Как правильно сказал Гай, безумие может принимать самые разные формы.
– Вы думаете, что, возможно, он убивает людей, отказавшихся от библейского понимания религии?
На лице Харснета было написано возбуждение.
– Думаю, что исключать этого нельзя. Полагаю, что он может оказаться вконец спятившим религиозным фанатиком.
– Но разве может сумасшедший планировать столь изощренные убийства и безукоризненно осуществлять их? На это способен лишь дьявол. Если же вы правы, то это величайшее богохульство.
– Должен признаться, сэр, я понятия не имею, с кем или с чем именно мы имеем дело, но уверен в одном: строить всяческие предположения сейчас не имеет смысла.
Харснет склонил голову. Я видел, что он не желает затевать спор, поскольку хочет сохранить со мной хорошие отношения. Поэтому я сменил тему.
– Мне показалось, что между Томасом Сеймуром и его братом не все гладко.
Харснет кивнул.
– Лорд Хартфорд – умный, выдающийся человек. В иных обстоятельствах он мог бы стать великим религиозным реформатором и излечить многие социальные язвы. Его единственная слабость заключается в сильной привязанности к семье, а держать в узде такого субъекта, как Томас Сеймур, нелегко.
– Да уж, – откликнулся я, подумав, что истинно сильный человек не позволил бы своим слабостям помыкать собой.
– Надеюсь, вы поставите меня в известность о том, что вам удастся обнаружить в судебных архивах? Записку с пометкой, что она срочно требует внимания с моей стороны, мне передадут незамедлительно.
– Безусловно, в случае чего я незамедлительно дам вам знать.
– А если я пошлю гонца, сможет ли он отыскать вас в вашей конторе?
– Либо там, либо дома. Я живу рядом с Линкольнс-Инн, на Канцлер-лейн.
– В таком случае вскоре у нас снова появится возможность побеседовать.
Харснет кивнул Бараку, поклонился мне и ушел. Я посмотрел на своего помощника. Его лицо было мертвенно-бледным.
– Он прав, – сказал Барак. – Это чудовищно.
Тут и меня пробрал ужас. Какими кошмарными оказались смерти Тапхольма, Роджера и доктора Гарнея! Все трое были убиты с маниакальной расчетливостью и методичностью.
– Безумные пророки бывали и раньше, – неуверенно проговорил я.
– Книга Откровения напугала меня, – признался Барак. – Она такая…
Он замялся, подыскивая подходящее слово.
– Безжалостная. Как этот убийца.
– Харснет считает, что он одержим. А что думаешь ты?
– Я не могу себе представить, что он такое.
– Что касается меня, то я знаю только одно: я найду убийцу своего друга. Пойдем. Мы отправляемся в Вестминстер, в суд по делам секуляризации.
Я обнял Барака за плечи и повел наружу, шагая с уверенностью, которой на самом деле не ощущал. Но это было необходимо мне самому, потому что тот, за кем мы охотились, вне всякого сомнения, являлся чудовищем в человеческом обличье.
Глава 15
Назавтра я ехал к Гаю. Было воскресенье, первое апреля, мягкий и солнечный день. Птицы с веточками и пучками травы в клювах начинали вить гнезда на деревьях, только что подернувшихся дымкой первой зелени.
Был День дурака, когда люди беззлобно подшучивали и разыгрывали друг друга. Но сегодня, хотя на улицах было полным-полно народа, никто не кричал, что у моей лошади загорелся хвост. У многих был озабоченный вид. Я услышал, как прохожие перешептывались, сообщая друг другу новость о том, что двух придворных, заподозрив в симпатиях к еретикам, бросили в Тауэр.
Накануне мы с Бараком почти весь день просидели в конторе суда по делам секуляризации, пытаясь найти записи о врачевателях лондонских монастырей бенедиктинцев. Кто-то из здешнего начальства приказал привести в порядок все документы, касающиеся монахов, получающих пенсии, что обернулось полным хаосом. Лишь ближе к вечеру, с ног до головы перепачкавшись в пыли, мы нашли три имени. Однако выяснилось, что адреса хранятся в отдельной папке, и теперь, чтобы добраться до нее, нужно было ждать понедельника, когда судейский архив вновь распахнет свои двери после выходного.
