– Где Шоумс?
– Его нет, сэр. Я тут одна с пациентами. Один помощник смотрителя болен, второй уехал к родне в Кент. Мастер Шоумс сказал, что ему нужно отлучиться, и забрал с собой нашего третьего смотрителя, Лимана. Мне нужно было присматривать за тремя десятками больных. Я думала, что Адам никуда не может деться, я думала, что он прикован цепью. Он, наверное, выбрался через окно. Я пришла к нему, а его нет…
– Давайте заглянем в его палату.
Барак и Пирс поволокли Адама, который по-прежнему висел на их руках мертвым грузом, к открытой двери его палаты. Минни, Дэниел и Гай пошли за ними. Я повернулся к Эллен.
– Итак, Шоумс оставил вас одну?
– Да, сэр. – Поколебавшись, она торопливо добавила: – Я думаю, он поступил так специально. По-моему, он нарочно оставил Адама не прикованным, чтобы тот сбежал. Ключи от цепей есть только у Шоумса.
– Когда вы обнаружили, что Адама нет?
– Час назад.
– Но разве вы не подняли тревогу?
Я наморщил лоб, размышляя. Почему Эллен, такой добросовестный человек, ничего не предприняла в чрезвычайной ситуации?
Женщина покраснела и потупилась.
– Мне нельзя выходить, сэр.
Жестом, полным отчаяния, она сплела руки.
– Я не знала, что делать. Другие пациенты были напуганы. Шоумс, как мне кажется, хотел, чтобы Адама поймали и расправились с ним как с еретиком. Смотритель мечтает избавиться от него. А меня обвинили бы в том, что я недосмотрела за пациентом. О, он жестокий, злой человек…
– Но почему, Эллен? Когда вы сказали мне, что никогда не сможете покинуть Бедлам, мне и в голову не пришло, что вы не можете даже выйти из здания. Почему?
– Не спрашивайте меня об этом, сэр.
Она посмотрела на меня таким жалким, умоляющим взглядом, что я начал думать: а может, эта женщина и вправду сделала что-то ужасное и по приговору суда должна всю оставшуюся жизнь провести в этих стенах? Но в таком случае почему ей позволяют выполнять обязанности смотрителя?
Распахнулась дверь, и вошли Шоумс и второй смотритель. На губах Шоумса зазмеилась гаденькая улыбка.
– Добрый день, мастер адвокат. Как поживает ваш подопечный?
– Жив-здоров и находится в своей палате, – мрачно ответил я. – А с ним его родители и его врач.
– О… – Лицо Шоумса вытянулось.
– Он сумел сбежать, как вы и планировали, но мы доставили его обратно в целости и сохранности.
Я подошел вплотную к главному смотрителю.
– Ну вот что, сэр, слушайте меня очень внимательно. Ваш жестокий план позволить Адаму бежать, а потом обвинить в случившемся эту бедную женщину разоблачен. Если что-нибудь подобное случится в будущем, я расскажу обо всем архиепископу Кранмеру.
Глаза Шоумса округлились.
– Да-да, я работаю на него. Вы понимаете, что это значит?
Шоумс посмотрел на меня диким взглядом.
– Я не знаю, как ему удалось выбраться, – пробормотал он.
Второй смотритель попятился, и его словно корова языком слизнула.
– Вы зверь, зверь!
Это был голос Минни. Она и Дэниел появились на пороге палаты Адама. Позади них я увидел угрюмого Барака, но Пирс, стоявший рядом с ним, лучезарно улыбался. Казалось, он наслаждался происходящим.
– Так что намотайте себе на ус, господин смотритель: больше – никаких фокусов! И не вздумайте взваливать вину на нее.
Я бросил быстрый взгляд на Эллен.
– Не знаю, чем вы удерживаете здесь эту женщину и почему она не может отсюда выходить, но превратить ее в козла отпущения я вам не позволю.
Шоумс гортанно хохотнул.
– Я ее удерживаю? Это она вам сказала?
– Она мне ничего не говорила.
– Готов побиться об заклад, что не говорила.
Он снова засмеялся, бросил на Эллен взгляд, полный злого веселья, и повернулся к пациентам, выглядывавшим из двери гостиной.
– Эй вы, там! Убирайтесь! Хватит зрелищ на сегодня!
Больные испуганно попрятались, а Эллен прошмыгнула мимо меня и взлетела по ступенькам на второй этаж.
С тяжелым вздохом я повернулся к Дэниелу и Минни, стоявшим у двери в палату Адама.
