Один из попрошаек, молодой парень, упал на мостовую и едва не был затоптан другими. Тимоти, наблюдавший эту сцену, с испугом перевел взгляд на меня. Повинуясь какому-то шестому чувству, я остановился и велел мальчику забраться на лошадь позади меня.
Наконец мы добрались до моего дома, и по округлившимся глазам Тимоти я понял, что мальчик поражен его размерами. Я провел его на кухню, где, как обычно, хлопотала Джоан. Мне было приятно видеть, что человек Харснета, Орр, охотно помогает ей. В данный момент он умело чистил картошку. Поохав по поводу того, какой мальчик чумазый, Джоан дала ему ведро с водой и велела отправляться на конюшню и как следует вымыться. Тимоти покорно отправился выполнять приказание. Юный Питер тоже находился на кухне и сухо приветствовал Тимоти кивком головы. Джоан посмотрела на него, грозно сдвинув брови.
– Будь поприветливее с Тимоти, – велела она. – Он младше тебя, да к тому же оказался в незнакомом месте. Ты должен радоваться тому, что он будет выполнять кое-какую работу, которая тебе не по душе. И отдай ему свои старые вещи, поскольку тебе они уже малы.
– Хорошо, хозяюшка Джоан, – ответил Питер и выскользнул за дверь.
Джоан посмотрела на меня и улыбнулась. Я тоже ответил ей улыбкой.
– Чины важны для всех, даже для кухонных мальчишек? – весело спросил я.
– Не забывайте и о боязни лишиться места. В Лондоне сегодня столько маленьких побирушек, что всегда можно найти того, кто обойдется подешевле, – заметила женщина.
– Это верно. Подобная, с позволения сказать, конкуренция порождает страх.
Пристроив Тимоти, я решил, что теперь непременно найму мужчину в помощь Джоан.
Я поднялся к себе и надел все самое лучшее. Хотя погода стояла теплая, меня знобило, а швы на руке снова разболелись. В уме я перебирал доводы, которые подготовил для выступления на слушаниях дела Адама Кайта. Моей задачей было убедить суд в принудительном порядке заставить больничное начальство регулярно отчитываться перед судебными органами об уходе за этим пациентом и добиться того, чтобы содержание мальчика оплачивалось из фондов Бедлама. Я настоял на участии в суде Гая, который должен был засвидетельствовать, что Адам серьезно болен и нуждается в судебной защите. О том, чтобы выпустить его из больницы, пока не могло быть и речи, тем более что там он находился в большей безопасности.
Удастся ли его когда-нибудь вылечить, или он так и останется до конца своих дней в похожей на тюремную камеру палате с зарешеченными окнами и со смятением в душе?
Мои мысли перескочили с этого дела на наше тайное расследование. Что за человек убийца? Страдает ли он? Что-то подсказывало мне, что скрупулезное планирование жестоких убийств и их осуществление доставляют ему удовольствие. Он наверняка давно замыслил новое душегубство. Ту часть Книги Откровения, в которой говорилось о семи чашах, я уже помнил наизусть.
«Пятый Ангел вылил чашу свою на престол зверя; и сделалось царство его мрачно, и они кусали языки свои от страдания».
«Престол зверя», должно быть, означал логово дьявола.
«…и они кусали языки свои от страдания».
Я поежился.
Барак ждал меня в заполненном людьми вестибюле суда прошений. Я окинул взглядом знакомую картину. Истцы расположились на лавках вдоль стен, а в центре зала переговаривались друг с другом адвокаты. Я узнал знакомую супружескую пару, сидевшую рядом с моим коллегой-адвокатом, братом Эрвином. Увидев меня, он приветственно кивнул. Я здорово помог Эрвину, отказавшись в его пользу от большинства дел. Таким образом я потерял много денег, но это беспокоило меня в последнюю очередь: сбережений у меня хватало. Пожилая чета, приехавшая в Лондон аж из Ланкашира, надеясь найти здесь справедливость и защиту от своего землевладельца, тоскливо посмотрела на меня. В дверном проеме, тесно прижавшись друг к другу, появились Дэниел и Минни Кайты, а следом за ними и Гай, облаченный в докторскую мантию. Мы с Бараком подошли к ним.
