Так он сам мне сказал.
– Если это письмо – единственная улика, вашему жениху нечего опасаться.
– В наши дни не много нужно, чтобы уличить человека в измене. В особенности если он противник религиозных преобразований и не считает нужным этого скрывать. Не подумайте только, что Бернард принадлежит к числу рьяных папистов. Нет, я приложила немало стараний для того, чтобы убедить его в благодетельности библейского христианства. И, если только женщина способна в чем-то убедить мужчину, мне удалось это сделать. Но Бернард известен своими традиционными взглядами, а этого вполне достаточно, чтобы объявить его государственным преступником. Особенно если найдется хитрец, умеющий вливать яд в уши сильных мира сего.
– О ком вы говорите? – насторожился я. – Значит, у вашего жениха есть враг, которому выгодно с ним поквитаться?
– Здесь, в Йоркшире, Бернард купил землю, прежде принадлежавшую небольшому монастырю, – пояснила Дженнет. – С одной стороны участок этот вплотную примыкал к поместью его семьи. А с другой стороны – к владениям другой семьи, которая тоже не прочь расширить свои земли, – процедила она, и губы ее сжались в тонкую ниточку. – Так что, если Бернарда уличат в государственной измене, кое-кто действительно извлечет из этого выгоду. Земли Бернарда отойдут к королю и будут проданы за бесценок.
Она сделала многозначительную паузу.
– Фамилия семьи, о которой я говорила, – Малеверер.
В памяти моей ожил исполненный жгучей ненависти взгляд, который Дженнет бросила на сэра Уильяма, когда их с Тамазин привели к нему в кабинет.
– Господи боже, этот человек готов скупить все земли в Англии! – с горечью воскликнула она.
– Насколько мне известно, он уже наложил руку на поместья Роберта Эска и намерен приобрести недвижимость в Лондоне.
– Причина подобных неуемных аппетитов – в том, что он незаконнорожденный ублюдок.
Последнее слово Дженнет Марлин словно выплюнула.
– Ему кажется, что богатство заставит людей забыть о его темном происхождении. Никогда прежде алчность и стяжательство не достигали подобного размаха. Люди ради денег готовы на все.
– Вынужден согласиться с вами, сударыня.
– Но Малеверер никогда не добьется своего, – заявила она, сжав руки в изящные кулачки. – Мы с Бернардом поклялись друг другу в верности, и ничто не заставит меня изменить этой клятве.
Голос ее звучал едва слышно.
– Все смеются надо мной, говорят, что единственная причина моей верности Бернарду – в том, что никто больше не позарится на высохшую старую деву. Но…
– Сударыня, – осторожно перебил я, несколько смущенный ее откровенностью.
Но Дженнет была полна желания выложить то, что накипело у нее на душе.
– Люди не могут понять, как крепко мы связаны с Бернардом. Мы дружим с самого детства. Мои родители умерли, когда я была маленькой девочкой, и я выросла в его семье. Он на три года старше меня и всегда был мне поддержкой и опорой. Я привыкла считать его кем-то вроде старшего брата.
Она вновь устремила на меня испытующий взгляд.
– Скажите, сэр, вы верите в небесное предначертание? Верите, что Божественный промысел неразрывно соединяет пути мужчины и женщины?
Я неловко заерзал на скамье. Излияния Дженнет слишком напоминали строки из какой-нибудь цветистой любовной поэмы, которые были при дворе в большой моде.
– Не знаю, что и сказать вам, сударыня, – пробормотал я. – Все это слишком сложно. Порой нам кажется, что какой-то человек предназначен нам небом, но он отнюдь не разделяет наших чувств. Увы, мне на собственном опыте довелось узнать, что такое безответная любовь.
Она посмотрела на меня долгим взглядом и медленно покачала головой.
– Вы меня не поняли. Я всегда знала: никто и ничто не сможет отнять у меня Бернарда. Даже когда он женился на другой, это не поколебало моей уверенности. А потом жена его умерла, и он сделал мне предложение. Вы сами видите, наш брак был предопределен на небесах.
Глаза Дженнет сверкали таким воодушевлением, что мне стало не по себе.
– Ради него я готова на все, – с жаром заявила она. – На все.