– Доктор попросил нас выйти, пока он пытается поговорить с Адамом, – объяснил Дэниел. – Как вы думаете, нам больше не на что надеяться? Особенно теперь, когда на него ополчился сам Боннер?
Казалось, что от горя этот крупный человек съежился.
– Да простит меня Господь, но там, у стены, мне почти хотелось, чтобы Адам упал и разбился, чтобы на этом закончились все его мучения.
– Нет, Дэниел, нет! – вспыхнула Минни. – Это же наш сын!
– Даже преподобный Мифон покинул нас.
– Я не покину, – пообещал я.
Каменотес кивнул, но его могучие плечи по-прежнему оставались поникшими. Вновь появился Шоумс, позвякивая большой связкой ключей.
– Его лучше снова приковать цепями, – кислым тоном проговорил он.
– Это необходимо, сэр? – обратилась ко мне Минни.
– Боюсь, что да, если мы не хотим, чтобы он снова сбежал.
Шоумс вошел в палату. Послышалось металлическое звяканье, а потом в коридор вышли смотритель, Барак и Пирс.
– Мы покидаем вас, – сказал Барак. – Да и вам нужно домой, у вас – рука…
– Да. Мы поищем этих… этих людей завтра.
Я тщательно подбирал слова, ощущая на себе пристальный взгляд Пирса. Мне вдруг подумалось, что этот парень похож на птицу, хищную любопытную птицу в обманчиво-ярком оперении.
Они вышли, причем Барак шел быстро и не оглядываясь, словно избегая компании подмастерья.
В больничной палате Гай стоял на коленях лицом к лицу с Адамом, который вновь забился в угол. Каким-то чудесным образом ему опять удалось наладить контакт с мальчиком, и он говорил с ним ласковым шепотом:
– Неужели ты и впрямь думаешь, что, если тебе удастся обратить других людей, твоя душа будет спасена?
– Да, – тоже шепотом ответил мальчик. – Но я ошибался. Как я могу спасти их, если сам не спасен?
– То, что ты не спасен, тебе сказал темный ангел. Когда это случилось?
– Это было во сне. После того, как я согрешил.
– Как ты согрешил?
– Нет! – Адам крепко зажмурился. – Нет! Я грешил по-всякому! Нет!
– Успокойся, все хорошо.
Гай положил руку ему на плечо.
– Ты устал, Адам. Ты сегодня и бегал, и по стенам лазал…
– Усталость – ничто, – пробормотал Адам. – Я должен молиться.
– Но усталость мешает сосредоточиться. А разве можно, не сосредоточившись, молиться или говорить с Богом? Иногда, чтобы услышать его, требуется много сил. А если бы ты упал со стены? Ты бы уже никогда не смог молиться.
– Мне было страшно. Я чувствовал, что могу упасть. А до земли было так далеко…
Впервые я услышал от Адама три связные фразы, касавшиеся реального мира. У него даже прояснилось лицо, и он стал похож на обычного, пусть и испуганного, мальчика.
– Мне тоже было страшно, когда я забрался наверх, – сказал Гай. – Сделаешь шаг по стене, и тут же голова начинает кружиться.
К моему изумлению, на губах мальчика появилась слабая улыбка.
– Ага, точно.
Он снова нахмурился, будто о чем-то вспомнил.
– Я должен молиться, – сказал он.
– Нет, сейчас не надо. Ты слишком устал. Поспишь, покушаешь, а там, глядишь, и молитвы лучше пойдут. К Богу нельзя обращаться уставшим и слабым.
Гай подался вперед, сверля Адама своими карими глазами.
– Для того чтобы спасти душу, еще есть время. А сейчас – спи… Спи… Твои глаза закрываются.
Веки мальчика опустились.
– Глаза закрываются. Спи. Спи.
Гай обхватил мальчика за плечи и осторожно уложил на пол. Адам не сопротивлялся. Он уже спал. Гай встал, его суставы хрустнули. Адам не пошевелился.
– Это было потрясающе, – восхищенно проговорил я.
– Это было просто, – откликнулся Гай.
Он выглядел уставшим до изнеможения. Словно угадав мои мысли, он посмотрел на меня и сказал:
– Ты тоже выглядишь до смерти уставшим, Мэтью. И бледным. Как твоя рука?
– Ноет. Мне нужно к Дэниелу и Минни…
Гай положил руку мне на плечо.
