– А так ли уж будет не прав его величество, предположив, что действия убийцы продиктованы нечистым?
Острый взгляд Харснета поочередно перепрыгивал с одного собеседника на другого.
– Подумайте о том, сколь богохульственно действует злодей, с какой хитростью он спланировал и осуществил три этих убийства, превратив их в публичные представления, подумайте о поистине нечеловеческой силе, позволившей ему переносить тела на большие расстояния.
– Убийство крестьянина тоже было задумано как представление, – вставил я, – но в его совершении обвинили женщину.
– Разве это не указывает на одержимого? – задал вопрос Харснет.
– Почему вы все так любите разглагольствовать?! – раздраженно воскликнул Томас Сеймур. – Нужно ловить этого человека, а не чесать попусту языками, строя догадки относительно того, почему он поступил так, а не иначе. Мы узнаем это, лишь когда он окажется у нас в руках.
В этом я не мог не согласиться с Сеймуром и поэтому сказал:
– Сэр Томас прав, милорд. Поймать убийцу – вот наша главная задача.
– Не стану спорить. Чем же вы займетесь теперь, Мэтью?
– Необходимо выяснить, имел ли Тапхольм общих знакомых с Роджером и доктором…
– Чушь, приятель! – прорычал сэр Томас. – Он был коттером, то есть никем, а остальные двое были знатными людьми.
– И Тапхольм, и Роджер в свое время придерживались радикальных реформаторских взглядов и, хотя по-разному, впоследствии отошли от них. Относится ли то же и к доктору Гарнею?
– Да, – ответил архиепископ, – он когда-то был настроен весьма радикально, но не так давно… разочаровался в своих прежних убеждениях.
Кранмер долго молчал, нахмурив лоб, а потом посмотрел на меня.
– Вы полагаете, что убийца намеренно выискивает людей, которые когда-то придерживались радикальных взглядов, но по той или иной причине изменили им?
– Боюсь, что именно так. И есть только одно место, где могут встречаться радикалы, принадлежащие ко всем сословиям. Церковь.
– Трое погибших жили в разных концах города, – задумчиво проговорил Кранмер. – У них не могла быть одна и та же приходская церковь.
– Иногда радикалы ходят не в церкви своих приходов, – заметил Хартфорд. – Они посещают частные молитвенные собрания и группы по изучению Библии. И почему бы им этого не делать, – с внезапно проснувшейся яростью продолжал он, – когда за свои убеждения они подвергаются гонениям и вынуждены чуть ли не уходить в подполье?!
– Вы полагаете, все это делает кто-то из набожных прихожан? – спросил Кранмер, глядя мне в глаза.
– Не обязательно, но тот человек наверняка хорошо знает реформаторов.
Архиепископ Кранмер закрыл лицо ладонями. В кабинете воцарилась мертвая тишина. Хартфорд и Харснет обменялись смущенными взглядами. Я понимал, что архиепископ очутился в очень непростой ситуации. Он, как в тисках, оказался зажат между собственными реформаторскими убеждениями и опасностью, которую представлял радикализм для всего дела реформ. Хартфорд сразу понял это, а вот Харснет пока был поглощен охватившими его эмоциями. Сэру Томасу было вообще на все наплевать.
Наконец Кранмер опустил руки и выпрямился в своем высоком кресле. Его лицо приобрело жесткие очертания. Он устремил взгляд на меня.
– Мэтью, опасность, грозящая мне и всем остальным в этой комнате, растет с каждым часом. Некоторые до сих пор подвергаются допросам, будучи обвиненными в ереси, хотя еретиками не являются. Продолжаются аресты мясников, а теперь очередь дошла до книготорговцев. Граф Сюррей брошен в тюрьму Флит за нарушение Великого поста, и вскоре вы убедитесь в том, что все это лишь прелюдия к широкомасштабной кампании против реформаторов. Они уже подвергаются травле, их плакаты срывают.
– Да, милорд.
Хартфорд согласно кивнул.
– Мы ходим по лезвию бритвы.
– Можете ли вы представить, каким подарком стало бы для Боннера и Гардинера узнать о том, что кто-то в Лондоне убивает радикалов, отказавшихся от прежних убеждений? Это чудовищное богохульство подольет масла в огонь объявленной ими войны.
