– По-твоему, если знак оставил убийца, он сделал это намеренно, чтобы сбить нас с толку?
– Или, наоборот, дать нам зацепку. Возможно, это одно из проявлений его безумия. Я слишком долго изучал различные виды одержимости, Мэтью, и это будет преследовать меня до конца дней. Но зато одно я знаю наверняка: на семи жертвах этот человек не остановится. Да и как он может остановиться, если убийство стало центром его вселенной, сутью его помутившегося разума?
– Но в Книге Откровения говорится лишь о семи чашах гнева.
Гай кивнул, соглашаясь.
– Но Откровения представляют собой целую череду страшных историй, идущих одна за другой. Воплотив в жизнь одну, убийца может выбрать любую другую, благо выбор богат.
– Боже всемогущий!
Я сидел, глядя на Гая, и мне казалось, будто меня выжали и вывернули наизнанку. В голову пришла страшная мысль. Дороти, как и мы с Роджером, некогда принадлежала к реформаторам, но затем пересмотрела свои взгляды. Я велел себе не глупить. Ни один из убитых никак не был связан с другими, и казалось, нет никаких оснований полагать, что преступник вдруг изменит себе и выберет в качестве новой жертвы Дороти. Кроме того, она женщина, а мнение женщины в нашем обществе не имело ровным счетом никакого значения.
И тут мои глаза расширились. Я заметил, что дверь во внутренние помещения, спиной к которой сидит Гай, приоткрыта. Совсем чуть-чуть, буквально на полсантиметра. В щелочке что-то блеснуло. Это был глаз, глядевший на меня. Волна страха окатила мое существо с ног до головы. Значит, за мной все-таки следили? Беззвучно я указал Гаю на дверь.
Гай обернулся и раньше, чем я успел его остановить, подскочил к ней и распахнул ее настежь. За дверью стоял ученик аптекаря Пирс с большой миской в руках.
– Пирс, – скорбным голосом заговорил Гай, – что ты здесь делал? Подслушивал?
– Простите, мастер, – смущенно ответил мальчик, – я принес толченую белену, которую сам приготовил.
Он кивнул на миску.
– Я знал, что она вам срочно нужна. Подойдя к двери, я услышал, что вы разговариваете, и засомневался, постучать или нет.
Я был уверен, что он лжет, и знал, что Гай тоже не был одурачен его словами. Боль, которая не покидала его лица во время нашего разговора, мгновенно сменилась гневом.
– Так вот как ты платишь мне за то, что я подобрал тебя, когда после смерти твоего прежнего хозяина ты оказался без крова над головой и без друзей?
В голосе Гая вдруг прозвучала боль. Он умолк и смотрел на ученика, который отступил назад, продолжая сжимать миску с порошком. Гай вздохнул, шагнул вперед и положил руки на плечи мальчику.
– Ты должен научиться сдерживать любопытство, – мягко сказал он. – Умение хранить тайны – это часть нашего ремесла.
– Простите, мастер.
Мальчик потупился.
Гай взял миску из его рук.
– Спасибо, ты все сделал быстро и хорошо.
Пирс повернулся, собираясь уйти, но я окликнул мальчишку, встал и впился в него колючим взглядом.
– Мы с твоим хозяином обсуждали дело государственной важности. Если ты хоть одним словом обмолвишься о том, что тебе удалось услышать, ты закончишь свои дни в тюрьме Флит или в Тауэре, и засажу тебя туда я!
– Я почти ничего не слышал, – спокойно ответил Пирс.
В его голосе звучало смущение и в то же время упрек.
– Но я обещаю ничего не говорить. Клянусь вам, сэр.
– Смотри у меня, парень!
– Иди, Пирс, – устало проговорил Гай.
Ученик поклонился и закрыл за собой дверь.
– Я уже говорил тебе, Гай, ты даешь ему слишком много воли.
– Это мое дело, – резко ответил мой друг и тряхнул головой. – Прости, те ужасы, о которых мы говорили, растревожили меня. А что касается Пирса, то я позабочусь о том, чтобы он держал рот на замке.
– Ты обязан сделать это, Гай.
