только друзья и родственники. Сэмюель, наверное, уже приехал.
Я потер больную руку.
– Мы с тобой сначала можем посетить экс-монаха, живущего в Вестминстере, а потом отправиться к другому. Кстати, где он обитает?
– На Чартерхаус, за Смитфилдским рынком. Это Локли, послушник.
– Мне нужно перекусить и поспать. Как Тамазин?
– Спит. Целый день маялась из-за выбитого зуба. Завтра пойдет к зубодеру.
– Отправляйся к ней. Увидимся завтра утром.
Я пошел на кухню в поисках чего-нибудь съестного. Джоан готовила похлебку и выглядела более уставшей, чем обычно. Я снова почувствовал укол совести из-за того, что так и не нанял для нее помощницу по хозяйству. Моя зашитая и забинтованная рука была спрятана под дублетом. Я не хотел беспокоить женщину еще больше.
– Я принесу вам поесть чего-нибудь холодного, сэр, – сказала она.
В буфетной я увидел Орра, человека Харснета, и мальчика-прислужника. Они сидели за столом, а перед ними лежала какая-то маленькая открытая книжка.
– Он учит Питера читать, – сказал я.
– Да, но они читают всякую библейскую дребедень. Мальчику от этого будут сниться кошмары.
Я пошел к себе в спальню и выглянул в окно. Стоял чудесный весенний вечер, на лужайке под окном распускался живописный ковер из крокусов и нарциссов. Это был другой мир, не имеющий ничего общего с болью и ужасом, окружавшими меня. А ночью мне приснился странный сон – будто кто-то дергает и выкручивает мою раненую руку. Оглянувшись, я увидел, что это Билкнэп. Он выглядел больным и изможденным.
«Ты мог помочь мне, – жалобно проговорил он. – Ты мог помочь мне».
На следующее утро мы с Бараком поехали в Вестминстер. Сидя на лошади, я чувствовал себя увереннее, поскольку находился выше толпы и мог наблюдать за ней. Рука все еще болела, но не так сильно, как накануне. Я был вынужден признать, что Пирс заштопал меня на совесть. Барак за завтраком был необычно тихим, а Тамазин так и не вышла из спальни.
– С твоей стороны было смелым поступком забраться вчера на Лондонскую стену, – сказал я.
– Я опасался, что юный Кайт начнет мочиться на собравшихся внизу людей, и те разорвут нас в клочья.
– Его умопомешательство совсем иного рода.
– Кто знает, чего ждать от психа!
Я посмотрел на Барака.
– А знаешь, ведь наш убийца был там. Я мельком увидел его в толпе, когда ты находился в сторожке ворот.
– И что вы увидели?
– Увидел, как мелькнул коричневый дублет. Мне показалось, что мужчина был высоким.
– Вероятно, вам просто почудилось.
– Нет, вряд ли. Я почувствовал его. Он будто поставил на мне какую-то метку.
Некоторое время Барак молчал.
– Не думаете ли вы, что он прикидывается сектантом, появляясь там, где собираются радикалисты? – спросил он.
– Вот-вот, и узнает на этих сборищах имена тех, кого, по его мнению, нужно убить. Ведь радикалисты в разговорах между собой наверняка обсуждают и проклинают тех, кого считают отступниками.
Утро я провел в суде, а потом мы с Бараком оседлали наших лошадей и поехали по узким, запруженным людьми улочкам Вестминстера. Ко мне кинулся нищий, и я вздрогнул – не столько от неожиданности, сколько от испуга.
– Прочь с дороги! – крикнул Барак и, обратившись ко мне, добавил: – Все в порядке, я заранее приметил его.
– Какая горькая ирония, – невесело усмехнулся я. – Раньше я старался не смотреть на нищих, а теперь буду вынужден выискивать их в толпе.
Мы въехали в южную часть территории бывшего монастыря, где вовсю кипела работа. Барак смотрел на окружавшие нас постройки.
– В записях говорится, что он живет за Смитфилдским рынком, на той же улице, на которой расположена гостиница «Белый дуб». Видите? Вон она.
Он указал на маленький двухэтажный домик в довольно скверном состоянии, о чем свидетельствовала осыпавшаяся с фасада штукатурка. На дальней стороне дома находились большие двойные двери – закрытые и, по всей видимости, запертые. Над ними было намалевано выцветшими буквами:
«ЭДРИАН КАНТРЕЛЛ, ПЛОТНИК».
