Да, подумалось мне, Гай действительно добр к тебе, а вот ты к нему – нет. Ты холоден и расчетлив, как хищник. Каким-то образом ты обрел власть над моим другом, но я докопаюсь до истины.
Гай все так же сидел за столом и читал книгу. Он предложил мне стакан вина, осмотрел мою руку и удовлетворенно кивнул.
– Пирс свое дело знает.
– Я вот думаю, обладает ли он симпатией по отношению к тем, кого лечит? Без этого, как мне кажется, не может обойтись ни один врач.
– У него было мало возможностей развить в себе это качество. Его родители умерли, когда он был совсем маленьким, а мой сосед, аптекарь Хепден, больше заставлял его работать, нежели учиться.
– Пирс рассказал мне о том, как его прежний хозяин умирал. Мне показалось, что он не испытывает по этому поводу никаких чувств.
– Да, Пирс иногда может быть жестким, но я верю, что со временем он научится сочувствию. Я сам научу его этому.
– По его словам, ты заменил ему и мать, и отца.
– Правда? Он так и сказал?
Лицо Гая озарилось радостью, но тут же погасло. Он помрачнел.
– О чем ты думаешь? – осторожно задал я вопрос.
– Да так, ни о чем, – уклонился он от ответа и тут же сменил тему: – Я снова навестил Адама Кайта, и знаешь, мне кажется, улучшение налицо. Эта смотрительница, Эллен, уделяет ему много времени: заставляет его есть, учит содержать себя в чистоте, пытается отвадить от навязчивого желания молиться.
– Тебе известно, что раньше она сама была пациенткой Бедлама и ей не разрешено покидать его стены?
– Нет. – Гай был ошарашен. – Как странно!
– Она сама рассказала мне об этом.
– Эллен применяет в общении с ним одновременно и мягкость, и жесткость, и, знаешь, это дает эффект. Недавно он говорил, правда недолго, о самых обычных, повседневных вещах. Сказал, что погода становится теплее, что ему уже не так холодно. Но мне до сих пор не удается добиться от него внятных объяснений, почему он считает себя погрязшим во грехе. Мне, как врачу, интересно, что ввергло его в такое состояние.
– Что говорят об этом его родители? Я видел, что после судебных слушаний ты ушел вместе с ними.
– Говорят, что понятия не имеют, и я им верю.
– Спасибо тебе за то, что ты делаешь все это. С Адамом, наверное, не просто… работать.
Гай грустно улыбнулся.
– Он кажется мне трогательным и в то же время интригует меня. Но, как и у тебя в случае с этим Билкнэпом, мотивы моего поведения тоже не совсем бескорыстны.
– Мне самому пора навестить Адама.
– Я собираюсь к нему завтра утром. Если хочешь, поехали вместе.
– Хорошо, если только время позволит.
– Судя по твоему голосу, тебе этого не очень-то хочется.
– Эти посещения нагоняют на меня тоску. Он такой жалкий! И это его безумие на религиозной почве заставляет меня неотступно думать о том человеке, на которого мы охотимся…
Я посмотрел на свою раненую руку.
– И который охотится на меня. Как может он думать, что, совершая столь ужасные преступления, выполняет волю Всевышнего?
– А разве мало перед нашими глазами примеров того, как, верша жестокие, злые дела, люди считают, что делают это по велению свыше? Взять хотя бы короля.
– Да, вера в Бога и сострадание могут находиться за тысячи миль друг от друга. Но к нашему убийце это не относится. Эта его всепоглощающая жестокость…
Я посмотрел на Гая.
– Если мы не ошиблись в наших предположениях, ему предстоит совершить еще три убийства. Я, как и ты, считаю, что он на этом не остановится. То же самое я сказал сегодня Кранмеру.
– Нет, не остановится. Эта стремнина будет нести его все дальше и дальше, до тех пор, пока он не будет пойман… или не погибнет.
– Как ты думаешь, что он испытает, когда после седьмой чаши ничего не произойдет?
– В последние годы многие утверждали, что знают, когда наступит конец света, а когда он не наступал, возвращались к Книге Откровения в поисках какой-то подсказки, которую они, как им казалось, не заметили. На самом же деле все очень просто. Откровение – это не одна история, в которой события развиваются в строгой логической последовательности. Это набор нескольких жестоких сценариев конца света. Как говорится, выбирай на вкус. И вот, не дождавшись апокалипсиса в тот срок, который они для себя вычислили, эти люди выбирают новый сценарий.
