Отчасти это произошло по моей вине, – вздохнул я.
После того как тело Бродерика унесли, Малеверер, кипя злобой, принялся донимать расспросами меня и сержанта. Ликон припомнил мои слова о безумии Редвинтера, и Малеверер сразу за них ухватился. У него было объяснение дикому поступку Редвинтера – тюремщик, над которым поставили старшего, не вынес обиды и повредился в уме. Желая доказать свою власть над заключенным, он убил его. Напрасно я утверждал, что безумие Редвинтера совсем другого рода и убивать узника он не стал бы ни за что на свете. Малеверер, как обычно, остался глух к доводам, опровергающим удобную для него версию.
– Помимо ваших слов, у Малеверера есть и другие причины подозревать Редвинтера в безумии, – заметил Барак. – Я слыхал, тюремщик, превратившись в заключенного, впал в настоящее буйство. Он буквально лезет на стены каюты, визжит, вопит и призывает кары небесные на голову Малеверера. А в голове безумца могут родиться самые невероятные замыслы.
– Все это не убеждает меня в его виновности. Помимо всего прочего, он не справился бы в одиночку. Ему Бродерик оказал бы сопротивление.
– Вероятно, он оглушил беднягу, а потом сунул его в петлю.
– Я убежден – даже в припадке безумия Редвинтер не стал бы убивать заключенного, – покачал я головой. – Если хотите, я могу поделиться с вами своими предположениями относительно того, что произошло.
– Сделайте милость.
– Когда я в последний раз говорил с Бродериком, он поразил меня своим спокойствием. Может статься, некий неведомый сообщник ухитрился поговорить с ним и узнать, остается ли в силе намерение Бродерика лишить себя жизни. А также предложить свою помощь в осуществлении этого намерения.
Барак лишь недоверчиво присвистнул.
– Пока сержант Ликон распекал пьяных солдат, сообщник выжидал в своей каюте, – продолжал я. – Как только все трое удалились, он выскочил в коридор и, в полном соответствии с рассказом Редвинтера, постучал в дверь, оглушил тюремщика ударом по голове и…
– Вытащил у него из кармана ключи, освободил Бродерика от цепи, помог ему сунуть голову в петлю и повис у него на ногах, чтобы тот долго не мучился, – подхватил Барак.
– Именно так.
Барак устремил взгляд на угрюмое холодное море за кормой.
– Неужели Бродерик добровольно выбрал такую ужасную смерть? – пробормотал он. – Для этого требуется немало мужества.
– Мы уже имели случай убедиться в мужестве этого человека.
Проследив за взглядом Барака, я понял, о чем он думает. Свинцовые волны поглотили тело Бродерика, по морскому обычаю выброшенное за борт. На этом настоял капитан, утверждавший, что покойник на корабле приносит несчастье. Капитан произнес над мертвецом, завернутым в простыню, слова заупокойной молитвы, а затем бренные останки молодого мятежника, глухо ударившись о воду, навсегда исчезли в морской пучине.
– Значит, Бродерику помог умереть кто-то из пассажиров? – спросил Барак.
– Несомненно. Думаю, они были знакомы прежде.
– Вы подозреваете, именно неведомый помощник Бродерика огрел вас по голове в аббатстве Святой Марии?
– Скорее всего, так оно и есть.
Я вкратце передал Бараку свой последний разговор с Бродериком.
– Судя по всему, он знал, кто ударил меня и похитил документы. По крайней мере, он даже не счел нужным этого отрицать. Что до перемены в его настроении, она просто бросалась в глаза. Говорю вам, никогда еще он не был таким спокойным. Раньше, несмотря на всю его браваду, я ощущал, что он боится предстоящих ему мучений. Нынче же этот страх исчез. Думаю, он был уверен в том, что сумеет избежать пыток.
– Но у неведомого сообщника не было никакой возможности поговорить с заключенным. Солдаты и Редвинтер не оставляли его на ни минуту.
– Это единственная загадка, которую я пока не могу разрешить.
– Ас Малеверером вы поделились своими предположениями?