– Я думал, что бывшим монахам церковь предоставляет не только пенсии, но и жилье, – глубокомысленно проговорил Барак. – Похоже, ни тот ни другой не воспользовались этой привилегией.
– Локли был всего лишь послушником, ему не полагалось никаких привилегий. А вот Кантреллу – да. Очень немногие отказывались от этих льгот.
– Может, он нашел себе жену с домом?
Мы пересекли грязную улицу, и я постучал в дверь. Ответа не последовало, и я уже собирался постучать во второй раз, когда до слуха донесся звук шаркающих шагов. Дверь открылась, и взгляду предстал костлявый мужчина лет под тридцать, с худым лицом в обрамлении шевелюры соломенного цвета. Он был одет в потертую кожаную куртку поверх грязной рубахи. На носу красовались очки с такими толстыми стеклами, что его глаза казались большими голубыми лужицами.
– Это вы Чарльз Кантрелл? – спросил я.
– Ага.
Я приветливо улыбнулся, желая расположить к себе бывшего монаха.
– Я пришел к вам по поручению помощника королевского коронера. Возможно, вы сумеете нам помочь, ответив на некоторые вопросы. Мы можем войти?
– Входите, если угодно.
Молодой человек впустил нас в дом, где пахло грязью и какой-то кислятиной, и провел по темному коридору в гостиную. Из мебели здесь был только стол, сколоченный из досок, и грубые стулья. За грязным окном виднелся садик с маленьким огородом, заросшим сорняками, и сарай, в котором, вероятно, хранились инструменты молодого Кантрелла. Я заметил, что при ходьбе ладонь Кантрелла скользила по стене, словно он боялся сбиться с пути. Он жестом предложил нам сесть и уселся сам лицом к нам, сгорбленный и понурый.
– Насколько мне известно, – начал я, – вы были ассистентом в монастырской больнице до закрытия монастыря. Нам нужна любая информация о вашем бывшем начальнике, докторе Годдарде.
Кантрелл скривился в гримасе неудовольствия и спросил:
– А он что, помер?
На его лице появилось что-то, напоминающее любопытство.
– Нет, но нам необходимо найти его, чтобы кое-что прояснить. Возможно, вы знаете, где он находится?
Кантрелл скептически усмехнулся.
– Можно подумать, он мне письма пишет! Он и раньше-то обращался со мной как с вошью. Я расстроился, когда три года назад монастырь прикрыли, и радовало меня только то, что я больше никогда не увижу Годдарда.
Кантрелл помолчал и задал неожиданный вопрос:
– Он что, загубил пациента? Это был бы не первый случай.
Мои глаза округлились от удивления.
– Что? Что вы имеете в виду?
Кантрелл передернул плечами.
– Годдард был настоящей дрянью. Своим поганым лечением он раньше срока отправил на тот свет двоих, – добавил молодой человек после короткой паузы.
– Вы это точно знаете?
Кантрелл снова пожал плечами.
– Я ничего не мог поделать. Аббат Бенсон меня и слушать не хотел. Кроме того, вы не знаете Годдарда.
– Вы его боялись? – спросил Барак.
– Говорю же, вы не знаете, что это за человек.
Парень сглотнул, и под кожей на его горле прокатился большущий кадык, о котором упоминал настоятель Бенсон. Кантрелл облизнул губы, продемонстрировав серые зубы.
– Мы говорили с аббатом Бенсоном, – сообщил я, – и он сказал, что Годдард сделал для вас очки. У вас проблемы со зрением?
– Да, он действительно сделал мне очки, но лишь потому, что я был ему полезен.
В голосе Кантрелла я уловил горькие нотки, но выражения его лица понять не мог. С толку сбивали две расплывчатые голубые лужицы за толстыми линзами очков.
– Ему не хотелось взваливать на себя обузу и заново учить кого-то другого, если я не смогу работать, – продолжал молодой человек. – Тем более что аббатство со дня на день должны были прикрыть.
– Как долго вы были монахом?
– Я принял послушничество еще до того, как мне исполнилось шестнадцать. В обитель меня привел отец, поскольку он плотничал для монастыря. А чтобы я работал у него, он не хотел. Говорил, что я неумеха криворукий.
