Я не сводил глаз с Тамазин, пытаясь понять, насколько хорошо она осведомлена о наших с Бараком делах. В интересах самой девушки было бы лучше, если бы Барак воздержался от особых откровенностей.
– Вам известно, где сейчас мастер Барак? – спросил я.
– Он пошел в поля, поглядеть на лагерь. Я хотела сказать вам, сэр…
Тамазин осеклась, так и не набравшись решимости.
– Слушаю вас, – ободряюще произнес я.
«Наверное, для того, чтобы подойти ко мне, девушке потребовалась вся ее смелость, – пронеслось у меня в голове. – Ведь для нее я суровый и занудливый старый сухарь, всячески помыкающий ее возлюбленным».
– Я очень сожалею о том, что пыталась вас обмануть. Я имею в виду… ну, эту кражу.
– Да, с вашей стороны это был до крайности неразумный поступок, – кивнул я. – Женщине подобные выходки не к лицу. Гнев Малеверера вполне понятен. И все же ему не следовало обращаться с вами так грубо.
– О, это сущая ерунда, – пробормотала она, потупив голову. – В моей жизни было и не такое, мастер Шардлейк. Мне пришлось самой пробивать себе дорогу. Хотя моя мать тоже служила при дворе.
– Да, Барак мне рассказывал.
– Она была швеей, шила ливреи для телохранителей королевы. Работала при Катерине Арагонской, потом при Анне Болейн.
– Вот как?
– Да. А семь лет назад, во время чумного поветрия, она умерла.
– Мне очень жаль, – мягко откликнулся я. – Тогда многие лишились близких. В том числе и я.
– Мне было тогда двенадцать лет. На всем белом свете некому было обо мне позаботиться, кроме бабушки. Но она была так стара и больна, что мне самой приходилось заботиться о ней.
– Наверняка вам пришлось несладко.
– Я никогда не знала, кто мой отец. Но думаю, он человек благородных кровей, – сказала Тамазин, и в глазах ее на мгновение вспыхнули гордые огоньки. – Моя мать говорила, что он занимал при дворе важный пост.
– Вот как?
– Да. Должно быть, он принадлежал к числу высокопоставленных придворных.
«Скорее всего, он служил портным», – мысленно поправил я, с сожалением взглянув на Тамазин. Наверняка мать придумала сказку об отце благородных кровей, чтобы утешить дочь, подсластить горечь незаконнорожденности.
– Вижу, сэр, слова мои не вызвали у вас особого доверия, – проницательно заметила девушка. – Но я верю, что отец мой был не из простых. И горжусь этим. Хотя, поверьте, мне пришлось вытерпеть немало оскорблений. Люди ведь очень жестоки.
– Да, это так, – кивнул я. – И вы поступаете правильно, не обращая внимания на насмешки жестоких людей.
«А как следует поступать, если жестокой насмешки тебя удостоил сам король?» – мысленно задал я вопрос самому себе.
– Бабушка посоветовала мне воспользоваться тем, что чума унесла многих швей, и занять место матери, – продолжала Тамазин. – Я так и сделала, сэр. Пришла к управляющему двором и сказала, будто я искусная швея. Хотя, скажу вам честно, тогда я едва умела делать несколько стежков.
– Как видно, вы всегда умели обводить людей вокруг пальца, – усмехнулся я.
– К этому меня вынудила жизнь, сэр, – нахмурившись, проронила Тамазин. – Только обман недолго оставался обманом. Я работала день и ночь и вскоре действительно стала искусной швеей. Другие девушки, те, что работали вместе с матерью, учили меня в память о ней. Нам, беднякам, приходится всячески изворачиваться. Я должна была кормить себя и бабушку, а швеям неплохо платят. К тому же, работая при дворе, я ощущала себя в безопасности.
– Я все понимаю. И не осуждаю вас.
– Так что мне сызмальства пришлось научиться жить своим умом.
– Как и Бараку.
– Когда в тот день я увидела его в городе, меня, поверите ли, точно в сердце что-то кольнуло. Так он мне приглянулся, что и сказать нельзя. И я решила – почему бы мне не познакомиться с этим пригожим молодчиком?
– Должен признать, мистрис Ридбурн, осуществляя свое желание, вы проявили немало сообразительности, – изрек я с едва заметной улыбкой. – Да и смелости тоже. Насколько я понимаю, вы не из тех, кто позволит рыбке сорваться с крючка.
