Она по-матерински обнимала молодую женщину за плечи. Посмотрев в окно, я увидел стоявших на дворе мальчишек, Питера и Тимоти. Прижавшись носами к стеклу, они наблюдали за происходящим на кухне. Я махнул на них рукой, и они упорхнули, как два воробья.
Тамазин подняла голову и посмотрела на меня. Синяки почти сошли, но сейчас ее лицо было красным и опухшим от слез.
– Что стряслось? – спросил я.
– Ничего, – ответила она.
– Но я же вижу, что что-то случилось, – не отступал я.
– Поссорилась с Джеком, – пояснила Джоан.
– Он вернулся домой час назад, – пролепетала Тамазин. – Пьяный. А когда я спросила, что случилось, набросился на меня и такого мне наговорил… Я этого больше не вынесу! – с неожиданной злостью добавила она.
– Я поговорю с ним, – успокоил я женщину. – В этом доме никому не позволено напиваться.
Выйдя из кухни, я стал подниматься по лестнице, злясь на Барака и на самого себя. Я предложил ей помощь, и что из этого вышло?
Барака я нашел в комнате, которую выделил им с Тамазин. Он сидел на стуле возле кровати. У него тоже было красное лицо, но только не от слез, а от выпивки.
– Только не начинайте снова, – проворчал он.
– В своем доме я сам решаю, когда и с чего начинать. Вот как ты держишь свое обещание наладить отношения с Тамазин?
– Н-не ваше дело, – промычал Барак.
– Мое, если ты доводишь женщину до слез. Где ты был?
– В городе. Выпивал со старыми друзьями.
– Раньше ты так никогда не напивался. По какому поводу надрался сегодня? Все оплакиваешь умершего ребенка?
Он не ответил.
– Ну?
– Я устал от этой работы, – признался он. – Меня от нее тошнит. Он может нанести новый удар сегодня ночью, а у нас нет ничего, кроме каких-то крох и обрывочных сведений.
– Знаю, – уже более спокойным тоном отозвался я. – Знаю и испытываю такие же чувства. Но ты не имеешь права отыгрываться за это на Тамазин.
– Я и не отыгрывался. – В голосе Барака вновь зазвучала агрессия. – Я вошел, а она набросилась на меня за то, что я выпил. Я велел ей оставить меня в покое, а когда она не послушалась, обозвал ее пару раз. Она не умеет вовремя остановиться.
– Ты мог бы рассказать ей о том, что тебя беспокоит.
Он вскинул на меня глаза.
– Что? Рассказать о том, что человек, который избил ее, все еще на свободе, продолжает убивать, а мы ждем, когда он снова кого-нибудь прикончит? Или нападет на кого-нибудь из нас? Ненавижу ощущать себя беспомощным. Как бы я хотел до него добраться!
Он в отчаянии помотал головой.
– Тебе нужно как следует выспаться, Барак. А когда проснешься, попроси прощения у Тамазин. Иначе ты потеряешь ее.
– Может, в меня вселился один из чертей, о которых все время толкует Харснет? – с горькой усмешкой спросил он.
– Ага, из бутылки.
Я закрыл дверь и оставил его одного.
Как ни странно, в ту ночь я спал как дитя, словно злость, которую я выплеснул на Барака, освободила что-то внутри меня. Когда я укладывался в постель, пошел проливной дождь, и последнее, что я слышал, засыпая, был стук тяжелых капель по оконному стеклу. Проснулся я рано. Небо было пасмурным, но ливень перестал. Должно быть, он хлестал всю ночь, поскольку на дорожке двора под моими окнами образовались большущие лужи.
В доме царила тишина. Барак и Тамазин, наверное, еще не проснулись. Интересно, подумалось мне, удалось ли им помириться вчера вечером? Впрочем, вчерашнее настроение Барака делало это маловероятным. Отругав его, я испытывал странное ощущение, поскольку давно относился к нему не как к подчиненному, а как к другу.
Пока не пришли ответы на запросы Харснета и не дала результата его попытка надавить на настоятеля Бенсона, меня ждала уйма дел на Канцлер-лейн. Перво-наперво я навещу Дороти. Как она там одна, без Сэмюеля? Жаль, что пока я не могу порадовать ее новостью о поимке убийцы Роджера.