Уже подъезжая к жилищу Гая, я увидел махину Олд-Бардж, возвышающуюся над кровлями окрестных домов, и испытал укол совести. Я так и не пристыдил Барака в связи с тем, как он обращается с Тамазин. Он мастерски умел уклоняться от неприятных для него разговоров, и я боялся, что, если попробую воспользоваться своим начальственным положением, вторгаясь в его частную жизнь, это только разозлит моего помощника и не принесет никаких результатов. Я в растерянности тряхнул головой, не будучи в состоянии придумать, как тут лучше поступить.
Когда я свернул на улицу Гая, меня охватило странное чувство, которое уже один или два раза я испытал во время этой поездки. Мне показалось, что за мной следят. Я быстро обернулся в седле, но узкая улица была пуста. Тогда я сказал себе, что охота за убийцей Роджера сделала меня чересчур подозрительным, и напомнил себе, что сегодня вечером ужинаю с Дороти. Мысль об этом наполнила меня одновременно радостью и грустью.
Я привязал Бытие возле лавки Гая и постучал в дверь.
Гай впустил меня в дом, и я увидел, что у него есть посетитель – высокий тучный мужчина с румяным лицом и длинной седой бородой. Как и на Гае, на нем была одежда врача, но гораздо лучшего покроя. В руке он держал длинный деревянный посох, которым указывал на аптекарские склянки, выстроившиеся на полках. Юный Пирс снял с полки две банки, отсыпал понемногу из каждой и принялся тщательно взвешивать их содержимое на аптекарских весах.
Незнакомец взглянул на меня поверх своего в буквальном смысле выдающегося носа.
– Надеюсь, вы позволите мне закончить мое дело, прежде чем займетесь своим пациентом? – надменным тоном обратился он к Гаю.
Тот, посмотрев на меня извиняющимся взглядом, сделал знак сесть и подождать.
Я сел и наблюдал за тем, как толстый доктор указал еще на две склянки.
– Четверть бушеля горькой полыни и унцию сурьмы. У вас есть кровь молодого петушка, сэр?
– Не держим.
– Очень жаль. Превосходное снадобье от головной боли.
– Какая удивительная мудрость, – пробормотал себе под нос Пирс.
Посетитель бросил на парня взгляд, в котором подозрительность перемешивалась с раздражением, но лицо ученика оставалось бесстрастным. Я заметил, что Гай, который записывал пожелания клиента на грифельной доске, подавил улыбку. Было видно, что коллега воспринимал его лишь в качестве аптекаря. Толстяк, видно, относился к категории эскулапов, которые внушали пациентам благоговейный страх с помощью высокомерного поведения, за которым зачастую крылось невежество.
– Это все, сэр, – проговорил покупатель. – Я заберу заказ завтра. Сколько я вам должен?
– Один шиллинг.
– У вас низкие цены.
Он вытащил толстый кошель и достал оттуда серебряную монету. Затем взглянул на меня.
– А вы юрист, сэр? Из какой судебной корпорации?
– Из Линкольнс-Инн, – коротко ответил я.
– У меня там есть пациент. Мастер Билкнэп. Может, знаете?
– В последнее время он выглядит больным и бледным, – многозначительно добавил я.
– О, скоро я поставлю его на ноги.
Врач будто не заметил сарказма, прозвучавшего в моих словах.
– Ему нужно почаще делать кровопускания, и он станет как новенький. Кстати, меня зовут доктор Арчер, и у меня большой опыт в лечении адвокатов.
Толстяк одарил меня снисходительной улыбкой, а потом, небрежно поклонившись Гаю, сунул кошель в пояс и вышел из лавки.
– Что это за тип? – спросил я.
На губах Гая заиграла язвительная усмешка.
– Арчер – самый главный человек в корпорации врачей. Я там занимаю весьма незначительное положение, поэтому вынужден угождать ему. Он сторонник традиционных методов лечения и уверен в том, что со времен Галена в медицине не появилось ничего нового за исключением его собственных знахарских снадобий. У меня он покупает ингредиенты для их изготовления. Он влиятельный человек, ему нравится покровительствовать мне, а я за это беру с него символическую плату.
