Таким способом он собирался доказать истину таинства превращения хлеба и вина в тело и кровь Христовы.
Я привязал Бытие к специально предназначенной для этого жерди, тянувшейся вдоль длинного, приземистого здания сумасшедшего дома и постучал в дверь. Открыл мне смотритель Шоумс. При виде меня он сначала скривился, а потом с усилием скроил нечто похожее на приветливую гримасу.
– А-а, мастер Шардлейк! – пробормотал он.
– Здравствуйте. Я договорился встретиться здесь с доктором Малтоном.
Смотритель отступил в сторону, позволяя мне пройти.
– Его еще нет, но с Адамом находится Эллен. Мы ухаживаем за Адамом как за родным.
Шоумс старался говорить уважительным тоном, но в его взгляде сквозила неприязнь.
– Хорошо. На этой неделе вы обязаны подать в суд первый отчет. Причем я желаю ознакомиться с его содержанием до того, как вы его отправите. Как Адам?
– Темнокожий лекарь утверждает, что он идет на поправку, хотя лично я этого не вижу. Эллен пытается привести его в гостиную, но его присутствие заставляет нервничать других пациентов.
– Надеюсь, вы ведете себя правильно.
Я уже с минуту назад слышал какой-то шум, раздававшийся неподалеку, теперь же дверь с грохотом распахнулась, и из нее появилась красная, запыхавшаяся рожа смотрителя Гибонса.
– Сэр, – залопотал он, обращаясь к Шоумсу, – его величество буянит! Требует, чтобы починили корону! Вы сможете его утихомирить?
С тяжелым вздохом Шоумс отпихнул Гибонса в сторону и пошел к палате разбушевавшегося безумца. Я последовал за ним. Умалишенный, считавший себя королем, восседал на стульчаке, облаченный в свою лоскутную «мантию». Бумажная корона на его голове действительно пострадала: у нее было оторвано несколько зубцов.
– Почините мою корону! – завопил он, завидев нас. – Вы мои верноподданные, и я вам повелеваю!
Шоумс сорвал с головы полоумного бумажную корону и скомкал ее в своем мясистом кулаке.
– Вот тебе твоя корона! – прорычал он. – Когда-нибудь договоришься до того, что потеряешь свой поганый язык! Заткнись или не получишь ужина!
Безумный старик словно усох, закрыл лицо руками и заплакал. Шоумс вышел из палаты, громко грохнув дверью.
– Это заткнет ему пасть! – удовлетворенно сообщил он Гибонсу и, обернувшись ко мне, добавил: – Вот видите, мастер Шардлейк, сколько у нас дел. Так что я оставлю вас, а вы отправляйтесь к Адаму Кайту.
Дверь палаты Адама была открыта. Эллен сидела на стуле напротив мальчика, закованного в цепи. Жестокая, но необходимая мера: случившееся на Лондонской стене не должно было повториться.
– Ну давай же, Адам, – мягко уговаривала Эллен, – возьми ложку и кушай. Не буду же я кормить тебя с ложечки как маленького! Агу-агу-агу, – пропела она детским голоском.
К моему удивлению, Адам отреагировал на это беззлобное подшучивание улыбкой, которая, впрочем, почти сразу исчезла с его лица. Он взял ложку, миску и под присмотром Эллен принялся есть похлебку.
– Молодец, Эллен! – восхищенно проговорил я. – Первый раз вижу, чтобы Адам улыбался!
Женщина покраснела, вскочила на ноги и сделала книксен.
– Простите, сэр, я не увидела, как вы вошли.
– У меня назначена здесь встреча с доктором Малтоном.
– Да, он должен скоро прийти. А я тем временем пытаюсь рассмешить Адама. Он пока не смеется, но улыбаться, как вы видели, уже начал.
Адам быстро поглощал похлебку, не обращая на меня никакого внимания.
– Я слышала, король внес в парламент законопроект, который запретит женщинам читать Библию? – спросила Эллен.
– Да, женщинам и необразованным простолюдинам.
Она грустно улыбнулась.
– Все возвращается на круги своя. Что ж, может, так тому и быть. Ведь именно в результате нововведений Адам и рехнулся. Его рассудок не вынес их.
Я подумал: «А может, она инакомыслящая и запрет покидать пределы Бедлама вызван именно этим?»