– Как вы сами сказали, сэр, подобные выходки не к лицу порядочной женщине, – серьезно произнесла Тамазин. – Но я ничуть не жалею о том, что сделала. Ведь мы с мастером Бараком нашли друг друга. И я хочу попросить вас об одном – пожалуйста, не чините нам препятствий. Или вы считаете, что подобная просьба с моей стороны – непозволительная дерзость?
– Я считаю, что вы весьма необычная молодая особа, мистрис Ридбурн, – произнес я, устремив на девушку испытующий взгляд. – Поначалу я думал, что вы чрезмерно легкомысленны. Но вижу, я ошибался.
– Джек сказал мне, что у вас вышла размолвка. Он очень сожалеет о своих словах.
– В последнее время я его не узнаю. Прежде ему и в голову не пришло бы призывать меня к осторожности. А теперь его раздирают противоречия. Какая-то часть его существа жаждет спокойной и размеренной жизни, какая-то по-прежнему стремится к авантюрам.
– Я надеюсь, он все же предпочтет спокойную жизнь, – заявила Тамазин. – Мне бы очень хотелось, чтобы он продолжал работать у вас и добился наконец устойчивого положения.
– Я начинаю понимать, к чему вы клоните, мистрис Тамазин, – усмехнулся я. – Если я не ошибаюсь, вы хотите предложить мне сделку.
– Просто мне кажется, что мы можем друг другу помочь, – пожала плечами девушка. – Джек очень вам предан, сэр. Он говорит о вас с восторгом. По его словам, вы сочувствуете простым людям и понимаете их нужды.
– Неужели он и в самом деле так сказал?
Какие бы цели ни преследовала Тамазин, ей удалось задеть мою чувствительную струну.
– Да, сэр, конечно. И он очень переживает из-за похищенного содержимого шкатулки. Все время твердит, что это его вина. Думаю, он стал таким раздражительным лишь потому, что сердится на себя. Прошу, не будьте с ним слишком суровы.
– Я подумаю над тем, что вы сказали, мистрис, – изрек я с глубоким вздохом.
– Это все, о чем я прошу, сэр.
– Вижу, вы успели очень привязаться к Бараку. Надеюсь, он разделяет ваши чувства?
– Я тоже на это надеюсь, сэр. После возращения в Лондон мы можем продолжить наши встречи. Но все зависит от желания Джека.
– Вы сказали мне, что устроились работать швеей, – заметил я. – А как получилось, что вы стали служить под началом мистрис Марлин и леди Рочфорд?
– После смерти Джейн Сеймур при дворе произошли большие перемены. Мистрис Корнуоллис, кондитерша королевы, предложила мне поступить на кухню. Она научила меня выпекать пирожные и сладкое печенье.
– Она прониклась к вам симпатией?
– Да, она очень добра ко мне.
– Я вижу, вы обладаете способностью завоевывать людские сердца. Впрочем, как вы сами сказали, беднякам приходится всячески изворачиваться.
– В прошлом году, когда король женился на королеве Кэтрин, меня оставили на кухне. Выяснилось, что новая королева тоже обожает сладости. Но я работаю под началом мистрис Марлин.
– Мистрис Марлин производит впечатление довольно суровой особы.
– Ко мне она очень добра. Хотя ей приходится тяжело. Другие леди осыпают ее насмешками.
«Доброе отношение людей нередко служит наградой тому, кто сам наделен добротой», – подумал я.
Судя по всему, это в полной мере относится к Тамазин.
– А как к вам относится леди Рочфорд? – спросил я вслух. – Что вы можете сказать о ее характере?
– К счастью, мне почти не приходится иметь с ней дело, сэр. Откровенно говоря, я ее побаиваюсь. По слухам, она может погубить кого угодно.
– Вы полагаете, эти слухи справедливы?
– Похоже, что так, сэр. Одно могу сказать – леди Рочфорд обожает собирать сплетни и при случае способна обернуть их человеку во вред. Уж конечно, ее никак не назовешь глупой, – добавила Тамазин, нахмурившись. – Но подчас она ведет себя… неразумно.
– Скажем так, она ведет слишком рискованную игру, – поправил я.