– Мне очень жаль, что обстоятельства препятствуют вашему счастью, – тихо произнес я.
Мистрис Марлин внезапно встала.
– Мы должны идти, – сказала она и бросила взгляд на Тамазин и Барака.
Девушка показывала своему ухажеру отрезы роскошной ткани, на которую Барак взирал с откровенно скучающим видом.
– Тамазин, нам пора, – окликнула ее мистрис Марлин. – Мы и так слишком задержались.
Тамазин уложила ткань в корзину, стряхнула с платья опавшие листья и поспешила к нам. Барак следовал за ней.
– Всего вам наилучшего, сэр, – сказала мистрис Марлин и, сделав реверанс, двинулась к воротам.
Когда женщины удалились, Барак покачал головой.
– Господи боже, Тэмми была невыносима. Представляете, она заставила меня разглядывать все эти чертовы кружева и тряпки. И при этом без умолку расписывала их достоинства. Я едва не выл от тоски. Но пришлось слушать, чтобы ее не обидеть.
– Смотрите будьте с ней настороже, а то мигом превратитесь в подкаблучника, – усмехнулся я.
– Этому не бывать, – убежденно заявил Барак, но губы его тронула улыбка. – Простите за то, что оставил вас в обществе мистрис Марлин.
– Вам не за что извиняться. Мистрис Марлин, судя по всему, более не питает ко мне неприязни, и я провел время чрезвычайно приятно.
– В отличие от меня.
– Она много рассказывала о своем женихе. А еще я узнал кое-что любопытное о нашем благородном сэре Уильяме.
И я рассказал Бараку о том, каким образом Малеверер рассчитывает завладеть землями Бернарда Лока.
– Что до мистрис Марлин, то она, похоже, живет и дышит только своим Бернардом, – заметил я напоследок. – Ее душа и сердце принадлежат ему всецело.
– Подобная преданность делает ей честь.
– Да, но что с нею станется, если жениха ее постигнет печальная участь? Ее жизнь тоже будет погублена безвозвратно.
– Вижу, вы прониклись к этой леди большой симпатией, – ухмыльнулся Барак. – Может, вы сумеете занять место ее жениха?
– Думаю, на свете нет мужчины, который сумел бы это сделать, – со смехом возразил я. – Кроме того, у мистрис Марлин слишком страстная натура, а семейной жизни это отнюдь не на пользу.
Я бросил взгляд в ту сторону, куда ушли наши недавние собеседницы.
– Остается лишь надеяться, что мастер Лок выйдет на свободу и соединится наконец со своей суженой.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Через несколько часов мы вернулись в замок, дабы вновь приступить к слушанию прошений. Кости Эска убрали, и лишь обрывок цепи, болтавшийся на верхушке башни, напоминал о ее жутком украшении. Поначалу мне показалось, что цепь покрывают кровавые пятна, но потом я догадался, что она проржавела насквозь.
На этот раз Джайлс, против своего обыкновения, держался с просителями излишне резко. Несколько раз он с раздражением обрывал невнятно лепечущих простолюдинов, так что мне даже пришлось вмешаться. Около пяти мы закончили. Мастер Уотерс собрал свои бумаги и отвесил нам поклон.
– Насколько я знаю, вам предстоит путешествие в Лондон, джентльмены, – сказал он на прощание. – Желаю вам благополучно добраться.
– Спасибо, – ответил я. – Правда, одному богу известно, когда мы двинемся в путь.
– Да, судя по всему, король пока не собирается покидать Йорк.
Когда за Уотерсом закрылась дверь, я обернулся к Джайлсу. Вид у него был до крайности утомленный, щеки бледны, плечи опущены. Когда он встал, тяжело опираясь на палку, я заметил, что он, как ни странно, напоминает мне короля.
– Вы плохо себя чувствуете, Джайлс? – с тревогой осведомился я.
– Неважно, – кивнул он. – С вашей стороны было бы очень любезно проводить меня домой, Мэтью.
Боль и усталость заставили Джайлса позабыть о лондонском произношении, и в речи его ощущался сильный йоркширский акцент.
– Да, разумеется.
Я помог старику спуститься по лестнице и выйти во двор. Барак следовал за нами. Порыв холодного ветра заставил Джайлса содрогнуться.
