенной в стороне от больших дорог.
Я вернул карту на полку и принялся бродить вдоль стен, поражаясь разнообразию книг и рукописей, многие из которых относились к весьма древним временам. Здесь были книги на латыни, на английском и старофранцузском языках, биографические сочинения, труды по истории, медицине, архитектуре и садоводству. Отсутствие книг по законоведению немало меня удивило, но, пройдя в другую комнату, я увидел, что ими заставлены все полки. Наряду с классическими трудами, такими как сочинения Брэктона, я обнаружил и старинные ежегодники, а также собрания уложений и парламентских актов. Не без волнения я отметил, что многие из них отсутствуют даже в библиотеке Линкольнс-Инна, которая, увы, была далеко не столь богата, как мне того хотелось бы.
Взяв один из ежегодников, я вернулся к письменному столу. Погрузившись в описания давних процессов, я позабыл о времени. С детства чтение было для меня самым верным средством отвлечься от тревог и неприятностей. И теперь, вникая в юридические подробности, я ощутил, как на душу мою снизошли покой и умиротворение. Когда я наконец вернулся к действительности, пролетело уже несколько часов. С мыслью о том, что за копии этих ежегодников Линкольнс-Инн выложила бы неплохие деньги, я спустился в кухню. Меджи сидела у окна и что-то шила. Я кашлянул, дабы привлечь ее внимание.
– Боюсь, я злоупотребил гостеприимством вашего хозяина, Меджи. Увы, дорвавшись до чтения, я забываю обо всем.
Она улыбнулась – впервые за все время нашего знакомства. Как ни странно, улыбка у нее оказалась приятная.
– Хорошо, что книги мастера хоть кому-то пригодились. А то сейчас многие люди считают их хламом. Говорят, прошлое надо забыть, а книги, которые о нем рассказывают, – попросту сжечь.
– Библиотека вашего хозяина достойна восхищения.
– Мастер сейчас спит.
Старая служанка выглянула в окно, где по-прежнему моросил мелкий дождь.
– Надо же, дождь так и не унялся. Хотите чем-нибудь перекусить?
– Благодарю вас, – ответил я, лишь сейчас осознав, что изрядно проголодался.
– Если хотите, я принесу вам поесть прямо в библиотеку. И свечу тоже принесу, а то становится темно.
«Почему бы не воспользоваться столь любезным предложением?» – сказал я себе.
– Если вы не возражаете, я почитаю еще, – ответил я вслух. – Очень вам признателен, Меджи.
Я вновь поднялся в библиотеку. Через несколько минут Меджи принесла мне кружку пива, ломоть хлеба, миску своей безвкусной, но сытной похлебки и большую восковую свечу.
Утолив голод, я вновь принялся осматривать комнату. Она была выдержана в спартанском стиле – вся мебель состояла из письменного стола, голые половицы даже не были прикрыты циновками. Наверняка Джайлс провел здесь множество счастливых одиноких часов.
«Что станется с этим бесценным собранием после его смерти?» – с грустью подумал я.
Тут в голову мне пришла внезапная мысль, и я бросился к полке, где хранились собрания парламентских актов. На удачу я почти не рассчитывал; и все же в библиотеке, где хранились столь редкие ежегодники, мог оказаться и нужный мне документ. Я шарил глазами по полкам, пока не отыскал увесистый том, относившийся к последней трети прошлого столетия. На коричневом кожаном переплете красовался герб кафедрального собора. Схватив том в охапку, я едва не бегом бросился к столу. Небо за окном уже начало темнеть, и я был благодарен Меджи, которая снабдила меня свечой.
Бережно переворачивая пергаментные страницы, я дошел до актов 1484 года. Вот и знакомое заглавие «Titulus Regulus». «Королевский титул».
«Настоящим актом закрепляется право на престол за ныне царствующим монархом и его потомками», – прочел я слова, которые успел пробежать глазами, просматривая документы, хранившиеся в шкатулке Олдройда.
Сердце мое бешено заколотилось. Я тщательно осмотрел парламентскую печать, скрепляющую акт, сравнил его с другими документами, помещенными в книгу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
– Вижу, в жизни вам пришлось пережить немало тяжелых минут, – сочувственно произнес Ренн.
