А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

– Кстати, весьма любопытно, что Калпепер, как выяснилось, родом из Кента. Хотел бы я знать, где он расположен, этот Гудхерст? Вдруг рядом с деревенькой под названием Брейбурн?
– От Кента до Йорка путь неблизкий, – равнодушно промолвил Барак. – Но сюда идет человек, который его проделал, – добавил он, заметив кого-то у меня за спиной.
Я обернулся и увидел сержанта Ликона, торопливо шагавшего к нам. Судя по встревоженному лицу молодого солдата, он нес дурную весть.
– Господи боже, какие еще беды на наши головы? – пробормотал я себе под нос.
Приблизившись, сержант приветствовал нас салютом. Как и во время нашей прошлой встречи в трапезной, держался он холодно и отстраненно.
– Я везде вас ищу, мастер Шардлейк, – произнес он. – Сэр Уильям Малеверер желает немедленно вас видеть. Сейчас он в камере сэра Эдварда Бродерика.
– А что случилось с Бродериком? – спросил я, предчувствуя недоброе.
События минувшей ночи заставили меня позабыть о собственных обязанностях по отношению к заключенному.
– На его жизнь совершено еще одно покушение.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Приказав Бараку ждать меня в нашем временном жилище, я вслед за Ликоном двинулся к зданию, в котором поместили узника.
– Как это произошло? – спросил я, едва поспевая за сержантом.
– Редвинтер воспользовался разрешением сэра Уильяма и вышел из камеры, чтобы немного размяться, – не замедляя шага, ответил Ликон. – Незадолго до этого арестант поел под его наблюдением. А минут десять спустя после ухода Редвинтера стражники услыхали какой-то странный звук и догадались, что арестанта рвет. Они вбежали в камеру и обнаружили его на полу в луже блевотины. Бедняга едва дышал. Солдаты позвали меня. Я приказал немедленно принести пива и соли, смешал их и заставил арестанта выпить. При отравлениях это первейшее средство. Потом я послал за доктором Гибсоном. Сейчас он у заключенного. Сэр Уильям Малеверер тоже там. Он просто рвет и мечет.
– Вы поступили чрезвычайно разумно, сержант.
Ликон промолчал. Про себя я вновь отметил, что по какой-то неведомой причине от прежней его приветливости не осталось и следа.
Мы миновали длинный коридор, шаги наши гулко отдавались по каменным плитам. Дверь в камеру Бродерика была открыта нараспашку, и оттуда доносился кислый запах рвоты. Несмотря на зловоние, в камере было полно народу. Двое солдат, стоя у постели Бродерика, поддерживали его в сидячем положении. Заключенный был смертельно бледен и, похоже, плохо понимал, что с ним происходит. Один из солдат открыл ему рот, давая доктору Гибсону возможность влить туда какого-то снадобья. Редвинтер понуро стоял в стороне. В глазах его, помимо злобы, я заметил отблески еще какого-то чувства. Возможно, то была растерянность. Малеверер, скрестив руки на груди, грозно хмурился. Он бросил на меня взгляд, не предвещавший ничего хорошего.
– Где вас черти носили? – процедил он.
– Я… я навещал мастера Ренна, сэр Уильям.
– Выйдем отсюда, – приказал Малеверер.
Редвинтер последовал было за нами, но Малеверер обернулся и рявкнул:
– А вы оставайтесь на месте! Арестанта вновь пытались убить, – бросил он, когда мы оказались в коридоре.
– Отравление?
– Редвинтер клянется, что лично надзирал за приготовлением пищи, сам принес ее заключенному и не сводил с него глаз, пока тот ел. А через десять минут Бродерик в корчах свалился на пол. Если Редвинтер не лжет, у злоумышленников не было никакой возможности подсыпать арестанту яд. Слова Редвинтера подтверждает сержант Ликон. Но в таком случае арестанта мог отравить один-единственный человек, – отчеканил он, многозначительно поджав губы. – И человек этот – сам Редвинтер.
– Но зачем ему это делать, сэр Уильям? К тому же он не мог не понимать, что, поступая подобным образом, подставляет себя под удар.
– Его соображения мне не известны, – процедил Малеверер, явно сознававший, как неубедительны его обвинения. – Мне известны лишь факты.
