Я объяснил, что двейл – наркотик, и рассказал, для чего его использовал убийца.
– Это действительно не может не беспокоить, – тихо проговорил Бенсон.
Он сидел, размышляя и вертя на пальце кольцо. Прошло некоторое время, прежде чем он поднял на нас глаза.
– Мне неизвестно, использовал ли доктор Годдард этот ваш двейл. Я никогда не вмешивался в дела монастырской больницы. Он был весьма опытным врачом, и я не припомню, чтобы на него когда-либо поступали жалобы.
Настоятель помолчал.
– Я готов оказать вам любую посильную помощь, джентльмены, но мне кажется, что вы ошибаетесь. Кем бы ни был этот… ужасный человек, я не верю в то, что он отсюда.
– Насколько близко вы знали доктора Годдарда? – спросил я.
– Не очень близко. – Настоятель позволил себе циничную улыбку. – Ни для кого не секрет, что меня назначили аббатом с определенной целью – чтобы я подготовил Вестминстерское аббатство к мирному и максимально безболезненному закрытию, что я и сделал. Я обращал внимание лишь на тех монахов, которых нужно было убеждать или принуждать. Доктор Годдард к ним не относился. На его плечах лежало лечение заболевших, повседневный уход за немощными старыми монахами. Он также распоряжался еще одной маленькой больницей для бедных жителей Вестминстера, которую содержал монастырь.
– То же относится и к его помощникам?
– Да. Чарльз Кантрелл работал в больнице для монахов, Фрэнсис Локли – в больнице для мирян.
– Они имели образование? – уточнил я.
– Нет. Кантрелл был монахом, а Локли – послушником, который трудился на нас и жил здесь же. Годдард обучал их обоих.
– Что за человек был Годдард?
Бенсон склонил голову.
– Не очень общительный тип. Некоторые даже говорили, что он холоден, называли его бирюком. Он произошел из богатой семьи и на тех, кто имел низкое происхождение, смотрел свысока. Секуляризацию воспринял спокойно, как и остальные, каких-либо комментариев, тем более ругательных, от него не слышали.
– Он исчез из дома, который снимал, – сообщил настоятелю Харснет. – Куда, по-вашему, он мог подеваться?
Бенсон пожал плечами.
– Понятия не имею. Я не знаю, есть ли у него семья и где она живет, а все монастырские записи уничтожены.
Я знал, что это правда. Большую часть монастырских записей сожгли вместе с иллюстрированными книгами.
– Для нас может представлять ценность все, что вы могли бы нам сообщить, сэр.
– Когда я пришел, он уже был врачом. Я помню разговоры о том, что он стал послушником еще в ранней молодости, а когда монастырь закрыли, ему было около сорока.
– Он был снобом, – заявил я. – По крайней мере, так говорят все его соседи. Значит, он все же так и не освободился до конца от предрассудков, бытующих в миру.
Бенсон рассмеялся.
– Среди монахов такое часто встречается. Именно их приверженность всему мирскому являлась одной из причин, по которым следовало закрыть монастыри.
– Вам известно, где он учился на врача? – поинтересовался я.
– Он не учился. Ремесло врачевателя он перенимал от старого лекаря, которого сменил, а «доктором» его называли, боюсь, только из вежливости. Однако благодаря своему наставнику он получил хорошую подготовку. Знания среди врачевателей передаются из поколения в поколение.
– В том числе и знания о двейле.
Бенсон равнодушно пожал плечами.
– Может быть.
– Была ли у него оранжерея лечебных трав?
– Да, но теперь она разорена.
– Выращивал ли он опийный мак?
Настоятель развел руками, и его шелковое одеяние зашуршало.
– Не знаю, сэр. Вполне возможно.
– А каким этот Годдард был в общении?
– Весьма удобным. Всегда корректный, сдержанный. – Бенсон усмехнулся. – У него был дефект: большущая бородавка на носу. Он, видимо, считал, что она унижает его достоинство, и очень злился, когда люди смотрели на нее. Возможно, это сказалось на его характере. Я слышал, что он не проявлял особой теплоты по отношению к больным, но, может, это и правильно. Врач должен относиться к пациентам отстраненно.