– Лучше бы я этого не делал. Он лишь поднял меня на смех и заявил, что я тоже повредился в рассудке. Мои предположения ему не нужны, у него ведь уже есть козел отпущения. И он надеется, свалив всю вину на Редвинтера, выйти сухим из воды. Но скорее всего, надежды его не оправдаются. Слишком много просчетов он совершил: упустил сначала важные документы, затем заключенного, на показания которого рассчитывал сам король. Вряд ли он дождется за это похвалы, – усмехнулся я. – Несомненно, над его карьерой нависла серьезная угроза, и он сам это сознает. Впрочем, с его способностями головокружительной карьеры не сделаешь. Ум и проницательность необходимы даже вельможе, а в распоряжении Малеверера – только напор и грубость.
– Этим он отличается от лорда Кромвеля.
– Да, подобного сравнения он не выдерживает. Как я уже сказал, Малеверер – из тех, кто не видит дальше собственного носа.
Некоторое время мы оба молчали.
– А вам, значит, мои предположения тоже не представляются убедительными? – спросил я наконец.
– Сам не знаю, – пожал плечами Барак. – Если вы правы, подозревать можно любого из пассажиров. И даже любого из членов команды.
– Да, это мог сделать каждый, – кивнул я.
– Прошлым вечером, накануне смерти Бродерика, я видел на палубе Рича, – заметил я, немного помешкав. – Проходя мимо меня, он улыбнулся своей гнусной улыбкой, от которой мороз по коже пробирает.
– Но разве у Рича была причина убивать Бродерика? Зачем ему досаждать королю, лишая его возможности услышать откровения столь важного заговорщика?
– Им могли двигать соображения, о которых мы не имеем даже самого отдаленного понятия, – изрек я.
– Хорошо еще здесь нет этой старой карги, леди Рочфорд, – усмехнулся Барак. – А то и ее пришлось бы подозревать.
– А как же иначе, – согласился я.
Внезапная мысль заставила меня прикусить губу.
– На корабле есть человек, у которого была прекрасная возможность обсудить с Бродериком его намерения и помочь ему умереть, – пробормотал я. – Этот человек родом из Кента.
– Вы говорите о сержанте Ликоне? – В голосе Барака звучало откровенное изумление.
– Может статься, этот парень вовсе не так простодушен, как кажется. С тех пор как старый законник из Халла рассказал мне историю о Сесиль Невиль и лучнике, я все время думаю о том, как сложилась судьба этого малого по фамилии Блейбурн. Судя по всему, приехав из Франции, он вернулся на свою родину, в Кент. Возможно, у него была семья, жена и дети. Знали ли они о его прошлом? Я полагаю, признание, которое Блейбурн сделал на смертном одре, долгое время хранилось у его родных. И лишь перед самым восстанием документ доставили в Лондон, а потом в Йорк.
– Ну, и при чем здесь сержант Ликон? – возразил Барак. – Уж кто-кто, а он совершенно не похож на убийцу.
– Я и не говорю, что он убийца. Тот, кто ударил меня по голове, возможно, вовсе не собирался меня убивать. А Бродерик, как вы сами знаете, был давно одержим желанием лишить себя жизни. И тот, кто ему помог, лишь избавил осужденного на смерть от лишних мучений. Ликон вполне мог оглушить Редвинтера, помочь Бродерику повеситься и лишь затем отправиться к Малевереру. Что до пьяных солдат, не исключено, сержант сам подсунул им флягу с пивом.
– Вроде все сходится, – выдохнул Барак. – Но…
– Знаю, что вы хотите сказать. Этот славный парень совершенно не похож на заговорщика. Я тоже проникся к нему симпатией. И чувствовал свою вину перед ним и его родителями, которые лишились своей фермы не без моего участия. Я даже предложил ему добиться повторного рассмотрения тяжбы.
– А кто сейчас охраняет Редвинтера? – после недолгого раздумья спросил Барак. – Сержант Ликон?
– Да.
– Вам надо сообщить о своих подозрениях.
– Малеверер меня и слушать не станет, – возразил я. – Он уже нашел виноватого.
– И все же вы должны с ним поговорить.
– Может, вы и правы, – вздохнул я. – Но боюсь, чаша терпения Малеверера скоро переполнится и он обрушит на мою несчастную голову громы и молнии.
