Ему нужно было увидеть и запомнить людей, которые пойдут по его следу.
Харснет озадаченно покрутил головой.
– Но кто на такое способен: изо дня в день дежурить в зарослях камыша и целый день пролежать в холодном болоте, дожидаясь сумерек, чтобы ускользнуть незамеченным? В таком терпении, такой выносливости есть что-то… нечеловеческое.
Харснет снова сел на своего любимого конька – одержимость дьяволом. Я долго не решался заговорить, но все же рассказал ему о теории Гая относительно одержимости как психической болезни, о случаях, которые он упоминал, и о Стродире. Харснет внимательно слушал, не сводя с меня цепкого взгляда своих умных голубых глаз. Когда я закончил, он решительно мотнул головой.
– У меня складывается впечатление, что те люди – француз и этот ваш Стродир – были одержимы нечистым. Как и наш убийца. Что же касается доктора Малтона, то, простите, адвокат Шардлейк, но я ему не верю. Мне кажется, он до сих пор цепляется за свои старые убеждения. И, учитывая то, что епископ Боннер демонстрирует по отношению к протестантам столько же милосердия, сколько мясник – к овцам, вы должны понять, почему я до сих пор против участия Малтона в нашем следствии.
Барак резко повернулся к нам. Его глаза превратились в злые узкие щелки.
– Одержимый он или сумасшедший, это не отвечает на вопрос, почему этот мерзавец догоняет нас, а не мы его!
– О, мы его догоним, – с мрачной решимостью ответил Харснет. – В этом можете не сомневаться.
– Я вот думаю, не следует ли нам поискать его среди членов радикальных протестантских сект, – сказал я, глядя прямо в глаза Харснету. – Наряду с церквями, где служат радикально настроенные священники, существуют различные религиозные группы, которые проводят подпольные сходки и даже разработали собственные экстремистские учения. Например, адамиты, проповедующие возвращение к первозданной невинности Адама, арианцы, отвергающие Троицу…
Я ожидал, что Харснет станет ожесточенно спорить, но вместо этого он кивнул.
– Да, преследования заставляют людей уходить в себя. Если даже такой праведный человек, как один мой друг, который рифмовал божественные истории, чтобы привить детям желание читать Слово Божие, оказывается в тюрьме Флит…
– А убийца, по всей видимости, думает, что Господь возложил на него миссию лишать жизни отрекшихся радикалистов.
– Или хочет, чтобы мы так думали, – откликнулся Харснет и впился в меня пристальным взглядом. – Возможно, на самом деле убийца стоит на стороне епископа Боннера. Если Боннер узнает про убийства, это лишь подольет масла в огонь развязанных им гонений.
– Как бы то ни было, ему было известно о прежних религиозных убеждениях доктора Гарнея, Тапхольма и моего бедного друга Роджера, – не уступал я. – Помимо этого, между тремя убитыми не было ничего общего.
Харснет вздохнул, а потом кивнул.
– Я сделаю необходимые запросы.
Поколебавшись, он добавил:
– Вы не думали, сэр, о том, что тоже можете являться потенциальной жертвой? Ведь вы, как и мастер Эллиард, некогда тоже придерживались радикальных взглядов.
– Но не таких радикальных, как Роджер, – с видимой беззаботностью ответил я, понимая при этом, что коронер, в общем-то, прав.
Теоретически я действительно мог являться потенциальной жертвой убийцы. К самому Харснету и к Бараку это, к счастью, не относилось. А вот к Дороти – да.
– К этой категории можно отнести тысячи людей, живущих в Лондоне, – добавил я. – Тысячи.
Харснет долго смотрел на меня, словно почувствовал мой страх и размышлял, хватит ли мне смелости преодолеть его.
– Что нужно сделать, так это оценить наши возможности. Мы должны найти Годдарда, прочесать секты и защитить тех, кто нуждается в защите, а это значит, что нам не обойтись без дополнительных людей, которые к тому же умеют хранить тайну. Я, благодаря своей должности, располагаю кое-какими возможностями, но и они не безграничны. – Харснет сделал глубокий вздох. – Свою помощь в этом архиепископу Кранмеру предложил еще один человек.