«Как делаешь ты, – подумал я. – Но у тебя это политическая отстраненность».
Его не волновала судьба монахов, они для него были всего лишь пешки в большой игре секуляризации. Бенсон что-то скрывал, я был в этом уверен.
На его губах опять заиграла тонкая улыбка.
– Я помню, как помощник Годдарда по мирской больнице, брат Локли, подшучивал над ним, пародируя его холодную и точную манеру говорить. Локли часто попадал в неприятные ситуации из-за своей легкомысленности, хотя свои обязанности в лечебнице он исполнял безупречно.
– А второй помощник? – спросил я. – Кантрелл, кажется?
– О да, молодой брат Кантрелл. Годдард обучал его ремеслу, но, насколько мне помнится, был вечно им недоволен.
– Бывшие соседи Годдарда утверждают, что он получил наследство, – сказал Харснет.
Бенсон собрал губы сердечком.
– Как мне кажется, у его родственников были деньги, а жили они неподалеку от Лондона. Где-то к северу, по-моему. Вы, вероятно, без труда их найдете.
Лично мне это казалось весьма сомнительным. По утверждению некоторых, в Лондоне и его окрестностях в настоящее время проживало около шестидесяти тысяч душ.
– А что, записей не осталось? – спросил я.
– Нет, никаких, – потряс головой Бенсон. – Когда монастырь закрыли, люди из суда по делам секуляризации велели нам сжечь все документы, записи, тексты песнопений и даже наши книги. Кромвель хотел стереть с лица земли абсолютно все, что связано с монашеством.
– И вы утратили все связи со своими бывшими подопечными?
– Да, со всеми, кроме тех, которые трудятся сейчас под моим началом.
– Вы имеете в виду тех троих, о которых упомянули вначале? – уточнил я. – Кстати, возвращаясь к Годдарду и его помощникам. Как они были сложены физически? Можно ли их назвать сильными? Тот, кого мы ищем, силен и умен.
Настоятель опять рассмеялся.
– В таком случае можете сбросить со счетов обоих помощников. Ни один из них не блистал умственными способностями, а физическими – тем более. Локли – маленький кругленький человечек лет пятидесяти, который непрестанно тянулся к бутылке. Молодой Кантрелл – высокий жилистый парень. Помню, у него было большое адамово яблоко, на которое даже неприятно было смотреть. Он все время что-то закапывал в глаза из-за проблем со зрением. Годдард выяснил, что у него близорукость, и сделал ему очки, чтобы тот мог работать.
Бенсон воздел палец вверх.
– Теперь я вспомнил: Кантрелл живет на монастырской территории. Его отец работал здесь плотником. Не так давно я видел его на улице. Он все так же был в своих очках с толстыми стеклами. Я еще подумал, что ему, наверное, трудно поддерживать на плаву отцовский бизнес. С таким зрением и легкомыслием он запросто может отпилить себе пальцы.
Настоятель рассмеялся, довольный своей шуткой.
«А говоришь, что врач был холодным человеком», – подумал я.
– Нам нужно встретиться с двумя этими людьми, мастер Шардлейк. У Барака есть их адреса?
– Да, адреса у нас имеются.
– Хорошо. Тогда мы покидаем вас, настоятель, но не исключено, что нам придется потревожить вас снова.
– Разумеется.
Бенсон покачал головой и удивленно улыбнулся.
– Вы считаете, что этот человек способен совершить семь убийств? Чтобы выполнить пророчество Книги Откровения?
– Да, сэр, – с серьезным видом ответил я. – Пока он достиг только третьей чаши. Боюсь, что скоро настанет черед четвертой.
Бенсон снова недоуменно покачал головой, а потом встал из-за стола.
– Тогда я буду молиться о том, чтобы вы поскорее поймали его.
Мы забрали Барака и вышли. Стук молотков зазвучал громче. Я повернулся к Харснету.
– Он что-то скрывает.
Коронер согласно кивнул.
– Мне тоже так показалось. Но что именно?
– Он наблюдает за нами, – тихо сказал Барак.
Мы с Харснетом повернулись и увидели настоятеля, который стоял у окна и смотрел на нас. Встретившись с нашими взглядами, он отвернулся и исчез в темноте своего кабинета.