– Тяжелые минуты выпадают на долю каждого, – пожал плечами я.
– Как бы то ни было, все эти рассказы об увечье короля Ричарда – измышления его недругов, – заметил Ренн. – Я ведь видел его собственными глазами. И могу поклясться, он был прям как стрела. Лицо у него было суровым, волевым и решительным. Но отнюдь не жестоким.
Ренн откинулся на подушки.
– Господи боже, сколько лет пролетело с тех пор! Тогда я был совсем мальчишкой.
Он вновь вперил в меня пристальный взгляд.
– Мэтью, я надеялся, что силы не оставят меня так быстро. Но приступ, который я пережил вчера, – это дурной знак. Судя по всему, недуг поступит со мной так же беспощадно, как с моим отцом. А это означает, что боль будет терзать меня почти постоянно и промежутки хорошего самочувствия будут становиться все короче. Боюсь, по дороге в Лондон я доставлю вам немало хлопот.
– Не беспокойтесь ни о чем. Мы с Бараком с удовольствием окажем вам любую помощь, на какую только способны.
– Вы очень добры, Мэтью, – произнес Джайлс, и взгляд его увлажнился слезами.
В следующее мгновение он смущенно отвернулся.
Я почему-то подумал о том, что за всю свою жизнь ни разу не видел слез на глазах отца. Они оставались сухими, даже когда умерла мать. На несколько мгновений в комнате повисло неловкое молчание. Потом я произнес нарочито беззаботным тоном:
– Раз уж я здесь, позвольте попросить вас об одном небольшом одолжении.
– Да-да, разумеется. Я к вашим услугам.
– Мне нужна карта Южной Англии. Хочу кое-что проверить. В связи с делом, которым занимался в Лондоне. Возможно, в вашем богатом книжном собрании есть и карты?
– Конечно, есть, – кивнул Ренн, и в глазах его вспыхнули любопытные искорки. – Это старинные карты, составленные еще монахами, но, поверьте, они не так уж плохи. Правда, я собирал по большей части карты северных графств, и все же, надеюсь, среди них отыщется несколько таких, что пригодятся вам. Заодно посмотрите мою библиотеку. Она находится в задней части дома и занимает две комнаты. Скажите Меджи, чтобы дала вам ключи. Карты и планы хранятся в первой комнате, на третьей полке, что на южной стене. К сожалению, сейчас я не могу встать и помочь вам в поисках.
– Ничего, я справлюсь сам.
Я поднялся, ибо почувствовал, что больной устал.
– Завтра я пошлю вам записку, узнать, как вы себя чувствуете. Если силы к вам не вернутся, я сообщу об этом Малевереру. Ему придется искать вам замену. Он уже сказал, что не позволит мне председательствовать на слушаниях.
– Уверен, завтра я смогу приступить к работе, – с жаром заявил Ренн.
Несколько мгновений он молчал, потом нерешительно добавил:
– Не принимайте произошедшее слишком близко к сердцу, Мэтью. Все это лишь политические игры, и не более того. Лично против вас король ничего не имеет.
– Да, он лишь воспользовался случаем провести сравнение между мной и коренным жителем Йорка. Сравнение, столь невыгодное для меня. Конечно, политические соображения сыграли тут свою роль. Но поверьте, я видел, что собственная жестокость доставляет королю удовольствие. И это произвело на меня особенно тягостное впечатление.
– Политика не отделима от жестокости, – задумчиво изрек Ренн.
– Это я понял давно.
Сердечно простившись с Джайлсом, я спустился на первый этаж. В холле доктор Гибсон беседовал с Меджи.
– Мастер Ренн разрешил мне воспользоваться его библиотекой, – обратился я к старой служанке.
– Сейчас принесу ключи, – ответила она без большой охоты.
– Как дела у мастера Ренна? – спросил я, оставшись наедине с лекарем.
– Недуг скоро сведет его в могилу, – произнес он, печально покачав головой.
– Он рассказал мне, что отец его скончался от той же самой болезни. Неужели она неизлечима?