Однако Эллен говорила без всякого фанатизма, даже с некоторой отчужденностью. Я посмотрел на закованную в цепь ногу Адама.
– Эллен, я не знаю, почему вам не разрешено покидать этих стен, но если я хоть чем-то могу помочь, я с радостью сделаю это.
Она вымученно улыбнулась.
– Спасибо, сэр, но я всем довольна.
Выражение ее лица, впрочем, говорило об обратном. Да и как столь умная женщина может довольствоваться жалким существованием в этой убогой обители, куда и новости-то доходят лишь по прошествии многих дней?
Адам доел, встал на колени и принялся молиться:
– Отец небесный, прости меня, ибо я согрешил против Света! – зашептал он. – Я греховен…
– Теперь, когда он сыт, пускай немного помолится, – сказала Эллен. – По крайней мере, до прихода доктора Малтона. Это, кстати, тоже его идея – наладить отношения с Адамом вроде как по договоренности: ему разрешают молиться, а он за это делает то, что положено.
– Вы замечаете в нем какие-то перемены? – спросил я.
– Мне кажется, да. Но Адам – тяжелый случай. Вчера он проснулся, за окном щебетали птицы, а он заявил, что они оплакивают его грехи.
– Вы выполняете тяжелую работу, Эллен. Тяжелую не только для женщины. Лично я не смог бы ее делать. Представляю, насколько трудно вам все время находиться рядом с этими несчастными. Общение с любым из них – это настоящий подвиг.
– А разве в этом мире что-нибудь дается легко? – философски спросила она, но я понял, что мои слова задели ее.
Чтобы сгладить неловкий момент, я сказал:
– Только что встретил родителей Адама. По их мнению, у мальчика налицо улучшение.
– Мне тяжело смотреть на его отца. Большой, сильный человек, он чувствует себя совершенно беспомощным!
– Со смотрителем Шоумсом проблем больше не возникало?
Эллен снова улыбнулась.
– Нет, сэр. Благодаря вам. Он даже разрешает мне приводить Адама в гостиную, чтобы мальчик находился в компании других пациентов. Доктор Малтон говорит, что это важно для Адама – оказываться в обществе других людей, вырываясь хотя бы изредка из того скорбного мира, который он для себя создал.
– По словам Шоумса, Адам нервирует других пациентов.
– Но уже меньше, чем раньше. Они просят его перестать молиться и молчать. Это тоже неплохо для него. Тут каждый может помочь другому. Но к сожалению, не себе.
– Это не совсем так, – послышался голос от двери, и в комнату вошел Гай.
Я с удивлением увидел в его руке Новый Завет. Мой друг выглядел усталым, и я почувствовал себя виноватым за то, что накануне заставил его мчаться в Линкольнс-Инн.
– Что с Билкнэпом? – спросил я.
– Доктора Арчера надо бы привлечь к суду за предумышленное нанесение тяжких телесных повреждений. Как я понял, Билкнэп обратился к нему с жалобами на непрекращающиеся боли в животе. Из-за них он перестал есть и ослаб, а Арчер своими постоянными кровопусканиями и промываниями желудка ослабил его еще больше. Неудивительно, что он решил, будто умирает. Я прописал ему хорошее питание и постельный режим в течение недели, а потом он сможет отправиться восвояси, и врачебная помощь будет ему не нужна.
– Спасибо тебе.
– Боюсь, миссис Эллиард не понравилось, когда я сказал, что ей в течение некоторого времени придется ухаживать за ним.
– Дороти можно понять. Зрелище Билкнэпа, лежащего на пороге ее дома, напомнило ей мертвого Роджера.
– Она добрая и жалостливая женщина. Я, к своему стыду, даже немного сыграл на этом. Но твоими стараниями Билкнэп теперь мой пациент, и его здоровье для меня превыше всего.
– Не сомневаюсь, – ответил я, а про себя подумал: «Черт бы побрал этого негодяя!»
– Я пообещал проведать его завтра вечером.
– Ты вызвал к нему священника?
– Нет, исповедь ему не понадобится. Наоборот, это повредило бы больному, вернув его к мыслям о скорой кончине.
– Приходи ко мне поужинать после того, как навестишь этого мерзавца. В качестве компенсации за хлопоты. А заодно я заплачу тебе за его лечение. Билкнэпу оно обойдется даром.
Гай улыбнулся.