– Было бы интересно осмотреться здесь, – предложил я. – Заглянуть в зал капитула, оранжерею, больницу.
– Неплохая мысль, – согласился Харснет.
Мы направились к обители, лавируя между грудами мусора и строительных материалов. Справа остался ворох матрацев, вероятно выброшенных из монастырских спален.
– Что вы думаете о Бенсоне? – спросил я Харснета.
– Жадный карьерист. – Коронер насупился. – Очень грустно, что Кромвель прибегал к услугам подобных людей.
Он посмотрел на меня.
– Это многих разочаровало.
«Интересно, – подумалось мне, – неужели Кранмер говорил ему о том, что он разочарован?»
Мы шли мимо монастырских спален, которые как раз сейчас рушили. Рабочие срывали с кровли черепичные плитки и бросали их внутрь некогда красивого древнего здания. Справа от нас, запущенный и заросший сорняками, располагался прямоугольный участок земли, где раньше, по всей видимости, находился классический монастырский сад. Рядом был другой, гораздо меньший по размеру надел, вот уже три года как заброшенный. Я сразу узнал характерные стебли и сухие коробочки мака.
– Ну вот, – констатировал Харснет, – значит, Годдард все же выращивал мак.
Я окинул взглядом царившее вокруг опустошение.
– Да и бог знает что еще.
Мы двинулись обратно и вошли в старый клуатр, расположенный между монастырскими строениями и церковью. Снова пошел дождь, колотя по крышам крытых галерей и плиткам внутреннего двора. Харснет, поглаживая короткую седеющую бородку, обозревал пространство, по которому некогда прохаживалась монашеская братия. Мне было любопытно, о чем он сейчас думает.
Коронер повернулся ко мне и неожиданно улыбнулся.
– Вон там есть лавка, – сказал он. – Возможно, сейчас самое время поговорить в спокойной обстановке, прежде чем мы войдем в зал капитула.
– Да, у меня голова идет кругом от всего происходящего.
Мы подошли к лавке и сели.
– По-моему, Бенсон знает больше, чем говорит, – заявил я.
– Согласен, – кивнул Харснет. – Мы допросим его еще раз, и очень скоро, но я не думаю, что ему известно местонахождение Годдарда. Он не может не понимать, насколько неумно было бы это скрывать.
Коронер покачал головой и глубоко вздохнул.
– Кто же такой этот Годдард? Тот, кого мы ищем, новая жертва или ни тот ни другой?
Его акцент выходца из западных графств усиливался каждый раз, когда он волновался.
– Прошло уже более двух месяцев с момента его исчезновения. Если бы он был потенциальной жертвой, его тело давно нашли бы.
– Но куда он запропастился? – размышлял Харснет. – Настоятель должен был бы знать. Неужели ему нет дела до своих монахов, хоть и бывших?
– Он всего лишь одна из фигур в политических шахматах, – присоединился к разговору Барак. – У моего прежнего хозяина было много таких.
Харснет посмотрел на него и кивнул. Я был рад тому, что коронер не относится к моему помощнику свысока и не возражает против его полноценного участия в наших совещаниях.
– Да, – согласился он, – это правда. Однако, так или иначе, мы обязаны его найти.
– Пока что это убийца нашел нас, – мрачно пробурчал Барак. – И мою жену.
Он уставился в землю и сжал кулаки.
– Думаю, он взял нас с Бараком на заметку в тот день на болотах, – проговорил я. – Потом каким-то образом выяснил, кто мы такие и где живем, и с тех пор следил за нами.
– Если он следил за мной, а я этого не заметил, значит, он гораздо более ловок, чем я, – все так же угрюмо проговорил Барак. – Но вообще-то в этом нет ничего невозможного.
Он ожесточенно потер ладонями лицо.
– Мне кажется, он знал о том, что тело доктора Гарнея нашли, но держат это в секрете, – сказал я. – Поэтому убийство Роджера он обставил таким образом, чтобы его было невозможно скрыть. А затем целыми днями караулил на болотах, дожидаясь, когда те, кто будет вести расследование, придут на место убийства доктора Гарнея. Он лежал на том соломенном тюфяке, который мы нашли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
– Это действительно не может не беспокоить, – тихо проговорил Бенсон.
