Про то, что он посещает священников, известных как скрытые паписты. Про то, что он – педераст и заставляет меня совершать с ним непристойные действа.
– Это ложь! – гневно выкрикнул я.
– Пусть так, но в глубине души он мечтает об этом. Я достаточно хорошо изучил его, чтобы знать, насколько болезненно он отреагирует на подобные обвинения. Вы юрист, вы должны понимать, как это будет выглядеть пред судом. Он бывший монах, а содомия – еще большее преступление, чем воровство.
Произнеся все это, Пирс мрачно воззрился на меня.
– Вот ведь какая мелкая гадина! – злобно восхитился Барак.
Следующие действия Пирса ошеломили нас. Он метнулся к столу, неподалеку от которого стоял, схватил какую-то склянку и выплеснул ее содержимое в лицо Бараку. Тот закричал от боли, шарахнулся назад и, бросив шпагу, поднес руки к лицу. Пирс подбежал к двери, распахнул ее и вылетел в ночную тьму. Я слышал, как удаляется топот его ног по Баклсбери.
Я подбежал к Бараку, отвел его руки от лица, дрожа от страха при мысли о том, что я могу увидеть. Однако ничего ужасного я не увидел. Его глаза были красными и слезились, но никаких повреждений или ожогов не было. Зато я сразу унюхал острый запах лимона.
– Проклятье! Мои глаза! – простонал Барак.
– Я принесу с кухни воды. Не волнуйся, с тобой ничего не случится. Думаю, это всего лишь лимонный сок.
Я вернулся с кружкой воды и чистой тряпкой. Брызнув водой в глаза Бараку, я раздосадованно сказал:
– Поморгай, недотепа!
Через пару минут зрение Барака пришло в норму, хотя глаза и оставались красными. Проморгавшись и отругавшись, он сказал:
– С какого нечистого Гаю понадобилось ставить опыты с лимонным соком? Лимоны стоят больших денег.
– Наверное, придумывал какое-нибудь новое снадобье, – предположил я.
– Крысенок, наверное, уже сбежал за тридевять земель.
– Да, и, я думаю, нам лучше остаться здесь и дождаться возвращения Гая.
Я горько вздохнул, поскольку не ждал от этого события ничего хорошего.
Гай пришел через час и изумился, увидев нас в своей лавке, тем более что Барак все еще тер глаза тряпкой.
– Что-нибудь случилось? – спросил он.
Я рассказал ему о произошедшем, умолчав, однако, относительно угроз Пирса в его адрес. У Гая словно землю из-под ног выбили. Он рухнул на стул и несколько минут сидел с опустошенным видом, глядя в никуда. Когда он поднялся, мне показалось, что он постарел лет на десять.
– Позвольте мне взглянуть на ваши глаза, Барак, – устало проговорил он и, поднеся свечу к глазам Барака, осмотрел их. – Вы промыли глаза. Это хорошо. Я тут как раз пытался сделать новые припарки на основе лимонного сока…
Гай повернулся ко мне, и лицо его исказила гримаса гнева.
– Вы сначала должны были поговорить со мной! – проговорил он дрожащим от злости голосом. – А не действовать за моей спиной!
– Я счел необходимым самостоятельно надавить на Пирса, прижать его к стене.
– Опасался, что я тебе помешаю?
Я промолчал. Мне было нечего ответить.
– Я только что проведывал Билкнэпа, – сказал Гай. – Ему лучше, вот только он замучил слуг миссис Эллиард жалобами на то, что они недостаточно часто опорожняют его ночной горшок. Я взял этого несносного человека в качестве своего пациента только потому, что ты попросил меня об этом. И по этой же причине я ввязался в эту вашу сумасшедшую гонку за убийцей. И вот чем ты платишь! А ведь я так верил тебе, Мэтью!
– Мне не показалось, что ты способен трезво оценивать Пирса. А дело было срочным. К тому же он действительно оказался вором.
– А теперь он пропал!
– Мне очень жаль. Что еще я могу сказать!
– Ничего!
Гай сидел, свесив голову на грудь и комкая в руках мокрую тряпку. В комнате повисла звенящая тишина. Это продолжалось с минуту, но мне показалось, что прошла целая вечность. Наконец я проговорил:
– Случилось новое убийство.