На кухне послышались голоса Джоан и Орра, но я не стал спускаться к ним, не желая, чтобы моя домоправительница втянула меня в дискуссию относительно взаимоотношений Барака и Тамазин. Завтракать мне тоже не хотелось, поэтому я оделся и потихоньку вышел из дома. Отсюда до Линкольнс-Инн было недалеко, но дорога после дождя превратилась в грязное месиво, и я порадовался, что догадался надеть башмаки для верховой езды.
В Линкольнс-Инн рабочий день был в полном разгаре. По Гейт-хаус-корт сновали адвокаты с кипами бумаг, струи фонтана весело журчали под серым облачным небом.
На мой стук открыла Маргарет. Она сообщила, что хозяйка дома и просматривает документы.
– Как она? – спросил я.
– Пытается вернуться к нормальной жизни, сэр. Но мне кажется, у нее это плохо получается.
Дороти находилась в гостиной. Она была печальной и бледной, но встретила меня улыбкой.
– У тебя усталый вид, – сказала она.
– Эта охота… – Я помолчал. – Он до сих пор на свободе. А ведь прошло уже две недели.
– Я уверена, ты делаешь все, что в твоих силах.
Она встала из-за стола, вытерла перо и положила его рядом с бумагами.
– Пойдем. Этот проклятый дождь наконец закончился, и я хочу, чтобы ты отвел меня погулять в Кони-Гарт. Мне нужно вдохнуть свежего воздуха.
– С удовольствием!
Я был рад, что к ней вернулась способность думать о столь обыденных вещах.
– Но тебе придется надеть башмаки, на улице сплошная грязь.
– Так я и сделаю.
Оставив меня в гостиной, она вышла. Я стоял у камина, а с резного деревянного фриза на меня смотрели животные. Вернулась Дороти, одетая в черный плащ с капюшоном и высокие башмаки для прогулок. Мы вышли из дома и двинулись через Гейт-хаус-корт. Попадавшиеся навстречу адвокаты приветствовали нас, но в их взглядах читалась смесь любопытства и страха. Я заметил, что Дороти старательно отводит глаза в сторону, чтобы не смотреть на фонтан.
Мы вышли на безлюдную пустошь полей Линкольнс-Инн. Именно через нее бежал убийца после того, как разделался с Роджером. Поблизости тянулся длинный невысокий холм со склонами, испещренными заячьими норами. Совсем скоро сюда будут наведываться студенты, чтобы раздобыть себе обед, поймав парочку длинноухих.
Мы шли по тропинке к вершине холма. Земля здесь была немного суше. Дороти задумчиво молчала.
– Сэмюель, верно, уже в Бристоле, – произнес я.
– Да. Он очень хотел, чтобы я поехала с ним, а не оставалась тут совсем одна.
– Но он также сказал, что тебя невозможно вытащить из дома.
– Это так. Я останусь здесь до тех пор, пока убийца не будет пойман. Тем более что мне еще тут нужно кое-что закончить. Мастер Бартлетт был так добр, что подсчитал, сколько денег я должна получить за дела, которые вел Роджер. Да я и не одна: меня навещает много добрых людей.
Она грустно улыбнулась.
– Ты помнишь мадам Лодер, которая была у нас на ужине в прошлом месяце? Два дня назад она ко мне заходила. Только я усадила ее на кушетку и дала стакан вина, как она наклонилась, и ее фальшивые зубы вывалились ей на колени.
Дороти засмеялась.
– Бедняжка! Она была ужасно смущена. Она собирается сказать пару ласковых слов зубодеру, который сделал ей эту вставную челюсть.
Рассказ Дороти напомнил мне недавний случай, когда другой зубодер пытался купить зубы Тамазин, и я подумал, знает ли эта мадам Лодер, откуда взялись зубы для ее вставной челюсти?
– Надеюсь, ты соблюдаешь меры предосторожности и не выходишь из дома одна? – спросил я.
– Да, не волнуйся.
– Как ты думаешь, в конечном итоге ты останешься в Лондоне или все же переедешь в Бристоль?
Дороти вздохнула.
– Вряд ли мне удастся купить дом в Лондоне, а вот в Бристоле – смогу.
Она вздернула брови.
– Казначей Роуленд прислал мне письмо. Очень вежливое, но в нем недвусмысленно говорится, что я должна освободить квартиру, причем как можно скорее.
– Он просто бессердечный тип!
Дороти пожала плечами.
– После смерти Роджера в корпорации появилась вакансия, и он хочет взять на это место нового человека.