– Да. Подобные опухоли не знают снисхождения. Они способны сожрать самого сильного и крепкого человека. Так что нам остается лишь молить Господа о чуде.
– Но если чуда не произойдет? Сколько осталось мастеру Ренну?
– Трудно сказать. Я прощупал его живот. Пока что опухоль не слишком велика, но она растет с каждым днем. В любом случае, он проживет не больше нескольких месяцев. Насколько мне известно, мастер Ренн намерен совершить путешествие в Лондон. Для человека в его положении – это чистой воды безумие.
– Возможно. Но эта поездка чрезвычайно важна для него. И я обещал, что помогу ему добраться до Лондона.
– Боюсь, вам будет не так просто выполнить это обещание.
– Но отказываться от своих обещаний я не привык.
Несколько мгновений мы оба молчали, затем я спросил:
– Вы навещали Бродерика, доктор?
– Да, и могу вас заверить, что он вне опасности. Бродерик молод и, несмотря на скверное обращение, сохранил достаточный запас сил.
Я кивнул, довольный тем, что на этот раз мне удалось получить четкий ответ. Тут вернулась Меджи с ключами, и я простился с лекарем. Служанка вновь проводила меня наверх, в узкий коридор, расположенный за спальней Ренна.
– Мастер мало кому разрешает заходить в библиотеку, – сообщила женщина, с сомнением глядя на меня. – Вы уж, сделайте милость, не переставляйте книги. Мастер любит, чтобы в библиотеке был порядок.
– Обещаю не нарушать его.
Меджи отперла внушительную дубовую дверь и пропустила меня в комнату, пропахшую пылью и мышиным пометом. Это было просторное помещение, как видно, в прошлом служившее спальней. Открытый дверной проем позволял разглядеть соседнюю комнату. Стены от пола до потолка покрывали полки, сплошь заставленные книгами, свернутыми пергаментами и старинными рукописями. Я в изумлении огляделся по сторонам.
– Я понятия не имел, что речь идет о таком громадном собрании. Наверняка здесь насчитывается несколько сотен книг.
– Да уж не меньше. Мастер собирал книги чуть не пятьдесят лет.
Меджи тоже окинула взглядом пыльные полки и покачала головой, словно давая понять, что подобное увлечение представляется ей не слишком разумным.
– Наверняка у него есть каталог?
– Нет, сэр, он держит все в голове.
Тут я заметил на стене маленькую картинку, изображавшую компас. Определив с ее помощью, где южная стена, я подошел к ней. Как и сказал Ренн, на третьей полке лежали свернутые в рулоны карты.
– Я вас оставлю, сэр, – буркнула Меджи. – Мне надо приготовить порошок, который лекарь прописал мастеру для облегчения боли.
– Он очень страдает?
– Боль мучает его почти все время.
– Он переносит ее стоически.
– Ну, это он умеет.
Меджи поклонилась и вышла из комнаты.
Оставшись в одиночестве, я оглядел полки более тщательно. Изумление мое возросло, когда я начал перебирать карты. Произведения монахов, которые удалось спасти Ренну, были воистину восхитительны. Я бережно разворачивал карты Йоркширского побережья и сельской местности, украшенные изображениями святых гробниц и мест, где происходили чудеса. Встречались здесь и карты других графств, и среди них – большая карта Кента, судя по всему, сделанная около двух столетий назад. Возможно, она не отличалась большой точностью, однако названия всех, даже самых маленьких, деревушек и селений были выписаны с чрезвычайным тщанием.
У окна, из которого открывался вид на собор, стоял письменный стол. Я разложил на нем карту и принялся ее изучать. Прежде всего я нашел Эшфорд и к юго-западу от него обнаружил деревню под названием Брейбурн. На западе находилось село Ликон, откуда вел свое происхождение мой знакомый сержант. Я задумчиво потер подбородок. Итак, в прошлом столетии человек по имени Блейбурн или Брейбурн приехал в Йорк из Кента и сделал здесь письменное признание, которое до сих пор вызывает тревогу у сильных мира сего. Но что это мне дает? Я надеялся, что сумею нащупать некую путеводную нить, которая поведет меня к дальнейшим открытиям. Но отыскал лишь название глухой деревеньки, расположенной в стороне от больших дорог.