– Наверняка возможность подсыпать заключенному яд была у кого-то еще. Кто знает, что Бродерик находится в аббатстве?
– Всего несколько человек, – злобно тряхнув головой, буркнул Малеверер. – Но, вполне вероятно, они оказались слишком болтливы. Сейчас ни на кого нельзя полагаться.
– По словам сержанта Ликона, Редвинтер вышел из камеры, как только заключенный закончил свой обед, – сказал я. – Он отправился размять ноги. Что, если злоумышленник проник в камеру в его отсутствие?
– А как, скажите на милость, он проскользнул мимо караульных? – проворчал Малеверер. – И каким образом заставил Бродерика проглотить яд?
– Может быть, заставлять не потребовалось, – предположил я. – Вполне вероятно, Бродерик сам хотел умереть и с готовностью принял принесенную отраву.
Шум, донесшийся из камеры, заставил Малеверера обратить взор к дверям. Громко звеня цепями, которыми были скованы лодыжки арестанта, солдаты подняли его, усадили в кресло Редвинтера и вынесли в коридор. Вслед за ними вышел доктор Гибсон. Рубашку лекаря покрывали пятна, лицо побагровело от волнения.
– Там слишком темно, и я не могу осмотреть больного как следует, – пояснил он.
Я принялся разглядывать Бродерика. Он был бледен, как мертвец, дышал тяжело и прерывисто. Однако глаза оставались открыты, и в какое-то мгновение я поймал на себе его укоряющий взгляд.
Малеверер подозвал сюда тюремщика.
– Я только что сказал мастеру Шардлейку, что у меня есть весьма серьезные подозрения на ваш счет, – изрек он. – Кроме вас, никто не мог отравить заключенного.
Редвинтер метнул на меня взгляд, исполненный жгучей ненависти.
– Уверен, мастер Шардлейк постарался всячески укрепить вас в этом мнении, – процедил он сквозь зубы.
– Ошибаетесь, – бросил Малеверер. – Мастер Шардлейк со мной не согласен.
Слова эти явно стали для Редвинтера полной неожиданностью. Он в замешательстве переводил глаза о меня на Малеверера.
– Клянусь, я не давал ему яд, – заявил он наконец. – Не понимаю, почему я заслужил подобные подозрения?
– Не смейте распускать язык передо мной, вы, гнусный недоумок! – рявкнул Малеверер и сделал угрожающее движение по направлению к тюремщику.
Тот подался назад, и я впервые увидел, как в ледяных глазах Редвинтера заметались огоньки страха.
– Клянусь, сэр Уильям, я ни в чем не виноват, – понурившись, пробормотал он.
Лекарь меж тем влил в глотку Бродерика очередную порцию соленого пива, и того вновь вырвало. Тонкая струйка желтой жидкости стекала у него по подбородку.
– Он вне опасности? – обратился Малеверер к лекарю.
– По крайней мере, я вывел весь яд из его желудка. Хорошо, что солдат, который его обнаружил, догадался сразу вызвать рвоту.
– Можно мне осмотреть камеру? – обратился я к Малевереру.
– Зачем?
– Сам не знаю. Но если признаки отравления появились у Бродерика спустя десять минут после того, как мастер Редвинтер вышел из камеры, возможно, заключенный принял яд сам.
– Где он мог взять яд? – взревел тюремщик. – Я осматриваю камеру каждый день! В ней невозможно ничего спрятать!
– Осматривайте, если хотите, – устало кивнул Малеверер.
Я вошел в пустую камеру. На каменном полу не удалось обнаружить ничего, кроме пятен рвоты. Я прошелся по камере взад-вперед, надеясь, что взор мой наткнется на какой-нибудь необычный предмет. Малеверер и Редвинтер, подобно двум огромным воронам, не сводили с меня глаз.
Деревянные миска и чашка, которыми пользовался Бродерик, были пусты. Скорее всего, доктор Гибсон уже забрал статки пищи, дабы подвергнуть их исследованию. Всю обстановку камеры составляли кровать, табуретка и пустой ночной горшок. Я сбросил с кровати перепачканные рвотой одеяла и принялся ощупывать соломенный тюфяк.
Вдруг я заметил, что между стеной и кроватью что-то белеет. Мгновение спустя находка была у меня в руках.
