Ренн устремил затуманенный взгляд в огонь, затем вновь повернулся к нам и виновато улыбнулся.
– Простите мне подобные разговоры. Нам, старикам, свойственно нагонять на молодых тоску. Видите ли, я – последний в роду, и порой это обстоятельство повергает меня в печаль.
Сердце мое болезненно сжалось, ибо слова старика задели меня за живое. Я тоже был последним в роду.
– Мы заметили, сэр, что в городе соблюдаются чрезвычайно строгие меры безопасности, – произнес Барак, явно желавший сменить тему разговора. – На наших глазах в город не пропустили двух шотландцев, которые привезли овес на продажу.
– Да, меры принимаются самые суровые. Из города выгнали всех бродяг. Завтра в соборном квартале не останется ни одного нищего. Откровенно говоря, мне их даже жаль. Но вероятно, все это необходимо. Не знаю, известно ли вам, джентльмены, что король не пользуется здесь большой любовью, – произнес Ренн после некоторого колебания. – И не только среди дворянства, которому ныне пришлось напустить на себя смиренный вид. Простые люди тоже не испытывают к королю верноподданнических чувств.
На память пришли едкие слова Кранмера о северных папистах.
– Полагаю, причиной подобной неприязни служат перемены в церковной жизни, повлекшие за собой восстание? – осведомился я.
– Вы совершенно правы, – кивнул Ренн, крутивший в руках пустой бокал. – Я прекрасно помню, как вспыхнуло восстание. Посланцы короля закрывали мелкие монастыри и оценивали церковную собственность. Внезапно простолюдины во всем Йоркшире воспротивились этому. Мятеж распространялся со скоростью лесного пожара.
Старый законник махнул крупной рукой, на которой сверкал великолепный изумруд.
– Своим предводителем повстанцы избрали Роберта Эска, и через неделю он явился в Йорк во главе войска, в котором насчитывалось более пяти тысяч человек. Городские власти пришли в ужас. Толпа неотесанных крестьян, охваченных возмущением, в считанные дни превратилась в настоящую армию. Властям ничего более не оставалось, как повиноваться Эску. В соборе в честь его победы отслужили торжественную мессу. Я видел, как повстанцы шли в собор, – сказал Ренн, указав в сторону окна. – Тысячи повстанцев, вооруженных мечами и копьями.
– Да, они были уверены: у них достаточно сил, дабы заставить короля повернуть реформы вспять, – заметил я.
– Для законника Роберт Эск был слишком наивен и доверчив. Но если бы король не прибегнул к обману, заставив Эска распустить свою армию, уверен, повстанцы завоевали бы всю страну.
Ренн устремил на меня внимательный серьезный взгляд.
– Противоречия между севером и югом Англии возникли уже давно. Корни их уходят в минувшее столетие, во времена войны Алой и Белой розы. Тогда северяне остались верны королю Ричарду Третьему. Тюдоры никогда не пользовались их расположением. И причины, вызвавшие восстание, связаны отнюдь не только с религией. Еще до начала реформ жители долин направили королю петицию, исполненную жалоб на высокую арендную плату и налоги. И когда монастыри и церкви подверглись гонениям, это стало всего лишь последней каплей, переполнившей чашу, – завершил Ренн, широко разведя руками.
– Но почему северяне поддерживали короля Ричарда? – запальчиво спросил Барак. – Ведь всем известно: он не имел никаких прав на трон и захватил его, убив законных наследников.
– Однако многие считают, что трон захватил не Ричард, а отец нынешнего короля, – спокойно возразил Ренн. – И именно на нем лежит вина за убийство.
На несколько мгновений он погрузился в молчание, а потом заговорил вновь.
– Я был еще ребенком, когда король Ричард после коронации проезжал по улицам Йорка во главе пышной процессии. Видели бы вы, как ликовали горожане! Они вывешивали из окон свои лучшие ковры, осыпали цветами короля и его свиту. Нынче все не так. Городской совет приказал жителям Йорка посыпать улицы напротив своих домов песком и золой, дабы королевским лошадям было легче ступать. Но люди не спешат выполнять это распоряжение.