– Кто?
– Сэр Томас Сеймур.
Коронер понурился.
– Можете ничего не говорить: для меня это тоже стало неожиданностью. Вы знаете, почему Сеймур изначально ввязался в это дело?
– Из-за его отношений с Кэтрин Парр?
– Да, он, будучи благородным джентльменом, обязан защищать ее интересы, но это была не единственная причина. Когда доктор Гарней был найден мертвым, Сеймур испугался, что подозрения могут пасть на него, что его заподозрят в заговоре с целью отвратить короля от леди Кэтрин. Архиепископ Кранмер сказал мне, что Сеймур испытал облегчение, когда стало известно про убийство Тапхольма, поскольку фокус сместился с него. Теперь же он предложил нам помощь, сказав, что готов предоставить заслуживающих доверия людей из своего окружения.
– Зачем ему это?
Харснет беззвучно засмеялся.
– Сэр Томас обожает приключения, и вокруг него постоянно крутится множество таких же, как он, молодых авантюристов.
– Если верить тому, что я о нем слышал, это звучит правдоподобно, – вставил Барак.
– Он отвратительный тип и шельма, но мы не должны отказываться от помощи, кто бы ее ни предлагал. Архиепископ и лорд Хартфорд слишком близки ко двору, и все, что происходит в их окружении, сразу же будет замечено. Но в той суете, которая вечно царит вокруг сэра Томаса Сеймура, никто не захочет и не будет разбираться.
– Но можно ли ему доверять? – с сомнением спросил я.
– У него есть причины держать рот на замке. Он уже замешан дальше некуда, и если все это дойдет до короля, ему тоже не поздоровится. Так что, я думаю, на него можно положиться.
– Что ж, сэр, обо всем, что связано с королевским двором, вам известно лучше, чем мне, поэтому я целиком и полностью доверяюсь вашему суждению.
Харснет склонил голову в знак признательности.
– Благодарю вас.
Поколебавшись, он добавил:
– Каковы бы ни были наши расхождения в части религиозных воззрений, я уверен, что мы с вами сможем весьма успешно работать вместе.
– Я тоже так считаю, сэр, – ответил я, пряча смущение.
– Может быть, вы не откажетесь как-нибудь вечером заглянуть ко мне в гости и отужинать со мной и моей супругой? Мы смогли бы ближе узнать друг друга.
Коронер покраснел, и я понял, что в душе он стеснительный человек.
– С огромным удовольствием, – сказал я.
– Хорошо. – Он встал. – Давайте заглянем в зал капитула. Думаю, там полным-полно папистской символики.
У проходившего мимо служки мы спросили, где находится зал капитула, и он указал нам на тяжелую дубовую дверь. Она была распахнута настежь. Войдя внутрь, мы прошли по короткому коридору и оказались в самом необыкновенном помещении их всех, которые мне приходилось видеть: огромном, восьмиугольном, освещенном лучами солнца, падавшими сквозь высоченные готические окна с витражами. Пол был выложен уникальными кафельными плитками. У входа в зал, словно охраняя его, стояли ярко раскрашенные, изумительно красивые статуи Девы Марии и святого Петра.
Однако сразило нас не это. Окаменев и открыв рты, мы молча смотрели на стенные панели, расположенные под каждым из окон, на которых, в орнаменте из золотых листьев, была написана красочная картина той или иной сцены из Книги Откровения. Тут был проиллюстрирован весь Апокалипсис и его персонажи: апостол Иоанн, Христос в Судный день, зверь с семью головами и десятью рогами, разверстое чрево ада и семь ангелов, изливающие свои чаши гнева на мир, багровый от мук.
Глава 19
Не в силах произнести ни слова, мы стояли и лишь вертели головами, рассматривая панораму конца света. Эта история, последовательно разворачивавшаяся на живописных панелях, прерывалась в одном месте картиной Страшного суда, где праведники отправлялись в райские кущи, а бледные обнаженные грешники были низвергаемы в ад. Но даже этой картине недоставало живых красок и образности, которые отличали сцены из Откровения. Впервые я ощутил всю мощь их воздействия.