Голос Гая внезапно стал усталым, он махнул рукой и сел за стол напротив меня.
– Ладно, забудем про Арчера. Чем я могу тебе помочь, Мэтью? По твоему лицу вижу, что это не просто визит вежливости.
Прежде чем отвечать, я немного помолчал. Приглядевшись к другу внимательнее, я заметил, что он выглядит уставшим и каким-то опустошенным. Мне вдруг не захотелось втягивать его во всю эту гнусную историю, связанную с убийствами. Но что поделать – я нуждался в его совете. Подумав об этом, я прикоснулся к знаку пилигрима, лежавшему в моем кармане.
Гай обернулся к Пирсу.
– Принеси нам вина, мой мальчик, – попросил он. – Кстати, тебе не следовало подтрунивать над доктором Арчером. Каким бы он ни был дураком, Арчер подозрителен и остро чувствует насмешки.
– Простите, мастер. Не сумел сдержаться.
– Я тебя понимаю, – ответил Гай.
– Что мне сказать, если снова придут те люди, которые продают жир из огромных рыб, выловленных в Темзе? – спросил Пирс. – Многие аптекари покупают его.
– И без сомнения, приписывают ему всякие магические свойства. Вели им проваливать. Пусть даже близко не подходят к моей лавке. Этот жир воняет на добрую милю.
Когда Пирс ушел, Гай снова заговорил:
– Наверное, это были именно они, а я подумал, что местные мальчишки так шутят в День дурака: постучат в дверь и убегают.
– Ты слишком мягок с этим парнем, – заметил я. – Насмехаться над таким субъектом, как Арчер, и вправду опасно.
– Да, но Пирс любит пошутить.
Гай улыбнулся, но тут же снова стал серьезным.
– Что стряслось, Мэтью? Это как-то связано с мастером Эллиардом?
– Да.
Я колебался. Имею ли я право вовлекать его во все это? А потом решил: да, имею, потому что он может оказать нам неоценимую помощь. И стал рассказывать.
– Как выяснилось, Роджер стал третьим человеком, убитым за последнее время самым что ни на есть жестоким и извращенным способом. Причем все три убийства кажутся совершенно бессмысленными.
Я рассказал ему про Тапхольма и доктора Гарнея, как их убийства связаны с Книгой Откровения, и о том, что душегуб, возможно, выискивает тех, кто отошел от радикальных религиозных взглядов. Темнокожее лицо Гая вытянулось и потемнело еще больше.
– Я знал Пола Гарнея, – сказал он, когда я закончил свой рассказ и взял с него клятву хранить молчание об услышанном. – Не очень близко, но мы несколько раз встречались. Он производил впечатление умного, образованного человека. Не чванливого индюка, как доктор Арчер.
Гай сокрушенно покачал головой.
– Я готов поверить, что он начинал как реформатор, а потом разочаровался в этих невежественных, но убежденных в собственной правоте радикалах.
В дверь постучали. Вошел Пирс с подносом, на котором стояли стаканы и кувшин. Красивое лицо ученика вновь было непроницаемо, но что-то во взгляде больших голубых глаз заставило меня задуматься: а не подслушивал ли он? Я смотрел, как он поставил на стол поднос и направился к двери. Парень заметил, что я за ним наблюдаю. Именно этого я и хотел.
– Вот что мы нашли на месте убийства Тапхольма, – сказал я, доставая из кармана знак.
Гай повертел его в своих длинных пальцах и бросил на меня острый взгляд.
– Ты все еще думаешь, что убийцей может быть врач-бенедиктинец? Из-за этого и двейла?
– Я думаю, что такое возможно.
Гай снова посмотрел на значок, вернул его мне и шумно вздохнул.
– Не исключено, что ты прав. Мы не знаем, что сделало этого человека тем, во что он превратился.
– Вчера мы с Бараком провели целый день в архиве суда по делам секуляризации, вычисляя бенедиктинских врачевателей, находившихся в Лондоне в период закрытия монастырей. Врач, лечивший монахинь в обители Святой Елены, умер, а доктор из монастыря Всех Святых вернулся к своей семье в Нортумберленд и мирно живет там, получая пенсию. Но вестминстерский врачеватель и оба его помощника до сих пор обитают в Лондоне и получают свои пенсии в Вестминстере.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
– Вы думаете, что, возможно, он убивает людей, отказавшихся от библейского понимания религии?