– Интересно, он страдает?
– Убийца? – Гай покачал головой. – Вот уж не знаю. Могу только предположить, что, совершая убийство, он впадает в состояние исступленного восторга, но, с другой стороны, в остальное время он, возможно, живет в мире страданий.
– Но он это скрывает и, значит, способен жить нормальной с виду жизнью. Чтобы не бросаться в глаза.
– Да, я думаю, что, помимо всего прочего, он еще и хороший актер.
– Может ли это быть Годдард? – Я с сомнением покачал головой. – Не знаю. Харснет продолжает считать, что он одержим.
– Он действительно одержим, но совсем не так, как полагает коронер. Любая одержимость проистекает из нарушений в мозгу. Дьявол тут ни при чем.
Гай умолк и сложил губы трубочкой, а я подумал: почему ты в этом так уверен?
Мы немного помолчали, а потом я спросил:
– Ты не помнишь, что должно произойти после того, как будут вылиты все семь чаш? В Книге Откровения об этом что-нибудь говорится?
Гай подошел к книжной полке, снял с нее Новый Завет и открыл его на Откровении апостола Иоанна.
– Семь чаш гнева Господня выливаются в пятнадцатой и шестнадцатой главах. Но еще раньше в Апокалипсисе излагается другая версия конца света, когда семь ангелов трубят в свои трубы.
Длинными темными пальцами Гай листал страницы.
– Град и огонь, гора падает в море… Но нет того чрезмерного внимания к человеческим страданиям, какое мы видим в истории о семи чашах. Может быть, именно этим она и приворожила убийцу.
Гай перевернул страницу.
– Дальше идет суд над великой блудницей.
– Да-да, это место показалось мне куда более мрачным, чем все остальное. Кто, по-твоему, подразумевается под великой блудницей?
Гай улыбнулся.
– Раньше было принято считать, что это Римская империя, а теперь так называют Римско-католическую церковь.
Он передал мне книгу. Ту ее часть, где говорилось о семи чашах, я уже знал наизусть, поэтому сейчас прочитал вслух другое:
– «…И я увидел жену, сидящую на звере багряном, преисполненном именами богохульными, с семью головами и десятью рогами».
Я вспомнил изображение чудовища на стене зала капитула в Вестминстерском аббатстве.
– «И облечена была в порфиру и багряницу… И на челе ее написано имя: тайна, Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям земным… И зверь, который был и которого нет, есть восьмой, и из числа семи, и пойдет в погибель… Ибо грехи ее дошли до неба, и Бог воспомянул неправды ее».
Я положил книгу на стол.
– Моему пониманию это недоступно.
– Моему тоже.
В дверь громко забарабанили. Мы с Гаем подскочили от неожиданности и обменялись взглядами. Гай встал, чтобы впустить посетителя, но тут в кабинет вошел Пирс, и я подумал, не подслушивал ли он, часом, снова под дверью?
– Кто там еще? – спросил Гай.
– Это Барак!
Гай распахнул входную дверь. На пороге стоял Барак, за его спиной я увидел Сьюки, привязанную к изгороди рядом с Бытием. Она тяжело дышала. Барак, видно, гнал ее во весь опор. Сам же он, трезвый как стеклышко, был мрачен и сосредоточен.
– Совершено убийство, – с порога сообщил он, – и в нем есть кое-что странное и таинственное. Доктор Малтон, не могли бы вы поехать с нами?
Глава 31
– Кто теперь? – спросил я.
Барак бросил взгляд на Пирса, Гай тоже повернулся к ученику.
– Не мог бы ты привести лошадь к дому? – попросил он.
Пирс несколько секунд колебался, а потом вышел. Барак переводил взгляд с Гая на меня и обратно. Его лицо было словно из камня.
– Жена Локли.
– Он убил женщину? – выдохнул Гай.
– Сэр Томас послал в таверну человека для охраны, но было слишком поздно. Женщина лежала на полу. Она была обезображена. На ее теле вырезали послание. Какое-то странное. В нем говорится что-то об отравленном воздухе. Харснет уже там, и мы должны присоединиться к нему немедленно.