– Но противоречия, некогда породившие войну Алой и Белой розы, ныне остались в прошлом, – заметил я. – Тюдоры сохраняют за собой престол уже почти шестьдесят лет.
– Значит, по-вашему, им не стоит опасаться соперников? – склонив голову, вопросил Ренн. – Почему же тогда в Тауэре были казнены старая графиня Солсбери и ее сын? Мы узнали об этом весной, после того как был раскрыт новый заговор.
На память мне пришли леденящие кровь рассказы о смерти старой графини. Этим летом по Лондону ходило множество слухов, связанных с этим событием. Графиня была заключена в тюрьму без всякого обвинения; когда дело дошло до казни, ее доверили неопытному юнцу, которому пришлось нанести несколько ударов, дабы отделить голову старой женщины от туловища. Что касается королевского палача, то в то время он находился в Йорке, где отсекал головы и конечности заговорщикам.
– Графиня Солсбери была последней представительницей враждебной корою династии, – тихо произнес Ренн. – Король не стал бы ее убивать, если бы имя Плантагенетов по-прежнему не наводило на него ужас.
– Но так или иначе, последний заговор был связан с церковными реформами, – сказал я, откидываясь на спинку стула.
– И все же не только религиозные, но и политические Пристрастия северян сыграли здесь свою роль, – возразил старый законник. – Король знал об этом и потому казнил трафиню и ее сына.
Ренн помолчал, задумчиво сдвинув брови.
– Скажите, правда, что он заключил в Тауэр малолетних детей герцога? – неожиданно спросил он.
– Об этом никто не знает.
– Что ж, подземельям Тауэра уже доводилось принимать детей королевской крови, – вздохнул Ренн.
Я счел за благо оставить это замечание без ответа. В памяти всплыли слова Кранмера: «На этот раз мятежники объявили короля тираном и вознамерились сбросить его с престола».
– Теперь я понимаю, что самые строгие меры предосторожности действительно необходимы, – произнес я вслух. – И все же, согласитесь, именно Тюдоры принесли в Англию мир и спокойствие. Это невозможно отрицать.
– Да я и не собираюсь это отрицать, – заявил Ренн со вздохом. – И я отдаю должное мудрости короля, решившего напомнить жителям северных графств, кто является их властелином. Я хотел лишь, чтобы вы уяснили, что скрывается за внешней покорностью северян.
Я внимательно посмотрел на старого законника, пытаясь понять, каковы его собственные политические пристрастия.
«Должно быть, таковых просто нет», – пришло мне в голову.
Подобно многим старым людям, пережившим множество жизненных бурь, Ренн вступил в период, когда человек уже ничего не принимает близко к сердцу. Я решил, что настало время переменить тему разговора.
– Судя по всему, в пятницу нам с вами предстоит присутствовать на торжественной церемонии встречи короля, – сообщил я. – Вчера сэр Уильям Малеверер подтвердил это. Мы собственноручно подадим королю прошения.
– Да, я это знаю. Завтра нам предстоит доставить прошения в контору лорда-камергера. В девять часов утра он укажет, какие места нам следует занять во время церемонии. Впрочем, он хочет увидеться с нами на полчаса раньше, дабы своими глазами прочесть краткое изложение, которое мы подготовим. Так что я с утра пораньше отправлюсь в аббатство Святой Марии, где мы с вами и встретимся.
– Надеюсь, нам объяснят, как следует вести себя во время церемонии.
– Не сомневаюсь, объяснений будет вполне достаточно. У совета сейчас одно желание: чтобы встреча короля прошла без сучка без задоринки.
Ренн улыбнулся и покачал головой.
– Господи боже, на склоне лет увидеть короля! Вот уж не думал, что доживу до этого.
– Что до меня, я вовсе не могу сказать, что горю желанием предстать перед монархом.