– Я беспокоюсь за тебя, Мэтью. Все это скверно сказывается на тебе. Я имею в виду… то, другое дело.
– Он был там, Гай. Сегодня, в толпе. Убийца. Я видел его всего лишь мгновение, да и то краем глаза, но это был он. Я знаю. Он насмехается надо мной, а я слишком слаб для всего этого.
Мне хотелось взорваться от злости.
– Нет, ты его достанешь. Уж я-то тебя знаю.
В голосе Гая слышались успокаивающие нотки, и одновременно с этим он был каким-то безжизненным. Мой друг выглядел печальным.
– Завтра во второй половине дня хоронят Роджера. Дороти сообщила мне об этом в записке.
– Тебе следует пойти домой, Мэтью. Твоей руке нужен отдых.
– Сам знаю. И все же я боюсь, что скоро он может нанести новый удар.
Я помолчал.
– Это действительно плохо действует на меня, в отличие от Харснета, который уверен в том, что мы имеем дело с одержимым, и от Барака, который никогда прежде не сталкивался ни с чем подобным и до смерти боится узнать истину. Именно ужас всего происходящего пронизывает меня до костей. А ведь до того, как погиб Роджер, я был совершенно доволен. Доволен всем, впервые за много лет. А теперь…
Я растерянно покрутил головой.
– Мне кажется, ты прав относительно того, что он собой представляет, Гай. Наверное, это действительно какая-то странная и ужасная разновидность безумия.
Я посмотрел на Гая.
– Ты, должно быть, перенес когда-то страшные страдания, если взялся за изучение столь странных и ужасных недугов.
– Это так. Я уже говорил тебе. И все же я не жалею о своих исследованиях, наблюдениях и попытках понять скрытые механизмы этих заболеваний. Книги по медицине, если изучать врачевание только с их помощью, могут завести в тупик. Как и Библия, окажись она не в тех руках.
– По-твоему, ты разобрался в том, что движет убийцей?
Гай отрицательно покачал головой.
– Нет. Тут все слишком темно, слишком запутанно. Адама я надеюсь со временем понять, но этого человека – нет.
И вновь я уловил на его худом лице отражение какой-то душевной боли.
– Ты и сейчас страдаешь.
– Мы все страдаем, Мэтью. С Божьей помощью каждый из нас должен найти свои путь.
Он выдавил из себя улыбку.
– Юный Пирс сегодня проявил себя настоящим молодцом, тебе не кажется? Сам вызвался лезть на стену с Бараком. Вот видишь, ты был о нем неверного мнения.
– Я видел, как он улыбался, когда Минни Кайт набросилась на Шоумса. Он не тот человек, в которого тебе стоит вкладывать душу.
– Со временем он научится состраданию.
Я не стал спорить, хотя и сомневался в правоте друга. Но при этом я думал, что в мире, где осталось так мало надежды, нельзя осуждать человека за то, что ему хочется верить в хорошее.
Глава 21
Когда я покинул Бедлам, уже вечерело. Раненая рука болела, я неимоверно устал и был голоден, поскольку с самого завтрака у меня не было во рту и маковой росинки. Домой я вернулся на закате. В гостиной ждал Барак, и мне потребовалось несколько секунд, чтобы справиться с удивлением. Наконец я вспомнил, что они с Тамазин временно переехали ко мне.
– Харснет прислал письмо, – сообщил Барак. – Он все еще пытается вычислить Годдарда и просит встретиться завтра вечером, чтобы мы рассказали о результатах наших бесед с двумя бывшими монахами. Он будет присутствовать на открытии после ремонта церкви, с которой упал шпиль. Это церковь Святой Агаты, она расположена вниз по реке.
– Наверняка какой-то радикалистский приход.
– Так оно и есть. Когда я работал на лорда Кромвеля, он частенько захаживал туда. Тамошнего викария зовут Томас Ярингтон. Мы его видели сегодня.
– Разве?
– Да, это тот седой священник, который был с Мифоном. Тот, что юркнул в толпу, когда появился Боннер.
– А, этот…
– Харснет сообщает, что лорд Томас Сеймур тоже там будет. – Барак передал мне записку. – Харснет также приглашает вас отужинать с ним.
Записка была короткой.
– Хорошо, – сказал я, – экс-монахов мы навестим завтра после суда. Утром слушается дело, и я должен присутствовать, но у меня будет свободное время до пяти часов вечера. В пять хоронят Роджера.
– Где его похоронят?
– При церкви Сент-Брайд. Все будет очень скромно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95