– А что с самим Локли?
– Не знаю.
Бросив взгляд в окно, я увидел Пирса, ведущего к крыльцу белую кобылу Гая. Мы вышли из дома.
– Можно мне с вами? – спросил Пирс, когда мы вскочили в седла.
– Нет, Пирс, тебе нужно заниматься. Ты еще вчера вечером должен был выполнить задание.
Ученик отступил назад, и на его лице промелькнуло выражение злости и разочарования.
– Что известно этому парню о происходящем? – на скаку спросил я Гая.
– Только то, что произошла серия убийств. Он не мог не знать об этом, – словно оправдываясь, сказал Гай, – ведь Пирс помогал мне проводить вскрытия. Но ему известно, что он должен держать язык за зубами.
– Ты сам знаешь, что он подслушивал под дверью, – напомнил я.
Гай не ответил.
Мы быстро доскакали до Смитфилда и вскоре оказались на Чартерхаус-сквер. Площадь была безлюдной, только двое мужчин стояли у входа в таверну под вывеской с зеленым человечком. Одним из них был Харснет, а вторым – высокий мужчина со шпагой, то и дело кашлявший в носовой платок. Возле церкви топтались несколько побирушек, но они смотрели на нас издалека, не осмеливаясь приближаться. Мы спешились и привязали своих лошадей рядом с конем Харснета. Гай подошел к высокому мужчине и тихо спросил:
– Вы чем-то болеете?
Тот отнял от лица носовой платок. Это был молодой человек лет двадцати, с аккуратной черной бородкой. Он посмотрел на темнокожее лицо Гая и ответил:
– Не знаю. Я приехал сюда два часа назад. Долго стучал, но мне никто не открыл.
Он снова зашелся в кашле.
– Ставни были закрыты, но я сломал один из них и забрался в дом. Женщина лежала на полу. Изуродованная. – Говоривший захлебывался от возбуждения. – А в воздухе стоял какой-то запах… Он отравлен. У меня до сих пор жжет горло.
– Дайте-ка мне посмотреть, – велел Гай.
Он заставил молодого человека открыть рот и заглянул туда.
– Да, гортань у вас воспалена. Присядьте на ступени и постарайтесь дышать ровно.
– Это было ужасно. Как будто кто-то сдавил мне горло и не дает дышать.
Я посмотрел на дверь. Замок был сломан. Видимо, охранник выбил его, когда рвался из дома наружу.
– Вы уже были внутри? – спросил я Харснета.
– Нет, только заглянул, но мне хватило одного вдоха. Все именно так, как рассказывает этот парень: такое ощущение, будто кто-то пытается вырвать у тебя горло.
Он посмотрел на Гая.
– А как вы здесь оказались, сэр?
– Я был у доктора Малтона, когда получил сообщение, – пояснил я. – Может быть, доктор Малтон сумеет помочь нам. Гай, как по-твоему, что могло случиться с воздухом?
– Есть только один способ выяснить это.
Гай достал из кармана платок, приложил его к носу и широко распахнул дверь. В нос мне ударила острая вонь, и я непроизвольно сделал шаг назад. Гай вошел внутрь. Поскольку ставни были закрыты, в доме царил сумрак, и я, оставаясь на улице, сумел рассмотреть только темный силуэт, от которого по полу разбегались еще более темные дорожки. Труп.
Гай, не теряя ни секунды, подошел к ставням и открыл их нараспашку. В окна полился свет и свежий воздух. Мы с Харснетом подошли ближе к порогу. В таверне царил сущий кавардак, столы и стулья перевернуты и разбросаны по всей зале. Темный силуэт под буфетной стойкой действительно оказался телом хозяйки. Миссис Бьюнс лежала на каменном полу лицом вниз. Чепец с нее был сорван, и длинные темные волосы рассыпались вокруг головы. Платье женщины задралось почти до подмышек, содранная нижняя юбка валялась под одним из столов. Ее полное бледное тело было наполовину обнажено, а руки связаны за спиной.
– Лопни мои глаза! – потрясенно пробормотал Барак.