– Адама еще нет, сэр, – возбужденно сообщил Дэниел.
– Мы приехали слишком рано. Его скоро привезут.
– Судья не будет чересчур строг по отношению к нему? – волнуясь, спросила Минни.
– Судья – справедливый и порядочный человек, – ответил я. – А почему с вами сегодня нет преподобного Мифона?
– Он задержался в соседнем приходе. Тамошний священник заболел.
В этот момент кто-то грубо толкнул меня, задев раненую руку. От боли я скривился и зашипел, а повернувшись, увидел низкорослого коренастого мужчину лет сорока, в дорогом плаще на меху и шапке из шелка и бархата. Красные прожилки на носу выдавали в нем сильно пьющего человека.
– Это вы тут представляете интересы мальчишки Кайта? – властным тоном спросил он.
– Да, сэр, – с поклоном ответил я.
– Я сэр Джордж Метвис, директор Бедлама, и пришел сюда по просьбе архиепископа Кранмера. – Он взглянул на Кайтов и Гая. – Не понимаю, чем заинтересовали архиепископа эти люди!
– Благодарю вас за то, что пришли, сэр, – как можно более покладистым тоном сказал я. – Мне хотелось бы узнать заранее, какие возражения вы выдвинете против нашего иска. Его суть, позволю себе напомнить, заключается в том, чтобы больница регулярно предоставляла отчеты о состоянии юного Адама Кайта, уходе, который ему предоставляется, и оплачивала счета за его содержание из собственных фондов.
«Из тех самых, которые выделяются на содержание пациентов и в которые ты регулярно запускаешь свою жадную лапу, – подумал я. – Это означает, что отныне у тебя будет меньше денег на выпивку».
– Я не собираюсь выдвигать никаких возражений, – пробурчал Метвис. – Люди Кранмера мне уже кое о чем намекнули. Хотя, будь моя воля…
Его прервал какой-то звенящий звук, за которым последовал громкий стон. Все головы повернулись в сторону двери. Старший смотритель Шоумс и два его крепких помощника втащили в вестибюль Адама. Его ноги были скованы цепью, а руки, больше похожие на палки, казалось, вот-вот сломаются в огромных лапах санитаров. Мальчик пытался упасть на пол, чтобы молиться, и громко стонал, когда санитары не позволяли ему сделать это. Шоумс был красным от волнения. Дэниел Кайт прикусил губу, а его жена всхлипнула. Адам, свесив голову на грудь, даже не взглянул на нас, проходя мимо. От него исходил ужасный запах.
Адама усадили на скамью, а помощники смотрителя расположились по обе стороны от него. Люди расступились, стараясь держаться подальше от них, один мужчина испуганно перекрестился. Почему-то в этих декорациях вид Адама был более жалким и пугающим, нежели в палате Бедлама или даже на Лондонской стене. Минни дернулась по направлению к сыну, но Гай успокаивающим жестом положил ладонь ей на плечо и прошептал:
– Не теперь.
– Что за представление! – проворчал Метвис, уставившись на Адама и своих подчиненных.
Шоумс, завидев директора, встал и отвесил низкий поклон.
В неловком ожидании мы провели еще полчаса. От того места, где находился Адам, изредка доносился звон цепей, возвещавший о том, что он снова пытается бухнуться на колени. Гай подошел к парню, надеясь поговорить с ним, но сегодня удача не благоволила ему, и он вернулся ни с чем.
Барак сосредоточенно следил за происходящим.
– Господи Иисусе! – прошептал он, когда Адам предпринял очередную попытку вырваться из рук тюремщиков. – Какой кошмар!
Наконец появился судебный пристав и пригласил всех в зал. Я подошел к стоявшей впереди скамье для адвокатов и положил на нее свои бумаги. Метвис уселся сзади, подальше от Адама и санитаров. Барак, Гай и Кайты заняли места в первом ряду лавок. Из двери, ведущей во внутренние помещения, вышел судья Эйнсворт и занял свое место. Он окинул взглядом зал заседаний, и в тот же миг Адам громко заскулил. Судья перевел взгляд на меня.
– Думаю, мы рассмотрим дело Адама Кайта первым, – объявил он. – Брат Шардлейк?
Я принялся излагать суть своего иска. Судья медленно кивал, а затем метнул острый взгляд в сторону Шоумса.