Барак подошел к панелям, чтобы рассмотреть их поближе. Его шаги по кафельным плиткам гулким эхом отдавались под высокими сводами зала. Он остановился напротив изображения огромного зверя с семью растущими из могучих плеч шеями, похожими на змей, каждую из которых венчала голова с оскалившейся пастью и с одним или двумя рогами. Перед этой тварью стоял апостол Иоанн в венке из золотых листьев, на лице его был написан страх.
Я подошел к своему помощнику.
– Значит, вот как мог выглядеть зверь с семью головами и десятью рогами, – проговорил я. – Почему-то я не мог себе его представить.
По стилю живописи было ясно, что картины написаны не менее двухсот лет назад. Фигурам недоставало пластичности, передавать которую художники научились гораздо позже. Но, несмотря на это, изображения были живыми и пугающими.
– И все это видели вестминстерские монахи, – тихо произнес я. – Годдард, Локли, Кантрелл. Каждый день, когда братия собиралась в этом зале. Да, такие картины могут зацепить человека за душу.
– Локли был послушником, он не мог участвовать в собраниях монахов, – поправил меня Барак.
– Мало ли какую работу ему приходилось здесь выполнять! Можешь не сомневаться, он тоже часто видел эти изображения.
К нам присоединился Харснет.
– Паписты утверждают, что мы подарили Библию людям, которые не в состоянии постичь ее подлинный смысл и поэтому склонны толковать Священное Писание самым диким образом. Но взгляните, мастер Шардлейк, картины могут иметь точно такой же эффект. Если бы стены этого зала побелили известкой, что во время Реформации было сделано во многих церквях, у Годдарда, может, и не зашел бы ум за разум. Я думаю, дьявол вселился в него именно через эту мазню.
– Если только убийца – Годдард.
– Он больше, чем кто-либо, подходит на эту роль.
Я покосился на коронера.
– Не это ли хотел скрыть от нас настоятель? Возможно, он помнил какие-то случаи, когда эта панорама оказывала на кого-то из монахов особый эффект?
Харснет сжал губы.
– Мы это выясним. Барристер Шардлейк, завтра же я снова встречусь с настоятелем. Но до этого можете ли вы поговорить с двумя другими бывшими монахами и выяснить, что знают они? Прежде чем бросать вызов Бенсону, мы должны накопить как можно больше сведений.
– Я непременно сделаю это. Сегодня же, после слушаний в суде.
Коронер удовлетворенно кивнул.
– Хорошо. А я тем временем наведу справки в муниципальном совете Лондона относительно того, где может проживать семья Годдарда.
– Прежде чем мы уйдем, мне хотелось бы взглянуть на то, что осталось от помещений, где раньше располагалась монастырская больница.
– Я не возражаю, – ответил Харснет и, окинув неприязненным взглядом зал, направился к выходу.
Я задержался возле картины, на которой был изображен облаченный в белое ангел с мрачным лицом и расправленными крыльями. Он выливал из чаши некую жидкость, от которой земля занималась огнем. Сквозь языки пламени можно было разглядеть бледные, перекошенные от боли лица.
– Четвертая чаша, – пробормотал я в сторону Барака. – Боже Всемогущий, помоги нам поймать его, прежде чем он лишит жизни еще кого-то!
Выйдя из дома капитула, мы спросили какого-то служку, где находится больница. Он ответил, что здание бывшей монастырской больницы уже снесли, но лечебница, в которой оказывали помощь бедным прихожанам, уцелела и находится неподалеку. Чтобы добраться до нее, надо было пройти через старое монастырское кладбище.
Дождь прекратился, поэтому мы безбоязненно вышли из дворика-клуатра и пошли по тропинке через древний погост с множеством могильных камней. Возраст многих из них исчислялся веками. Пройдет совсем немного времени, и здесь случится то же, что и в остальных закрывшихся монастырях: кладбище подвергнется полному разорению. Гробы будут выкопаны из могил и разбиты, а кости монахов сброшены в общую яму и закопаны, как обычный мусор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Харснет озадаченно покрутил головой.