Он сидел, размышляя и вертя на пальце кольцо. Прошло некоторое время, прежде чем он поднял на нас глаза.
– Мне неизвестно, использовал ли доктор Годдард этот ваш двейл. Я никогда не вмешивался в дела монастырской больницы. Он был весьма опытным врачом, и я не припомню, чтобы на него когда-либо поступали жалобы.
Настоятель помолчал.
– Я готов оказать вам любую посильную помощь, джентльмены, но мне кажется, что вы ошибаетесь. Кем бы ни был этот… ужасный человек, я не верю в то, что он отсюда.
– Насколько близко вы знали доктора Годдарда? – спросил я.
– Не очень близко. – Настоятель позволил себе циничную улыбку. – Ни для кого не секрет, что меня назначили аббатом с определенной целью – чтобы я подготовил Вестминстерское аббатство к мирному и максимально безболезненному закрытию, что я и сделал. Я обращал внимание лишь на тех монахов, которых нужно было убеждать или принуждать. Доктор Годдард к ним не относился. На его плечах лежало лечение заболевших, повседневный уход за немощными старыми монахами. Он также распоряжался еще одной маленькой больницей для бедных жителей Вестминстера, которую содержал монастырь.
– То же относится и к его помощникам?
– Да. Чарльз Кантрелл работал в больнице для монахов, Фрэнсис Локли – в больнице для мирян.
– Они имели образование? – уточнил я.
– Нет. Кантрелл был монахом, а Локли – послушником, который трудился на нас и жил здесь же. Годдард обучал их обоих.
– Что за человек был Годдард?
Бенсон склонил голову.
– Не очень общительный тип. Некоторые даже говорили, что он холоден, называли его бирюком. Он произошел из богатой семьи и на тех, кто имел низкое происхождение, смотрел свысока. Секуляризацию воспринял спокойно, как и остальные, каких-либо комментариев, тем более ругательных, от него не слышали.
– Он исчез из дома, который снимал, – сообщил настоятелю Харснет. – Куда, по-вашему, он мог подеваться?
Бенсон пожал плечами.
– Понятия не имею. Я не знаю, есть ли у него семья и где она живет, а все монастырские записи уничтожены.
Я знал, что это правда. Большую часть монастырских записей сожгли вместе с иллюстрированными книгами.
– Для нас может представлять ценность все, что вы могли бы нам сообщить, сэр.
– Когда я пришел, он уже был врачом. Я помню разговоры о том, что он стал послушником еще в ранней молодости, а когда монастырь закрыли, ему было около сорока.
– Он был снобом, – заявил я. – По крайней мере, так говорят все его соседи. Значит, он все же так и не освободился до конца от предрассудков, бытующих в миру.
Бенсон рассмеялся.
– Среди монахов такое часто встречается. Именно их приверженность всему мирскому являлась одной из причин, по которым следовало закрыть монастыри.
– Вам известно, где он учился на врача? – поинтересовался я.
– Он не учился. Ремесло врачевателя он перенимал от старого лекаря, которого сменил, а «доктором» его называли, боюсь, только из вежливости. Однако благодаря своему наставнику он получил хорошую подготовку. Знания среди врачевателей передаются из поколения в поколение.
– В том числе и знания о двейле.
Бенсон равнодушно пожал плечами.
– Может быть.
– Была ли у него оранжерея лечебных трав?
– Да, но теперь она разорена.
– Выращивал ли он опийный мак?
Настоятель развел руками, и его шелковое одеяние зашуршало.
– Не знаю, сэр. Вполне возможно.
– А каким этот Годдард был в общении?
– Весьма удобным. Всегда корректный, сдержанный. – Бенсон усмехнулся. – У него был дефект: большущая бородавка на носу. Он, видимо, считал, что она унижает его достоинство, и очень злился, когда люди смотрели на нее. Возможно, это сказалось на его характере. Я слышал, что он не проявлял особой теплоты по отношению к больным, но, может, это и правильно. Врач должен относиться к пациентам отстраненно.
«Как делаешь ты, – подумал я. – Но у тебя это политическая отстраненность».
