В бомбовом отсеке он с ужасом отпрянул, ощутив дым и шипенье. Одна из
бомб с карнагеном готова была вот-вот сдетонировать. Он проскочил дальше,
наткнувшись на штурмана, отчаянно пытавшегося вести самолет, потому что
командир лежал мертвым, а второй пилот был серьезно ранен. "Стальной
Кулак" непрерывно снижался, над ним кружил "Спитфайр". Побережье Англии
было менее чем в семи милях. Майкл приказал напуганному штурману:
- Сажайте здесь. Ну.
Человек неумело взялся за штурвал, заглушил моторы и попытался
удержать нос кверху, в то время как "Стальной Кулак", а теперь, по сути,
исковерканная птица, снизился еще на сотню футов. Майкл ухватился за
кресло командира. "Стальной Кулак" упал, удивительно мягко войдя плугом в
воду пролива, истратив наконец свою энергию.
Волны плескались о крылья. Майкл не стал ждать штурмана. Он пробежал
через бомбовой отсек назад, в середину самолета, и отомкнул входную дверь.
Времени искать спасательный жилет не было, да он и сомневался, что тот
остался целым после такого обстрела. Он выпрыгнул в холодную воду пролива
и как можно быстрее поплыл от самолета.
"Спитфайр" подлетел ниже, скользя над поверхностью воды, прошел над
Майклом и направился в сторону зеленеющей вдалеке земли.
Майкл продолжал плыть, желая как можно быстрее увеличить расстояние
между собой и "крепостью". Он услышал, как зашипела вода о нагретый
металл, когда самолет начал погружаться. Возможно, штурман выбрался, но
может быть, и нет. Майкл не стал задерживаться. Соленая вода щипала раны и
не давала потерять сознание. Гребок за гребком он отдалялся от самолета.
Когда он отплыл на заметное расстояние, то услышал шипение и бульканье и,
оглянувшись, увидел, что самолет хвостом вниз уходил под воду. Нос его
задрался, и на нем Майкл увидел нарисованного Франкевицем карикатурного
Гитлера, стиснутого в Стальном Кулаке. Если рыбы могли бы быть ценителями
искусства, у них был бы праздник.
"Стальной Кулак" стал исчезать, быстро погружаясь, потому что вода
вливалась через центральные пулеметные гнезда. Через мгновение он исчез, и
на взбаламученной поверхности появлялись и лопались большие воздушные
пузыри. Майкл отвернулся и поплыл к берегу. Он терял силы, он чувствовал,
что ему не хотелось бороться. Еще не все, говорил он себе. Еще один
гребок. Еще один, а затем следующий. Плавание брассом давалось ему явно
труднее, чем собачий стиль.
Он услышал пыхтение мотора. К нему направлялась патрульная лодка, на
носу два человека с винтовками. На флагштоке развевался британский вымпел.
Наконец он будет дома.
Они подобрали его, завернули в одеяло и дали чашку чая, крепкого, как
волчья моча. Потом не отводили от него дула винтовок до тех пор, пока не
добрались до берега и не сдали его властям. Лодка была уже в миле от
бухты, когда Майкл услышал приглушенный расстоянием взрыв. Он оглянулся и
увидел, как огромный гейзер взлетел над поверхностью воды. На дне пролива
Па-де-Кале в бомбовом отсеке взорвалась одна или несколько бомб с
карнагеном. Гейзер опал, вода на мгновение покрылась волнами, и на этом
все закончилось.
Но нет, пожалуй не все.
Майкл ступил на причал, позади которого была деревня, и стал
высматривать в проливе британский эсминец, который, как ему было известно,
должен был скоро прибыть. Он отряхнулся, и с его волос и одежды полетели
капли воды. Он ощущал себя переполненным счастьем, даже стоя под дулами
винтовок внутренних войск.
Он ощущал себя настолько счастливым, что испытывал сильное желание
завыть.


ЧАСТЬ ОДИННАДЦАТАЯ. НЕПРЕДВИДЕННЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА

1
Глаза были в красных ободках, а лицо белым как мел. Это был плохой
признак.
- Боюсь, ничего из этого не получилось, - сказал Мартин Борман. Он
прокашлялся. - Доктор Гильдебранд мертв и... план, мне кажется, не принес
плодов.