– Странный он человек! Подробно ответил на мои вопросы о своих хворях, а потом, когда я сообщил ему о том, что его жизни ничто не грозит, он вдруг умолк и больше не произнес ни слова. В том числе ни слова благодарности – ни тебе, ни мне.
– В этом весь Билкнэп. Как-нибудь при случае я расскажу тебе о нем.
Гай развел руками и повернулся к Эллен.
– Ну-с, как наш Адам?
– Позавтракал. И даже улыбнулся мне!
– Значит, делает успехи.
Гай подошел к Адаму и осторожно прикоснулся к его плечу. Мальчик перестал исступленно шептать и поднял свое изможденное лицо.
– Мне нужно молиться, доктор Малтон. Я и без того потерял много времени.
Гай присел на корточки и стал вглядываться в лицо больного, а я подивился гибкости его тела.
– Я опять принес Библию. Давай почитаем ее? Ведь чтение этой книги угодно Господу, как ты полагаешь?
– Если не возражаете, я пойду проведать других пациентов, – произнесла Эллен. – Сисси сегодня чего-то хандрит… Боюсь, с рукоделием у нее ничего не выйдет…
– Спасибо вам за все, что вы делаете! – искренне поблагодарил Гай.
Женщина присела и удалилась. Ее длинные каштановые волосы, выпущенные из-под чепца, взметнулись, накрыв плечи и спину шелковистой пелериной. Я повернулся к Гаю. Тот открыл Библию и пытался разговорить Адама.
– Если ты внимательно почитаешь Писание, то увидишь: Иисус не хочет, чтобы Его последователи страдали без нужды. Он мечтает о том, чтобы они жили в окружающем мире, а еще больше – чтобы они жили в гармонии с ним, а не превращались в отшельников, каким сделался ты.
– Но Господь посылает людям испытания, проверяет их веру на прочность. Вспомните Иова. Он насылал на него одну невзгоду за другой! – воскликнул Адам и стукнул костлявым кулачком по полу.
– И тебе кажется, что Бог испытывает и тебя?
– Я надеюсь на это. Вечно страдать в аду все же лучше, чем быть отринутым Богом. Но все равно я так боюсь преисподней! Так боюсь! В Книге Откровения я прочитал…
– Читай Евангелия четырех апостолов, Адам, и ты поймешь, что ни один из тех, кто раскаялся, не бывает отвергнутым. Взгляни на Марию Магдалину…
Не дослушав Гая, Адам отчаянно помотал головой, согнулся и вновь принялся молиться, беззвучно шевеля губами. На его тощей шее бусинами выпирали позвонки. Гай вздохнул и поднялся на ноги.
– Я оставлю его на несколько минут, – сказал он. – Такова наша договоренность.
– Друг мой, – восхитился я, – твое терпение бездонно, как море.
– Я иду по следу тайны, пытаюсь разгадать болезнь, наблюдаю за реакциями Адама.
– Ты не оставишь ему Библию?
– О нет! Иначе он станет читать все, что связано с Божественным проклятием, отлучением за грехи, и впитывать все это в свое сердце. Я ломаю голову над тем, что послужило отправной точкой его недуга. С чего все началось? Случается так, что душевнобольных заставляют замыкаться в себе какие-нибудь ужасные события, происходящие вокруг.
– Его мать до сих пор предполагает, что он рассердился за что-то на них с Дэниелом.
– Возможно, отчасти она права, но это далеко не вся правда.
Гай смотрел на скрюченную фигуру Адама, задумчиво потирая подбородок.
– А мне вот интересно другое, – заговорил я, – какой внутренний мир создал для себя наш убийца? Ты знаешь, он прикончил еще одного человека.
Я рассказал Гаю про то, в чем покаялся мне Билкнэп, и про убийство Фелдэя. Я говорил шепотом, чтобы меня не услышал Адам, но он был до такой степени погружен в молитвы, что вряд ли расслышал бы хоть слово, даже если бы я кричал. С минуту Гай стоял, погруженный в раздумья.
– Думаю, внутренний мир убийцы очень отличается от того мирка, который сотворил для себя Адам. Но кажется, он находится в состоянии столь глубокой одержимости и восхищения самим собой, что с этим уже ничего не поделаешь. Известно ли тебе, Мэтью, что в Библии всего несколько раз говорится об одержимости, причем в Новом Завете – ни разу.
– А Иоанн Богослов? А Книга Откровения?