Некоторое время мы молча наблюдали за волнами, которые с шумом разбивались о борт, орошая палубу дождем брызг. Потом до нас донесся голос с высокой мачты:
– Земля!
В Ипсвиче, милом маленьком городке, мы провели четыре дня. Неполадки с рулем оказались серьезными, и устранить их было не просто. Пока корабль находился в доке, мы переселились на постоялый двор. Джайлс оставил всякие попытки казаться бодрым и крепким; целыми днями он лежал в постели с посеревшим от боли лицом и на все вопросы отвечал коротко и неохотно.
Я внял совету Барака и отправился побеседовать с Малеверером. Он остановился в лучшей городской таверне, превратив одну из комнат в кабинет. Неведомо где ему удалось раздобыть письменный стол, на котором тут же выросла гора бумаг. Когда я вошел, сэр Уильям что-то писал. Вид у него был утомленный, даже багровый румянец на щеках потускнел. По своему обыкновению, он встретил меня до крайности неприветливо.
– Я занят, мастер Шардлейк, – буркнул он, сдвинув брови. – Необходимо подготовить подробный доклад для Тайного совета.
– Постараюсь не злоупотреблять вашим вниманием, сэр Уильям. Но в голову мне пришли кое-какие соображения относительно смерти Бродерика, и я решил сообщить их вам.
Малеверер испустил тяжкий вздох, однако отложил перо.
– Ну?
Когда я изложил свои подозрения относительно Ликона, на лице Малеверера выразилась величайшая досада.
– И когда вам только надоест плести ерунду! Ликон мог давным-давно убить Бродерика. Зачем ему было ждать, пока мы выйдем в море? – процедил он.
– На самом деле выбрать удобный случай сержанту было не так просто, – возразил я. – Он редко оставался с заключенным наедине. Рядом постоянно находился Редвинтер и солдаты. Подходящая возможность ему подвернулась лишь на корабле.
– Единственная вина Ликона в том, что он недоглядел за своими олухами и позволил им напиться, – отрезал Малеверер. – Я сообщу об этом в своем докладе, и сержант понесет наказание. Но какого черта ему убивать Бродерика?
– Это мне не известно, сэр Уильям. Я знаю лишь, что при желании он мог это сделать. К тому же он родом из Кента. Помните, что я рассказывал вам о Блейбурне?
– Ради всего святого, не упоминайте этого имени. Как говорится, и стены имеют уши. Я приказал вам выбросить все это из головы. А вы, я вижу, никак не можете успокоиться.
– Простите, сэр Уильям, но я действительно не могу не думать о том, что узнал. Вполне вероятно, признание, которое я начал читать, хранилось у кого-то из потомков Блейбурна и…
– Хватит с меня ваших измышлений! – перебил Малеверер. – Тем более все они построены на пустом месте. К вашему сведению, большинство солдат, сопровождавших короля во время путешествия, родом из Кента. Сержант Ликон служит уже пять лет и проявил себя с наилучшей стороны. За исключением недавнего промаха, за ним не числится никаких нареканий.
– А разве не странно, что столь безупречный служака проявил досадную беспечность именно сейчас? Это само по себе наводит на подозрения.
– Похоже, подозрительность превратилась у вас в настоящую манию. Не иначе, тому виной все эти покушения на вашу драгоценную жизнь. Вы так перетрусили, что в каждом готовы видеть преступника. И что самое печальное, имеете наглость досаждать мне своими бреднями.
Малеверер широким жестом указал на дверь:
– Проваливайте! И не вздумайте являться ко мне вновь.