– Король Джеймс заставляет себя слишком долго ждать, – пробормотал он. – Может, он и не собирается в Йорк?
– Нам остается лишь строить предположения, – пожал плечами я. – Ведь нам ничего не известно о том, какие договоренности существуют между двумя монархами.
– Верьте моему слову, король Джеймс не приедет! – убежденно заявил Ренн. – Господи боже, надо быть законченным болваном, чтобы явиться в чужую страну и отдать себя на милость короля Генриха.
Барак обеспокоенно огляделся по сторонам. К счастью, поблизости не было ни одной живой души.
– О подобных вещах не стоит говорить так громко, Джайлс, – предостерег я.
– Вы правы, – кивнул старый законник. – Хотя я говорю чистую правду. О господи, времени у меня осталось совсем мало! – воскликнул он со страстью, неожиданной в столь сдержанном человеке. – Мне надо как можно скорее попасть в Лондон.
Мы отвели Джайлса домой, передали на попечение Меджи и направились в аббатство. По пути я молился о том, чтобы у старика хватило сил проделать длинный путь, найти племянника и на пороге смерти обрести мир и душевное равновесие.
Прибыв в аббатство, мы сразу направились в трапезную, ибо у Барака была там назначена встреча с Тамазин. Время обеда уже наступило, и в трапезной царило обычное оживление. Клерки и слуги болтали и перебрасывались шутками в точности так, как и до прибытия короля; к его присутствию успели привыкнуть, и благоговейный трепет несколько поутих. Тамазин сидела за тем самым столом, который мы облюбовали прежде. Оттуда было хорошо видно, кто входит в трапезную. Одета она была, как и всегда, весьма нарядно – голубое шелковое платье, маленький изящный чепчик, из-под которого рассыпались по плечам пышные золотистые локоны.
– Ну что, сударыня, сегодня у вас было много хлопот? – светясь от радости, спросил у нее Барак.
– Нет, день сегодня выдался спокойный, – ответила Тамазин. – Король и королева снова уехали на охоту. Добрый вечер, сэр, – с улыбкой обернулась она ко мне.
– Добрый вечер, Тамазин, – откликнулся я и опустился на скамью рядом с Бараком.
Ощущать себя третьим лишним было не слишком приятно, хотя ни Барак, ни Тамазин не подавали виду, что я им мешаю.
– Сегодня мне придется провести весь вечер, не выходя из комнаты, – сообщил я. – Надо просмотреть кое-какие бумаги.
Никаких бумаг у меня не было, но я решил не докучать влюбленным своим присутствием. Девушка поняла мою хитрость и наградила меня благодарной улыбкой.
– Сегодня мы с мистрис Марлин долго разговаривали, – продолжал я. – Она рассказала мне о своем женихе.
– Бедная мистрис Марлин, – вздохнула Тамазин. – Она готова рассказывать о своем женихе всякому, кто согласен слушать. И при этом обвиняет в его бедах сэра Уильяма. Ей надо быть осторожнее. Надеюсь, ее обвинения не дойдут до его ушей.
– Полагаю, ей сейчас не до осторожности, – заметил я. – Ее злополучный жених – вот единственное, что у нее на уме.
– Но это так понятно, – улыбнулась Тамазин. – О ком ей и думать, как не о человеке, в которого она влюблена с детства? Тем более человек этот сейчас в Тауэре. Правда, многим подобная преданность кажется глупой. Некоторые дамы позволяют себе насмешки, которые глубоко ранят душу…
– Я на собственном опыте знаю, как больно ранят насмешки.
– Но мистрис Марлин никогда не дает воли обиде, она всегда держит себя в руках. Иной раз мне плакать хочется, глядя на нее.
– Насколько я понял, мистрис Марлин свято убеждена, что она и мастер Лок предназначены друг другу небом. Может статься, я ошибаюсь, но мне подобная пылкость представляется чрезмерной. По моему разумению, она свидетельствует об излишней впечатлительности натуры.
– Позволю себе не согласиться с вами.
Тамазин улыбнулась, но в глазах ее сверкнул холодок.