– Без этой книги христианство, безусловно, было бы лучше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Я привязал Бытие к специально предназначенной для этого жерди, тянувшейся вдоль длинного, приземистого здания сумасшедшего дома и постучал в дверь. Открыл мне смотритель Шоумс. При виде меня он сначала скривился, а потом с усилием скроил нечто похожее на приветливую гримасу.
– А-а, мастер Шардлейк! – пробормотал он.
– Здравствуйте. Я договорился встретиться здесь с доктором Малтоном.
Смотритель отступил в сторону, позволяя мне пройти.
– Его еще нет, но с Адамом находится Эллен. Мы ухаживаем за Адамом как за родным.
Шоумс старался говорить уважительным тоном, но в его взгляде сквозила неприязнь.
– Хорошо. На этой неделе вы обязаны подать в суд первый отчет. Причем я желаю ознакомиться с его содержанием до того, как вы его отправите. Как Адам?
– Темнокожий лекарь утверждает, что он идет на поправку, хотя лично я этого не вижу. Эллен пытается привести его в гостиную, но его присутствие заставляет нервничать других пациентов.
– Надеюсь, вы ведете себя правильно.
Я уже с минуту назад слышал какой-то шум, раздававшийся неподалеку, теперь же дверь с грохотом распахнулась, и из нее появилась красная, запыхавшаяся рожа смотрителя Гибонса.
– Сэр, – залопотал он, обращаясь к Шоумсу, – его величество буянит! Требует, чтобы починили корону! Вы сможете его утихомирить?
С тяжелым вздохом Шоумс отпихнул Гибонса в сторону и пошел к палате разбушевавшегося безумца. Я последовал за ним. Умалишенный, считавший себя королем, восседал на стульчаке, облаченный в свою лоскутную «мантию». Бумажная корона на его голове действительно пострадала: у нее было оторвано несколько зубцов.
– Почините мою корону! – завопил он, завидев нас. – Вы мои верноподданные, и я вам повелеваю!
Шоумс сорвал с головы полоумного бумажную корону и скомкал ее в своем мясистом кулаке.
– Вот тебе твоя корона! – прорычал он. – Когда-нибудь договоришься до того, что потеряешь свой поганый язык! Заткнись или не получишь ужина!
Безумный старик словно усох, закрыл лицо руками и заплакал. Шоумс вышел из палаты, громко грохнув дверью.
– Это заткнет ему пасть! – удовлетворенно сообщил он Гибонсу и, обернувшись ко мне, добавил: – Вот видите, мастер Шардлейк, сколько у нас дел. Так что я оставлю вас, а вы отправляйтесь к Адаму Кайту.
Дверь палаты Адама была открыта. Эллен сидела на стуле напротив мальчика, закованного в цепи. Жестокая, но необходимая мера: случившееся на Лондонской стене не должно было повториться.
– Ну давай же, Адам, – мягко уговаривала Эллен, – возьми ложку и кушай. Не буду же я кормить тебя с ложечки как маленького! Агу-агу-агу, – пропела она детским голоском.
К моему удивлению, Адам отреагировал на это беззлобное подшучивание улыбкой, которая, впрочем, почти сразу исчезла с его лица. Он взял ложку, миску и под присмотром Эллен принялся есть похлебку.
– Молодец, Эллен! – восхищенно проговорил я. – Первый раз вижу, чтобы Адам улыбался!
Женщина покраснела, вскочила на ноги и сделала книксен.
– Простите, сэр, я не увидела, как вы вошли.
– У меня назначена здесь встреча с доктором Малтоном.
– Да, он должен скоро прийти. А я тем временем пытаюсь рассмешить Адама. Он пока не смеется, но улыбаться, как вы видели, уже начал.
Адам быстро поглощал похлебку, не обращая на меня никакого внимания.
– Я слышала, король внес в парламент законопроект, который запретит женщинам читать Библию? – спросила Эллен.
– Да, женщинам и необразованным простолюдинам.
Она грустно улыбнулась.
– Все возвращается на круги своя. Что ж, может, так тому и быть. Ведь именно в результате нововведений Адам и рехнулся. Его рассудок не вынес их.
Я подумал: «А может, она инакомыслящая и запрет покидать пределы Бедлама вызван именно этим?»
Однако Эллен говорила без всякого фанатизма, даже с некоторой отчужденностью. Я посмотрел на закованную в цепь ногу Адама.