После того как мы оставили Ипсвич, дурные приметы, судя по всему, утратили свою силу. По крайней мере, плавание продолжалось без всяких приключений, и через четыре дня, первого ноября, мы вошли в Темзу. Стоя у перил, я наблюдал, как корабль разрезает носом спокойные воды дельты. Берега тонули в туманной дымке. Подобно всем прочим пассажирам, я устал, продрог и хотел лишь одного – скорее спуститься на землю. Вскоре в тумане начали вырисовываться контуры лондонских зданий, над которыми возвышался мрачный силуэт Тауэра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
После того как тело Бродерика унесли, Малеверер, кипя злобой, принялся донимать расспросами меня и сержанта. Ликон припомнил мои слова о безумии Редвинтера, и Малеверер сразу за них ухватился. У него было объяснение дикому поступку Редвинтера – тюремщик, над которым поставили старшего, не вынес обиды и повредился в уме. Желая доказать свою власть над заключенным, он убил его. Напрасно я утверждал, что безумие Редвинтера совсем другого рода и убивать узника он не стал бы ни за что на свете. Малеверер, как обычно, остался глух к доводам, опровергающим удобную для него версию.
– Помимо ваших слов, у Малеверера есть и другие причины подозревать Редвинтера в безумии, – заметил Барак. – Я слыхал, тюремщик, превратившись в заключенного, впал в настоящее буйство. Он буквально лезет на стены каюты, визжит, вопит и призывает кары небесные на голову Малеверера. А в голове безумца могут родиться самые невероятные замыслы.
– Все это не убеждает меня в его виновности. Помимо всего прочего, он не справился бы в одиночку. Ему Бродерик оказал бы сопротивление.
– Вероятно, он оглушил беднягу, а потом сунул его в петлю.
– Я убежден – даже в припадке безумия Редвинтер не стал бы убивать заключенного, – покачал я головой. – Если хотите, я могу поделиться с вами своими предположениями относительно того, что произошло.
– Сделайте милость.
– Когда я в последний раз говорил с Бродериком, он поразил меня своим спокойствием. Может статься, некий неведомый сообщник ухитрился поговорить с ним и узнать, остается ли в силе намерение Бродерика лишить себя жизни. А также предложить свою помощь в осуществлении этого намерения.
Барак лишь недоверчиво присвистнул.
– Пока сержант Ликон распекал пьяных солдат, сообщник выжидал в своей каюте, – продолжал я. – Как только все трое удалились, он выскочил в коридор и, в полном соответствии с рассказом Редвинтера, постучал в дверь, оглушил тюремщика ударом по голове и…
– Вытащил у него из кармана ключи, освободил Бродерика от цепи, помог ему сунуть голову в петлю и повис у него на ногах, чтобы тот долго не мучился, – подхватил Барак.
– Именно так.
Барак устремил взгляд на угрюмое холодное море за кормой.
– Неужели Бродерик добровольно выбрал такую ужасную смерть? – пробормотал он. – Для этого требуется немало мужества.
– Мы уже имели случай убедиться в мужестве этого человека.
Проследив за взглядом Барака, я понял, о чем он думает. Свинцовые волны поглотили тело Бродерика, по морскому обычаю выброшенное за борт. На этом настоял капитан, утверждавший, что покойник на корабле приносит несчастье. Капитан произнес над мертвецом, завернутым в простыню, слова заупокойной молитвы, а затем бренные останки молодого мятежника, глухо ударившись о воду, навсегда исчезли в морской пучине.
– Значит, Бродерику помог умереть кто-то из пассажиров? – спросил Барак.
– Несомненно. Думаю, они были знакомы прежде.
– Вы подозреваете, именно неведомый помощник Бродерика огрел вас по голове в аббатстве Святой Марии?
– Скорее всего, так оно и есть.
Я вкратце передал Бараку свой последний разговор с Бродериком.
– Судя по всему, он знал, кто ударил меня и похитил документы. По крайней мере, он даже не счел нужным этого отрицать. Что до перемены в его настроении, она просто бросалась в глаза. Говорю вам, никогда еще он не был таким спокойным. Раньше, несмотря на всю его браваду, я ощущал, что он боится предстоящих ему мучений. Нынче же этот страх исчез. Думаю, он был уверен в том, что сумеет избежать пыток.
– Но у неведомого сообщника не было никакой возможности поговорить с заключенным. Солдаты и Редвинтер не оставляли его на ни минуту.
– Это единственная загадка, которую я пока не могу разрешить.
– Ас Малеверером вы поделились своими предположениями?