Она бросила на меня испытующий взгляд.
– Сэмюель хочет, чтобы я переехала в Бристоль навсегда. Но меня удерживает здесь не только упрямство. Я еще не готова принимать столь важные решения.
Дороти вздохнула.
– Мысли путаются. После смерти Роджера меня преследует ощущение пустоты. В мире словно образовалась дыра. Но все же, ты знаешь, сегодня утром я так углубилась в работу, что не думала о нем целых полчаса. И мне стыдно. Я словно предала его.
– Таково горе. Дыра, проделанная в мире, навсегда остается с тобой, но постепенно ты начинаешь замечать другие вещи. Тебе не за что себя винить.
Дороти с любопытством взглянула на меня.
– Тебе тоже пришлось познать горе?
– Одна женщина, которую я знал очень хорошо, умерла во время чумы тысяча пятьсот тридцать четвертого года. Прошло девять лет, а я все равно вспоминаю ее. После ее смерти я даже носил траурное кольцо.
– Я этого не знала.
– Это было после того, как вы с Роджером переехали в Бристоль.
Я посмотрел на нее.
– Дороти, могу я тебя кое о чем спросить?
– Конечно. О чем угодно.
– Ты хочешь остаться в Лондоне лишь потому, что ждешь того момента, когда поймают убийцу? Но ведь неизвестно, когда это произойдет.
Она резко остановилась и положила ладонь мне на руку. Ее бледное лицо в обрамлении черного капюшона было взволнованным.
– Мэтью, – заговорила она, – я вижу, что это ужасное дело буквально сжигает тебя изнутри. Мне очень жаль, что я фактически втравила тебя в охоту за убийцей, но я думала, что официальные власти не ударят для этого пальцем о палец. Теперь я вижу, что ошибалась и они ищут этого человека. Потому я хочу, чтобы ты оставил это им. На тебя это очень плохо влияет.
Я печально покачал головой.
– Я слишком глубоко увяз в этом деле, с которым связан и официальными обязательствами. Он… снова убил.
– О нет!
– В остальном ты права, Дороти, происходящее действительно словно сжигает меня, но я не могу отступиться. Тем более что я вовлек в это других людей: Гая, Барака.
Про себя я подумал: «А если бы я действительно решил оставить этого убийцу в покое, оставил бы он меня?»
– Не вини себя, – продолжал я. – Возможно, мы уже знаем, кто убийца. Мы поймаем его. И еще одно мы знаем точно: Роджер был случайной жертвой. То есть на его месте мог оказаться любой другой.
– Для меня это слабое утешение. Это даже хуже. Но что случилось, то случилось, и я должна жить с этим.
– Ты заметно успокоилась. Твоя внутренняя сила помогает тебе.
– Возможно.
– Ощущаешь ли ты помощь Бога? – спросил я, повинуясь какому-то непонятному импульсу. – Поддерживает ли Он тебя в трудную минуту?
– Я молюсь. Прошу помочь мне справиться с тем, что произошло. Но я не прошу у Господа освободить меня от горя, я должна сама справиться с ним. Хотя я до сих пор не могу понять, как мог допустить Всевышний, чтобы такой хороший человек, как Роджер, погиб столь страшной и нелепой смертью. Именно это я подразумеваю, говоря, что это еще хуже – то, что Роджер оказался случайной жертвой.
– Кто-то мог бы ответить на твой вопрос так: убийца – злой человек, который отвернулся от Бога и добра. А Бог предоставляет каждому из нас право на выбор.
Дороти покачала головой.
– У меня не лежит душа к подобной схоластике.
Некоторое время мы шли молча, затем она сказала:
– Ты очень смелый человек, Мэтью, если продолжаешь заниматься этим делом. Любой другой давно сбежал бы от него на край света, а ты – нет. Оно словно засосало тебя.
– Оно засосало и Барака, и Гая.
– Ты и вправду не можешь отказаться от него?
– Нет, уже не могу.
Мы дошли до вершины холма и стояли, озирая поля Линкольнс-Инн, переходящие в более отдаленные поля Лонг-Акра. По небу наперегонки бежали облака различных оттенков серого, обещая новый дождь.
– Ты помнишь нашу первую встречу? – внезапно спросила Дороти. – Тот случай с бумагами мастера Торнли?
Я улыбнулся.
– Помню, словно это было вчера.
Торнли был студентом, который двадцать лет назад учился с Роджером и со мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95