– Эллен, я не знаю, почему вам не разрешено покидать этих стен, но если я хоть чем-то могу помочь, я с радостью сделаю это.
Она вымученно улыбнулась.
– Спасибо, сэр, но я всем довольна.
Выражение ее лица, впрочем, говорило об обратном. Да и как столь умная женщина может довольствоваться жалким существованием в этой убогой обители, куда и новости-то доходят лишь по прошествии многих дней?
Адам доел, встал на колени и принялся молиться:
– Отец небесный, прости меня, ибо я согрешил против Света! – зашептал он. – Я греховен…
– Теперь, когда он сыт, пускай немного помолится, – сказала Эллен. – По крайней мере, до прихода доктора Малтона. Это, кстати, тоже его идея – наладить отношения с Адамом вроде как по договоренности: ему разрешают молиться, а он за это делает то, что положено.
– Вы замечаете в нем какие-то перемены? – спросил я.
– Мне кажется, да. Но Адам – тяжелый случай. Вчера он проснулся, за окном щебетали птицы, а он заявил, что они оплакивают его грехи.
– Вы выполняете тяжелую работу, Эллен. Тяжелую не только для женщины. Лично я не смог бы ее делать. Представляю, насколько трудно вам все время находиться рядом с этими несчастными. Общение с любым из них – это настоящий подвиг.
– А разве в этом мире что-нибудь дается легко? – философски спросила она, но я понял, что мои слова задели ее.
Чтобы сгладить неловкий момент, я сказал:
– Только что встретил родителей Адама. По их мнению, у мальчика налицо улучшение.
– Мне тяжело смотреть на его отца. Большой, сильный человек, он чувствует себя совершенно беспомощным!
– Со смотрителем Шоумсом проблем больше не возникало?
Эллен снова улыбнулась.
– Нет, сэр. Благодаря вам. Он даже разрешает мне приводить Адама в гостиную, чтобы мальчик находился в компании других пациентов. Доктор Малтон говорит, что это важно для Адама – оказываться в обществе других людей, вырываясь хотя бы изредка из того скорбного мира, который он для себя создал.
– По словам Шоумса, Адам нервирует других пациентов.
– Но уже меньше, чем раньше. Они просят его перестать молиться и молчать. Это тоже неплохо для него. Тут каждый может помочь другому. Но к сожалению, не себе.
– Это не совсем так, – послышался голос от двери, и в комнату вошел Гай.
Я с удивлением увидел в его руке Новый Завет. Мой друг выглядел усталым, и я почувствовал себя виноватым за то, что накануне заставил его мчаться в Линкольнс-Инн.
– Что с Билкнэпом? – спросил я.
– Доктора Арчера надо бы привлечь к суду за предумышленное нанесение тяжких телесных повреждений. Как я понял, Билкнэп обратился к нему с жалобами на непрекращающиеся боли в животе. Из-за них он перестал есть и ослаб, а Арчер своими постоянными кровопусканиями и промываниями желудка ослабил его еще больше. Неудивительно, что он решил, будто умирает. Я прописал ему хорошее питание и постельный режим в течение недели, а потом он сможет отправиться восвояси, и врачебная помощь будет ему не нужна.
– Спасибо тебе.
– Боюсь, миссис Эллиард не понравилось, когда я сказал, что ей в течение некоторого времени придется ухаживать за ним.
– Дороти можно понять. Зрелище Билкнэпа, лежащего на пороге ее дома, напомнило ей мертвого Роджера.
– Она добрая и жалостливая женщина. Я, к своему стыду, даже немного сыграл на этом. Но твоими стараниями Билкнэп теперь мой пациент, и его здоровье для меня превыше всего.
– Не сомневаюсь, – ответил я, а про себя подумал: «Черт бы побрал этого негодяя!»
– Я пообещал проведать его завтра вечером.
– Ты вызвал к нему священника?
– Нет, исповедь ему не понадобится. Наоборот, это повредило бы больному, вернув его к мыслям о скорой кончине.
– Приходи ко мне поужинать после того, как навестишь этого мерзавца. В качестве компенсации за хлопоты. А заодно я заплачу тебе за его лечение. Билкнэпу оно обойдется даром.
Гай улыбнулся.