Его не волновала судьба монахов, они для него были всего лишь пешки в большой игре секуляризации. Бенсон что-то скрывал, я был в этом уверен.
На его губах опять заиграла тонкая улыбка.
– Я помню, как помощник Годдарда по мирской больнице, брат Локли, подшучивал над ним, пародируя его холодную и точную манеру говорить. Локли часто попадал в неприятные ситуации из-за своей легкомысленности, хотя свои обязанности в лечебнице он исполнял безупречно.
– А второй помощник? – спросил я. – Кантрелл, кажется?
– О да, молодой брат Кантрелл. Годдард обучал его ремеслу, но, насколько мне помнится, был вечно им недоволен.
– Бывшие соседи Годдарда утверждают, что он получил наследство, – сказал Харснет.
Бенсон собрал губы сердечком.
– Как мне кажется, у его родственников были деньги, а жили они неподалеку от Лондона. Где-то к северу, по-моему. Вы, вероятно, без труда их найдете.
Лично мне это казалось весьма сомнительным. По утверждению некоторых, в Лондоне и его окрестностях в настоящее время проживало около шестидесяти тысяч душ.
– А что, записей не осталось? – спросил я.
– Нет, никаких, – потряс головой Бенсон. – Когда монастырь закрыли, люди из суда по делам секуляризации велели нам сжечь все документы, записи, тексты песнопений и даже наши книги. Кромвель хотел стереть с лица земли абсолютно все, что связано с монашеством.
– И вы утратили все связи со своими бывшими подопечными?
– Да, со всеми, кроме тех, которые трудятся сейчас под моим началом.
– Вы имеете в виду тех троих, о которых упомянули вначале? – уточнил я. – Кстати, возвращаясь к Годдарду и его помощникам. Как они были сложены физически? Можно ли их назвать сильными? Тот, кого мы ищем, силен и умен.
Настоятель опять рассмеялся.
– В таком случае можете сбросить со счетов обоих помощников. Ни один из них не блистал умственными способностями, а физическими – тем более. Локли – маленький кругленький человечек лет пятидесяти, который непрестанно тянулся к бутылке. Молодой Кантрелл – высокий жилистый парень. Помню, у него было большое адамово яблоко, на которое даже неприятно было смотреть. Он все время что-то закапывал в глаза из-за проблем со зрением. Годдард выяснил, что у него близорукость, и сделал ему очки, чтобы тот мог работать.
Бенсон воздел палец вверх.
– Теперь я вспомнил: Кантрелл живет на монастырской территории. Его отец работал здесь плотником. Не так давно я видел его на улице. Он все так же был в своих очках с толстыми стеклами. Я еще подумал, что ему, наверное, трудно поддерживать на плаву отцовский бизнес. С таким зрением и легкомыслием он запросто может отпилить себе пальцы.
Настоятель рассмеялся, довольный своей шуткой.
«А говоришь, что врач был холодным человеком», – подумал я.
– Нам нужно встретиться с двумя этими людьми, мастер Шардлейк. У Барака есть их адреса?
– Да, адреса у нас имеются.
– Хорошо. Тогда мы покидаем вас, настоятель, но не исключено, что нам придется потревожить вас снова.
– Разумеется.
Бенсон покачал головой и удивленно улыбнулся.
– Вы считаете, что этот человек способен совершить семь убийств? Чтобы выполнить пророчество Книги Откровения?
– Да, сэр, – с серьезным видом ответил я. – Пока он достиг только третьей чаши. Боюсь, что скоро настанет черед четвертой.
Бенсон снова недоуменно покачал головой, а потом встал из-за стола.
– Тогда я буду молиться о том, чтобы вы поскорее поймали его.
Мы забрали Барака и вышли. Стук молотков зазвучал громче. Я повернулся к Харснету.
– Он что-то скрывает.
Коронер согласно кивнул.
– Мне тоже так показалось. Но что именно?
– Он наблюдает за нами, – тихо сказал Барак.
Мы с Харснетом повернулись и увидели настоятеля, который стоял у окна и смотрел на нас. Встретившись с нашими взглядами, он отвернулся и исчез в темноте своего кабинета.