– По моему разумению, сильное чувство достойно восхищения при любых обстоятельствах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
– Если это письмо – единственная улика, вашему жениху нечего опасаться.
– В наши дни не много нужно, чтобы уличить человека в измене. В особенности если он противник религиозных преобразований и не считает нужным этого скрывать. Не подумайте только, что Бернард принадлежит к числу рьяных папистов. Нет, я приложила немало стараний для того, чтобы убедить его в благодетельности библейского христианства. И, если только женщина способна в чем-то убедить мужчину, мне удалось это сделать. Но Бернард известен своими традиционными взглядами, а этого вполне достаточно, чтобы объявить его государственным преступником. Особенно если найдется хитрец, умеющий вливать яд в уши сильных мира сего.
– О ком вы говорите? – насторожился я. – Значит, у вашего жениха есть враг, которому выгодно с ним поквитаться?
– Здесь, в Йоркшире, Бернард купил землю, прежде принадлежавшую небольшому монастырю, – пояснила Дженнет. – С одной стороны участок этот вплотную примыкал к поместью его семьи. А с другой стороны – к владениям другой семьи, которая тоже не прочь расширить свои земли, – процедила она, и губы ее сжались в тонкую ниточку. – Так что, если Бернарда уличат в государственной измене, кое-кто действительно извлечет из этого выгоду. Земли Бернарда отойдут к королю и будут проданы за бесценок.
Она сделала многозначительную паузу.
– Фамилия семьи, о которой я говорила, – Малеверер.
В памяти моей ожил исполненный жгучей ненависти взгляд, который Дженнет бросила на сэра Уильяма, когда их с Тамазин привели к нему в кабинет.
– Господи боже, этот человек готов скупить все земли в Англии! – с горечью воскликнула она.
– Насколько мне известно, он уже наложил руку на поместья Роберта Эска и намерен приобрести недвижимость в Лондоне.
– Причина подобных неуемных аппетитов – в том, что он незаконнорожденный ублюдок.
Последнее слово Дженнет Марлин словно выплюнула.
– Ему кажется, что богатство заставит людей забыть о его темном происхождении. Никогда прежде алчность и стяжательство не достигали подобного размаха. Люди ради денег готовы на все.
– Вынужден согласиться с вами, сударыня.
– Но Малеверер никогда не добьется своего, – заявила она, сжав руки в изящные кулачки. – Мы с Бернардом поклялись друг другу в верности, и ничто не заставит меня изменить этой клятве.
Голос ее звучал едва слышно.
– Все смеются надо мной, говорят, что единственная причина моей верности Бернарду – в том, что никто больше не позарится на высохшую старую деву. Но…
– Сударыня, – осторожно перебил я, несколько смущенный ее откровенностью.
Но Дженнет была полна желания выложить то, что накипело у нее на душе.
– Люди не могут понять, как крепко мы связаны с Бернардом. Мы дружим с самого детства. Мои родители умерли, когда я была маленькой девочкой, и я выросла в его семье. Он на три года старше меня и всегда был мне поддержкой и опорой. Я привыкла считать его кем-то вроде старшего брата.
Она вновь устремила на меня испытующий взгляд.
– Скажите, сэр, вы верите в небесное предначертание? Верите, что Божественный промысел неразрывно соединяет пути мужчины и женщины?
Я неловко заерзал на скамье. Излияния Дженнет слишком напоминали строки из какой-нибудь цветистой любовной поэмы, которые были при дворе в большой моде.
– Не знаю, что и сказать вам, сударыня, – пробормотал я. – Все это слишком сложно. Порой нам кажется, что какой-то человек предназначен нам небом, но он отнюдь не разделяет наших чувств. Увы, мне на собственном опыте довелось узнать, что такое безответная любовь.
Она посмотрела на меня долгим взглядом и медленно покачала головой.
– Вы меня не поняли. Я всегда знала: никто и ничто не сможет отнять у меня Бернарда. Даже когда он женился на другой, это не поколебало моей уверенности. А потом жена его умерла, и он сделал мне предложение. Вы сами видите, наш брак был предопределен на небесах.
Глаза Дженнет сверкали таким воодушевлением, что мне стало не по себе.
– Ради него я готова на все, – с жаром заявила она. – На все.