Он ждал, не будет ли прибавлено еще что-нибудь, руки его были
стиснуты в кулаки на поверхности стола. Со стены позади него сурово
смотрел Фридрих Великий.
- Нам... не кажется, что самолет долетел до Лондона, - продолжал
Борман. Он с неудовольствием глянул на другого человека, сидевшего в
комнате, седовласого с прямой спиной фельдмаршала. - То есть, нужно
сказать, что у нас нет свидетельств, что карнаген доставлен к цели.
Тот ничего не сказал. На его виске ровно билась жилка. В позолоченной
оконной раме было видно, как на Берлин ложатся сумерки 6 июня. На другой
стене были прикреплены карты Нормандии, показывавшие побережья, которые
мир скоро узнает под кодовыми названиями Ута, Омаха, Золото, Юно и Меч. На
этих картах повсюду были нарисованы красные стрелки, направленные вглубь
материка, и черные стрелки, отмечавшие отступление. "О, изменники!" -
подумал он, поглядев на них. - "Немецкие войска!"
- План окончился провалом, - сказал Борман. - По... непредвиденным
обстоятельствам.
- Нет, не поэтому, - тихим спокойным голосом сказал Гитлер. - Потому,
что кто-то недостаточно сильно верил в него. Кому-то не хватило нужной
силы воли. Приведите ко мне Блока. - Голос его стал более резким. -
Полковник Эрих Блок. Вот кого я желаю видеть. Немедленно!
- Полковника Блока с нами больше нет.
- Изменник! - Гитлер почти встал за столом. - Что он сделал? Сбежал и
отдался первому же британскому солдату, которого увидел?
- Полковник Блок мертв.
- Да, я тоже бы покончил самоубийством, если бы испортил дело так,
как он! - Гитлер встал. Лицо его покраснело и выглядело увлажнившимся. -
Мне бы следовало знать, что нельзя поручать ему ничего ответственного! Он
был неудачником, притворявшимся удачливым. Мир полон такими!
Боюсь, что полна ими в основном Германия, - сказал фельдмаршал про
себя.
- Когда я думаю про время и деньги, затраченные на этот план, меня
трясет лихорадка! - Гитлер вышел из-за стола. - Итак, Блок распорядился
собственной жизнью, так? Как же это произошло? Таблетки или пистолет?
- Э... - Борман чуть не сказал - пропеллер. Но сказать фюреру, что
произошло на самом деле, воистину значило открыть банку с червями. Тут и
немецкое Сопротивление, эти вонючие свиньи, и тайные агенты, каким-то
образом уничтожившие весь карнаген. И неприлично выглядевшее дело Чесны
ван Дорн тоже. Нет, нет! Самое лучшее оставить рассказ таким, каким его
поведали: армия бомбардировщиков разбомбила на острове Скарпа склад
топлива и боеприпасов, от взрыва которых были уничтожены химические
реагенты. Фюреру в эти тревожные времена есть еще о чем беспокоиться, не
только о действительности. - Пистолет, - ответил он.
- Ну, это сэкономило нам пулю, так ведь? Но все это время и усилия
потеряны напрасно! За такие деньги можно было изобрести пушку для стрельбы
по солнцу! Но нет, нет - Блок и его заговорщики должны были отговорить
меня от этого! Я - слишком доверчив, вот в чем проблема! Мартин, я думаю,
что, в конце концов, этот человек, возможно, работал на британцев!
Борман пожал плечами. Иногда лучше было позволить ему верить в то, во
что ему хотелось. Так с ним было легче общаться.
- Мой фюрер, - фельдмаршал показал на карты Нормандии. - Если бы вы
могли, пожалуйста, обратить ваше внимание к текущей ситуации, вы бы
увидели, что здесь британцы и канадцы продвигаются к Касне. - Там, - он
коснулся другого участка на карте, - американские войска движутся к
Карентану. Наши войска слишком растянуты по всему фронту, и потому не
способны справиться с обеими проблемами. Не могу ли я спросить вашего
мнения по вопросу: какими дивизиями перекрыть эту угрозу?