Голос Кантрелла звучал монотонным речитативом.
– Это, конечно, из-за моих глаз.
– Как случилось, что вы стали работать в монастырской больнице?
Он пожал плечами.
– Годдарду был нужен ученик, а я был единственным молодым монахом. Я не возражал. Решил, что это интереснее, чем переписывать старые тексты, а именно этим я тогда занимался. После закрытия монастыря все эти рукописи, естественно, сожгли.
Он горько усмехнулся.
– Вы скучаете по той жизни?
Кантрелл уже в который раз пожал плечами.
– Она мне нравилась. Ведь я верил всему, что они говорили о нашем служении Богу. А теперь те же люди твердят, что все это было неправдой. Служить заупокойные по мертвым, говорят они, так же бесполезно, как кидать солому против ветра.
Он помолчал.
– Мир перевернулся с ног на голову. Вам так не кажется, сэр?
– Расскажите мне про доктора Годдарда, – попросил я. – Вы сказали, что он убил двух пациентов. Каким образом?
– А у меня из-за этого не будет неприятностей? – насторожился Кантрелл.
– Будут, если вы не ответите, – с грозным видом пообещал Барак.
Собравшись с мыслями, Кантрелл принялся рассказывать:
– Доктор Годдард был очень нетерпелив. Иногда он выписывал лекарства в таких лошадиных дозах, что я боялся, как бы пациент не помер. Был у нас один старый монах. Так вот, как-то раз он свалился с лестницы и здорово разбил руку. Так разбил, что ее нужно было отрезать. Доктор Годдард обычно делал операции сам, поскольку приглашать брадобрея-хирурга со стороны было слишком накладно. Перед тем как резать, Годдард дал монаху снотворного снадобья. Во время операции монах спал, и все вроде было нормально, да вот только потом он так и не проснулся. Годдард сказал, что, наверное, переусердствовал с дозой. А еще сказал, что, может, оно и к лучшему, поскольку больше никогда не придется выслушивать его скрипучее нытье.
– Это снадобье называлось двейл?
– Да, сэр, – ответил Кантрелл, удивленный тем, что мне известны такие вещи.
– Если вы видели, как доктор отправляет на тот свет пациентов, то почему никому ничего не сказали?
Кантрелл неловко поерзал на стуле.
– У меня не было уверенности, сэр, ведь я же не врач. Тем более что, если бы я кому-то пожаловался, Годдард наверняка бы отговорился, а у меня были бы неприятности. Вы не представляете, какой это человек! Иногда он глядел на меня так, как человек глядит на жука, ползущего по столу. Бывали случаи, когда я работал молча, поскольку Годдард не любил разговаривать с теми, кто ниже его по рангу, а он вдруг как набросится на меня, причем из-за какого-то пустяка, из-за сущей мелочи.
Кантрелл грустно усмехнулся.
– Я думаю, он делал это лишь для того, чтобы напугать меня.
Бывший монах умолк, а затем поднял на меня глаза и спросил:
– Так что же он натворил, сэр?
– Боюсь, этого я сказать не могу. Как ваше зрение? По-прежнему слабое?
– Я даже в очках едва вижу. Говорят, теперь и король носит очки. Готов биться об заклад, что он видит лучше моего.
Кантрелл еще сильнее ссутулился.
– Когда монастырь закрыли, я вернулся к отцу и стал помогать ему в работе, но от меня было мало проку, а после того, как он умер, я и вовсе забросил это занятие.
Он взглянул на дверь во внутренние помещения.
– Там располагалась его мастерская. Не хотите взглянуть?
Мы с Бараком переглянулись, и он пожал плечами. Я встал.
– Спасибо, как-нибудь в другой раз. Благодарю вас за помощь. Если вы вспомните что-нибудь важное, все, что угодно, меня можно найти в Линкольнс-Инн.
Поколебавшись, я добавил:
– Очень жаль, что у вас такие проблемы со зрением. Вы показывались врачу?
– С этим никто ничего не может поделать, – бесцветным голосом ответил он. – Со временем я ослепну.
– У меня есть один знакомый…
– Я не верю врачам, сэр. – Его рот скривился в саркастической ухмылке. – После работы под началом доктора Годдарда… В общем, сами понимаете.