– Но кто на такое способен: изо дня в день дежурить в зарослях камыша и целый день пролежать в холодном болоте, дожидаясь сумерек, чтобы ускользнуть незамеченным? В таком терпении, такой выносливости есть что-то… нечеловеческое.
Харснет снова сел на своего любимого конька – одержимость дьяволом. Я долго не решался заговорить, но все же рассказал ему о теории Гая относительно одержимости как психической болезни, о случаях, которые он упоминал, и о Стродире. Харснет внимательно слушал, не сводя с меня цепкого взгляда своих умных голубых глаз. Когда я закончил, он решительно мотнул головой.
– У меня складывается впечатление, что те люди – француз и этот ваш Стродир – были одержимы нечистым. Как и наш убийца. Что же касается доктора Малтона, то, простите, адвокат Шардлейк, но я ему не верю. Мне кажется, он до сих пор цепляется за свои старые убеждения. И, учитывая то, что епископ Боннер демонстрирует по отношению к протестантам столько же милосердия, сколько мясник – к овцам, вы должны понять, почему я до сих пор против участия Малтона в нашем следствии.
Барак резко повернулся к нам. Его глаза превратились в злые узкие щелки.
– Одержимый он или сумасшедший, это не отвечает на вопрос, почему этот мерзавец догоняет нас, а не мы его!
– О, мы его догоним, – с мрачной решимостью ответил Харснет. – В этом можете не сомневаться.
– Я вот думаю, не следует ли нам поискать его среди членов радикальных протестантских сект, – сказал я, глядя прямо в глаза Харснету. – Наряду с церквями, где служат радикально настроенные священники, существуют различные религиозные группы, которые проводят подпольные сходки и даже разработали собственные экстремистские учения. Например, адамиты, проповедующие возвращение к первозданной невинности Адама, арианцы, отвергающие Троицу…
Я ожидал, что Харснет станет ожесточенно спорить, но вместо этого он кивнул.
– Да, преследования заставляют людей уходить в себя. Если даже такой праведный человек, как один мой друг, который рифмовал божественные истории, чтобы привить детям желание читать Слово Божие, оказывается в тюрьме Флит…
– А убийца, по всей видимости, думает, что Господь возложил на него миссию лишать жизни отрекшихся радикалистов.
– Или хочет, чтобы мы так думали, – откликнулся Харснет и впился в меня пристальным взглядом. – Возможно, на самом деле убийца стоит на стороне епископа Боннера. Если Боннер узнает про убийства, это лишь подольет масла в огонь развязанных им гонений.
– Как бы то ни было, ему было известно о прежних религиозных убеждениях доктора Гарнея, Тапхольма и моего бедного друга Роджера, – не уступал я. – Помимо этого, между тремя убитыми не было ничего общего.
Харснет вздохнул, а потом кивнул.
– Я сделаю необходимые запросы.
Поколебавшись, он добавил:
– Вы не думали, сэр, о том, что тоже можете являться потенциальной жертвой? Ведь вы, как и мастер Эллиард, некогда тоже придерживались радикальных взглядов.
– Но не таких радикальных, как Роджер, – с видимой беззаботностью ответил я, понимая при этом, что коронер, в общем-то, прав.
Теоретически я действительно мог являться потенциальной жертвой убийцы. К самому Харснету и к Бараку это, к счастью, не относилось. А вот к Дороти – да.
– К этой категории можно отнести тысячи людей, живущих в Лондоне, – добавил я. – Тысячи.
Харснет долго смотрел на меня, словно почувствовал мой страх и размышлял, хватит ли мне смелости преодолеть его.
– Что нужно сделать, так это оценить наши возможности. Мы должны найти Годдарда, прочесать секты и защитить тех, кто нуждается в защите, а это значит, что нам не обойтись без дополнительных людей, которые к тому же умеют хранить тайну. Я, благодаря своей должности, располагаю кое-какими возможностями, но и они не безграничны. – Харснет сделал глубокий вздох. – Свою помощь в этом архиепископу Кранмеру предложил еще один человек.