Гитлер ничего не сказал. Он стоял, упершись взглядом не в карты, на
которых демонстрировалась борьба не на жизнь, а на смерть, а в свою
коллекцию акварелей, на которых крались воображаемые волки.
- Мой фюрер, - настаивал фельдмаршал. - Что же нам делать?
На лице фюрера дрогнула жилка. Он отвернулся от рисунков, подошел к
столу и выдвинул верхний ящик. Полез в него, и рука его извлекла нож для
разрезания конвертов.
Он прошел назад к рисункам, глаза его остекленели, походка стала как
у лунатика, и пронзил лезвием первый рисунок, разодрал сюжет с сельским
домиком сверху донизу, а с ним и волка, спрятавшегося в тени. Лезвие
проткнуло вторую акварель - с горным потоком и волком, кравшимся за
скалой.
- Ложь, - шептал Гитлер, раздирая холсты. - Ложь и обман.
- Мой фюрер? - спросил фельдмаршал, но ответа не было.
Мартин Борман отвернулся и отошел, встав у окна, выходившего на
Тысячелетний Рейх.
Лезвие раздирало третий рисунок, на котором волк спрятался среди
лужайки с белыми эдельвейсами.
- Все - ложь, - сказал человек, голос его был напряженным.
Лезвие ходило туда и сюда, клочья холста падали на начищенные
ботинки.
- Ложь, ложь, ложь...
Вдалеке завыла сирена противовоздушной обороны. Ее вой вибрировал над
разбитым городом, затуманенным пылью и дымом от предыдущих бомбовых
налетов. С востока надвигалась ночь.
Гитлер уронил нож на ковер. Зажал ладонями уши.
Край города осветила бомба. Борман приложил к глазам руку, чтобы эта
вспышка не мешала ему смотреть. Пока Гитлер стоял, дрожа, над останками
своих видений, валяющимися у него под ногами, фельдмаршал прикрывал рот
ладонью, сдерживая в себе крик.

2
Колокола Биг-Бена вызванивали одиннадцать часов. Майкл Галатин
размышлял, что кое-где это время известно как час волка. В данном случае,
однако, это было одиннадцать часов солнечного утра середины июня, и даже
волку надо было быть осторожным с лондонским уличным движением.
Он наблюдал за этим движением из окна, выходящего на Даунинг-стрит;
автомобили двигались по набережным Темзы, вливаясь в водоворот
Трафальгарской площади. Он чувствовал себя свежим и оживленным. Так было
всегда после встречи со смертью и ее поражения, по крайней мере на
какое-то время. На нем был темно-синий костюм, белая рубашка и голубого
рисунка галстук, а под одеждой у него ребра были стянуты лейкопластырем.
Рана на ладони была еще забинтована, а бедро причиняло боль, но он был в
порядке. Он опять будет бегать, так же, как всегда.
- О чем ты задумался? - спросила она, подходя со спины.
- Ах, какой сегодня чудесный день, я рад, что вышел из госпиталя.
Дни, похожие на этот, не кажутся такими хорошими, когда лежишь в постели.
- Я бы сказала, что это зависит от постели, а как ты?
Майкл повернулся к ней. Чесна казалась посвежевшей, на лице ее не
было морщинок, которые наложила боль. Ну, возможно, некоторые все же
остались: такова жизнь.
- Да, - согласился он. - Я бы, конечно, тоже.
Открылась дверь, и вошел крупный большеносый человек в форме капитана
Королевских военно-воздушных сил. Волосы у Лазарева отросли и он оставил
бороду, хотя сейчас она была опрятно расчесана. Он был чище мыла, и даже
пахло от него мылом. Левая рука и плечо под курткой ВВС были залеплены
пластырем, пластиковая заплата скрепляла разбитую ключицу.
- Привет! - сказал он, радуясь, что видит их. Он улыбался, и Чесна
осознала, что по-своему, в своем грубоватом роде, Лазарев был очень
красив. - Прошу прощения, что опоздал.
- Ничего. Мы явно не на военном положении. - Им было назначено прийти
ровно к одиннадцати часам. - Раз уж заговорили о войне, вы что, записались
в Королевские ВВС?
- Ну, я - все еще офицер русских военно-воздушных сил, - ответил он
на родном языке, - и как раз вчера мне присвоено за заслуги звание
капитана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106