Я рассказал про Локли и про записку с адресом Годдарда.
Гай поднял на меня глаза.
– От меня что-нибудь нужно?
– Нет.
– В таком случае желаю вам удачи в Хартфордшире.
Гай посмотрел на меня ледяным, почти ненавидящим взглядом.
– Если Пирс попадется, я не позволю, чтоб его привлекли к ответственности. Я не допущу, чтобы восемнадцатилетнего парня повесили за кражу каких-то грошей, как то предписано законом.
Он схватил со стола кожаный кошель, который я вытащил из-под матраца Пирса, и сунул его в карман.
– Вот! Никаких улик! Я хочу, чтобы ты ушел, Мэтью. Надеюсь, ты найдешь Годдарда.
Глядя на Гая, я понял, что больше он в этом деле не участвует.
– Гай…
Он воздел руку.
– Нет, не надо! Уходи, пожалуйста! У меня назначен визит. Я должен навестить Адама Кайта в Бедламе.
Я перехватил тревожный взгляд, брошенный Гаем на Барака, и понял: он беспокоится, не рассказал ли я своему помощнику о его неурядицах с подмастерьем.
– Мне не хотелось… – начал я.
– Уходи, Мэтью. Пожалуйста.
Холод и злость, которыми был наполнен его голос, пронизали меня насквозь.
Мы с Бараком вышли из лавки, а когда отвязывали лошадей, Барак спросил:
– И о чем же вы мне не рассказали?
– Да так, это касается только Гая.
Дальше мы ехали в молчании. Я едва не стонал от мучительной боли, которую доставляла мне мысль о том, что я, возможно, разрушил нашу многолетнюю дружбу.
Глава 38
Людей на улицах было видимо-невидимо. На мостовые вышли, казалось, все лондонские констебли, которые несли дежурство совместно с людьми епископа Боннера. Прохожие поглядывали на них либо с испугом, либо с враждебностью. Я невольно подумал о тех, кто уже был арестован, и об опасности, грозившей Кранмеру. Я размышлял о том, чем в эти дни занимаются затаившиеся праведники. Может, дожидаются, когда уляжется буря, надеясь на наступление новых времен? Безусловно, в результате последней волны гонений они окончательно сочтут себя мучениками. Мне подумалось, что Харснет, являясь королевским чиновником и при этом радикалистом, и сам находится в постоянной опасности. Достаточно ли ему будет заступничества со стороны Кранмера и лорда Хартфорда, чтобы защитить себя от преследований?
Я валился с ног от усталости, поэтому, вернувшись домой, сразу поднялся к себе, проспал несколько часов кряду, а потом поужинал в одиночестве. Барак и Тамазин оставались в своей комнате. К этому времени люди Сеймура уже должны были находиться в Хартфордшире. Спать я лег рано, но утром никаких новостей не было. Завтракали мы вдвоем с Бараком.
– Что же происходит? – воскликнул я.
– Может, люди Сеймура решили сами разобраться с Годдардом? – предположил Барак.
Я отрицательно мотнул головой.
– Они не стали бы этого делать, не сообщив прежде нам. А где Тамазин? Она снова не захотела завтракать?
– Тамазин еще не встала. – Барак серьезно посмотрел на меня. – Она каким-то образом догадалась о том, что произошло новое убийство, хотя я ей ничего не рассказывал. Она в последнее время вообще часто стала хандрить. Вот и сейчас просто лежит в постели и выглядит такой… грустной.
– Как ты считаешь, почему у вас испортились отношения?
– Не знаю, – ответил Барак и, как обычно в таких случаях, поспешил сменить тему: – Так вы не станете доносить властям на Пирса?
– Нет.
– Что у них за отношения со старым мавром? – Барак смотрел на меня, не скрывая любопытства.
– Я думаю, желание Гая заботиться о ком-то и передавать свои знания настолько овладело им, что затмило собой все остальное, в том числе и здравый смысл. Но в конечном итоге это уже не имеет значения, ведь теперь он избавлен от этого парня. Надеюсь, Пирс сбежал окончательно и находится далеко от Лондона.
– Если у него есть хоть капля мозгов, он поступил бы именно так. Должен же он понимать, что, если его обвинят в воровстве, не миновать ему пенькового галстука.
Я резко встал из-за стола.