– Кто?
– Сэр Томас Сеймур.
Коронер понурился.
– Можете ничего не говорить: для меня это тоже стало неожиданностью. Вы знаете, почему Сеймур изначально ввязался в это дело?
– Из-за его отношений с Кэтрин Парр?
– Да, он, будучи благородным джентльменом, обязан защищать ее интересы, но это была не единственная причина. Когда доктор Гарней был найден мертвым, Сеймур испугался, что подозрения могут пасть на него, что его заподозрят в заговоре с целью отвратить короля от леди Кэтрин. Архиепископ Кранмер сказал мне, что Сеймур испытал облегчение, когда стало известно про убийство Тапхольма, поскольку фокус сместился с него. Теперь же он предложил нам помощь, сказав, что готов предоставить заслуживающих доверия людей из своего окружения.
– Зачем ему это?
Харснет беззвучно засмеялся.
– Сэр Томас обожает приключения, и вокруг него постоянно крутится множество таких же, как он, молодых авантюристов.
– Если верить тому, что я о нем слышал, это звучит правдоподобно, – вставил Барак.
– Он отвратительный тип и шельма, но мы не должны отказываться от помощи, кто бы ее ни предлагал. Архиепископ и лорд Хартфорд слишком близки ко двору, и все, что происходит в их окружении, сразу же будет замечено. Но в той суете, которая вечно царит вокруг сэра Томаса Сеймура, никто не захочет и не будет разбираться.
– Но можно ли ему доверять? – с сомнением спросил я.
– У него есть причины держать рот на замке. Он уже замешан дальше некуда, и если все это дойдет до короля, ему тоже не поздоровится. Так что, я думаю, на него можно положиться.
– Что ж, сэр, обо всем, что связано с королевским двором, вам известно лучше, чем мне, поэтому я целиком и полностью доверяюсь вашему суждению.
Харснет склонил голову в знак признательности.
– Благодарю вас.
Поколебавшись, он добавил:
– Каковы бы ни были наши расхождения в части религиозных воззрений, я уверен, что мы с вами сможем весьма успешно работать вместе.
– Я тоже так считаю, сэр, – ответил я, пряча смущение.
– Может быть, вы не откажетесь как-нибудь вечером заглянуть ко мне в гости и отужинать со мной и моей супругой? Мы смогли бы ближе узнать друг друга.
Коронер покраснел, и я понял, что в душе он стеснительный человек.
– С огромным удовольствием, – сказал я.
– Хорошо. – Он встал. – Давайте заглянем в зал капитула. Думаю, там полным-полно папистской символики.
У проходившего мимо служки мы спросили, где находится зал капитула, и он указал нам на тяжелую дубовую дверь. Она была распахнута настежь. Войдя внутрь, мы прошли по короткому коридору и оказались в самом необыкновенном помещении их всех, которые мне приходилось видеть: огромном, восьмиугольном, освещенном лучами солнца, падавшими сквозь высоченные готические окна с витражами. Пол был выложен уникальными кафельными плитками. У входа в зал, словно охраняя его, стояли ярко раскрашенные, изумительно красивые статуи Девы Марии и святого Петра.
Однако сразило нас не это. Окаменев и открыв рты, мы молча смотрели на стенные панели, расположенные под каждым из окон, на которых, в орнаменте из золотых листьев, была написана красочная картина той или иной сцены из Книги Откровения. Тут был проиллюстрирован весь Апокалипсис и его персонажи: апостол Иоанн, Христос в Судный день, зверь с семью головами и десятью рогами, разверстое чрево ада и семь ангелов, изливающие свои чаши гнева на мир, багровый от мук.
Глава 19
Не в силах произнести ни слова, мы стояли и лишь вертели головами, рассматривая панораму конца света. Эта история, последовательно разворачивавшаяся на живописных панелях, прерывалась в одном месте картиной Страшного суда, где праведники отправлялись в райские кущи, а бледные обнаженные грешники были низвергаемы в ад. Но даже этой картине недоставало живых красок и образности, которые отличали сцены из Откровения. Впервые я ощутил всю мощь их воздействия.