– Мне очень жаль, что обстоятельства препятствуют вашему счастью, – тихо произнес я.
Мистрис Марлин внезапно встала.
– Мы должны идти, – сказала она и бросила взгляд на Тамазин и Барака.
Девушка показывала своему ухажеру отрезы роскошной ткани, на которую Барак взирал с откровенно скучающим видом.
– Тамазин, нам пора, – окликнула ее мистрис Марлин. – Мы и так слишком задержались.
Тамазин уложила ткань в корзину, стряхнула с платья опавшие листья и поспешила к нам. Барак следовал за ней.
– Всего вам наилучшего, сэр, – сказала мистрис Марлин и, сделав реверанс, двинулась к воротам.
Когда женщины удалились, Барак покачал головой.
– Господи боже, Тэмми была невыносима. Представляете, она заставила меня разглядывать все эти чертовы кружева и тряпки. И при этом без умолку расписывала их достоинства. Я едва не выл от тоски. Но пришлось слушать, чтобы ее не обидеть.
– Смотрите будьте с ней настороже, а то мигом превратитесь в подкаблучника, – усмехнулся я.
– Этому не бывать, – убежденно заявил Барак, но губы его тронула улыбка. – Простите за то, что оставил вас в обществе мистрис Марлин.
– Вам не за что извиняться. Мистрис Марлин, судя по всему, более не питает ко мне неприязни, и я провел время чрезвычайно приятно.
– В отличие от меня.
– Она много рассказывала о своем женихе. А еще я узнал кое-что любопытное о нашем благородном сэре Уильяме.
И я рассказал Бараку о том, каким образом Малеверер рассчитывает завладеть землями Бернарда Лока.
– Что до мистрис Марлин, то она, похоже, живет и дышит только своим Бернардом, – заметил я напоследок. – Ее душа и сердце принадлежат ему всецело.
– Подобная преданность делает ей честь.
– Да, но что с нею станется, если жениха ее постигнет печальная участь? Ее жизнь тоже будет погублена безвозвратно.
– Вижу, вы прониклись к этой леди большой симпатией, – ухмыльнулся Барак. – Может, вы сумеете занять место ее жениха?
– Думаю, на свете нет мужчины, который сумел бы это сделать, – со смехом возразил я. – Кроме того, у мистрис Марлин слишком страстная натура, а семейной жизни это отнюдь не на пользу.
Я бросил взгляд в ту сторону, куда ушли наши недавние собеседницы.
– Остается лишь надеяться, что мастер Лок выйдет на свободу и соединится наконец со своей суженой.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Через несколько часов мы вернулись в замок, дабы вновь приступить к слушанию прошений. Кости Эска убрали, и лишь обрывок цепи, болтавшийся на верхушке башни, напоминал о ее жутком украшении. Поначалу мне показалось, что цепь покрывают кровавые пятна, но потом я догадался, что она проржавела насквозь.
На этот раз Джайлс, против своего обыкновения, держался с просителями излишне резко. Несколько раз он с раздражением обрывал невнятно лепечущих простолюдинов, так что мне даже пришлось вмешаться. Около пяти мы закончили. Мастер Уотерс собрал свои бумаги и отвесил нам поклон.
– Насколько я знаю, вам предстоит путешествие в Лондон, джентльмены, – сказал он на прощание. – Желаю вам благополучно добраться.
– Спасибо, – ответил я. – Правда, одному богу известно, когда мы двинемся в путь.
– Да, судя по всему, король пока не собирается покидать Йорк.
Когда за Уотерсом закрылась дверь, я обернулся к Джайлсу. Вид у него был до крайности утомленный, щеки бледны, плечи опущены. Когда он встал, тяжело опираясь на палку, я заметил, что он, как ни странно, напоминает мне короля.
– Вы плохо себя чувствуете, Джайлс? – с тревогой осведомился я.
– Неважно, – кивнул он. – С вашей стороны было бы очень любезно проводить меня домой, Мэтью.
Боль и усталость заставили Джайлса позабыть о лондонском произношении, и в речи его ощущался сильный йоркширский акцент.
– Да, разумеется.
Я помог старику спуститься по лестнице и выйти во двор. Барак следовал за нами. Порыв холодного ветра заставил Джайлса содрогнуться.