На лице Харснета было написано возбуждение.
– Думаю, что исключать этого нельзя. Полагаю, что он может оказаться вконец спятившим религиозным фанатиком.
– Но разве может сумасшедший планировать столь изощренные убийства и безукоризненно осуществлять их? На это способен лишь дьявол. Если же вы правы, то это величайшее богохульство.
– Должен признаться, сэр, я понятия не имею, с кем или с чем именно мы имеем дело, но уверен в одном: строить всяческие предположения сейчас не имеет смысла.
Харснет склонил голову. Я видел, что он не желает затевать спор, поскольку хочет сохранить со мной хорошие отношения. Поэтому я сменил тему.
– Мне показалось, что между Томасом Сеймуром и его братом не все гладко.
Харснет кивнул.
– Лорд Хартфорд – умный, выдающийся человек. В иных обстоятельствах он мог бы стать великим религиозным реформатором и излечить многие социальные язвы. Его единственная слабость заключается в сильной привязанности к семье, а держать в узде такого субъекта, как Томас Сеймур, нелегко.
– Да уж, – откликнулся я, подумав, что истинно сильный человек не позволил бы своим слабостям помыкать собой.
– Надеюсь, вы поставите меня в известность о том, что вам удастся обнаружить в судебных архивах? Записку с пометкой, что она срочно требует внимания с моей стороны, мне передадут незамедлительно.
– Безусловно, в случае чего я незамедлительно дам вам знать.
– А если я пошлю гонца, сможет ли он отыскать вас в вашей конторе?
– Либо там, либо дома. Я живу рядом с Линкольнс-Инн, на Канцлер-лейн.
– В таком случае вскоре у нас снова появится возможность побеседовать.
Харснет кивнул Бараку, поклонился мне и ушел. Я посмотрел на своего помощника. Его лицо было мертвенно-бледным.
– Он прав, – сказал Барак. – Это чудовищно.
Тут и меня пробрал ужас. Какими кошмарными оказались смерти Тапхольма, Роджера и доктора Гарнея! Все трое были убиты с маниакальной расчетливостью и методичностью.
– Безумные пророки бывали и раньше, – неуверенно проговорил я.
– Книга Откровения напугала меня, – признался Барак. – Она такая…
Он замялся, подыскивая подходящее слово.
– Безжалостная. Как этот убийца.
– Харснет считает, что он одержим. А что думаешь ты?
– Я не могу себе представить, что он такое.
– Что касается меня, то я знаю только одно: я найду убийцу своего друга. Пойдем. Мы отправляемся в Вестминстер, в суд по делам секуляризации.
Я обнял Барака за плечи и повел наружу, шагая с уверенностью, которой на самом деле не ощущал. Но это было необходимо мне самому, потому что тот, за кем мы охотились, вне всякого сомнения, являлся чудовищем в человеческом обличье.
Глава 15
Назавтра я ехал к Гаю. Было воскресенье, первое апреля, мягкий и солнечный день. Птицы с веточками и пучками травы в клювах начинали вить гнезда на деревьях, только что подернувшихся дымкой первой зелени.
Был День дурака, когда люди беззлобно подшучивали и разыгрывали друг друга. Но сегодня, хотя на улицах было полным-полно народа, никто не кричал, что у моей лошади загорелся хвост. У многих был озабоченный вид. Я услышал, как прохожие перешептывались, сообщая друг другу новость о том, что двух придворных, заподозрив в симпатиях к еретикам, бросили в Тауэр.
Накануне мы с Бараком почти весь день просидели в конторе суда по делам секуляризации, пытаясь найти записи о врачевателях лондонских монастырей бенедиктинцев. Кто-то из здешнего начальства приказал привести в порядок все документы, касающиеся монахов, получающих пенсии, что обернулось полным хаосом. Лишь ближе к вечеру, с ног до головы перепачкавшись в пыли, мы нашли три имени. Однако выяснилось, что адреса хранятся в отдельной папке, и теперь, чтобы добраться до нее, нужно было ждать понедельника, когда судейский архив вновь распахнет свои двери после выходного.