Барак подошел к панелям, чтобы рассмотреть их поближе. Его шаги по кафельным плиткам гулким эхом отдавались под высокими сводами зала. Он остановился напротив изображения огромного зверя с семью растущими из могучих плеч шеями, похожими на змей, каждую из которых венчала голова с оскалившейся пастью и с одним или двумя рогами. Перед этой тварью стоял апостол Иоанн в венке из золотых листьев, на лице его был написан страх.
Я подошел к своему помощнику.
– Значит, вот как мог выглядеть зверь с семью головами и десятью рогами, – проговорил я. – Почему-то я не мог себе его представить.
По стилю живописи было ясно, что картины написаны не менее двухсот лет назад. Фигурам недоставало пластичности, передавать которую художники научились гораздо позже. Но, несмотря на это, изображения были живыми и пугающими.
– И все это видели вестминстерские монахи, – тихо произнес я. – Годдард, Локли, Кантрелл. Каждый день, когда братия собиралась в этом зале. Да, такие картины могут зацепить человека за душу.
– Локли был послушником, он не мог участвовать в собраниях монахов, – поправил меня Барак.
– Мало ли какую работу ему приходилось здесь выполнять! Можешь не сомневаться, он тоже часто видел эти изображения.
К нам присоединился Харснет.
– Паписты утверждают, что мы подарили Библию людям, которые не в состоянии постичь ее подлинный смысл и поэтому склонны толковать Священное Писание самым диким образом. Но взгляните, мастер Шардлейк, картины могут иметь точно такой же эффект. Если бы стены этого зала побелили известкой, что во время Реформации было сделано во многих церквях, у Годдарда, может, и не зашел бы ум за разум. Я думаю, дьявол вселился в него именно через эту мазню.
– Если только убийца – Годдард.
– Он больше, чем кто-либо, подходит на эту роль.
Я покосился на коронера.
– Не это ли хотел скрыть от нас настоятель? Возможно, он помнил какие-то случаи, когда эта панорама оказывала на кого-то из монахов особый эффект?
Харснет сжал губы.
– Мы это выясним. Барристер Шардлейк, завтра же я снова встречусь с настоятелем. Но до этого можете ли вы поговорить с двумя другими бывшими монахами и выяснить, что знают они? Прежде чем бросать вызов Бенсону, мы должны накопить как можно больше сведений.
– Я непременно сделаю это. Сегодня же, после слушаний в суде.
Коронер удовлетворенно кивнул.
– Хорошо. А я тем временем наведу справки в муниципальном совете Лондона относительно того, где может проживать семья Годдарда.
– Прежде чем мы уйдем, мне хотелось бы взглянуть на то, что осталось от помещений, где раньше располагалась монастырская больница.
– Я не возражаю, – ответил Харснет и, окинув неприязненным взглядом зал, направился к выходу.
Я задержался возле картины, на которой был изображен облаченный в белое ангел с мрачным лицом и расправленными крыльями. Он выливал из чаши некую жидкость, от которой земля занималась огнем. Сквозь языки пламени можно было разглядеть бледные, перекошенные от боли лица.
– Четвертая чаша, – пробормотал я в сторону Барака. – Боже Всемогущий, помоги нам поймать его, прежде чем он лишит жизни еще кого-то!
Выйдя из дома капитула, мы спросили какого-то служку, где находится больница. Он ответил, что здание бывшей монастырской больницы уже снесли, но лечебница, в которой оказывали помощь бедным прихожанам, уцелела и находится неподалеку. Чтобы добраться до нее, надо было пройти через старое монастырское кладбище.
Дождь прекратился, поэтому мы безбоязненно вышли из дворика-клуатра и пошли по тропинке через древний погост с множеством могильных камней. Возраст многих из них исчислялся веками. Пройдет совсем немного времени, и здесь случится то же, что и в остальных закрывшихся монастырях: кладбище подвергнется полному разорению. Гробы будут выкопаны из могил и разбиты, а кости монахов сброшены в общую яму и закопаны, как обычный мусор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95