Когда мы вышли, Барак сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Я потер больную руку.
– Мы с тобой сначала можем посетить экс-монаха, живущего в Вестминстере, а потом отправиться к другому. Кстати, где он обитает?
– На Чартерхаус, за Смитфилдским рынком. Это Локли, послушник.
– Мне нужно перекусить и поспать. Как Тамазин?
– Спит. Целый день маялась из-за выбитого зуба. Завтра пойдет к зубодеру.
– Отправляйся к ней. Увидимся завтра утром.
Я пошел на кухню в поисках чего-нибудь съестного. Джоан готовила похлебку и выглядела более уставшей, чем обычно. Я снова почувствовал укол совести из-за того, что так и не нанял для нее помощницу по хозяйству. Моя зашитая и забинтованная рука была спрятана под дублетом. Я не хотел беспокоить женщину еще больше.
– Я принесу вам поесть чего-нибудь холодного, сэр, – сказала она.
В буфетной я увидел Орра, человека Харснета, и мальчика-прислужника. Они сидели за столом, а перед ними лежала какая-то маленькая открытая книжка.
– Он учит Питера читать, – сказал я.
– Да, но они читают всякую библейскую дребедень. Мальчику от этого будут сниться кошмары.
Я пошел к себе в спальню и выглянул в окно. Стоял чудесный весенний вечер, на лужайке под окном распускался живописный ковер из крокусов и нарциссов. Это был другой мир, не имеющий ничего общего с болью и ужасом, окружавшими меня. А ночью мне приснился странный сон – будто кто-то дергает и выкручивает мою раненую руку. Оглянувшись, я увидел, что это Билкнэп. Он выглядел больным и изможденным.
«Ты мог помочь мне, – жалобно проговорил он. – Ты мог помочь мне».
На следующее утро мы с Бараком поехали в Вестминстер. Сидя на лошади, я чувствовал себя увереннее, поскольку находился выше толпы и мог наблюдать за ней. Рука все еще болела, но не так сильно, как накануне. Я был вынужден признать, что Пирс заштопал меня на совесть. Барак за завтраком был необычно тихим, а Тамазин так и не вышла из спальни.
– С твоей стороны было смелым поступком забраться вчера на Лондонскую стену, – сказал я.
– Я опасался, что юный Кайт начнет мочиться на собравшихся внизу людей, и те разорвут нас в клочья.
– Его умопомешательство совсем иного рода.
– Кто знает, чего ждать от психа!
Я посмотрел на Барака.
– А знаешь, ведь наш убийца был там. Я мельком увидел его в толпе, когда ты находился в сторожке ворот.
– И что вы увидели?
– Увидел, как мелькнул коричневый дублет. Мне показалось, что мужчина был высоким.
– Вероятно, вам просто почудилось.
– Нет, вряд ли. Я почувствовал его. Он будто поставил на мне какую-то метку.
Некоторое время Барак молчал.
– Не думаете ли вы, что он прикидывается сектантом, появляясь там, где собираются радикалисты? – спросил он.
– Вот-вот, и узнает на этих сборищах имена тех, кого, по его мнению, нужно убить. Ведь радикалисты в разговорах между собой наверняка обсуждают и проклинают тех, кого считают отступниками.
Утро я провел в суде, а потом мы с Бараком оседлали наших лошадей и поехали по узким, запруженным людьми улочкам Вестминстера. Ко мне кинулся нищий, и я вздрогнул – не столько от неожиданности, сколько от испуга.
– Прочь с дороги! – крикнул Барак и, обратившись ко мне, добавил: – Все в порядке, я заранее приметил его.
– Какая горькая ирония, – невесело усмехнулся я. – Раньше я старался не смотреть на нищих, а теперь буду вынужден выискивать их в толпе.
Мы въехали в южную часть территории бывшего монастыря, где вовсю кипела работа. Барак смотрел на окружавшие нас постройки.
– В записях говорится, что он живет за Смитфилдским рынком, на той же улице, на которой расположена гостиница «Белый дуб». Видите? Вон она.
Он указал на маленький двухэтажный домик в довольно скверном состоянии, о чем свидетельствовала осыпавшаяся с фасада штукатурка. На дальней стороне дома находились большие двойные двери – закрытые и, по всей видимости, запертые. Над ними было намалевано выцветшими буквами:
«ЭДРИАН КАНТРЕЛЛ, ПЛОТНИК».