Веревка так сильно впилась в запястья несчастной, что на них были видны глубокие багровые борозды. Наверное, она пыталась освободиться от пут, но узлы оказались слишком тугими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Гай все так же сидел за столом и читал книгу. Он предложил мне стакан вина, осмотрел мою руку и удовлетворенно кивнул.
– Пирс свое дело знает.
– Я вот думаю, обладает ли он симпатией по отношению к тем, кого лечит? Без этого, как мне кажется, не может обойтись ни один врач.
– У него было мало возможностей развить в себе это качество. Его родители умерли, когда он был совсем маленьким, а мой сосед, аптекарь Хепден, больше заставлял его работать, нежели учиться.
– Пирс рассказал мне о том, как его прежний хозяин умирал. Мне показалось, что он не испытывает по этому поводу никаких чувств.
– Да, Пирс иногда может быть жестким, но я верю, что со временем он научится сочувствию. Я сам научу его этому.
– По его словам, ты заменил ему и мать, и отца.
– Правда? Он так и сказал?
Лицо Гая озарилось радостью, но тут же погасло. Он помрачнел.
– О чем ты думаешь? – осторожно задал я вопрос.
– Да так, ни о чем, – уклонился он от ответа и тут же сменил тему: – Я снова навестил Адама Кайта, и знаешь, мне кажется, улучшение налицо. Эта смотрительница, Эллен, уделяет ему много времени: заставляет его есть, учит содержать себя в чистоте, пытается отвадить от навязчивого желания молиться.
– Тебе известно, что раньше она сама была пациенткой Бедлама и ей не разрешено покидать его стены?
– Нет. – Гай был ошарашен. – Как странно!
– Она сама рассказала мне об этом.
– Эллен применяет в общении с ним одновременно и мягкость, и жесткость, и, знаешь, это дает эффект. Недавно он говорил, правда недолго, о самых обычных, повседневных вещах. Сказал, что погода становится теплее, что ему уже не так холодно. Но мне до сих пор не удается добиться от него внятных объяснений, почему он считает себя погрязшим во грехе. Мне, как врачу, интересно, что ввергло его в такое состояние.
– Что говорят об этом его родители? Я видел, что после судебных слушаний ты ушел вместе с ними.
– Говорят, что понятия не имеют, и я им верю.
– Спасибо тебе за то, что ты делаешь все это. С Адамом, наверное, не просто… работать.
Гай грустно улыбнулся.
– Он кажется мне трогательным и в то же время интригует меня. Но, как и у тебя в случае с этим Билкнэпом, мотивы моего поведения тоже не совсем бескорыстны.
– Мне самому пора навестить Адама.
– Я собираюсь к нему завтра утром. Если хочешь, поехали вместе.
– Хорошо, если только время позволит.
– Судя по твоему голосу, тебе этого не очень-то хочется.
– Эти посещения нагоняют на меня тоску. Он такой жалкий! И это его безумие на религиозной почве заставляет меня неотступно думать о том человеке, на которого мы охотимся…
Я посмотрел на свою раненую руку.
– И который охотится на меня. Как может он думать, что, совершая столь ужасные преступления, выполняет волю Всевышнего?
– А разве мало перед нашими глазами примеров того, как, верша жестокие, злые дела, люди считают, что делают это по велению свыше? Взять хотя бы короля.
– Да, вера в Бога и сострадание могут находиться за тысячи миль друг от друга. Но к нашему убийце это не относится. Эта его всепоглощающая жестокость…
Я посмотрел на Гая.
– Если мы не ошиблись в наших предположениях, ему предстоит совершить еще три убийства. Я, как и ты, считаю, что он на этом не остановится. То же самое я сказал сегодня Кранмеру.
– Нет, не остановится. Эта стремнина будет нести его все дальше и дальше, до тех пор, пока он не будет пойман… или не погибнет.
– Как ты думаешь, что он испытает, когда после седьмой чаши ничего не произойдет?
– В последние годы многие утверждали, что знают, когда наступит конец света, а когда он не наступал, возвращались к Книге Откровения в поисках какой-то подсказки, которую они, как им казалось, не заметили. На самом же деле все очень просто. Откровение – это не одна история, в которой события развиваются в строгой логической последовательности. Это набор нескольких жестоких сценариев конца света. Как говорится, выбирай на вкус. И вот, не дождавшись апокалипсиса в тот срок, который они для себя вычислили, эти люди выбирают новый сценарий.