Он умолк. Я сидел, хмурясь. Я заметил, что, когда он отчитывал мальчишку, тот посмотрел на него без всякой робости, но с холодным вызовом во взгляде. Мне показалось, что по какой-то необъяснимой причине Гай его боится.
Глава 16
Я возвращался в Линкольнс-Инн. Солнце грело лицо, ветер впервые в этом году был не пронизывающим и холодным, а теплым и ласковым. Я всегда любил весну, особенно когда она наступала после такой лютой зимы, какой была эта, но из-за жути, окружавшей меня со всех сторон, яркий солнечный день казался насмешкой. Я твердил себе, что не должен сгибаться под тяжестью того, что навалилось на мои плечи.
Я мысленно вернулся к Гаю, размышляя о том, почему страшная история Жиля де Реца так потрясла его. Подумал о Пирсе и странном ощущении, что Гай почему-то боится своего ученика. Мне было понятно: Гай хочет сделать мальчика своим преемником, даже последователем, но меня не отпускало чувство, что мальчишка манипулирует Гаем так же, как избалованный ребенок по собственному усмотрению вертит слабовольными родителями.
Я въехал через ворота на территорию Линкольнс-Инн, спешился и передал поводья Бытия конюху. Первым делом я отправился к Дороти, но Маргарет, открывшая мне дверь, сообщила, что хозяйка ушла проследить за подготовкой похорон Роджера, а сопровождает ее старый Элиас. Я попросил Маргарет, чтобы после их возвращения Элиас сообщил мне об этом, сказав, что буду находиться либо у себя в конторе, либо в библиотеке.
Возвращаясь от Дороти, я завернул в библиотеку Линкольнс-Инн. Назавтра в суде прошений должны были состояться слушания, поэтому работы у меня было хоть отбавляй, но прежде хотелось выяснить кое-что, не имеющее отношения к моей адвокатской практике.
Как обычно по воскресеньям, на Гейт-хаус-корт было тихо и безлюдно. Я заметил фигуру в черном, направлявшуюся ко мне. Это был Билкнэп, и шел он из своей конторы. Когда мой извечный неприятель подошел ближе, я увидел, что выглядит он хуже, чем когда бы то ни было. Глаза покраснели, лицо было мертвенно-бледным, а на щеках горел лихорадочный румянец. Несмотря на то что он прошел всего несколько метров, Билкнэп задыхался, как если бы пробежал добрую милю.
– Как поживаете, Билкнэп?
Я испытывал жалость к этому негодяю, хотя бы потому, что его лечил высокомерный дурак доктор Арчер.
– Вы разрушили мой бизнес, – прошипел он, и жалость как рукой сняло.
– Что?
– Вы отказались помочь мне, когда я не подал вовремя документы в суд. Вы знали, что я болен, но все равно не захотели поддержать своего товарища по цеху. И вот я потерял лучшего клиента. Сэр Джеффри Колсвин надеялся получить прибыль от того земельного участка, а теперь он расскажет всем землевладельцам о том, что на меня нельзя положиться.
– Да что вы такое несете! – раздраженно воскликнул я. – Сами виноваты, сами и выпутывайтесь. Бред какой-то!
– Я заработал блестящую репутацию, помогая клиентам избавляться от недобросовестных арендаторов и коттеров – тех, на кого работаете вы, – отбросов общества, похитителей чужой земли, неудачников. Сейчас, когда я проиграл дело, сэр Джеффри…
– У меня нет времени выслушивать всю эту чушь, – оборвал я.
Его больное и в то же время злобное лицо не вызывало у меня ничего, кроме отвращения.
– Вы пожалеете о том, как поступили со мной, Шардлейк!
Билкнэпа трясло – то ли от злости, то ли от болезни.
– На сей раз вы зашли слишком далеко. Вы еще локти себе будете кусать, уж я об этом позабочусь.
– Билкнэп, вы говорите как исполнитель роли демона в дурной мистерии.
Я обошел адвоката и двинулся к библиотеке, сразу же выбросив из головы его глупые угрозы.
– Погодите, мастер горбун! – крикнул он мне вслед. – Вы у меня попляшете!