– Да, вы правы. И подобными играми она занималась всю жизнь. Но королеве она предана всей душой. И та тоже очень к ней привязана.
– Сегодня я имел честь видеть королеву, – сообщил я.
– В Фулфорде? – в некотором замешательстве уточнила Тамазин.
– В Фулфорде. Джек рассказал вам о том, что там произошло?
– Рассказал, – потупившись, проронила она. – С вами поступили очень… несправедливо.
– Не будем об этом вспоминать. Но так или иначе, я полон желания оставить Йорк и вернуться в Лондон. Полагаю, вы всецело это желание разделяете.
– Да, сэр, – кивнула Тамазин, поднимаясь со скамьи. – Прошу прощения, но я должна уйти. Мне необходимо увидеть мистрис Марлин.
– Барак знал о вашем намерении поговорить со мной?
– Нет, сэр. Я все решила сама.
– Признаюсь, Тамазин, вы меня очаровали. Впрочем, я далеко не первый, кто оказался во власти ваших чар. Вы не будете возражать, если я вас провожу?
– Спасибо, сэр, но в этом нет необходимости, – с улыбкой ответила Тамазин. – Как вы уже поняли, я привыкла сама о себе заботиться.
– Тогда доброй вам ночи.
Тамазин сделала реверанс, повернулась и решительно зашагала прочь. Провожая ее взглядом, я думал о том, что ошибался, считая эту девушку пустоголовой кокеткой. Возможно, Барак нашел свою судьбу.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Смелость, которую проявила Тамазин, подойдя ко мне, доверие, с которым она со мной говорила, заставили меня устыдиться своего недавнего поведения. Мне было неприятно вспоминать о том, что при встречах с этой девушкой я едва не пренебрегал требованиями учтивости.
Становилось все прохладнее, и потому я поднялся со скамьи, решив прогуляться до лагеря в полях и по возможности отыскать Барака. Миновав дверь во внутренней стене, я пересек дорогу и подошел к плетеной ограде, которой был обнесен лагерь. У ворот стояли в карауле двое часовых. Я предъявил им свои документы, и они пропустили меня внутрь.
В ноздри сразу ударил густой запах дыма, немытых человеческих тел и нечистот. Трава на поле была сплошь вытоптана неисчислимым множеством ног и копыт. Вдруг где-то поблизости раздался призывный звук горна, и обитатели лагеря, похватав деревянные миски и кружки, стремглав бросились к кострам. Час для обеда был поздний, и люди наверняка успели изрядно проголодаться.
Стоя поодаль, я наблюдал за обедающими. В прямоугольной яме был разложен огромный костер; над ним, на невероятных размеров вертеле, жарился целый бык. Поварята без устали суетились вокруг: одни добавляли в огонь поленьев, другие крутили ручку вертела под наблюдением старшего повара, с которого градом катился пот. Прямо под брюхом быка, щедро поливаемые сочившимся из него жиром, на железных спицах жарились цыплята. Поварята ловко извлекали готовых птиц и раскладывали их на огромные блюда. Я поразился проворству, с которым действовали эти мальчуганы в кожаных фартуках и косынках, закрывающих их лица от брызг жира. Тарелки, которые протягивали им обитатели лагеря, мигом наполнялись. Со всех сторон доносились крепкие шутки и хохот, однако в большинстве своем люди держались вполне пристойно. Вид у всех был усталый – ведь сегодня им пришлось встать на рассвете, присутствовать на торжественной церемонии в Фулфорде, а потом разбивать здесь палатки и раскладывать костры.
Глядя на шустрых поварят, суетившихся среди языков пламени и брызг жира, я подумал, что Крейк отозвался о придворной челяди с незаслуженным пренебрежением. Разумеется, организация королевского путешествия потребовала от высоких сановников немалых усилий, однако же и простые работники были достойны всяческих похвал. Если бы не дружные и согласованные действия всех этих кучеров, поваров и носильщиков, планы, намеченные вельможами, оказались бы неосуществленными.
За спиной моей раздалось покашливание. Обернувшись, я увидел Барака.
– О, вы здесь, – пробормотал я нарочито равнодушным тоном. – Это зрелище производит сильное впечатление, правда?
Несколько мгновений мы молчали, наблюдая, как обитатели лагеря, рассевшись на корточки у костров, торопливо поглощают свой обед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115