– Я думал, что бывшим монахам церковь предоставляет не только пенсии, но и жилье, – глубокомысленно проговорил Барак. – Похоже, ни тот ни другой не воспользовались этой привилегией.
– Локли был всего лишь послушником, ему не полагалось никаких привилегий. А вот Кантреллу – да. Очень немногие отказывались от этих льгот.
– Может, он нашел себе жену с домом?
Мы пересекли грязную улицу, и я постучал в дверь. Ответа не последовало, и я уже собирался постучать во второй раз, когда до слуха донесся звук шаркающих шагов. Дверь открылась, и взгляду предстал костлявый мужчина лет под тридцать, с худым лицом в обрамлении шевелюры соломенного цвета. Он был одет в потертую кожаную куртку поверх грязной рубахи. На носу красовались очки с такими толстыми стеклами, что его глаза казались большими голубыми лужицами.
– Это вы Чарльз Кантрелл? – спросил я.
– Ага.
Я приветливо улыбнулся, желая расположить к себе бывшего монаха.
– Я пришел к вам по поручению помощника королевского коронера. Возможно, вы сумеете нам помочь, ответив на некоторые вопросы. Мы можем войти?
– Входите, если угодно.
Молодой человек впустил нас в дом, где пахло грязью и какой-то кислятиной, и провел по темному коридору в гостиную. Из мебели здесь был только стол, сколоченный из досок, и грубые стулья. За грязным окном виднелся садик с маленьким огородом, заросшим сорняками, и сарай, в котором, вероятно, хранились инструменты молодого Кантрелла. Я заметил, что при ходьбе ладонь Кантрелла скользила по стене, словно он боялся сбиться с пути. Он жестом предложил нам сесть и уселся сам лицом к нам, сгорбленный и понурый.
– Насколько мне известно, – начал я, – вы были ассистентом в монастырской больнице до закрытия монастыря. Нам нужна любая информация о вашем бывшем начальнике, докторе Годдарде.
Кантрелл скривился в гримасе неудовольствия и спросил:
– А он что, помер?
На его лице появилось что-то, напоминающее любопытство.
– Нет, но нам необходимо найти его, чтобы кое-что прояснить. Возможно, вы знаете, где он находится?
Кантрелл скептически усмехнулся.
– Можно подумать, он мне письма пишет! Он и раньше-то обращался со мной как с вошью. Я расстроился, когда три года назад монастырь прикрыли, и радовало меня только то, что я больше никогда не увижу Годдарда.
Кантрелл помолчал и задал неожиданный вопрос:
– Он что, загубил пациента? Это был бы не первый случай.
Мои глаза округлились от удивления.
– Что? Что вы имеете в виду?
Кантрелл передернул плечами.
– Годдард был настоящей дрянью. Своим поганым лечением он раньше срока отправил на тот свет двоих, – добавил молодой человек после короткой паузы.
– Вы это точно знаете?
Кантрелл снова пожал плечами.
– Я ничего не мог поделать. Аббат Бенсон меня и слушать не хотел. Кроме того, вы не знаете Годдарда.
– Вы его боялись? – спросил Барак.
– Говорю же, вы не знаете, что это за человек.
Парень сглотнул, и под кожей на его горле прокатился большущий кадык, о котором упоминал настоятель Бенсон. Кантрелл облизнул губы, продемонстрировав серые зубы.
– Мы говорили с аббатом Бенсоном, – сообщил я, – и он сказал, что Годдард сделал для вас очки. У вас проблемы со зрением?
– Да, он действительно сделал мне очки, но лишь потому, что я был ему полезен.
В голосе Кантрелла я уловил горькие нотки, но выражения его лица понять не мог. С толку сбивали две расплывчатые голубые лужицы за толстыми линзами очков.
– Ему не хотелось взваливать на себя обузу и заново учить кого-то другого, если я не смогу работать, – продолжал молодой человек. – Тем более что аббатство со дня на день должны были прикрыть.
– Как долго вы были монахом?
– Я принял послушничество еще до того, как мне исполнилось шестнадцать. В обитель меня привел отец, поскольку он плотничал для монастыря. А чтобы я работал у него, он не хотел. Говорил, что я неумеха криворукий.