– Я еду в Бедлам. Гай сказал, что он заглянет туда сегодня, чтобы проведать Адама. Попробую снова поговорить с ним, воззвать к его рассудку.
Барак с сомнением покачал головой.
– Вчера он здорово разозлился.
Мне хотелось ответить колкостью, предложив Бараку уделить побольше внимания собственной жене, которая тоже здорово злится, но я прикусил язык и лишь пробурчал:
– Я не могу оставить все как есть.
– Мне поехать с вами?
– Нет, я один.
Барак посмотрел на меня с тревогой. Мне были понятны его опасения. Он думал, что события последних дней могут стать для меня слишком тяжелым испытанием. Да и у него самого вид был измученный. Я положил руку ему на плечо.
– Не волнуйся, у меня все будет в порядке. И извести меня, если появятся какие-нибудь новости из Хартфордшира.
До Бишопсгейта я добрался без происшествий, но когда въезжал во двор Бедлама, услышал странные звуки. Мне показалось, что это заходится в рыданиях насмерть испуганная женщина. На несколько ужасных секунд меня сковал безотчетный страх. Я подумал: а может, убийца снова перехитрил нас и седьмое убийство совершается здесь и сейчас? А потом я увидел женщину, которая и издавала эти ужасающие звуки. Она кричала и колотила в двери больницы, требуя, чтобы ее пустили внутрь. Вокруг уже начали собираться любопытные. Некоторые смеялись и показывали пальцем на несчастную, сочтя ее буйнопомешанной. Меня удивляло, почему никто не открывал дверь. Подъехав поближе, я увидел, что женщина – не кто иная, как смотрительница Эллен.
Спешившись, я торопливо привязал Бытие к коновязи.
Эллен не обращала внимания на зевак. Она билась в дверь всем телом и страшно кричала. Весь ее облик дышал ужасом.
– Впустите меня, мастер Шоумс! Пожалуйста, ну пожалуйста!
Я протолкался через толпу, положил руку на плечо женщины и негромко позвал:
– Эллен!
Женщина не обернулась, а только вся сжалась и перестала кричать.
– Кто это? – прошептала она.
– Это я, мастер Шардлейк. Что тут произошло?
– Во имя всего святого, мастер Шардлейк, велите ему впустить меня внутрь!
Произнеся это, Эллен, продолжая всхлипывать, сползла по двери, словно ей отказали ноги. Я забарабанил в дверь и закричал:
– Шоумс! Открывайте! Что тут у вас творится?
Я услышал, как за дверью кто-то перешептывается. Откуда-то из глубины здания донеслись крики, и мне показалось, что среди них я услышал голос Адама.
Повернулся ключ, дверь открылась, и передо мной предстал Шоумс. Позади него хмурился здоровенный Гибонс. Лицо Шоумса было злым. Как только дверь открылась достаточно широко, Эллен скользнула внутрь и, тяжело дыша, прижалась к стене вестибюля. Из открытой двери гостиной выглядывали головы других пациентов. Старушка Сисси сделала несколько неуверенных шагов вперед, протянула дрожащую руку и пролепетала:
– О Эллен! Бедняжка Эллен!
Я обратил внимание на то, что двери других палат закрыты. Из-за одной из них доносились вопли сумасшедшего, считавшего себя королем. «Его величество» громко призывал своих «подданных» к порядку. Другой больной, свихнувшийся ученый, судя по звукам, несшимся из его узилища, разбегался и изо всех сил гулко бился телом в дверь. А еще я услышал голос Адама. Он громко призывал Господа «спасти и сохранить бедную Эллен».
Шоумс захлопнул дверь перед физиономиями сгоравших от любопытства зевак.
– Что вы тут вытворяете с этими людьми? – строгим голосом спросил я.
Смотритель посмотрел на меня так, будто собирался ударить, но взял себя в руки и ответил как мог спокойно:
– Эллен нужно было преподать урок. Благодаря вам она возомнила себя ответственной за судьбу Адама Кайта и дошла до такой наглости, что пытается диктовать мне, как его лечить. А теперь перенесла свои заботы и на других пациентов. Несет всякую околесицу относительно того, что старую дуру Сисси нужно освободить и выпустить под присмотр ее родственников.
Шоумс злобно зыркнул на старуху, которую от этого взгляда словно ветром сдуло.