– Да король едва ли нас заметит, – усмехнулся Ренн. – Мы подадим ему прошения и тут же отойдем. Но все же увидим его вблизи. А также весь великолепный кортеж, который, говорят, растянется на целую милю. Для того чтобы накормить королевских лошадей, потребуется столько сена, что его привозят в Йорк из самых дальних окрестностей.
– Люди, ответственные за организацию королевского путешествия, продумали все вплоть до мелочей, – сказал я. – Слуги уже прибыли в Йорк, дабы позаботиться об удобствах высоких особ. Мы имели случай познакомиться с юной девицей, которая покупала имбирь и корицу, необходимые для любимого печенья королевы.
И я рассказал Ренну о нашей встрече с Тамазин Ридбурн. Старик с усмешкой взглянул на Барака.
– Насколько я понял, эта девица хороша собой?
– Очень хороша.
И тут меня словно что-то кольнуло. Я вспомнил, что, по словам девушки, она отпустила слугу в лавку, дабы тот купил себе материю на новый камзол. Однако слуга появился с пустыми руками. Впрочем, я сразу же отбросил эту мысль, как не стоящую внимания.
– Что ж, пора приступать к работе, – изрек Ренн. – Краткость и внятность – вот основное, что требуется от нас при изложении. Сегодня нам надо покончить с этим делом во что бы то ни стало.
– Разумеется, – кивнул я. – Нам вовсе ни к чему возбуждать недовольство в конторе лорда-камергера. Да и сэра Уильяма Малеверера лучше не сердить.
– Хотя Малеверер и происходит из старинного йоркширского рода, он в полной мере заслуживает звание невежи, – нахмурившись заметил Ренн. – Все, кто был назначен в Совет северных графств после «Благодатного паломничества», не отличаются высокими моральными устоями. По большей части это местные дворяне, которые не принимали участия в мятеже и ныне гордятся своей верностью королю и церковным реформам. Но на самом деле у них нет никаких религиозных убеждений. Власть и высокое положение – вот единственная религия, которой они служат. Поэтому все они так грубы и надменны. Но скажите мне, сэр, как вам понравились новые здания, возведенные в аббатстве?
– Это нечто потрясающее. Несколько сотен работников сейчас заканчивают возведение грандиозных павильонов, а художники украшают их всеми возможными способами. Кстати, когда был упразднен монастырь?
– Два года назад. Аббат Торнтон написал Кромвелю письмо с просьбой сохранить монастырь, а если это невозможно, предоставить ему земли и пенсию. Он получил и то и другое, – сообщил Ренн с косой ухмылкой.
– Да, настоятели больших монастырей, как правило, имели порочную склонность к стяжательству.
– Ныне аббатство Святой Марии является собственностью короля, и даже бывший дом аббата носит название королевского особняка. – Ренн задумчиво потер лоб. – Возможно, во время королевского визита будет объявлено, что королева ожидает дитя.
– Вне сомнения, король будет очень рад второму наследнику. Пока у него только один сын.
– Да, королям необходимо много наследников, – с улыбкой изрек Ренн. – Родословная помазанников Божьих уходит в глубину веков. Именно они определяют дух королевства, они стоят на верхней ступени лестницы сословий, которая объединяет жителей государства, предоставляя каждому определенное место.
– А мы, стряпчие, застряли где-то посередине этой лестницы, постоянно мечтаем подняться вверх и боимся сорваться вниз, – усмехнулся я.
– Вы правы, – рассмеялся Ренн и сделал рукой широкий жест. – Каждому охота подняться выше, но зачастую все усилия оказываются тщетными. В этом нет большой беды, главное, чтобы ступени государственной лестницы оставались прочными и следовали друг за другом в раз и навсегда заведенном порядке. Иначе нас ждет великий хаос. Но, хотя я и противник смешения сословий, я частенько обедаю за одним столом со старушкой Меджи и позволяю ей погреть старые кости в гостиной у очага, – добавил он с видом заговорщика.
Остаток дня мы посвятили чтению прошений, оторвавшись от этого занятия лишь однажды, чтобы подкрепить свои силы безвкусной похлебкой, которую подала Меджи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115