– Интересно, он страдает?
– Убийца? – Гай покачал головой. – Вот уж не знаю. Могу только предположить, что, совершая убийство, он впадает в состояние исступленного восторга, но, с другой стороны, в остальное время он, возможно, живет в мире страданий.
– Но он это скрывает и, значит, способен жить нормальной с виду жизнью. Чтобы не бросаться в глаза.
– Да, я думаю, что, помимо всего прочего, он еще и хороший актер.
– Может ли это быть Годдард? – Я с сомнением покачал головой. – Не знаю. Харснет продолжает считать, что он одержим.
– Он действительно одержим, но совсем не так, как полагает коронер. Любая одержимость проистекает из нарушений в мозгу. Дьявол тут ни при чем.
Гай умолк и сложил губы трубочкой, а я подумал: почему ты в этом так уверен?
Мы немного помолчали, а потом я спросил:
– Ты не помнишь, что должно произойти после того, как будут вылиты все семь чаш? В Книге Откровения об этом что-нибудь говорится?
Гай подошел к книжной полке, снял с нее Новый Завет и открыл его на Откровении апостола Иоанна.
– Семь чаш гнева Господня выливаются в пятнадцатой и шестнадцатой главах. Но еще раньше в Апокалипсисе излагается другая версия конца света, когда семь ангелов трубят в свои трубы.
Длинными темными пальцами Гай листал страницы.
– Град и огонь, гора падает в море… Но нет того чрезмерного внимания к человеческим страданиям, какое мы видим в истории о семи чашах. Может быть, именно этим она и приворожила убийцу.
Гай перевернул страницу.
– Дальше идет суд над великой блудницей.
– Да-да, это место показалось мне куда более мрачным, чем все остальное. Кто, по-твоему, подразумевается под великой блудницей?
Гай улыбнулся.
– Раньше было принято считать, что это Римская империя, а теперь так называют Римско-католическую церковь.
Он передал мне книгу. Ту ее часть, где говорилось о семи чашах, я уже знал наизусть, поэтому сейчас прочитал вслух другое:
– «…И я увидел жену, сидящую на звере багряном, преисполненном именами богохульными, с семью головами и десятью рогами».
Я вспомнил изображение чудовища на стене зала капитула в Вестминстерском аббатстве.
– «И облечена была в порфиру и багряницу… И на челе ее написано имя: тайна, Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям земным… И зверь, который был и которого нет, есть восьмой, и из числа семи, и пойдет в погибель… Ибо грехи ее дошли до неба, и Бог воспомянул неправды ее».
Я положил книгу на стол.
– Моему пониманию это недоступно.
– Моему тоже.
В дверь громко забарабанили. Мы с Гаем подскочили от неожиданности и обменялись взглядами. Гай встал, чтобы впустить посетителя, но тут в кабинет вошел Пирс, и я подумал, не подслушивал ли он, часом, снова под дверью?
– Кто там еще? – спросил Гай.
– Это Барак!
Гай распахнул входную дверь. На пороге стоял Барак, за его спиной я увидел Сьюки, привязанную к изгороди рядом с Бытием. Она тяжело дышала. Барак, видно, гнал ее во весь опор. Сам же он, трезвый как стеклышко, был мрачен и сосредоточен.
– Совершено убийство, – с порога сообщил он, – и в нем есть кое-что странное и таинственное. Доктор Малтон, не могли бы вы поехать с нами?
Глава 31
– Кто теперь? – спросил я.
Барак бросил взгляд на Пирса, Гай тоже повернулся к ученику.
– Не мог бы ты привести лошадь к дому? – попросил он.
Пирс несколько секунд колебался, а потом вышел. Барак переводил взгляд с Гая на меня и обратно. Его лицо было словно из камня.
– Жена Локли.
– Он убил женщину? – выдохнул Гай.
– Сэр Томас послал в таверну человека для охраны, но было слишком поздно. Женщина лежала на полу. Она была обезображена. На ее теле вырезали послание. Какое-то странное. В нем говорится что-то об отравленном воздухе. Харснет уже там, и мы должны присоединиться к нему немедленно.