– Можно подумать, что родственникам она нужна. Как же, держи карман шире!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
– Это ложь! – гневно выкрикнул я.
– Пусть так, но в глубине души он мечтает об этом. Я достаточно хорошо изучил его, чтобы знать, насколько болезненно он отреагирует на подобные обвинения. Вы юрист, вы должны понимать, как это будет выглядеть пред судом. Он бывший монах, а содомия – еще большее преступление, чем воровство.
Произнеся все это, Пирс мрачно воззрился на меня.
– Вот ведь какая мелкая гадина! – злобно восхитился Барак.
Следующие действия Пирса ошеломили нас. Он метнулся к столу, неподалеку от которого стоял, схватил какую-то склянку и выплеснул ее содержимое в лицо Бараку. Тот закричал от боли, шарахнулся назад и, бросив шпагу, поднес руки к лицу. Пирс подбежал к двери, распахнул ее и вылетел в ночную тьму. Я слышал, как удаляется топот его ног по Баклсбери.
Я подбежал к Бараку, отвел его руки от лица, дрожа от страха при мысли о том, что я могу увидеть. Однако ничего ужасного я не увидел. Его глаза были красными и слезились, но никаких повреждений или ожогов не было. Зато я сразу унюхал острый запах лимона.
– Проклятье! Мои глаза! – простонал Барак.
– Я принесу с кухни воды. Не волнуйся, с тобой ничего не случится. Думаю, это всего лишь лимонный сок.
Я вернулся с кружкой воды и чистой тряпкой. Брызнув водой в глаза Бараку, я раздосадованно сказал:
– Поморгай, недотепа!
Через пару минут зрение Барака пришло в норму, хотя глаза и оставались красными. Проморгавшись и отругавшись, он сказал:
– С какого нечистого Гаю понадобилось ставить опыты с лимонным соком? Лимоны стоят больших денег.
– Наверное, придумывал какое-нибудь новое снадобье, – предположил я.
– Крысенок, наверное, уже сбежал за тридевять земель.
– Да, и, я думаю, нам лучше остаться здесь и дождаться возвращения Гая.
Я горько вздохнул, поскольку не ждал от этого события ничего хорошего.
Гай пришел через час и изумился, увидев нас в своей лавке, тем более что Барак все еще тер глаза тряпкой.
– Что-нибудь случилось? – спросил он.
Я рассказал ему о произошедшем, умолчав, однако, относительно угроз Пирса в его адрес. У Гая словно землю из-под ног выбили. Он рухнул на стул и несколько минут сидел с опустошенным видом, глядя в никуда. Когда он поднялся, мне показалось, что он постарел лет на десять.
– Позвольте мне взглянуть на ваши глаза, Барак, – устало проговорил он и, поднеся свечу к глазам Барака, осмотрел их. – Вы промыли глаза. Это хорошо. Я тут как раз пытался сделать новые припарки на основе лимонного сока…
Гай повернулся ко мне, и лицо его исказила гримаса гнева.
– Вы сначала должны были поговорить со мной! – проговорил он дрожащим от злости голосом. – А не действовать за моей спиной!
– Я счел необходимым самостоятельно надавить на Пирса, прижать его к стене.
– Опасался, что я тебе помешаю?
Я промолчал. Мне было нечего ответить.
– Я только что проведывал Билкнэпа, – сказал Гай. – Ему лучше, вот только он замучил слуг миссис Эллиард жалобами на то, что они недостаточно часто опорожняют его ночной горшок. Я взял этого несносного человека в качестве своего пациента только потому, что ты попросил меня об этом. И по этой же причине я ввязался в эту вашу сумасшедшую гонку за убийцей. И вот чем ты платишь! А ведь я так верил тебе, Мэтью!
– Мне не показалось, что ты способен трезво оценивать Пирса. А дело было срочным. К тому же он действительно оказался вором.
– А теперь он пропал!
– Мне очень жаль. Что еще я могу сказать!
– Ничего!
Гай сидел, свесив голову на грудь и комкая в руках мокрую тряпку. В комнате повисла звенящая тишина. Это продолжалось с минуту, но мне показалось, что прошла целая вечность. Наконец я проговорил:
– Случилось новое убийство.
Я рассказал про Локли и про записку с адресом Годдарда.
Гай поднял на меня глаза.