– Странный он человек! Подробно ответил на мои вопросы о своих хворях, а потом, когда я сообщил ему о том, что его жизни ничто не грозит, он вдруг умолк и больше не произнес ни слова. В том числе ни слова благодарности – ни тебе, ни мне.
– В этом весь Билкнэп. Как-нибудь при случае я расскажу тебе о нем.
Гай развел руками и повернулся к Эллен.
– Ну-с, как наш Адам?
– Позавтракал. И даже улыбнулся мне!
– Значит, делает успехи.
Гай подошел к Адаму и осторожно прикоснулся к его плечу. Мальчик перестал исступленно шептать и поднял свое изможденное лицо.
– Мне нужно молиться, доктор Малтон. Я и без того потерял много времени.
Гай присел на корточки и стал вглядываться в лицо больного, а я подивился гибкости его тела.
– Я опять принес Библию. Давай почитаем ее? Ведь чтение этой книги угодно Господу, как ты полагаешь?
– Если не возражаете, я пойду проведать других пациентов, – произнесла Эллен. – Сисси сегодня чего-то хандрит… Боюсь, с рукоделием у нее ничего не выйдет…
– Спасибо вам за все, что вы делаете! – искренне поблагодарил Гай.
Женщина присела и удалилась. Ее длинные каштановые волосы, выпущенные из-под чепца, взметнулись, накрыв плечи и спину шелковистой пелериной. Я повернулся к Гаю. Тот открыл Библию и пытался разговорить Адама.
– Если ты внимательно почитаешь Писание, то увидишь: Иисус не хочет, чтобы Его последователи страдали без нужды. Он мечтает о том, чтобы они жили в окружающем мире, а еще больше – чтобы они жили в гармонии с ним, а не превращались в отшельников, каким сделался ты.
– Но Господь посылает людям испытания, проверяет их веру на прочность. Вспомните Иова. Он насылал на него одну невзгоду за другой! – воскликнул Адам и стукнул костлявым кулачком по полу.
– И тебе кажется, что Бог испытывает и тебя?
– Я надеюсь на это. Вечно страдать в аду все же лучше, чем быть отринутым Богом. Но все равно я так боюсь преисподней! Так боюсь! В Книге Откровения я прочитал…
– Читай Евангелия четырех апостолов, Адам, и ты поймешь, что ни один из тех, кто раскаялся, не бывает отвергнутым. Взгляни на Марию Магдалину…
Не дослушав Гая, Адам отчаянно помотал головой, согнулся и вновь принялся молиться, беззвучно шевеля губами. На его тощей шее бусинами выпирали позвонки. Гай вздохнул и поднялся на ноги.
– Я оставлю его на несколько минут, – сказал он. – Такова наша договоренность.
– Друг мой, – восхитился я, – твое терпение бездонно, как море.
– Я иду по следу тайны, пытаюсь разгадать болезнь, наблюдаю за реакциями Адама.
– Ты не оставишь ему Библию?
– О нет! Иначе он станет читать все, что связано с Божественным проклятием, отлучением за грехи, и впитывать все это в свое сердце. Я ломаю голову над тем, что послужило отправной точкой его недуга. С чего все началось? Случается так, что душевнобольных заставляют замыкаться в себе какие-нибудь ужасные события, происходящие вокруг.
– Его мать до сих пор предполагает, что он рассердился за что-то на них с Дэниелом.
– Возможно, отчасти она права, но это далеко не вся правда.
Гай смотрел на скрюченную фигуру Адама, задумчиво потирая подбородок.
– А мне вот интересно другое, – заговорил я, – какой внутренний мир создал для себя наш убийца? Ты знаешь, он прикончил еще одного человека.
Я рассказал Гаю про то, в чем покаялся мне Билкнэп, и про убийство Фелдэя. Я говорил шепотом, чтобы меня не услышал Адам, но он был до такой степени погружен в молитвы, что вряд ли расслышал бы хоть слово, даже если бы я кричал. С минуту Гай стоял, погруженный в раздумья.
– Думаю, внутренний мир убийцы очень отличается от того мирка, который сотворил для себя Адам. Но кажется, он находится в состоянии столь глубокой одержимости и восхищения самим собой, что с этим уже ничего не поделаешь. Известно ли тебе, Мэтью, что в Библии всего несколько раз говорится об одержимости, причем в Новом Завете – ни разу.
– А Иоанн Богослов? А Книга Откровения?
– Без этой книги христианство, безусловно, было бы лучше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95