– Этот несчастный выглядит так, словно вот-вот испустит дух. Вы хоть его кормите?
Побагровевший Шоумс встал, не зная, куда девать руки.
– Иногда он отказывается жрать, ваша честь, и тогда его приходится кормить с ложечки, словно малое дитя. А другой раз – выплевывает все, что у него во рту, прямо на санитаров.
– Значит, вам следует удвоить ваши старания, приятель.
Эйнсворт повернулся к Метвису.
– Сэр Джордж, вы директор. Что скажете в ответ на высказанные претензии?
Метвис поднялся.
– Я готов был бы согласиться с ними, ваша честь, если бы не одно обстоятельство. Я прилагаю все силы к тому, чтобы выполнять свои обязанности наилучшим образом, но в соответствии с существующими правилами в Бедлам принимаются лишь те пациенты, которых можно вылечить, да и то на ограниченный срок.
– Но наверняка некоторые пациенты живут у вас годами и за их содержание платят родственники?
Я вспомнил о смотрительнице Эллен, сказавшей, что она никогда не сможет выйти из Бедлама.
Метвис, казалось, был близок к обмороку.
– Только в тех случаях, когда родственники не могут обеспечить им надлежащий уход, – промычал он.
– И достаточно богаты, чтобы сплавить несчастных вам и таким образом избавиться от них.
Судья Эйнсворт раздраженно постучал гусиным пером по столу.
– Я намерен положить конец подобной практике, хотя обычно такими делами занимается суд по делам сирот и опеки. Но меня беспокоит то, сколь долго может сохраняться подобная ситуация.
Он повернулся к Гаю.
– Доктор Малтон, вы осматривали этого мальчика. Что вы можете сообщить суду?
Гай встал.
– Адам Кайт очень болен, ваша честь. По каким-то причинам, не до конца мне понятным, он решил, что Господь обделил его своей милостью. И все же я полагаю, что сумею ему помочь.
– Значит, его нельзя назвать отъявленным еретиком?
– Ни в коем случае, ваша честь. Но, конечно, я понимаю, что при желании его действия можно интерпретировать и так.
Гай помолчал.
– В интересах общественного порядка ему лучше оставаться там, где он находится, но, с другой стороны, мне не хотелось бы, чтобы он остался в Бедламе на неопределенный срок.
– Да, это было бы жестоко по отношению к мошне сэра Джорджа Метвиса.
Судья Эйнсворт позволил себе легкую улыбку и снова посмотрел на Адама.
– Имеет ли смысл допрашивать его? – спросил он у меня.
– Нет, ваша честь. Вряд ли мастер Кайт отдает себе отчет даже в том, где в данный момент находится.
– И все же вы полагаете, что ему можно помочь. И сколько времени, по-вашему, для этого понадобится? – обратился Эйнсворт к Малтону.
Гай колебался.
– Не знаю, – ответил он. – Но я не собираюсь требовать денег за его лечение.
– В таком случае я постановляю: каждые две недели мне должны предоставляться отчеты. Оплата должна производиться из средств Бедлама. Через два месяца – повторное рассмотрение дела.
Судья вновь взглянул на Адама.
– Он еще совсем мальчик и не заслуживает бесконечно гнить в Бедламе лишь из-за того, что в своем безумии изрекает опасные вещи.
Эйнсворт повернулся ко мне.
– По закону, если он является душевнобольным, ему должен быть назначен опекун, но Тайный совет этого не сделал. Выходит, что в данный момент его юридически не существует.
– Это так, ваша честь.
– Благодаря Тайному совету. Ну что ж, в такие времена мы живем!
Эйнсворт снова посмотрел на меня.
– Позаботьтесь о том, чтобы за ним ухаживали надлежащим образом, брат Шардлейк.
– Непременно, ваша честь.
Судья углубился в чтение лежавших перед ним бумаг, я кивнул Бараку, а тот толкнул Шоумса локтем в бок. Санитары подняли Адама со скамьи и повели к выходу, я же вышел вместе с Дэниелом и Минни. Метвис шествовал в некотором отдалении от нас.
Когда мы вышли на улицу, Дэниел и Минни принялись горячо благодарить нас. Гай предложил немного проводить их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95