– От меня что-нибудь нужно?
– Нет.
– В таком случае желаю вам удачи в Хартфордшире.
Гай посмотрел на меня ледяным, почти ненавидящим взглядом.
– Если Пирс попадется, я не позволю, чтоб его привлекли к ответственности. Я не допущу, чтобы восемнадцатилетнего парня повесили за кражу каких-то грошей, как то предписано законом.
Он схватил со стола кожаный кошель, который я вытащил из-под матраца Пирса, и сунул его в карман.
– Вот! Никаких улик! Я хочу, чтобы ты ушел, Мэтью. Надеюсь, ты найдешь Годдарда.
Глядя на Гая, я понял, что больше он в этом деле не участвует.
– Гай…
Он воздел руку.
– Нет, не надо! Уходи, пожалуйста! У меня назначен визит. Я должен навестить Адама Кайта в Бедламе.
Я перехватил тревожный взгляд, брошенный Гаем на Барака, и понял: он беспокоится, не рассказал ли я своему помощнику о его неурядицах с подмастерьем.
– Мне не хотелось… – начал я.
– Уходи, Мэтью. Пожалуйста.
Холод и злость, которыми был наполнен его голос, пронизали меня насквозь.
Мы с Бараком вышли из лавки, а когда отвязывали лошадей, Барак спросил:
– И о чем же вы мне не рассказали?
– Да так, это касается только Гая.
Дальше мы ехали в молчании. Я едва не стонал от мучительной боли, которую доставляла мне мысль о том, что я, возможно, разрушил нашу многолетнюю дружбу.
Глава 38
Людей на улицах было видимо-невидимо. На мостовые вышли, казалось, все лондонские констебли, которые несли дежурство совместно с людьми епископа Боннера. Прохожие поглядывали на них либо с испугом, либо с враждебностью. Я невольно подумал о тех, кто уже был арестован, и об опасности, грозившей Кранмеру. Я размышлял о том, чем в эти дни занимаются затаившиеся праведники. Может, дожидаются, когда уляжется буря, надеясь на наступление новых времен? Безусловно, в результате последней волны гонений они окончательно сочтут себя мучениками. Мне подумалось, что Харснет, являясь королевским чиновником и при этом радикалистом, и сам находится в постоянной опасности. Достаточно ли ему будет заступничества со стороны Кранмера и лорда Хартфорда, чтобы защитить себя от преследований?
Я валился с ног от усталости, поэтому, вернувшись домой, сразу поднялся к себе, проспал несколько часов кряду, а потом поужинал в одиночестве. Барак и Тамазин оставались в своей комнате. К этому времени люди Сеймура уже должны были находиться в Хартфордшире. Спать я лег рано, но утром никаких новостей не было. Завтракали мы вдвоем с Бараком.
– Что же происходит? – воскликнул я.
– Может, люди Сеймура решили сами разобраться с Годдардом? – предположил Барак.
Я отрицательно мотнул головой.
– Они не стали бы этого делать, не сообщив прежде нам. А где Тамазин? Она снова не захотела завтракать?
– Тамазин еще не встала. – Барак серьезно посмотрел на меня. – Она каким-то образом догадалась о том, что произошло новое убийство, хотя я ей ничего не рассказывал. Она в последнее время вообще часто стала хандрить. Вот и сейчас просто лежит в постели и выглядит такой… грустной.
– Как ты считаешь, почему у вас испортились отношения?
– Не знаю, – ответил Барак и, как обычно в таких случаях, поспешил сменить тему: – Так вы не станете доносить властям на Пирса?
– Нет.
– Что у них за отношения со старым мавром? – Барак смотрел на меня, не скрывая любопытства.
– Я думаю, желание Гая заботиться о ком-то и передавать свои знания настолько овладело им, что затмило собой все остальное, в том числе и здравый смысл. Но в конечном итоге это уже не имеет значения, ведь теперь он избавлен от этого парня. Надеюсь, Пирс сбежал окончательно и находится далеко от Лондона.
– Если у него есть хоть капля мозгов, он поступил бы именно так. Должен же он понимать, что, если его обвинят в воровстве, не миновать ему пенькового галстука.
Я резко встал из-за стола.
– Я еду в Бедлам. Гай сказал, что он заглянет туда сегодня, чтобы проведать Адама. Попробую снова поговорить с ним, воззвать к его рассудку.