– Лучше бы я этого не делал. Он лишь поднял меня на смех и заявил, что я тоже повредился в рассудке. Мои предположения ему не нужны, у него ведь уже есть козел отпущения. И он надеется, свалив всю вину на Редвинтера, выйти сухим из воды. Но скорее всего, надежды его не оправдаются. Слишком много просчетов он совершил: упустил сначала важные документы, затем заключенного, на показания которого рассчитывал сам король. Вряд ли он дождется за это похвалы, – усмехнулся я. – Несомненно, над его карьерой нависла серьезная угроза, и он сам это сознает. Впрочем, с его способностями головокружительной карьеры не сделаешь. Ум и проницательность необходимы даже вельможе, а в распоряжении Малеверера – только напор и грубость.
– Этим он отличается от лорда Кромвеля.
– Да, подобного сравнения он не выдерживает. Как я уже сказал, Малеверер – из тех, кто не видит дальше собственного носа.
Некоторое время мы оба молчали.
– А вам, значит, мои предположения тоже не представляются убедительными? – спросил я наконец.
– Сам не знаю, – пожал плечами Барак. – Если вы правы, подозревать можно любого из пассажиров. И даже любого из членов команды.
– Да, это мог сделать каждый, – кивнул я.
– Прошлым вечером, накануне смерти Бродерика, я видел на палубе Рича, – заметил я, немного помешкав. – Проходя мимо меня, он улыбнулся своей гнусной улыбкой, от которой мороз по коже пробирает.
– Но разве у Рича была причина убивать Бродерика? Зачем ему досаждать королю, лишая его возможности услышать откровения столь важного заговорщика?
– Им могли двигать соображения, о которых мы не имеем даже самого отдаленного понятия, – изрек я.
– Хорошо еще здесь нет этой старой карги, леди Рочфорд, – усмехнулся Барак. – А то и ее пришлось бы подозревать.
– А как же иначе, – согласился я.
Внезапная мысль заставила меня прикусить губу.
– На корабле есть человек, у которого была прекрасная возможность обсудить с Бродериком его намерения и помочь ему умереть, – пробормотал я. – Этот человек родом из Кента.
– Вы говорите о сержанте Ликоне? – В голосе Барака звучало откровенное изумление.
– Может статься, этот парень вовсе не так простодушен, как кажется. С тех пор как старый законник из Халла рассказал мне историю о Сесиль Невиль и лучнике, я все время думаю о том, как сложилась судьба этого малого по фамилии Блейбурн. Судя по всему, приехав из Франции, он вернулся на свою родину, в Кент. Возможно, у него была семья, жена и дети. Знали ли они о его прошлом? Я полагаю, признание, которое Блейбурн сделал на смертном одре, долгое время хранилось у его родных. И лишь перед самым восстанием документ доставили в Лондон, а потом в Йорк.
– Ну, и при чем здесь сержант Ликон? – возразил Барак. – Уж кто-кто, а он совершенно не похож на убийцу.
– Я и не говорю, что он убийца. Тот, кто ударил меня по голове, возможно, вовсе не собирался меня убивать. А Бродерик, как вы сами знаете, был давно одержим желанием лишить себя жизни. И тот, кто ему помог, лишь избавил осужденного на смерть от лишних мучений. Ликон вполне мог оглушить Редвинтера, помочь Бродерику повеситься и лишь затем отправиться к Малевереру. Что до пьяных солдат, не исключено, сержант сам подсунул им флягу с пивом.
– Вроде все сходится, – выдохнул Барак. – Но…
– Знаю, что вы хотите сказать. Этот славный парень совершенно не похож на заговорщика. Я тоже проникся к нему симпатией. И чувствовал свою вину перед ним и его родителями, которые лишились своей фермы не без моего участия. Я даже предложил ему добиться повторного рассмотрения тяжбы.
– А кто сейчас охраняет Редвинтера? – после недолгого раздумья спросил Барак. – Сержант Ликон?
– Да.
– Вам надо сообщить о своих подозрениях.
– Малеверер меня и слушать не станет, – возразил я. – Он уже нашел виноватого.
– И все же вы должны с ним поговорить.
– Может, вы и правы, – вздохнул я. – Но боюсь, чаша терпения Малеверера скоро переполнится и он обрушит на мою несчастную голову громы и молнии.