Я вернул карту на полку и принялся бродить вдоль стен, поражаясь разнообразию книг и рукописей, многие из которых относились к весьма древним временам. Здесь были книги на латыни, на английском и старофранцузском языках, биографические сочинения, труды по истории, медицине, архитектуре и садоводству. Отсутствие книг по законоведению немало меня удивило, но, пройдя в другую комнату, я увидел, что ими заставлены все полки. Наряду с классическими трудами, такими как сочинения Брэктона, я обнаружил и старинные ежегодники, а также собрания уложений и парламентских актов. Не без волнения я отметил, что многие из них отсутствуют даже в библиотеке Линкольнс-Инна, которая, увы, была далеко не столь богата, как мне того хотелось бы.
Взяв один из ежегодников, я вернулся к письменному столу. Погрузившись в описания давних процессов, я позабыл о времени. С детства чтение было для меня самым верным средством отвлечься от тревог и неприятностей. И теперь, вникая в юридические подробности, я ощутил, как на душу мою снизошли покой и умиротворение. Когда я наконец вернулся к действительности, пролетело уже несколько часов. С мыслью о том, что за копии этих ежегодников Линкольнс-Инн выложила бы неплохие деньги, я спустился в кухню. Меджи сидела у окна и что-то шила. Я кашлянул, дабы привлечь ее внимание.
– Боюсь, я злоупотребил гостеприимством вашего хозяина, Меджи. Увы, дорвавшись до чтения, я забываю обо всем.
Она улыбнулась – впервые за все время нашего знакомства. Как ни странно, улыбка у нее оказалась приятная.
– Хорошо, что книги мастера хоть кому-то пригодились. А то сейчас многие люди считают их хламом. Говорят, прошлое надо забыть, а книги, которые о нем рассказывают, – попросту сжечь.
– Библиотека вашего хозяина достойна восхищения.
– Мастер сейчас спит.
Старая служанка выглянула в окно, где по-прежнему моросил мелкий дождь.
– Надо же, дождь так и не унялся. Хотите чем-нибудь перекусить?
– Благодарю вас, – ответил я, лишь сейчас осознав, что изрядно проголодался.
– Если хотите, я принесу вам поесть прямо в библиотеку. И свечу тоже принесу, а то становится темно.
«Почему бы не воспользоваться столь любезным предложением?» – сказал я себе.
– Если вы не возражаете, я почитаю еще, – ответил я вслух. – Очень вам признателен, Меджи.
Я вновь поднялся в библиотеку. Через несколько минут Меджи принесла мне кружку пива, ломоть хлеба, миску своей безвкусной, но сытной похлебки и большую восковую свечу.
Утолив голод, я вновь принялся осматривать комнату. Она была выдержана в спартанском стиле – вся мебель состояла из письменного стола, голые половицы даже не были прикрыты циновками. Наверняка Джайлс провел здесь множество счастливых одиноких часов.
«Что станется с этим бесценным собранием после его смерти?» – с грустью подумал я.
Тут в голову мне пришла внезапная мысль, и я бросился к полке, где хранились собрания парламентских актов. На удачу я почти не рассчитывал; и все же в библиотеке, где хранились столь редкие ежегодники, мог оказаться и нужный мне документ. Я шарил глазами по полкам, пока не отыскал увесистый том, относившийся к последней трети прошлого столетия. На коричневом кожаном переплете красовался герб кафедрального собора. Схватив том в охапку, я едва не бегом бросился к столу. Небо за окном уже начало темнеть, и я был благодарен Меджи, которая снабдила меня свечой.
Бережно переворачивая пергаментные страницы, я дошел до актов 1484 года. Вот и знакомое заглавие «Titulus Regulus». «Королевский титул».
«Настоящим актом закрепляется право на престол за ныне царствующим монархом и его потомками», – прочел я слова, которые успел пробежать глазами, просматривая документы, хранившиеся в шкатулке Олдройда.
Сердце мое бешено заколотилось. Я тщательно осмотрел парламентскую печать, скрепляющую акт, сравнил его с другими документами, помещенными в книгу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115