Голос Кантрелла звучал монотонным речитативом.
– Это, конечно, из-за моих глаз.
– Как случилось, что вы стали работать в монастырской больнице?
Он пожал плечами.
– Годдарду был нужен ученик, а я был единственным молодым монахом. Я не возражал. Решил, что это интереснее, чем переписывать старые тексты, а именно этим я тогда занимался. После закрытия монастыря все эти рукописи, естественно, сожгли.
Он горько усмехнулся.
– Вы скучаете по той жизни?
Кантрелл уже в который раз пожал плечами.
– Она мне нравилась. Ведь я верил всему, что они говорили о нашем служении Богу. А теперь те же люди твердят, что все это было неправдой. Служить заупокойные по мертвым, говорят они, так же бесполезно, как кидать солому против ветра.
Он помолчал.
– Мир перевернулся с ног на голову. Вам так не кажется, сэр?
– Расскажите мне про доктора Годдарда, – попросил я. – Вы сказали, что он убил двух пациентов. Каким образом?
– А у меня из-за этого не будет неприятностей? – насторожился Кантрелл.
– Будут, если вы не ответите, – с грозным видом пообещал Барак.
Собравшись с мыслями, Кантрелл принялся рассказывать:
– Доктор Годдард был очень нетерпелив. Иногда он выписывал лекарства в таких лошадиных дозах, что я боялся, как бы пациент не помер. Был у нас один старый монах. Так вот, как-то раз он свалился с лестницы и здорово разбил руку. Так разбил, что ее нужно было отрезать. Доктор Годдард обычно делал операции сам, поскольку приглашать брадобрея-хирурга со стороны было слишком накладно. Перед тем как резать, Годдард дал монаху снотворного снадобья. Во время операции монах спал, и все вроде было нормально, да вот только потом он так и не проснулся. Годдард сказал, что, наверное, переусердствовал с дозой. А еще сказал, что, может, оно и к лучшему, поскольку больше никогда не придется выслушивать его скрипучее нытье.
– Это снадобье называлось двейл?
– Да, сэр, – ответил Кантрелл, удивленный тем, что мне известны такие вещи.
– Если вы видели, как доктор отправляет на тот свет пациентов, то почему никому ничего не сказали?
Кантрелл неловко поерзал на стуле.
– У меня не было уверенности, сэр, ведь я же не врач. Тем более что, если бы я кому-то пожаловался, Годдард наверняка бы отговорился, а у меня были бы неприятности. Вы не представляете, какой это человек! Иногда он глядел на меня так, как человек глядит на жука, ползущего по столу. Бывали случаи, когда я работал молча, поскольку Годдард не любил разговаривать с теми, кто ниже его по рангу, а он вдруг как набросится на меня, причем из-за какого-то пустяка, из-за сущей мелочи.
Кантрелл грустно усмехнулся.
– Я думаю, он делал это лишь для того, чтобы напугать меня.
Бывший монах умолк, а затем поднял на меня глаза и спросил:
– Так что же он натворил, сэр?
– Боюсь, этого я сказать не могу. Как ваше зрение? По-прежнему слабое?
– Я даже в очках едва вижу. Говорят, теперь и король носит очки. Готов биться об заклад, что он видит лучше моего.
Кантрелл еще сильнее ссутулился.
– Когда монастырь закрыли, я вернулся к отцу и стал помогать ему в работе, но от меня было мало проку, а после того, как он умер, я и вовсе забросил это занятие.
Он взглянул на дверь во внутренние помещения.
– Там располагалась его мастерская. Не хотите взглянуть?
Мы с Бараком переглянулись, и он пожал плечами. Я встал.
– Спасибо, как-нибудь в другой раз. Благодарю вас за помощь. Если вы вспомните что-нибудь важное, все, что угодно, меня можно найти в Линкольнс-Инн.
Поколебавшись, я добавил:
– Очень жаль, что у вас такие проблемы со зрением. Вы показывались врачу?
– С этим никто ничего не может поделать, – бесцветным голосом ответил он. – Со временем я ослепну.
– У меня есть один знакомый…
– Я не верю врачам, сэр. – Его рот скривился в саркастической ухмылке. – После работы под началом доктора Годдарда… В общем, сами понимаете.
Когда мы вышли, Барак сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95