– А что с самим Локли?
– Не знаю.
Бросив взгляд в окно, я увидел Пирса, ведущего к крыльцу белую кобылу Гая. Мы вышли из дома.
– Можно мне с вами? – спросил Пирс, когда мы вскочили в седла.
– Нет, Пирс, тебе нужно заниматься. Ты еще вчера вечером должен был выполнить задание.
Ученик отступил назад, и на его лице промелькнуло выражение злости и разочарования.
– Что известно этому парню о происходящем? – на скаку спросил я Гая.
– Только то, что произошла серия убийств. Он не мог не знать об этом, – словно оправдываясь, сказал Гай, – ведь Пирс помогал мне проводить вскрытия. Но ему известно, что он должен держать язык за зубами.
– Ты сам знаешь, что он подслушивал под дверью, – напомнил я.
Гай не ответил.
Мы быстро доскакали до Смитфилда и вскоре оказались на Чартерхаус-сквер. Площадь была безлюдной, только двое мужчин стояли у входа в таверну под вывеской с зеленым человечком. Одним из них был Харснет, а вторым – высокий мужчина со шпагой, то и дело кашлявший в носовой платок. Возле церкви топтались несколько побирушек, но они смотрели на нас издалека, не осмеливаясь приближаться. Мы спешились и привязали своих лошадей рядом с конем Харснета. Гай подошел к высокому мужчине и тихо спросил:
– Вы чем-то болеете?
Тот отнял от лица носовой платок. Это был молодой человек лет двадцати, с аккуратной черной бородкой. Он посмотрел на темнокожее лицо Гая и ответил:
– Не знаю. Я приехал сюда два часа назад. Долго стучал, но мне никто не открыл.
Он снова зашелся в кашле.
– Ставни были закрыты, но я сломал один из них и забрался в дом. Женщина лежала на полу. Изуродованная. – Говоривший захлебывался от возбуждения. – А в воздухе стоял какой-то запах… Он отравлен. У меня до сих пор жжет горло.
– Дайте-ка мне посмотреть, – велел Гай.
Он заставил молодого человека открыть рот и заглянул туда.
– Да, гортань у вас воспалена. Присядьте на ступени и постарайтесь дышать ровно.
– Это было ужасно. Как будто кто-то сдавил мне горло и не дает дышать.
Я посмотрел на дверь. Замок был сломан. Видимо, охранник выбил его, когда рвался из дома наружу.
– Вы уже были внутри? – спросил я Харснета.
– Нет, только заглянул, но мне хватило одного вдоха. Все именно так, как рассказывает этот парень: такое ощущение, будто кто-то пытается вырвать у тебя горло.
Он посмотрел на Гая.
– А как вы здесь оказались, сэр?
– Я был у доктора Малтона, когда получил сообщение, – пояснил я. – Может быть, доктор Малтон сумеет помочь нам. Гай, как по-твоему, что могло случиться с воздухом?
– Есть только один способ выяснить это.
Гай достал из кармана платок, приложил его к носу и широко распахнул дверь. В нос мне ударила острая вонь, и я непроизвольно сделал шаг назад. Гай вошел внутрь. Поскольку ставни были закрыты, в доме царил сумрак, и я, оставаясь на улице, сумел рассмотреть только темный силуэт, от которого по полу разбегались еще более темные дорожки. Труп.
Гай, не теряя ни секунды, подошел к ставням и открыл их нараспашку. В окна полился свет и свежий воздух. Мы с Харснетом подошли ближе к порогу. В таверне царил сущий кавардак, столы и стулья перевернуты и разбросаны по всей зале. Темный силуэт под буфетной стойкой действительно оказался телом хозяйки. Миссис Бьюнс лежала на каменном полу лицом вниз. Чепец с нее был сорван, и длинные темные волосы рассыпались вокруг головы. Платье женщины задралось почти до подмышек, содранная нижняя юбка валялась под одним из столов. Ее полное бледное тело было наполовину обнажено, а руки связаны за спиной.
– Лопни мои глаза! – потрясенно пробормотал Барак.
Веревка так сильно впилась в запястья несчастной, что на них были видны глубокие багровые борозды. Наверное, она пыталась освободиться от пут, но узлы оказались слишком тугими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95