Барак с сомнением покачал головой.
– Вчера он здорово разозлился.
Мне хотелось ответить колкостью, предложив Бараку уделить побольше внимания собственной жене, которая тоже здорово злится, но я прикусил язык и лишь пробурчал:
– Я не могу оставить все как есть.
– Мне поехать с вами?
– Нет, я один.
Барак посмотрел на меня с тревогой. Мне были понятны его опасения. Он думал, что события последних дней могут стать для меня слишком тяжелым испытанием. Да и у него самого вид был измученный. Я положил руку ему на плечо.
– Не волнуйся, у меня все будет в порядке. И извести меня, если появятся какие-нибудь новости из Хартфордшира.
До Бишопсгейта я добрался без происшествий, но когда въезжал во двор Бедлама, услышал странные звуки. Мне показалось, что это заходится в рыданиях насмерть испуганная женщина. На несколько ужасных секунд меня сковал безотчетный страх. Я подумал: а может, убийца снова перехитрил нас и седьмое убийство совершается здесь и сейчас? А потом я увидел женщину, которая и издавала эти ужасающие звуки. Она кричала и колотила в двери больницы, требуя, чтобы ее пустили внутрь. Вокруг уже начали собираться любопытные. Некоторые смеялись и показывали пальцем на несчастную, сочтя ее буйнопомешанной. Меня удивляло, почему никто не открывал дверь. Подъехав поближе, я увидел, что женщина – не кто иная, как смотрительница Эллен.
Спешившись, я торопливо привязал Бытие к коновязи.
Эллен не обращала внимания на зевак. Она билась в дверь всем телом и страшно кричала. Весь ее облик дышал ужасом.
– Впустите меня, мастер Шоумс! Пожалуйста, ну пожалуйста!
Я протолкался через толпу, положил руку на плечо женщины и негромко позвал:
– Эллен!
Женщина не обернулась, а только вся сжалась и перестала кричать.
– Кто это? – прошептала она.
– Это я, мастер Шардлейк. Что тут произошло?
– Во имя всего святого, мастер Шардлейк, велите ему впустить меня внутрь!
Произнеся это, Эллен, продолжая всхлипывать, сползла по двери, словно ей отказали ноги. Я забарабанил в дверь и закричал:
– Шоумс! Открывайте! Что тут у вас творится?
Я услышал, как за дверью кто-то перешептывается. Откуда-то из глубины здания донеслись крики, и мне показалось, что среди них я услышал голос Адама.
Повернулся ключ, дверь открылась, и передо мной предстал Шоумс. Позади него хмурился здоровенный Гибонс. Лицо Шоумса было злым. Как только дверь открылась достаточно широко, Эллен скользнула внутрь и, тяжело дыша, прижалась к стене вестибюля. Из открытой двери гостиной выглядывали головы других пациентов. Старушка Сисси сделала несколько неуверенных шагов вперед, протянула дрожащую руку и пролепетала:
– О Эллен! Бедняжка Эллен!
Я обратил внимание на то, что двери других палат закрыты. Из-за одной из них доносились вопли сумасшедшего, считавшего себя королем. «Его величество» громко призывал своих «подданных» к порядку. Другой больной, свихнувшийся ученый, судя по звукам, несшимся из его узилища, разбегался и изо всех сил гулко бился телом в дверь. А еще я услышал голос Адама. Он громко призывал Господа «спасти и сохранить бедную Эллен».
Шоумс захлопнул дверь перед физиономиями сгоравших от любопытства зевак.
– Что вы тут вытворяете с этими людьми? – строгим голосом спросил я.
Смотритель посмотрел на меня так, будто собирался ударить, но взял себя в руки и ответил как мог спокойно:
– Эллен нужно было преподать урок. Благодаря вам она возомнила себя ответственной за судьбу Адама Кайта и дошла до такой наглости, что пытается диктовать мне, как его лечить. А теперь перенесла свои заботы и на других пациентов. Несет всякую околесицу относительно того, что старую дуру Сисси нужно освободить и выпустить под присмотр ее родственников.
Шоумс злобно зыркнул на старуху, которую от этого взгляда словно ветром сдуло.
– Можно подумать, что родственникам она нужна. Как же, держи карман шире!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95