– Король Джеймс заставляет себя слишком долго ждать, – пробормотал он. – Может, он и не собирается в Йорк?
– Нам остается лишь строить предположения, – пожал плечами я. – Ведь нам ничего не известно о том, какие договоренности существуют между двумя монархами.
– Верьте моему слову, король Джеймс не приедет! – убежденно заявил Ренн. – Господи боже, надо быть законченным болваном, чтобы явиться в чужую страну и отдать себя на милость короля Генриха.
Барак обеспокоенно огляделся по сторонам. К счастью, поблизости не было ни одной живой души.
– О подобных вещах не стоит говорить так громко, Джайлс, – предостерег я.
– Вы правы, – кивнул старый законник. – Хотя я говорю чистую правду. О господи, времени у меня осталось совсем мало! – воскликнул он со страстью, неожиданной в столь сдержанном человеке. – Мне надо как можно скорее попасть в Лондон.
Мы отвели Джайлса домой, передали на попечение Меджи и направились в аббатство. По пути я молился о том, чтобы у старика хватило сил проделать длинный путь, найти племянника и на пороге смерти обрести мир и душевное равновесие.
Прибыв в аббатство, мы сразу направились в трапезную, ибо у Барака была там назначена встреча с Тамазин. Время обеда уже наступило, и в трапезной царило обычное оживление. Клерки и слуги болтали и перебрасывались шутками в точности так, как и до прибытия короля; к его присутствию успели привыкнуть, и благоговейный трепет несколько поутих. Тамазин сидела за тем самым столом, который мы облюбовали прежде. Оттуда было хорошо видно, кто входит в трапезную. Одета она была, как и всегда, весьма нарядно – голубое шелковое платье, маленький изящный чепчик, из-под которого рассыпались по плечам пышные золотистые локоны.
– Ну что, сударыня, сегодня у вас было много хлопот? – светясь от радости, спросил у нее Барак.
– Нет, день сегодня выдался спокойный, – ответила Тамазин. – Король и королева снова уехали на охоту. Добрый вечер, сэр, – с улыбкой обернулась она ко мне.
– Добрый вечер, Тамазин, – откликнулся я и опустился на скамью рядом с Бараком.
Ощущать себя третьим лишним было не слишком приятно, хотя ни Барак, ни Тамазин не подавали виду, что я им мешаю.
– Сегодня мне придется провести весь вечер, не выходя из комнаты, – сообщил я. – Надо просмотреть кое-какие бумаги.
Никаких бумаг у меня не было, но я решил не докучать влюбленным своим присутствием. Девушка поняла мою хитрость и наградила меня благодарной улыбкой.
– Сегодня мы с мистрис Марлин долго разговаривали, – продолжал я. – Она рассказала мне о своем женихе.
– Бедная мистрис Марлин, – вздохнула Тамазин. – Она готова рассказывать о своем женихе всякому, кто согласен слушать. И при этом обвиняет в его бедах сэра Уильяма. Ей надо быть осторожнее. Надеюсь, ее обвинения не дойдут до его ушей.
– Полагаю, ей сейчас не до осторожности, – заметил я. – Ее злополучный жених – вот единственное, что у нее на уме.
– Но это так понятно, – улыбнулась Тамазин. – О ком ей и думать, как не о человеке, в которого она влюблена с детства? Тем более человек этот сейчас в Тауэре. Правда, многим подобная преданность кажется глупой. Некоторые дамы позволяют себе насмешки, которые глубоко ранят душу…
– Я на собственном опыте знаю, как больно ранят насмешки.
– Но мистрис Марлин никогда не дает воли обиде, она всегда держит себя в руках. Иной раз мне плакать хочется, глядя на нее.
– Насколько я понял, мистрис Марлин свято убеждена, что она и мастер Лок предназначены друг другу небом. Может статься, я ошибаюсь, но мне подобная пылкость представляется чрезмерной. По моему разумению, она свидетельствует об излишней впечатлительности натуры.
– Позволю себе не согласиться с вами.
Тамазин улыбнулась, но в глазах ее сверкнул холодок.
– По моему разумению, сильное чувство достойно восхищения при любых обстоятельствах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115