– Было бы интересно осмотреться здесь, – предложил я. – Заглянуть в зал капитула, оранжерею, больницу.
– Неплохая мысль, – согласился Харснет.
Мы направились к обители, лавируя между грудами мусора и строительных материалов. Справа остался ворох матрацев, вероятно выброшенных из монастырских спален.
– Что вы думаете о Бенсоне? – спросил я Харснета.
– Жадный карьерист. – Коронер насупился. – Очень грустно, что Кромвель прибегал к услугам подобных людей.
Он посмотрел на меня.
– Это многих разочаровало.
«Интересно, – подумалось мне, – неужели Кранмер говорил ему о том, что он разочарован?»
Мы шли мимо монастырских спален, которые как раз сейчас рушили. Рабочие срывали с кровли черепичные плитки и бросали их внутрь некогда красивого древнего здания. Справа от нас, запущенный и заросший сорняками, располагался прямоугольный участок земли, где раньше, по всей видимости, находился классический монастырский сад. Рядом был другой, гораздо меньший по размеру надел, вот уже три года как заброшенный. Я сразу узнал характерные стебли и сухие коробочки мака.
– Ну вот, – констатировал Харснет, – значит, Годдард все же выращивал мак.
Я окинул взглядом царившее вокруг опустошение.
– Да и бог знает что еще.
Мы двинулись обратно и вошли в старый клуатр, расположенный между монастырскими строениями и церковью. Снова пошел дождь, колотя по крышам крытых галерей и плиткам внутреннего двора. Харснет, поглаживая короткую седеющую бородку, обозревал пространство, по которому некогда прохаживалась монашеская братия. Мне было любопытно, о чем он сейчас думает.
Коронер повернулся ко мне и неожиданно улыбнулся.
– Вон там есть лавка, – сказал он. – Возможно, сейчас самое время поговорить в спокойной обстановке, прежде чем мы войдем в зал капитула.
– Да, у меня голова идет кругом от всего происходящего.
Мы подошли к лавке и сели.
– По-моему, Бенсон знает больше, чем говорит, – заявил я.
– Согласен, – кивнул Харснет. – Мы допросим его еще раз, и очень скоро, но я не думаю, что ему известно местонахождение Годдарда. Он не может не понимать, насколько неумно было бы это скрывать.
Коронер покачал головой и глубоко вздохнул.
– Кто же такой этот Годдард? Тот, кого мы ищем, новая жертва или ни тот ни другой?
Его акцент выходца из западных графств усиливался каждый раз, когда он волновался.
– Прошло уже более двух месяцев с момента его исчезновения. Если бы он был потенциальной жертвой, его тело давно нашли бы.
– Но куда он запропастился? – размышлял Харснет. – Настоятель должен был бы знать. Неужели ему нет дела до своих монахов, хоть и бывших?
– Он всего лишь одна из фигур в политических шахматах, – присоединился к разговору Барак. – У моего прежнего хозяина было много таких.
Харснет посмотрел на него и кивнул. Я был рад тому, что коронер не относится к моему помощнику свысока и не возражает против его полноценного участия в наших совещаниях.
– Да, – согласился он, – это правда. Однако, так или иначе, мы обязаны его найти.
– Пока что это убийца нашел нас, – мрачно пробурчал Барак. – И мою жену.
Он уставился в землю и сжал кулаки.
– Думаю, он взял нас с Бараком на заметку в тот день на болотах, – проговорил я. – Потом каким-то образом выяснил, кто мы такие и где живем, и с тех пор следил за нами.
– Если он следил за мной, а я этого не заметил, значит, он гораздо более ловок, чем я, – все так же угрюмо проговорил Барак. – Но вообще-то в этом нет ничего невозможного.
Он ожесточенно потер ладонями лицо.
– Мне кажется, он знал о том, что тело доктора Гарнея нашли, но держат это в секрете, – сказал я. – Поэтому убийство Роджера он обставил таким образом, чтобы его было невозможно скрыть. А затем целыми днями караулил на болотах, дожидаясь, когда те, кто будет вести расследование, придут на место убийства доктора Гарнея. Он лежал на том соломенном тюфяке, который мы нашли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95