– На месте убийства Тапхольма я нашел любопытный предмет, – сказал я, достал из кармана оловянный знак и положил его на стол перед Кранмером.
Лорд Хартфорд наклонился, чтобы получше рассмотреть предмет.
– Знак пилигрима, – констатировал он. – Значит, его владелец посещал усыпальницу Эдуарда Исповедника в Вестминстере. Я видел много таких знаков на плащах людей, прежде чем доступ к усыпальницам был закрыт.
– Он не мог принадлежать Тапхольму, если тот исповедовал реформаторские взгляды, – проговорил Харснет.
– И его женщине тоже, – добавил Томас Сеймур. – Никогда не слышал, чтобы саутуоркские шлюхи носили подобные вещи.
Кранмер взял знак и повертел его в толстых пальцах.
– Значит, его обронил убийца. Возможно, знак сорвали с его плаща во время борьбы, когда он пытался связать этого несчастного коттера.
– Погодите, – вмешался Харснет, – знаки пилигрима люди нынче открыто не носят, чтобы не быть заподозренными в симпатиях к папистам.
– Да, это было бы неосмотрительно, – согласился я.
– Не исключено, что он обронил его намеренно, – предположил лорд Хартфорд.
– Да, милорд, такое возможно, – кивнул я, – но тут может быть и другая связь со старой религией.
Я набрал в грудь воздуха.
– Чтобы сломить сопротивление по крайней мере двух жертв, был использован двейл, а по словам моего друга доктора Малтона, единственным местом, где в последние годы применялся этот наркотик, являются больницы бенедиктинских монастырей. Милорд, я хотел просить вашего разрешения просмотреть архивы суда по делам секуляризации с целью выяснить, что сталось с монастырскими больницами Лондона.
Кранмер резко подался вперед.
– Вы полагаете, разгадка кроется там? – нетерпеливо спросил он. – По-вашему, это может быть бывший монах? Спятивший, озлобленный папист, убивающий тех, кто прежде принадлежал к радикальным реформаторам…
– Но ведь именно радикалы, а не паписты заявляют, что им известны все тайны Откровения.
Сэр Томас снова удивил меня своей восприимчивостью.
– Можно предположить, что цель убийств – злобно высмеять эти самые взгляды, – сказал Кранмер. – У папистской церкви есть собственные исследователи Книги Откровения, как, например, Иоаким Фиорийский.
Лицо архиепископа осветилось радостью при мысли о том, что убийца может оказаться не радикальным реформатором, а папистом. Он расправил плечи и по очереди посмотрел на каждого из нас.
– Мастер Харснет, я хочу, чтобы вы провели расследование и выяснили, был ли коттер каким-либо образом связан с двумя другими жертвами, особенно на почве религиозных убеждений. Мэтью, просмотрите архивы суда по делам секуляризации. Эдвард, – он повернулся к Хартфорду, – вы близки к королю, и я поручаю именно вам сделать все, чтобы ни слова об этом деле не достигло его ушей.
Хартфорд кивнул.
– А я? – спросил Томас Сеймур.
– А ты, Томас, держи рот на замке, – ответил ему брат.
Сеймур покраснел, а Хартфорд повернулся к Кранмеру.
– Итак, сейчас мы расследуем то, что уже произошло. А как быть с тем, что еще должно произойти? Если адвокат прав, а я полагаю, что так оно и есть, вскоре будет совершено четвертое убийство.
Он открыл Новый Завет и прочитал вслух:
– «Четвертый Ангел вылил чашу свою на солнце: и дано было ему жечь людей огнем. И жег людей сильный зной, и они хулили имя Бога, имеющего власть над сими язвами, и не вразумились, чтобы воздать Ему славу».
– Что же нам делать? – тихо проговорил Кранмер. – Когда и где это произойдет?
– Жертвой может стать любой, – заметил я. – И такой праведник, как Роджер, и закоренелый грешник вроде коттера. А уж где и когда убийца нанесет удар, предсказать и вовсе невозможно.
– Значит, остановить его мы не в силах?
– Только если поймаем. И мне кажется, нового удара не придется ждать долго.
– Почему? – спросил Харснет.