Уже подъезжая к жилищу Гая, я увидел махину Олд-Бардж, возвышающуюся над кровлями окрестных домов, и испытал укол совести. Я так и не пристыдил Барака в связи с тем, как он обращается с Тамазин. Он мастерски умел уклоняться от неприятных для него разговоров, и я боялся, что, если попробую воспользоваться своим начальственным положением, вторгаясь в его частную жизнь, это только разозлит моего помощника и не принесет никаких результатов. Я в растерянности тряхнул головой, не будучи в состоянии придумать, как тут лучше поступить.
Когда я свернул на улицу Гая, меня охватило странное чувство, которое уже один или два раза я испытал во время этой поездки. Мне показалось, что за мной следят. Я быстро обернулся в седле, но узкая улица была пуста. Тогда я сказал себе, что охота за убийцей Роджера сделала меня чересчур подозрительным, и напомнил себе, что сегодня вечером ужинаю с Дороти. Мысль об этом наполнила меня одновременно радостью и грустью.
Я привязал Бытие возле лавки Гая и постучал в дверь.
Гай впустил меня в дом, и я увидел, что у него есть посетитель – высокий тучный мужчина с румяным лицом и длинной седой бородой. Как и на Гае, на нем была одежда врача, но гораздо лучшего покроя. В руке он держал длинный деревянный посох, которым указывал на аптекарские склянки, выстроившиеся на полках. Юный Пирс снял с полки две банки, отсыпал понемногу из каждой и принялся тщательно взвешивать их содержимое на аптекарских весах.
Незнакомец взглянул на меня поверх своего в буквальном смысле выдающегося носа.
– Надеюсь, вы позволите мне закончить мое дело, прежде чем займетесь своим пациентом? – надменным тоном обратился он к Гаю.
Тот, посмотрев на меня извиняющимся взглядом, сделал знак сесть и подождать.
Я сел и наблюдал за тем, как толстый доктор указал еще на две склянки.
– Четверть бушеля горькой полыни и унцию сурьмы. У вас есть кровь молодого петушка, сэр?
– Не держим.
– Очень жаль. Превосходное снадобье от головной боли.
– Какая удивительная мудрость, – пробормотал себе под нос Пирс.
Посетитель бросил на парня взгляд, в котором подозрительность перемешивалась с раздражением, но лицо ученика оставалось бесстрастным. Я заметил, что Гай, который записывал пожелания клиента на грифельной доске, подавил улыбку. Было видно, что коллега воспринимал его лишь в качестве аптекаря. Толстяк, видно, относился к категории эскулапов, которые внушали пациентам благоговейный страх с помощью высокомерного поведения, за которым зачастую крылось невежество.
– Это все, сэр, – проговорил покупатель. – Я заберу заказ завтра. Сколько я вам должен?
– Один шиллинг.
– У вас низкие цены.
Он вытащил толстый кошель и достал оттуда серебряную монету. Затем взглянул на меня.
– А вы юрист, сэр? Из какой судебной корпорации?
– Из Линкольнс-Инн, – коротко ответил я.
– У меня там есть пациент. Мастер Билкнэп. Может, знаете?
– В последнее время он выглядит больным и бледным, – многозначительно добавил я.
– О, скоро я поставлю его на ноги.
Врач будто не заметил сарказма, прозвучавшего в моих словах.
– Ему нужно почаще делать кровопускания, и он станет как новенький. Кстати, меня зовут доктор Арчер, и у меня большой опыт в лечении адвокатов.
Толстяк одарил меня снисходительной улыбкой, а потом, небрежно поклонившись Гаю, сунул кошель в пояс и вышел из лавки.
– Что это за тип? – спросил я.
На губах Гая заиграла язвительная усмешка.
– Арчер – самый главный человек в корпорации врачей. Я там занимаю весьма незначительное положение, поэтому вынужден угождать ему. Он сторонник традиционных методов лечения и уверен в том, что со времен Галена в медицине не появилось ничего нового за исключением его собственных знахарских снадобий. У меня он покупает ингредиенты для их изготовления. Он влиятельный человек, ему нравится покровительствовать мне, а я за это беру с него символическую плату.
Голос Гая внезапно стал усталым, он махнул рукой и сел за стол напротив меня.