В библиотеке, как обычно, царила тишина. Барристеры с сосредоточенными внимательными лицами листали книги по юриспруденции, а студенты с растерянными физиономиями искали в справочниках интересующие их судебные прецеденты. Юридическая литература была систематизирована по годам выхода. Книг, вышедших в течение прошлого века, было меньше всего. После прихода в жизнь книгопечатания юридических книг выходило все больше, но те из них, что появились начиная с середины прошлого века, были немногочисленны и написаны от руки. Наконец я нашел то, что искал, – справочник за 1461 год. Фолиант был древним и потрепанным, кожаный переплет покрыт пятнами и в некоторых местах порван. Я отнес его в дальний, почти пустой конец читального зала, положил на стол и зажег свечи.
Отчет об интересующем меня деле был длинным и подробным, будто того, кто его составлял, как некогда моих соучеников-студентов, неудержимо влекли к себе чудовищно подробные описания распотрошенных тел. Описываемые события действительно происходили в Норидже, летом 1461 года. Преступления были совершены в течение предыдущих пяти лет. Молодого человека по имени Пол Стродир арестовали, допрашивали и осудили за убийства девяти молодых женщин. Шесть из них были проститутками, а трех остальных называли «добропорядочными молодыми женщинами». Читая между строк, я понял, что именно смерть этих «респектабельных женщин» взбудоражила город, поднялся немыслимый переполох, в результате которого кузина Стродира донесла властям о том, что в ночь последнего убийства видела своего родственника с головы до ног перепачканного кровью. После вынесения обвинительного вердикта преступник признался в содеянном, но тут же обрушился с яростной филиппикой на то зло, которое представляет собой проституция, и заявил, что истребить падших женщин ему повелел Господь Бог.
Несколько вещей удивили меня. Во-первых, Стродир, обычный батрак, в отличие от Жиля де Реца не обладал ни могуществом, ни влиянием. Не имелось также никаких свидетельств того, что он был безумен. Знавшие его люди говорили, что это жизнерадостный и дружелюбный молодой человек, работавший на местных фермах. Помимо этого, никаких других деталей, связанных с личностью Стродира, мне почерпнуть не удалось. Его приговорили к повешению, и если он и сказал что-нибудь, стоя на эшафоте, об этом в отчете не упоминалось.
Я положил книгу на стол и задумался. Значит, Гай прав: случаи бессмысленных на первый взгляд серийных убийств бывали и раньше. Но заурядная личность Стродира и то, что он никому не показался странным, только подчеркивало трудность задачи, стоявшей перед нами. Нам предстояло найти убийцу, а отыскать одного-единственного человека в таком городе, как Лондон, по сравнению с которым Норидж – просто деревня, задача почти непосильная. Я снова вспомнил о ребенке-убийце, с которым мне пришлось столкнуться несколько лет назад, и подумал: а не вырос бы из него новый Жиль де Рец или Стродир, останься он жив? Впрочем, знать этого мне было не дано.
Вернувшись в контору, я некоторое время работал. Затем дверь с грохотом открылась, и от неожиданности я даже подпрыгнул на стуле. На пороге появился Барак. Он выглядел усталым и пропах потом, но при этом довольно улыбался.
– Я нашел адреса, – сообщил он. – И узнал кое-какие новости.
Я бросил на стол перо.
– В воскресенье?
– Этим утром. Отправился в суд. Там было полным-полно клерков, пытавшихся разобраться в неразберихе, которая воцарилась в архиве в связи с реорганизацией. Я уговорил их показать мне вестминстерские записи, отыскал нужные нам адреса, а заодно и ведомости по выплатам пенсий.
– Молодец, – похвалил я помощника, несмотря на то что на душе скребли кошки.
Он предпочел работать в воскресенье, хотя мог бы провести этот день дома, рядом с Тамазин.
Барак уселся напротив меня.
– Сам врачеватель не забирал свою пенсию с декабря. Последний раз его видели незадолго до убийства коттера. Его зовут Ланселот Годдард.
– Ты узнал его адрес?
– Да, это улица бедноты, рядом со Стильярдом. Я побывал там…
– Надеюсь, ты не попытался сам встретиться с ним?
– Конечно нет, – нетерпеливо ответил Барак. – Я только расспросил соседей. Им известно, что он бывший монах и снимает здесь дом с тех пор, как три года назад закрыли Вестминстерское аббатство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95