– Что это? – раздался за спиной голос Малеверера.
– Носовой платок.
К моему удивлению, то был женский носовой платок, сложенный вчетверо. Судя по украшавшим его кружевам, он явно принадлежал леди.
– И все? – разочарованно протянул Малеверер.
На ощупь платок оказался до странности жестким, к тому же его покрывали темные пятна. Я вытащил из кармана свой собственный платок, расстелил на кровати и сверху положил находку.
– Сейчас посмотрим, что там такое, – тихо произнес я и, осторожно взяв свой платок за уголки, направился к дверям.
Свободной рукой я по пути прихватил табуретку. Бродерик, впавший в забытье, распростерся в кресле. Доктор Гибсон склонился над ним. Отойдя от них на несколько шагов, я поставил табуретку на пол и развернул на ней свой носовой платок. Все мы – я, Малеверер и Редвинтер – устремили взгляды на маленький белый квадратик.
– Эка невидаль! – разочарованно проворчал Малеверер. – Видно, какая-то шлюха подарила этому болвану платок на память, и он любовался им на досуге!
– У заключенного не было никакого платка, – озадаченно нахмурив лоб, пробормотал Редвинтер. – Его самым тщательным образом обыскивали два раза: сначала в замке, сразу после ареста, затем здесь. Никаких сувениров вроде этого платка ему бы не оставили. Посетителей к нему не допускали. И уж конечно, среди тех, кто заходил в камеру, не было женщин.
Я нагнулся ниже, разглядывая пятна, покрывавшие платок.
– Вы говорите, когда заключенного перевезли сюда из замка, его обыскали вновь? – обратился я к Редвинтеру.
– Да. Заставили раздеться донага и осмотрели все его вещи.
– Однако оставалось одно место, где он мог спрятать платок, – сказал я, указав на темные пятна.
На несколько мгновений воцарилось молчание, потом Малеверер недоверчиво расхохотался.
– Вы хотите сказать, что этот парень спрятал подарок своей возлюбленной себе в задницу? – пророкотал он.
– Именно так он и поступил, – кивнул я. – Только, полагаю, его возлюбленная, если таковая имеется, тут ни при чем. Он использовал дамский носовой платок лишь потому, что тот меньше и тоньше мужского.
– И зачем ему это понадобилось?
– В платке что-то было.
Мне не хотелось прикасаться к этому кусочку ткани, но все же я взял его за уголок и осторожно развернул. К моему великому разочарованию, там ничего не оказалось. Я наклонился еще ниже и принюхался, почти касаясь платка носом. От ткани исходил едва ощутимый запах, чрезвычайно неприятный, но отличавшийся от запаха испражнений. Я нахмурился, пытаясь припомнить, где и при каких обстоятельствах я ощущал этот гнилостный аромат. Вне сомнения, это было совсем недавно. Да, конечно, запах этот исходил от забинтованной ноги короля во время злополучной церемонии в Фулфорде.
– Что вы там вынюхиваете, стряпчий? – сердито вопросил Малеверер. – Может, вы еще попробуете эту гадость на вкус?
– Сэр Уильям, нам необходимо позвать доктора Гибсона.
Малеверер сделал лекарю знак подойти. Я поделился с ним своими предположениями. Доктор Гибсон с неохотой склонился над платком.
– Что вы скажете об этом запахе, сэр? – нетерпеливо просил я. – Это запах яда?
– Бог свидетель, этот запах знаком мне слишком хорошо, – грустно усмехнулся лекарь. – Это запах разложения и смерти. Я часто…
– Так существует яд с таким запахом? – перебил Малеверер.
– Если и существует, мне он не известен.
– Ядов на свете множество, и, скорее всего, один из них хранился в этом проклятом платке, – заявил Малеверер, и глаза его довольно блеснули. – Заключенный спрятал его в самом надежном месте, выжидая случая пустить в ход. Наконец случай этот подвернулся, и он отравил себя, дабы избежать пыток, которые ожидают его в Лондоне.
Он метнул взгляд на Бродерика, который по-прежнему не подавал признаков жизни.
– Богом клянусь, у этого малого были причины поторопить собственную смерть.
– Да, но кто принес ему яд? – возразил Редвинтер. – Как я уже сказал, все то время, что он провел в заточении, к нему не допускали посетителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115