– Ладно, забудем про Арчера. Чем я могу тебе помочь, Мэтью? По твоему лицу вижу, что это не просто визит вежливости.
Прежде чем отвечать, я немного помолчал. Приглядевшись к другу внимательнее, я заметил, что он выглядит уставшим и каким-то опустошенным. Мне вдруг не захотелось втягивать его во всю эту гнусную историю, связанную с убийствами. Но что поделать – я нуждался в его совете. Подумав об этом, я прикоснулся к знаку пилигрима, лежавшему в моем кармане.
Гай обернулся к Пирсу.
– Принеси нам вина, мой мальчик, – попросил он. – Кстати, тебе не следовало подтрунивать над доктором Арчером. Каким бы он ни был дураком, Арчер подозрителен и остро чувствует насмешки.
– Простите, мастер. Не сумел сдержаться.
– Я тебя понимаю, – ответил Гай.
– Что мне сказать, если снова придут те люди, которые продают жир из огромных рыб, выловленных в Темзе? – спросил Пирс. – Многие аптекари покупают его.
– И без сомнения, приписывают ему всякие магические свойства. Вели им проваливать. Пусть даже близко не подходят к моей лавке. Этот жир воняет на добрую милю.
Когда Пирс ушел, Гай снова заговорил:
– Наверное, это были именно они, а я подумал, что местные мальчишки так шутят в День дурака: постучат в дверь и убегают.
– Ты слишком мягок с этим парнем, – заметил я. – Насмехаться над таким субъектом, как Арчер, и вправду опасно.
– Да, но Пирс любит пошутить.
Гай улыбнулся, но тут же снова стал серьезным.
– Что стряслось, Мэтью? Это как-то связано с мастером Эллиардом?
– Да.
Я колебался. Имею ли я право вовлекать его во все это? А потом решил: да, имею, потому что он может оказать нам неоценимую помощь. И стал рассказывать.
– Как выяснилось, Роджер стал третьим человеком, убитым за последнее время самым что ни на есть жестоким и извращенным способом. Причем все три убийства кажутся совершенно бессмысленными.
Я рассказал ему про Тапхольма и доктора Гарнея, как их убийства связаны с Книгой Откровения, и о том, что душегуб, возможно, выискивает тех, кто отошел от радикальных религиозных взглядов. Темнокожее лицо Гая вытянулось и потемнело еще больше.
– Я знал Пола Гарнея, – сказал он, когда я закончил свой рассказ и взял с него клятву хранить молчание об услышанном. – Не очень близко, но мы несколько раз встречались. Он производил впечатление умного, образованного человека. Не чванливого индюка, как доктор Арчер.
Гай сокрушенно покачал головой.
– Я готов поверить, что он начинал как реформатор, а потом разочаровался в этих невежественных, но убежденных в собственной правоте радикалах.
В дверь постучали. Вошел Пирс с подносом, на котором стояли стаканы и кувшин. Красивое лицо ученика вновь было непроницаемо, но что-то во взгляде больших голубых глаз заставило меня задуматься: а не подслушивал ли он? Я смотрел, как он поставил на стол поднос и направился к двери. Парень заметил, что я за ним наблюдаю. Именно этого я и хотел.
– Вот что мы нашли на месте убийства Тапхольма, – сказал я, доставая из кармана знак.
Гай повертел его в своих длинных пальцах и бросил на меня острый взгляд.
– Ты все еще думаешь, что убийцей может быть врач-бенедиктинец? Из-за этого и двейла?
– Я думаю, что такое возможно.
Гай снова посмотрел на значок, вернул его мне и шумно вздохнул.
– Не исключено, что ты прав. Мы не знаем, что сделало этого человека тем, во что он превратился.
– Вчера мы с Бараком провели целый день в архиве суда по делам секуляризации, вычисляя бенедиктинских врачевателей, находившихся в Лондоне в период закрытия монастырей. Врач, лечивший монахинь в обители Святой Елены, умер, а доктор из монастыря Всех Святых вернулся к своей семье в Нортумберленд и мирно живет там, получая пенсию. Но вестминстерский врачеватель и оба его помощника до сих пор обитают в Лондоне и получают свои пенсии в Вестминстере.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95