Некоторое время мы молча наблюдали за волнами, которые с шумом разбивались о борт, орошая палубу дождем брызг. Потом до нас донесся голос с высокой мачты:
– Земля!
В Ипсвиче, милом маленьком городке, мы провели четыре дня. Неполадки с рулем оказались серьезными, и устранить их было не просто. Пока корабль находился в доке, мы переселились на постоялый двор. Джайлс оставил всякие попытки казаться бодрым и крепким; целыми днями он лежал в постели с посеревшим от боли лицом и на все вопросы отвечал коротко и неохотно.
Я внял совету Барака и отправился побеседовать с Малеверером. Он остановился в лучшей городской таверне, превратив одну из комнат в кабинет. Неведомо где ему удалось раздобыть письменный стол, на котором тут же выросла гора бумаг. Когда я вошел, сэр Уильям что-то писал. Вид у него был утомленный, даже багровый румянец на щеках потускнел. По своему обыкновению, он встретил меня до крайности неприветливо.
– Я занят, мастер Шардлейк, – буркнул он, сдвинув брови. – Необходимо подготовить подробный доклад для Тайного совета.
– Постараюсь не злоупотреблять вашим вниманием, сэр Уильям. Но в голову мне пришли кое-какие соображения относительно смерти Бродерика, и я решил сообщить их вам.
Малеверер испустил тяжкий вздох, однако отложил перо.
– Ну?
Когда я изложил свои подозрения относительно Ликона, на лице Малеверера выразилась величайшая досада.
– И когда вам только надоест плести ерунду! Ликон мог давным-давно убить Бродерика. Зачем ему было ждать, пока мы выйдем в море? – процедил он.
– На самом деле выбрать удобный случай сержанту было не так просто, – возразил я. – Он редко оставался с заключенным наедине. Рядом постоянно находился Редвинтер и солдаты. Подходящая возможность ему подвернулась лишь на корабле.
– Единственная вина Ликона в том, что он недоглядел за своими олухами и позволил им напиться, – отрезал Малеверер. – Я сообщу об этом в своем докладе, и сержант понесет наказание. Но какого черта ему убивать Бродерика?
– Это мне не известно, сэр Уильям. Я знаю лишь, что при желании он мог это сделать. К тому же он родом из Кента. Помните, что я рассказывал вам о Блейбурне?
– Ради всего святого, не упоминайте этого имени. Как говорится, и стены имеют уши. Я приказал вам выбросить все это из головы. А вы, я вижу, никак не можете успокоиться.
– Простите, сэр Уильям, но я действительно не могу не думать о том, что узнал. Вполне вероятно, признание, которое я начал читать, хранилось у кого-то из потомков Блейбурна и…
– Хватит с меня ваших измышлений! – перебил Малеверер. – Тем более все они построены на пустом месте. К вашему сведению, большинство солдат, сопровождавших короля во время путешествия, родом из Кента. Сержант Ликон служит уже пять лет и проявил себя с наилучшей стороны. За исключением недавнего промаха, за ним не числится никаких нареканий.
– А разве не странно, что столь безупречный служака проявил досадную беспечность именно сейчас? Это само по себе наводит на подозрения.
– Похоже, подозрительность превратилась у вас в настоящую манию. Не иначе, тому виной все эти покушения на вашу драгоценную жизнь. Вы так перетрусили, что в каждом готовы видеть преступника. И что самое печальное, имеете наглость досаждать мне своими бреднями.
Малеверер широким жестом указал на дверь:
– Проваливайте! И не вздумайте являться ко мне вновь.
После того как мы оставили Ипсвич, дурные приметы, судя по всему, утратили свою силу. По крайней мере, плавание продолжалось без всяких приключений, и через четыре дня, первого ноября, мы вошли в Темзу. Стоя у перил, я наблюдал, как корабль разрезает носом спокойные воды дельты. Берега тонули в туманной дымке. Подобно всем прочим пассажирам, я устал, продрог и хотел лишь одного – скорее спуститься на землю. Вскоре в тумане начали вырисовываться контуры лондонских зданий, над которыми возвышался мрачный силуэт Тауэра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115