– Труп Тапхольма нашли в январе, доктор Гарней умер в феврале, а Роджер – через три недели после этого, неделю назад. Было бы логичным предположить, что новое убийство будет совершено примерно через две недели.
– А что там с оставшимися тремя чашами? – поинтересовался Томас Сеймур. – Что выльется из них?
Кранмер тяжело вздохнул.
– Излитие пятой чаши убьет грешников тьмой и великой болью. Это может означать что угодно. Шестая чаша высушит воду в Евфрате, и я не представляю, что можно сделать, чтобы изобразить нечто подобное. Наконец, когда седьмой ангел выльет свою чашу, произойдут молнии, громы и великое землетрясение.
– Милорд, – заговорил я, – у меня к вам есть еще одна просьба. Если вы выполните ее, это облегчит нам задачу.
– Слушаю вас, Мэтью.
– Это касается доктора Малтона. Именно он сказал мне, что старые монастырские врачеватели применяли двейл. Он может много знать о них, даже если не знаком с ними лично. Я хотел бы просить вас оказать ему доверие и позволить привлечь к расследованию. Он уже здорово помог нам с этим двейлом.
– Он ведь бывший монах? – резко спросил Харснет.
– Да, но Мэтью говорит, что на него можно положиться.
Кранмер посмотрел на меня долгим оценивающим взглядом.
– Хорошо, я согласен. Можете рассказать ему все, Мэтью.
Хартфорд посмотрел на меня с сомнением, Харснет тоже, но архиепископ кивнул.
Некоторое время в кабинете царило молчание. Все думали о том, какие новые ужасы могут ожидать нас впереди. А потом сэр Томас рассмеялся.
– Боже праведный, этому убийце на самом деле понадобится дьявольская сила, чтобы устроить землетрясение!
– Меня тошнит от ваших шуток, Томас! – с неожиданной горячностью набросился на него Кранмер. – Мы все знаем – или, по крайней мере, должны знать, – что в этом деле и впрямь может быть замешан дьявол, который использует все свои силы. Но мы обязаны расследовать преступления, руководствуясь здравым смыслом.
– Ты забываешь о том, что присутствовать здесь тебе позволено лишь потому, что ты мой брат, – добавил лорд Хартфорд. – А твои прежние отношения с Кэтрин Парр, на состояние которой ты мечтаешь наложить лапу, похоже, канули в Лету. С моей стороны было ошибкой привлекать тебя к этому делу.
Он сокрушенно покачал головой.
– Глупой ошибкой.
На мгновение лицо Томаса Сеймура исказила гримаса бешенства, а затем он, словно провинившийся ребенок, отвернулся и стал глядеть в окно. Кранмер вновь обратился к нам.
– Каждый из вас знает, что должен делать, – подвел он итог. – Вот и займитесь этим без промедления.
Архиепископ кивнул, давая знать, что все свободны.
Когда мы вышли в коридор, лорд Хартфорд и его брат, не говоря друг другу ни слова, пошли в противоположных направлениях, а Харснет остался стоять со мной. Чуть дальше по коридору на скамье сидел Барак. Он подошел и молча встал рядом.
– Похоже, нам и дальше придется действовать сообща, – проговорил Харснет. – Вы молодец, что догадались протянуть ниточку между убийством коттера и Книгой Откровения. Хотя я молюсь о том, чтобы это было не так.
– Мысль о том, что подобное возможно, действительно пугает.
– Прошу прощения, если я был излишне резок. Вы правы, нам необходимо подходить к расследованию с трезвым, холодным умом. Но стоит мне подумать, что кто-то, изучавший Библию, может совершать столь чудовищные вещи…
Он умолк и в отчаянии помотал головой.
– Тут все чудовищно, я никогда не слышал ни о чем подобном.
– Я тоже.
Коронер пристально посмотрел на меня.
– Мне кажется, мы должны еще раз как следует подумать о том, что это может быть за человек.
– Вы имеете в виду, не одержим ли он дьяволом, который заставляет его делать все это? Нет, сэр, я склонен думать, что это скорее душевнобольной, которого сумасшествие довело до невиданного прежде фанатизма.
Я говорил вежливо, но твердо. Из головы у меня не выходил Адам Кайт, ползающий по полу больничной палаты Бедлама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95